POV Bill
Когда мы вернулись со студии домой, меня буквально переполняли эмоции. Пока Том валялся на кровати, болтая с кем-то по телефону, я раскрыл свою тетрадь. Внутренний перфекционист заставлял серьезнее взяться за наш ещё сырой музыкальный материал. Мы начали хорошо, и это радовало! Я даже вошел в некий азарт, желая продолжить начатое. Когда Том прекратил пустую телефонную болтовню с друзьями из параллели, то неохотно поддержал мою идею порепетировать еще, а заодно взяться за мои свежие записи.
– Нет, Том, это хрень полнейшая, давай-ка наиграй мне ещё раз, – я махнул рукой в сторону брата, державшего на коленях гитару.
– Что опять тебе не так? Моя мелодия прекрасно ложится на наш текст, слушай еще раз – Мы-ы-ы были до смерти влюблены, это убива-а-е-ет меня, ну... – Том заиграл, криво напевая, словно демонстрировал, что он прав.
– Надо подумать.
– И в кого это мы до смерти влюблены, и что там тебя убивает? – Том ухмыльнулся, задев языком пирсинг, чем снова выводил меня из себя.
– Отвали, не мешай мне собираться с мыслями.
В дверь постучали, и в проеме показался отчим.
– Мальчики, идите ужинать.
Мама, естественно, похвалила нас с Томом за то, что мы с группой прошли первое прослушивание. Я лениво тыкал вилкой в предложенный ею картофельный салат и пропускал мимо ушей различные светские беседы членов моей семьи. Первым вышел из-за стола отчим, удалившись в спальню и оставив нас втроем.
– Кстати, видела сегодня вашу подругу в музее, – сказала мама.
– Кого это? – поинтересовался я.
– Шарлотт. Она была на выставке с одним моим бывшим студентом.
– А он случайно не высокий тип в шляпе? – я криво ухмыльнулся. Пожалуй, пора навести о нем кое-какие справки, раз мама его знает. Бывший студент. Моему любопытству уже нет предела, хоть я и не имею к этому парню никакого отношения.
– Да, он.
И мама рассказала о нем. Некто Эммерих Даубер Мейендорф. Довольно талантливый художник, нередко представляющий свои картины на выставках, работает по направленностям архитектура и философия. Племянник ректора. Из довольно обеспеченной семьи. Это интересно, раз бросил универ с такими-то связями. Сам продает на закрытых аукционах свои картины за круглые суммы в евровом эквиваленте. Все ясно, богатенький выскочка. Отчислен за... А здесь уже интереснее. Моя мать точно не осведомлена – или молодой человек сам забрал документы три года назад, бросив учебу, или дело дошло до увлечения наркотиками.
Я молча слушал и укладывал в голове полученную информацию. Что ж, если Шарлотт с ним встречается, значит, испытывает чувства. Правильно, что такая лишняя деталь, как я, забыл в этой полноценной картинке? Я лишь друг и не больше, хоть внутри меня все яро протестовало этой истине. Нервно сглотнув, я крепче сжал вилку в своей ладони.
– Что, у нашего Ромео появился соперник? – Том откинулся на спинку стула и глянул на меня.
– Заткнись, – раздраженно бросил я.
– Мальчики, не ссорьтесь, – мама встала из-за стола и стала убирать посуду.
Я ушел в свою комнату, стараясь забыть все недавно услышанное, но столкнулся с проблемой – ничерта не получалось. Сжав ладонь в кулак, я сбросил со стола стопку книг, и она с грохотом упала на пол.
– Э! Ты что там делаешь? – послышался стук в дверь и встревоженный голос брата.
– Просто отвали и иди куда шел! – выкрикнул я и следом скинул наушники и плеер со своей скомканной постели.
Плюхнувшись лицом подушку, стал размышлять о том, что должен делать. А должен ли? Не проще ли оставить все как есть? Нет, моя милая, я не оставлю тебя в покое. Просто не знаешь, с кем ты связалась – я докажу, что этот художник точно тебе не пара. Он на семь лет тебя старше, черт возьми! Навязчивые мысли преследовали меня, как хищник жертву, и, к сожалению, ощущал я себя ни кем иным, как жертвой. Но сдаваться я не собирался и тем более не собираюсь! Просто нужно остыть... На горячую голову адекватные идеи не приходят. Воображаю себя героем какой-нибудь мыльной оперы, оказавшимся в любовном треугольнике... Какая глупость. Но тут даже и треугольника нет – я – Билл Каулитц, простой ученик средней Магдебургской школы, а он – Эммерих Мейендорф, циничный богатый художник со связями и признанием в мире искусства. И мы с ним даже не знакомы. Да уж, серьезный «соперник». Точно, надо остыть.
***
Я вышел из кабинета математики самым последним. Том сразу же убежал к очередной девушке, ждавшей его возле подоконника в коридоре. А вот на месте моей соседки за партой была пустота. Писать своей «подруге» я не решился. Придет, куда денется. За пропуски у нас достается нехило, пусть помучается, – со злорадством подумал я.
Дабы скоротать время на перемене, я вышел на крыльцо, чтобы закурить, предварительно накинув на себя куртку. Баловаться этим в туалете было плохой идеей – в этом мы с братом убедились еще год назад. Нас быстро поймал завуч и приволок в кабинет директора. И от родителей мы отхватили нехило, особенно от Гордона. С тех пор улица и холодный ветер служили лучшей зоной для курения. Когда я затянулся в третий раз, в поле моего зрения появились знакомые фигуры. Шарлотт вышла из машины вместе с этим типом.
Кошки на душе тут же заскребли при виде того, как этот парень открыл девушке дверь, а затем припал губами к ее руке. Я затушил сигарету, придавив окурок подошвой кед. Последовал за девушкой таким образом, чтобы она меня не заметила. Затем она остановилась возле своего шкафчика, роясь в нем.
– Что, веселая ночка была? – я решил нарушить молчание, встав позади девушки.
Шарлотт неторопливо обернулась, держа в руках учебник. И судя по недоброму выражению лица девушки, книга вполне могла стать оружием, но меня это не пугало.
– Это так теперь звучит приветствие с твоих уст, да? – непонимающе отозвалась она.
– Почему тебя на первом уроке не было? – я подошел ближе.
– Чтобы ты спросил.
– Ну и как тебе этот мажорик? Он уже в твои таксисты записался? А может, в личные экскурсоводы по музеям? – я оперся одной рукой о дверцу соседнего шкафчика, таким образом нависая над девушкой.
Шарлотт саркастично усмехнулась.
– Ну и кто тебе меня сдал, юный следопыт? Мама? Агнет?
– Правильный вариант – первый.
– Тебе больше делать нечего, как за мной следить?
– Вы встречаетесь? – я не отступал.
– Ты от меня отвянешь, если я скажу «да»? – Шарлотт гневно сверкнула взглядом.
– Спорный вопрос, – усмехнулся я.
– Окей, раз до тебя с первого раза не доходит, скажу, – отчеканила девушка стальным голосом, – хватит уже ходить за мной и задавать тупые вопросы. Это не твое дело, – она толкнула меня в грудь, но я тут же задержал ее руку.
– А раньше ты говорила со мной по-другому. Неужели этот отчисленный выскочка успел тебя так испортить? – я поймал ее испуганный взгляд.
– Может, хватит играть в ревнивого мальчика? Думаешь, пару раз пообжимались, то все, вместе навек? Не угадал. Твой брат, например, времени в одиночку не теряет, найди себе тоже какую-нибудь телку и потрахайся уже наконец! А меня оставь в покое и забудь, что было той ночью! – Шарлотт вырвалась из моей хватки и замерла. А глазки-то забегали.
– А если я этого не хочу?! – взорвался я.
– А
чего ты хочешь, Каулитц? Выйди уже из своей роли, а то переигрываешь. И не смей на меня орать, если снова не хочешь получить по своей смазливой крашеной морде.
Я скривил губы в усмешке, больше напоминающей оскал.
– Просто скажи, чем он лучше меня. То, что у него есть бабло и тачка?
– То, что он адекватный в отличие от тебя, и не задает кучу тупых вопросов.
– Да ты хоть знаешь, почему его из универа отчислили? – я упорно гнул свою линию.
– Если ты сейчас же не прекратишь, я отчислю
тебя из своей жизни, – девушка тыкнула указательным пальцем мне в грудь, – отвали уже от него и угомонись наконец! Что тебе неясно?
– Это у тебя вряд ли получится, – «мило» улыбнулся я.
– Не беспокойся, я найду выход.
– А я не знал, что тебя можно так легко купить, Лотти. Со мной ты была куда более искренней той ночью, а сейчас изображаешь из себя недотрогу, – я игнорировал все слова девушки и стоял на своем.
– Значит утешайся этим, сколько тебе вздумается, и оставь меня и Эммериха в покое. Сколько еще раз повторить?
– А если нет? Только вот он точно тебе не пара, – я коснулся ладонью лица девушки, большим пальцем проведя по подбородку, отчего она буквально застыла, как каменная скульптура. А затем вырвалась, как испуганная уличная кошка из рук прохожего.
– А кто пара? На себя что ли намекаешь? Ты не много ли берешь? – девушка сдвинула брови к переносице, чем вызвала у меня тихий смешок.
– Мыслишь верно, но как-то медленно до тебя это доходит.
– Почему тебя так волнует моя личная жизнь?
– Хочу, чтобы ты была осторожна.
– А я хочу, чтобы ты от меня отстал и не поучал меня жизни. Ты мне не мать, не муж, не брат и не отец, – бросила Шарлотт.
– А я не хочу отставать. Насколько помню, я теперь в статусе «друга», поэтому пользуюсь этим правом, – показал в воздухе кавычки пальцами и мило улыбнулся.
– Будешь дальше сворачивать мою кровь? Это так теперь поступают «друзья»? – съехидничала девушка в ответ и повторила мой жест.
– Я не любитель садизма, но ради тебя – буду.
– Что мне сделать, чтобы ты от меня отвалил и шел по своим делам, а? – девушка покачала головой из стороны в сторону.
– Я тоже тебя люблю, Лотти.
– Ну все, блять, ты меня достал! – она со всей силы хлопнула дверцей шкафчика, едва не прищемив мне палец.
Я вовремя увернулся, убрав руку. Но не растерялся, сыграв на опережение – только девушка рванулась прочь, схватил за оба тонких запястья и притянул к себе. Книга из ее рук выскользнула и стукнулась об пол.
– Я не договорил.
– А я договорила. Отпусти меня, – девушка прожигала меня гневным взглядом. Вместо этого я лишь усилил хватку.
Нет.
– Я-то как раз настоящий. А играешь роль здесь ты, – низко произнес я.
Девушка замолчала, явно обдумывая, чем бы ответить. Моргает часто, поджимая сухие губы. А я слежу за каждым движением, словно мне это доставляет запредельное удовольствие. Таращится куда-то сквозь меня, закрывшись невидимой броней. Дергает левой рукой. Наверняка размышляет о том, что для меня недосягаемо.
Что творится в твоей голове?
– Я ничего не играю, – быстро, рвано. С частинкой дрожи в голосе, – А вот у тебя, похоже, паранойя.
– Ты врешь, – каждое слово мимо ушей.
Шарлотт задергалась, являя мне силу, сокрытую в худом теле. И не желала мириться с моим превосходством, издав какой-то нечленораздельный звук. Начала вырываться и впечаталась спиной в дверцу шкафа, отчего та громко лязгнула железом. От такого «столкновения» несколько прядей упали девушке на лоб. Интересно, сколько учеников сейчас пялятся на нас?
– Отпусти меня... Отпусти меня, долбанный кретин! – голос повысила.
– А если я не хочу?
Толкается. Не отступаю. Но за какую-то жалкую долю секунды теряю бдительность, чем девушка тут же пользуется, желая «отомстить». Вырвав одну руку из моей хватки, больно ударила в плечо, всхлипнув.
– Я... Тебя... Ненавижу, – шепотом.
Лжешь.
Щеку обожгло раскаленным алюминием, в глазах на секунду помутнело от удара. Я склонил голову влево, уставившись в пол. Когда поднял глаза, передо мной была только лишь захлопнутая дверца цвета ядовитого апельсина. Даже не захотел прикладывать ладонь к пострадавшей от пощечины коже, сглотнул и врезал кулаком по этой самой дверце. Тихо усмехнулся себе под нос, впадая в ступор от абсурдности всей ситуации. Не удался разговор, не удался. В который раз мы уже ссоримся? Уже со счету сбился. Хотя, это даже не ссора. Это уже полноценное противостояние неизвестному врагу.
Только вот где он, этот враг? Кто он?
Сжав лямку рюкзака до побеления костяшек на руке, я двинулся в класс. И занял последнюю парту, где мне бы никто не помешал думать над текстами песен. На нудный урок я точно не настроен. Голова словно погрузилась в кипяток, ладони вспотели, дыхание сбивалось. Шушуканье одноклассников и вовсе выводило из себя окончательно. Том и Шарлотт как обычно уселись вместе, а позади – их общая рыжая подружка с раздражающим смехом.
Правильно, да, молодцы. Я не мешаю, я растворился. Веселитесь на здоровье.
Уронив голову на скрещенные на парте руки, выдохнул. Негативные эмоции – тоже топливо для творчества. От своей мечты отказываться ни в коем случае нельзя, как бы больно, гневно, грустно и тревожно мне не было. Я даже в этом суматошном вихре чувств смог увидеть кое-какие строки. Пока не забыл, надо записать. А то жаль будет, если такой порыв просто сотрется из моей памяти. И мне будет совершенно наплевать, если Том и Гео с Густавом будут подшучивать, мол, Билл, что за сопливую херню ты пишешь? А я отвечу коротко и ясно – потому что так чувствую.
***
POV Charlotte
Сначала человек терпит. Для меня такое терпение похоже на воздушный шарик. Вода в воплощении различных перепалок наполняет этот шарик до отказа. Затем он в один прекрасный момент лопается. Когда последняя капля упала в этот шарик, произошел взрыв. Злость закипала во мне, как на горящем котле.
Я тоже тебя люблю, Лотти.
Да пошел он к чертовой матери! Что этот чертеныш себе позволяет? Наглости ему точно не занимать.
Бесишь!
Слава богу, учебный день пролетел быстро, и я направилась домой, морщась от морозного ветра. Десять пропущенных со вчерашнего вечера звонков от тети тоже не сулили ничего хорошего.
– Как это понимать? Почему ты ничего не сказала мне? Я вся извелась, пока пыталась до тебя дозвониться! – она налетела на меня буквально с порога, когда я вешала на крючок в прихожей свою куртку.
Я слегка махнула рукой, демонстрируя нежелание разговаривать. Ни с кем не хочу разговаривать! Почему всем есть дело до моего жалкого существования, что я то и дело выслушиваю в свой адрес по двести тысяч назойливых вопросов в день? Но моя родственница сдаваться не собиралась – пришлось выдать все пароли и явки. Ну, почти все.
– И что же, вы теперь встречаетесь? – интересно, существует ли какое-то единое пособие, откуда моя тетя вместе с Биллом берут эти вопросы?
– Мне он нравится как человек. С ним интересно. А главное, он меня понимает, и я чувствую себя хорошо рядом с ним, – я грела замерзшие руки о чашку с горячим чаем.
– Ну, слава богу я услышала что-то вразумительное. А с близнецами ты как? Что, не дружите больше? – фрау Этингер поставила на стол тарелку с печеньями.
– С Томом общаемся. С Биллом – нет.
– А что так? Поссорились?
– Я с этим придурком не хочу иметь ничего общего, – отрезала я. Аж передернуло, и кипяток едва не плеснул на кожу.
– Ты же ему нравишься.
– Вы что, сговорились все? Я не хочу говорить об этой крашеной язве. Пошел он к черту! – я звонко стукнула кружкой о стол.
Тетя развела руками и запричитала о том, что нам обязательно нужно помириться. Нет уж, пошёл бы этот мелкий Каулитц куда подальше. Не хочу его ни слышать, ни видеть. Ненавижу!
Я отправилась в свою комнату, где тут же занялась эскизами. Глубоко вздохнув, взяла самый мягкий карандаш и заскользила им по листу. В голове крутился лишь один образ, который я так жадно хотела увидеть под скрежет графита – ниспадающие на лицо каштановые пряди, острый подбородок, причудливый нос с горбинкой, взгляд будто бы исподлобья. Но я знала, что он излучал добро и некую загадку. Светился малахитовым огоньком, даря спокойствие. Если мои рисунки когда-нибудь и будут найдены и выставлены в музее, то все сразу распознают мой почерк – все черно-белое, серое, кроме глаз. Они обязательно должны быть цветными, потому что в них отражается внутренний мир, второй дом человека под названием душа.
И полная свобода. Творчество было моим домом, где можно делать все, что заблагорассудится. Как интересно, но моя фантазия подкинула мне того, кто усмирял в сердце любые штормы и бури, заглушая их штилем. Беззвучным, и в то же время оглушающим. И мне нравился этот образ, который усиливал во мне желание творить и развиваться. Он поверил в меня, назвав меня талантливой – я чувствовала, что это не пустые слова, сказанные для приличия бывшей преподавательнице. Взрослый изумрудный взгляд, направленный в сторону, замутненный клубом табачного дыма. Изящная рука с поблескивающими на свету перстнями ложится на клавишу пианино, вызывая протяжный звук. Спутанные волосы прячутся под шляпой, струятся по плечам мягкой волной. И это незабываемый кайф, который мне хочется испытать еще раз. Чтобы отключиться и исчезнуть в другой реальности. Там намного лучше, чем здесь. И там понимают меня. Там тоже живут за стенами, и за ними безопасно, тихо...
Я улыбнулась собственному творению, которое раскрылось на желтоватом полотне, как целый сюжет – Эммерих, пианино, дым. Легкий туман, заполонивший комнату. Музыка, что немым звучанием доносилась с рисунка, словно отражала то, что сидело годами во мне и боялось пошевелиться – служила другом в полном одиночестве, голосом, когда слова растворялись в тишине, радостью, сменившую затянувшиеся отчаяние и неуверенность.Тянула за собой и завлекала в танец –
теперь этот бал только для нас.
You fall awake again
Подобные образы в древности называли музами. Так же назвал меня и Эммерих, что невероятно польстило мне. Закрыв скетчбук, я устало плюхнулась на кровать, все еще улыбаясь своим мыслям и пребывая в легкой эйфории. Телефон известил меня о пришедшей смс.
Знаешь, я придумал, как буду тебя называть. Шэри. Мон Шэри. Это как на французском Mon Cherie...
Губы поджались в кривой усмешке. Боже, как только не перевирали и не сокращали мое многострадальное имя – и Шар, как звал Том, у Билла это было Лотти, и получалось в итоге нелепое «Шарлотти». А самое лучшее – в детдомовские времена, в первой школе. Там я была «Шарлотка Романова». О том, что я полукровка, знали многие, причем неясно каким образом. Вот и придумывали тупые прозвища. Кто-то говорил, что на родине моей мамы готовят такой пирог из яблок. Увы, я его никогда не пробовала. А теперь вот... «Шэри». Вот счастье-то, а.
А кто такая мон шери эта твоя?
Нажимаю стрелочку и жду ответ. В языках я особо не разбираюсь...
Моя вдохновительница. Ты.
Спасибо. Ты тоже мой вдохновитель. А можно я буду называть тебя... Эми?
Можно. Так меня называли мама и братья.
Спасибо тебе еще раз за вчерашний вечер и за то, что разрешил переночевать. А потом до школы подвез. Мне было очень приятно.
Взаимно. Можем как-нибудь повторить. Увидимся завтра в художке? Я покажу тебе, как делать линии на перспективе, если хочешь.
Конечно хочу. Ты же знаешь, я полный профан в этой твоей архитектуре ;)
Еще несколько сообщений – теплых и приятных, и в завершении «Доброй ночи».
Как хорошо. Тепло, уютно. В скетчбуке появляются стихи и записи – только там это будет сокрыто. Только для меня оно будет звучать приятной, успокаивающей колыбелью...
Я закрываю глаза, позволяя Морфею забрать меня в свое царство. И надеюсь увидеть красивые сны. В которых обязательно будут малахитовые глаза...
