POV Bill
После урока я оторвался от тетради с песнями, придумывая слова для последних строк. Мотив мне был предельно ясен, сложившись голове, и я ненавидел, когда какая-нибудь маленькая нескладность портила все произведение.
Над крышами так холодно
И так тихо
Я замалчиваю твое имя, потому что его сейчас
Ты не хочешь слышать.
Пропасть города поглощает каждую слезу, что падает…
… А дальше не мог сообразить.
Надо будет спросить Тома, он всегда у нас отвечает за импровизации и случайные идеи. И благодаря этому результат, как обычно, получался очень даже неплохим. Но сейчас братец был занят, воркуя с рыжеволосой девушкой. Что ж, постараюсь справиться сам и не отрывать его от очередного пик-апа.
Навязчивая идея закончить куплет не собиралась покидать мир моих мыслей, и чтобы придумать хоть что-то сносное, я решил выйти в коридор. Густава в поле своего зрения я тоже не находил, и это немного расстраивало. Может, он чего-нибудь бы мне подсказал.
По школе в последние два дня прокатывались тупые слухи и разговоры о нашем выступлении. Краем уха я ловил различные возгласы, обсуждения, мнения. Рихтер, стало быть, все тут же разболтал своим дружкам из параллельных классов, что теперь одно мое появление в столовой порождало смешки и издевки. Вот какого черта Том его позвал на наш концерт?
— Да над этим педиком Каулитцем все угарать будут, вы видели его вообще, особенно на сцене? Те трое еще нормальные, но ээээтот! Еще прическу как у чучела сделал, в разные стороны перья торчат, во умора!
— Если они и выбьются на сцену, его тут же какой-нибудь рэпер трахнет, такая куколка завидная. Глазки, волосики, ноготочки, все как у бабы.
— Погоди погоди, он разве не по этой сиротке сохнет, не? Как ее там, Шарлотт?
— Да она с ними обоими трется постоянно, там видимо своя групповуха, — снова смех, бьющий по затылку отбойным молотом.
— Ну это чучело сиротка вроде продинамила, он ходит теперь грустит, а вот с Томасом они вроде как вместе, или я не знаю. У него бабы долго не задерживаются.
— Будь я на ее месте, я бы тоже продинамил! У этой телки среднего рода хотя бы член есть?
— Небось ходит сейчас, сочиняет песни про разбитое сердце и прочую слащавую херню. Посмотрим, поржем, чего уж!
— Ну только по кабакам им и шариться, самое то! А название-то какое, сейчас уржетесь, парни — Токио бордель, — деловито изрек Рихтер, и его компания тут же разразилась смехом.
— Погоди, разве не Хотель? — возник один парень за столом.
— Хер его знает, мне так больше нравится! — отмахнулся Рихтер.
И снова заржали. Когда я находился в очереди за желанным обедом, зашушукались за мной девушки:
— Ох, Томми просто ходячий секс! Он так перебирал струны на своей гитаре и улыбался нам в первом ряду, я чуть не упала!
— У тебя есть Карл, угомонись, Лесли!
— Томми красивее, ничего ты не понимаешь!
— Да он уже полшколы перетрахал, а ты, видимо, под эту акцию не попала?
Не знал, с чего мне смеяться, с чего злиться, с чего плакать. Я просто был убежден в том, что все эти люди говорили то, о чем думали, являя свое истинное лицо. Должно быть неприятно — я и гомик, и педик, и куколка, и детка, кем только меня не называли. Однако я все это игнорировал и упорно стоял на своем — я никогда не изменю своему стилю. Пусть буду выглядеть как «гомик», и родителям будет сто раз прилетать от директора и классной за мой внешний вид, но именно так я чувствовал себя
собой. И вопреки идиотским слухам, с ориентацией у меня все хорошо.
Помню, три года назад меня подкараулили за школой, чтобы сделать «нормальным». Слава богу, рядом оказались Том и Шарлотт. Если в своем брате я ни на секунду не сомневался, то хрупкая на вид девчушка удивила — никогда бы не подумал, что она умеет красиво прописать обидчику локтем под ребра, а затем в нос. Даже стыдно стало тогда — меня защитила девчонка, в пятнадцать-то лет.
Ну вот, снова я вспомнил о ней. А вообще, вспоминал часто, невольно прокручивая в голове наше прошлое, вырывая отдельные картинки из памяти. Мне стало не хватать этой местами робкой, но в то же время безбашенной девчонки. Мы изменились. Отдалились. Почти не общались, как раньше. Словно никогда друг друга не знали, и это ужасно. Все перевернулось с ног на голову слишком резко. Я знал, что у подруги семейные проблемы. Знал о ее вредном пристрастии, новоиспеченном спутнике, и ничего не мог с этим сделать. Девушка злилась, убегала от меня, я тоже злился. Мы ссорились, потом с натяжкой мирились, а потом все заново. Стали слишком далеки, даже когда стояли рядом на расстоянии вытянутой руки. Шарлотт перестала улыбаться, разговаривать со мной, с Томом. Почти со всеми. Прожигала безжизненным взглядом и прятала ненакрашенное лицо в ладонях. Как же я скучаю по ней прежней… Я хотел помочь, но мне мешал ее барьер и мнимая самостоятельность. Знал, что что-то не так. Сейчас девушку зачем-то вызвали к директору.
— Билл! Билл! Братан! — ко мне подлетел довольный Том, и я думал, что сейчас он меня просто снесет с ног. Прямо опешил.
— Чего ты орешь, как бешеный?
— Родоки Георга свалили, и сегодня он устраивает вечеринку у себя дома! Будут девчонки с его универа, ну и так, знакомые! Густав пойдет, мы тоже приглашены, и Гео разрешил еще кого-нибудь позвать! Я тут пару цыпочек уже прихватил. Ну, круто же? — брат улыбался во все тридцать два и тряс меня за плечи.
— Ага, круто, — бесцветно буркнул я.
— Ну чего ты бубнилку опять включаешь? Неужели не хочешь развеяться, отдохнуть от этой долбанной школы и дебильных уроков?
— Хочу, но ты же знаешь, я не люблю все эти вечеринки.
— Да хорош тебе занудствовать! Я кстати, Агнет тоже позвал, она классная штучка, — Том поддел языком пирсинг, хитро усмехаясь, — И Шарлотт прихватим, ну?
— Не думаю, что это хорошая идея, — ответил я.
— Слушай, да задолбали вы уже грызться между собой, а! Пара коктейлей, теплый разговорчик, и вы снова друзья навек, Билл, не тупи! — брат несильно толкнул меня в бок.
— Мы с ней больше не друзья! — гневно выпалил я.
И понял, что противоречить бессмысленно. Значит, сегодня идем на вечеринку. Когда я снова погрузился в свои мысли, брат уже ржал с парнями невдалеке. Я отошёл подальше, прижавшись к стене. Толпа школьников засуетилась, видимо, урок скоро начнется. Решил последовать в класс, как что-то привлекло мой взгляд. Точнее, кто-то. Шарлотт двигалась практически мне навстречу, как будто пьяная — ее шатало из стороны в сторону, но она тут же выравнивала свой шаг. Еще секунда — и девушка просто упала навзничь. Ее сумка с тихим шорохом прокатилась по полу, толпа вокруг начала удивленно вздыхать, но большинство учеников оборачивалось и проходило мимо. Я незамедлительно подбежал к девушке, толкая всех на своем пути. Опустившись рядом, пару раз хлопнул по холодной щеке. Кожа бледная, почти синяя, глаза плотно закрыты. Ученики зашептали, зашушукались, тут же ко мне подлетел Том.
— Че это еще за хрень? Что с ней? — ахнул он.
— Откуда я знаю?! — на грани паники вскричал я, судорожно нащупывая пульс на хрупкой руке и прокручивая в голове всевозможные варианты. Если это передоз, то надо немедленно вызывать скорую.
Брат потянулся к девушке, чтобы донести ее до медпункта.
— Отвали, я сам справлюсь! — остановил его я.
— Ты не утащишь, я сильнее.
— Я сам позабочусь о ней, слышал? — шикнул я, — Помоги мне только ее приподнять, ну.
Этот порыв, хоть и дружеский, заставил меня гневно посмотреть в сторону Тома и даже по-настоящему разозлиться. Мало того, что он обозвал меня слабаком, так еще хочет и здесь меня опередить, показав свою «важность». Я справлюсь сам! Взял девчонку на руки и кое как стиснул меж пальцев лямку ее сумки. И отметил про себя, что Лотти довольно легкая. Еще сильнее похудевшая, с нездоровым оттенком кожи. От прежней Шарлотт не осталось практически ничего. Эта — холодная, дерзкая, порой нахальная и бесстыжая. Почти неживая…
До медпункта мы добрались быстро. Урок уже начался, а мне было совершенно безразлично. Медсестра начала ощупывать пульс Шарлотт, позвала свою помощницу. Я устало опустился на стул рядом с кушеткой, на которой расположил девушку. Работницы зашептались между собой, порождая кашу из различных звуков. Осматривали, стянули кофту, расстегнули рубашку пациентке, водили стетоскопом, а мне пришлось тактично отвернуться. Старшая медсестра присела за стол, стала что-то записывать размашистым и непонятным почерком, спрашивая меня о состоянии девушки, и я невнятно отмахивался. Тревога била в груди отбойным молотком, даже в глазах мутнело, на что я нервно сжал свою сумку. Грохот значков разнесся по всему кабинету, пропахшему препаратами. От этого запаха я невольно морщился.
Глупая. Как ты не понимаешь, что в одночасье ты угробишь этим саму себя? Почему отталкиваешь меня и упорно стоишь на своем, совсем не зная о том, что дорожка, выбранная тобой, ведёт в пропасть? Почему прячешься за непробиваемой стеной напускной гордости и мужественности? Дай мне шанс, так будет легче. Я обещаю, что не подведу тебя.
Резкий звук чиха заставил меня невольно вздрогнуть. Шарлотт приняла полусидячее положение, морщась от запаха баночки с едким спиртом, поднесенной медсестрой. Вторая работница тут же подлетела к пациентке, снова осматривая. Когда Шарлотт свесила ноги с кушетки, я встретился с ее испуганным и непонимающим взглядом.
— А ты что здесь делаешь…
Я не успел ответить, как медсестра зашелестела бумагами и стала что-то писать в справке.
— Вы хорошо питаетесь?
— Нет, — бесцветно буркнула Этингер.
— Вам нужно употреблять больше белково-углеводной пищи и витаминов, — работница протянула маленькую бумажку с рецептами, — Относитесь внимательнее к своему организму, если не хотите дальше падать в голодные обмороки. Иначе вы просто не справитесь с нагрузками, как умственными, так и физическими, это чревато осложнениями.
Расстегнутые верхние пуговицы на рубашке девушки открывали моему взору небольшую грудь под белым кружевом, хоть и вполоборота. И я всеми силами старался не смотреть туда, судорожно прогоняя дурацкие желания, жаркой волной приливавшие к мозгу и сплетению в районе ширинки. Шарлотт смотрела в одну точку перед собой, явно не задумываясь о словах медсестры. Затем нервно дернулась и быстро застегнула все пуговицы. Во рту у меня моментально пересохло, в джинсах ощутимо стало теснее. Однако я понимал, что откровенно пялиться на девушку при ее состоянии и невольно возбуждаться — аморально. И к тому же, она принадлежала не мне, а этому чертовому Мейендорфу. Это сносило мне крышу еще больше.
Взяв справки, девушка прижала к груди свою сумку и вышла из медпункта. Я последовал за ней.
— Не слышу твоего «пламенного» спасибо, — подметил я.
— Ага, спасибо. Мне уже лучше. А теперь можешь от меня отвалить наконец? — бросила Шарлотт с ехидством.
— Ты слышала, что медсестра сказала?
— Тебе не похер ли? Все успел рассмотреть, когда на меня пялился?
Я почувствовал, как моментально покраснел, как вареный рак, затем сглотнул.
— Ты угадала, как раз мой любимый размерчик, — решил ответно съязвить.
– И что, у тебя встал, да?
— Прекрати сейчас же, — я подлетел к девушке и схватил ее за за руку, прижав к стене. Терял контроль над собой, изнемогая от бешеного пламени, горящего под ребрами.
— Отвали от меня, долбанный извращенец! — завопила она, моментально вырвавшись.
Я автоматически ринулся за ней, вбежав в женскую уборную. Девушка поставила свой рюкзак на раковину, быстро роясь в нем.
— То, чего ты ищешь, там уже нет, — я вырвал из ее рук рюкзак, и в следующую секунду он грохнулся на пол.
— Где… КУДА ТЫ ИХ ДЕЛ?! — истошно заорала Шарлотт.
Пока она была в отключке, я нашёл пару проклятых пакетиков с веществами и, ненадолго отлучившись, просто уничтожил их в ближайшей уборной.
— Это не выход, слышишь меня?! Ты должна прекратить это!
— Тебе какая разница?! — крикнула девушка, уже будучи невменяемой. Казалось, еще секунда, и она выцарапает мне глаза. Неистовый страх окутал мое сердце ледяной рукой, и я решил действовать на опережение, заломив оба запястья у девушки над головой.
— Ты серьезно не понимаешь, что вредишь себе? Посмотри на себя, в кого ты превратилась! — я рывком подвёл ее к зеркалу, в которое она уставилась безжизненным взглядом.
То, что произошло дальше, должно было ужаснуть меня, но я не шелохнулся. Истерический смех прокатился громом по мозгам, отскакивая от бледных кафельных стен и содрогнул воздух в пространстве.
— Оооо, неужели ты заговорил как мой отчим? Ха-ха-ха-ха-ха… Если уж я такая плохая, какого хера ты таскаешься за мной?! Почему ты просто не отстанешь от меня, а?!
Я не мог пересилить себя. Не мог поднять руку, заставив ее проснуться, прогнать чертового беса, управляющего моей подругой и любимой девушкой. Монстра, который всецело завладел ею, но я не оставлял попыток к сопротивлению.
— С этой херней ты загонишь себя в могилу, пойми наконец! До того, как ты спуталась с этим мажором, была нормальной, а потом тебя как будто подменили! — я отчаянно тряс Шарлотт за плечи, словно умолял прислушаться.
— И что с того? Отвали! Ты нихуя обо мне не знаешь! Хватит меня лечить!
— Я хочу тебе помочь!
— Мне не нужна твоя помощь! Я просто хочу сдохнуть, что тебе неясно?! Это не жизнь, слышишь? Это не жизнь! Нигде нет меня и никогда не будет!
— Успокойся! Черт, не выводи меня из себя и перестань говорить глупости! Я не могу смотреть на то, как ты убиваешь себя, это неправильно!
Мои нервы накалились уже до тысячи градусов. Еще секунда — и я взорвусь сам, и тормоза окончательно откажут. Девушка жалобно заскулила и склонила голову.
— Заткнись! Ты не моя мать, чтобы указывать мне, как правильно, а как — нет. Чем быстрее я сдохну, тем скорее увижусь с ней! Я мечтаю об этом с самого детдома! Ты и понятия не имеешь, какую хуйню мне пришлось пережить — только выплывешь из болота, тебя ударяют по голове, отправляя на дно по нескольку раз! И я одна буду в этом вариться. Одна, слышишь?!
— Нет!!! — сжал посильнее запястье девушки. Шарлотт замотала головой и тихо всхлипнула.
— Ты не оставался без семьи, у тебя всегда был брат и мама! Мои родители высняли отношения друг с другом из-за чертовых денег, я была нежеланным ребенком! Ненужным! Никому, кроме своей матери! Но у меня и это забрали! Последнее! Тебя не запирали в комнате, ты не жил за окнами в решетку, чтобы не дай бог не сбежал из приюта! Тебя не предала собственная тетка, променяв на жалкого мужика! Тебя не жалели, как дворняжку под порогом, разрушив к херам твой и без того шаткий мир. Нравится тебе такое, а? Это ты хотел услышать?!
Шарлотт залилась слезами, я молча проглотил все сказанные ею слова, как горячий свинцовый ком. Отпустил ее руку, в бешеном потоке слов разбирая каждый факт. Я отшатнулся, замерев на секунду. Девушка билась в истерике, облокотившись о стену, а я обдумывал все сказанное ею. В голове гремел оглушительным набатом ее ненормальный смех, от которого кожу пробирал мороз. Она сползла спиной по стене вниз и уселась на полу, запрокинув голову и истерично смеясь. Это было сродни зловещему холоду, со скоростью света обуявшему все мое существо.
— Теперь и ты тоже свалишь. Правильно, да, вали! Мне никто не нужен! Никто! — говорила девушка в бреду, словно умалишенная.
— Пожалуйста, Шарлотт, не делай глупостей… Все же есть те, которым нужна
ты, — тихо сказал я и, приходя в себя, аккуратно взял за руку снова, помогая встать.
— Нет… — Шарлотт снова всхлипнула и отвернула от меня голову. Но все же поддалась мне и не стала сопротивляться.
— Пойдем. А потом поговорим с тобой нормально, — я вывел ее из уборной и повел по коридору как маленького ребенка, не отпуская руки.
— Я не хочу ни о чем с тобой говорить, — она попыталась вырваться, но я лишь усилил хватку.
— У тебя истерика. Ты должна успокоиться и все взвесить как следует, — заключил я.
— Блять, какой же ты зануда… но любимый зануда, — тихо хихикнула Шарлотт, на грани полушепота.
Я не ослышался?
— Что ты сказала? — я замер на месте и обернулся, встретившись с испуганным взглядом девушки.
— А что я сказала? — передразнила она, прикрыв рот ладонью.
Я подошел ближе, пытаясь переварить сказанное девушкой. Чуть приподняв ее голову за подбородок, словно пытался разгадать все потаенные эмоции, поймать эту растерянность во взгляде и достать правду.
Скажи это еще раз, умоляю.
Шарлотт смотрит куда-то сквозь меня и нервно сглатывает. Снова о чем-то размышляет. И совсем не вырывается. Переводит взгляд на мои губы, чуть прикусывая язык. А мне оставалось вглядываться в помутненные волнением глаза и сожалеть о том, что не умею читать мысли.
Расстояние между нашими губами насчитывает ничтожные нанометры, но девушка не намеревается сократить его до нуля. Вижу, она этого хочет. Стоит как трусливый атлет на линии старта и не решается бежать. Чувствую рваное, слегка напуганное дыхание девушки, опаляющее мою кожу и осознаю, что последняя шестеренка тормозов ломается напрочь, и мне сорвет крышу прямо сейчас.
— Повтори, что ты сказала, — хрипло выдохнул я, обхватив талию девушки.
— Слух у тебя все-таки хороший, — горько усмехнулась Шарлотт с едва уловимой в тихом голосе дрожью.
Нет, я не могу. Это аморально. Я не смогу воспользоваться ее слабостью. Но, черт возьми, она сама вынуждает меня и безжалостно играет на моих чувствах.
Это был оглушительный удар, который разом поразил мое тело, пробил электрическим током в десять тысяч вольт — наши губы столкнулись в бешеном поцелуе. Шарлотт решительно подается вперед, привстав на цыпочки, жадно терзает мои губы, слабо покусывая нижнюю. Незамедлительно отвечаю, возвращая ей ту остервенелость и жажду в десятикратном объеме, нежели девушка сама вкладывала в этот поцелуй. А затем веду, окончательно потеряв контроль над собой, не дав девушке взять первенство — прижимаю ее к стене, переходя на кожу шеи, лаская влажными губами.
Слава богу в корпусе, где располагался медпункт, было помещение, скорее напоминающее никому ненужный склад. Там находились лишние парты, стулья, стопки с запыленными книгами и полно различного хлама наподобии больших географических карт и макетов для уроков химии и физики. И нам повезло — нужная дверь с тихим скрипом поддалась.
Мы вихрем ворвались в это помещение, и я тут же дернул дверную защелку. Она не сразу повернулась в нужное положение из-за взмокших ладоней, что заставило меня грязно выругаться от нетерпеливости. Я обернулся, вглянувшись в до безумия напуганные, но горящие карим пламенем неподдельного желания глаза. Я знал, что они излучали панику и волнение.
Но не сегодня.
Жадно впиваясь в губы девушки снова, я, словно охваченный маниакальным упорством, углубляю поцелуй, наслаждаюсь им, положа руки на талию Шарлотт, теснее прижимаю к себе. И она отвечает мне, тихо постанывая прямо в губы, слабо покусывая их. Так, как будто не желает сдаваться, сопротивляется и не собирается признавать сокрушительное поражение. Наши языки уже сплетались то в борьбе не на жизнь, а на смерть, то в страстном танце распаленных тел. Девушка потянула меня за собой, на ходу сметая хлам с ближайшей парты, после чего уселась на нее, а ненужные предметы с грохотом упали на пол. Но все равно в этом корпусе учебных кабинетов нет, и никто нас не услышит.
Тяну вверх огромную кофту девушки, вынужденно разорвав поцелуй, затем пытаюсь справиться с пуговицами рубашки. К черту, мое терпение и так уже на исходе — рву ткань так, что пуговицы отлетают, как горох от стены, и жадно припадаю к ключицам. Без труда запускаю руки под хлопковую ткань, оглаживая спину, живот, исследую каждый сантиметр такого
желанного девичьего тела. Слышу тихий стон вперемешку с полувсхлипом и невнятным мычанием. Шарлотт расставляет ноги шире и тянется к моим губам снова. Вся кровь моментально приливает к мозгу, а мое возбуждение вот-вот порвет джинсы. Внизу живота сводит приятной судорогой и нестерпимым желанием избавиться от всех теснящих мое тело материй. Девушка слегка отстраняется, рвано дыша, и словно читает мысли — стягивает с меня кожанку. Куртка тихо падает на пол, составляя компанию валяющимся на полу рюкзакам и брошенной кофте. Следом летит в сторону и футболка, цепляясь за настольную лампу, и, какой парадокс, мне становится намного жарче.
Ненасытно тянемся друг к другу снова, бешено целуясь и блуждая руками по телам, исследуя чувствительные участки. Расправляюсь с мешающей рубашкой, а затем с чертовой застежкой лифа, откидывая ненужные вещи куда подальше. На мои ласки кожа отзывается волнообразной рябью, когда я вновь прикасаюсь к
такому запретному плоду, ощущаю мягкость и податливость. Шарлотт сдавленно стонет, оглаживая мои взмокшие от напряжения плечи, запрокидывает голову, давая мне больше пространства для ласк, зарывается пальцами в мои волосы, оттягивая. Ложится на парту, позволяя мне прикасаться к тому, чего я так сейчас
хочу. Нависаю над ней, касаюсь влажными поцелуями ключиц, груди, и, балуясь пирсингом, задеваю соски. Мне даже приходится накрыть губы девушки ладонью, потому что стон становится
непозволительно громким. Мало ли, услышат. Ее пальцы порхают по моим предплечьям, переходя на спину, скользя по прессу и останавливаясь на татуировке-звезде чуть ниже пупка справа, которую я набил совсем недавно. Мой стояк стесняет пространство под ширинкой, подкинув болезненных ощущений и заставив прошипеть сквозь зубы что-то невнятное. На выдохе с уст срывается полурык — застежка на юбке девушки подводит так некстати. Пальцы юркают под нее и с нажимом касаются чувствительной кожи, а затем влажной тоненькой ткани. Мои губы беспорядочно ползут по шее, увлажняя ее от частого дыхания, а рука внизу живота творит свое безумие, играя без правил. Стон приятно щекочет уши — в моем паху уже до одури горячо. Я впервые в жизни узнаю, как горит настоящая страсть, как она погружает в кипяток все мое тело. Тяну вниз тонкую ткань, и Шарлотт чуть приподнимает бедра, царапнув ноготками по моему плечу. Мешающий элемент из черного кружева скользит по худым ногам, а затем падает на пол.
Судорожно возясь с пряжкой ремня, а затем с ширинкой джинс, приспускаю их вместе с боксерами сразу, высвободив наружу во всю истекающее естественной смазкой достоинство. Девушка вновь разводит ноги в стороны, а я устраиваюсь поудобнее между ними. Закусываю губу в прерывистом вздохе и приподнимаю вверх ткань юбки.
Еще и темные чулки. Какой прекрасный выбор.
Шарлотт хватается за мои плечи, склоняя ближе к себе. Живот поджимается и напрягается, как струна. Коснувшись головкой члена к ее входу и ловя встревоженный стон, понимаю, что девушка уже довольно влажная и горячая. И судя по вставшим торчком соскам, возбуждена не хуже меня, однако всем телом показывает свою зажатость. Тогда в чем проблема? Даже пронеслась мысль, что она девственница. Но вряд ли это предположение имеет что-либо общее с истиной. Другого обоснования я не находил, наблюдая, как дрожь рассеивается по бледной коже девушки. Она не готова? Или не готова со
мной?
— Би-и-и… мгхм, — хватка ее холодных влажных ладошек на моих плечах стала сильнее. Губы лихорадочно зашевелились в немом вздохе, зрачки уплыли вверх.
Остатки памяти о том, что я бесстыдно смотрел с ноута отчима, пестрят в голове отдельными моментами. Подаюсь вперед твёрдой плотью, вначале медлю до половины, а затем вхожу рывком до конца.
— А-а-ах, Билл! — послышался вскрик, а затем бессвязное бормотание вперемешку со стоном.
До меня с опозданием дошло, что я вошел довольно грубо, безо всякой подготовки.
… И еще без кое-чего.
Шумно выдохнув, я отпустил свой разум и остатки контроля над собой далеко-далеко, полностью отдавшись процессу. Внутри довольно узко и жарко, и я буквально чувствую, как стенки мышц сжимают мой член. Шарлотт тихо всхлипывает, закусив губу, а я раскачиваюсь, давая привыкнуть. Глажу девушку по бокам, плавно переводя ладони на напряженные бедра.
— Тш-ш-ш, — наклоняюсь и веду влажную дорожку из поцелуев от шеи к ключицам и груди, задевая штангой пирсинга бледную бархатистую кожу.
И на этом не останавливаюсь, позволяя бесу вселиться и в меня — дыхание шумно учащается, стоны девушки становятся громче, и это служит самой прекрасной усладой для ушей. Меня уже не волнует то, что нас может кто-то услышать. Ускоряюсь, совершая толчок за толчком, затем замираю, замедляюсь. И снова вторгаюсь в уже обмякшее подо мной тело, напрочь теряюсь, утопая в волне наслаждения от жара внутри девушки.
Ты сходишь с ума, Билл, раз хочешь трахать ее до потери пульса, до тех пор, пока не перестанешь травиться самообманом, что она — твоя.
Можешь упиваться этой маленькой победой, но в финале ты проиграешь. Всего лишь тешишь свое картонное самолюбие этими мимолетными пьянящими чувствами.
Меня обуяла неистовая
боль, нагнетаемая этими мыслями. Затем
любовь, от которой мое сердце нещадно ныло. И противоречащая ей
ненависть, смешанная с напряжением и лишенная любого логического объяснения. Наверное, я законченный эгоист — готов на все, но только не
отпустить. Стало даже не по себе. Подушечки моих пальцев касались участков худого тела, скользили по животу и бедрам. Нежно, невесомо. И я все же чувствовал, как девушка закрыта и недоступна. И наверняка найдя остатки здравого смысла, точно ударила бы меня по лицу в третий раз. Плевать. Абсолютно плевать. Сейчас она —
моя. Я больше не мог сдерживать скрипучее дыхание, точно так же, как и это дикое желание. Не мог и не хотел. Судорожно пытаясь отогнать назойливые отголоски совести, тяну девушку на себя, заставив приподняться. Кажется, такой угол намного удачнее, чтобы продолжать двигаться внутри нее в бешеном темпе и игнорировать исступленно бьющееся сердце и сбитое к чертям дыхание. Шарлотт изгибается мне навстречу, помогая бедрами, и впивается ноготками в мою спину, раздирая кожу меж лопаток. Я тихо всхлипываю и едва не рычу, припадая к шее девушки и жарко дыша. Она с тихим стоном изворачивается и уводит мои губы в новый поцелуй — ненасытный и бешеный. Кусаю нижнюю губу, проникаю языком в ее рот и получаю ответ — девушка прикусывает мой язык прямо за штангу, чуть потягивая на себя. Я даже поморщился от слабых болезненных ощущений, нахмурившись и тихо простонав. Совершаю новый толчок в качестве следующего «ответа», и Шарлотт отрывается от моих губ, с громким причмоком вдыхая воздух. Перестает терроризировать спину и зарывается пальцами в мои волосы, неаккуратно спавшие на грудь и ключицы. Застонав с новой силой, взлохмачивает их еще больше — а я победно ухмыляюсь.
Жар, исходящий от наших тел, прошибает до конечностей ледяным шквалом, а затем давящий на кожу тяжелый воздух погружает голову заново в кипяток. Вдавливаю ладони в бедра девушки сильнее, прислоняя к себе и не прекращая двигаться, выходя и входя заново на небольшую длину. Тяжело дышу, заполняя пространство тихим-тихим стоном и игнорируя щекотливо бегущий по шее ручеек.
— Би-и-и-и-лл… А-а-а, боже!.. — протяжно застонала шатенка на выдохе и погрузила ноготки в мою кожу на плечах еще глубже.
Я понял, что мы оба близки к оглушительному финалу, если бы не одна, как некстати, возникшая сложность. Совершаю еще пару поступательных движений и судорожно нащупываю валяющуюся невдалеке футболку, поспешно сжимая ее в кулаке. Быстро выхожу из разгоряченного тела и, стиснув зубы, бесстыдно изливаюсь в собственную же вещь. Заполняю пространство гортанным полустоном, жмурюсь и тяжело выдыхаю. Волна оргазма накрывает меня с головой, и даже такой неловкий момент не омрачил моего наслаждения. Девушка кончает следом за мной, сдавленно простонав и откинувшись обратно на парту.
— Scheisse, — шепотом выругался, когда меня посетило осознание,
что сделал с собственной футболкой.
Мое сердце шумно отбивало скорые ритмы то в голове, то в горле, ребра вздымались, как после километрового кросса. Пытаюсь восстановить дыхание и прийти в себя после этого безумия. Кое-как скомкав «испорченную» футболку, отряхнулся и порадовался, что не испачкал руки в липком семени. Обернулся — девушка лежала на спине с абсолютно потухшим взглядом, устремленным в потолок. А затем дернулась, как ошпаренная, и вскочила, судорожно подбирая свою одежду и наспех надевая ее.
— Шарлотт? — осторожно позвал я, застегивая джинсы и брякнув пряжкой ремня.
…И лучше бы этого не делал.
— Замолчи, — она встала ко мне спиной, одергивая ткань юбки. Надев кофту, обернулась, одарив меня ледяным взглядом.
— Что? — не понял я.
— Замолчи. И уходи прочь, — уже громче сказала она, сжав в руках свой рюкзак и встав у двери.
С медлительным нажимом мое сердце разрушалось на несколько частей, рассекалось холодной сталью. Как быстро все закончилось, не успев начаться — девушка тут же рухнула на твёрдую землю с облаков, в мыслях проклиная меня на чем свет стоит. И что будет теперь?..
— Может, объяснишь, что… — тянусь к руке девушки, чтобы задержать, но она тут же дернулась.
— Что?! Радуйся, хвались теперь братцу, ты исполнил свою мечту, да! — девушка тут же прислонилась к двери, дергая заедающий замок.
— Перестань! — я застегнул кожанку на голое тело до конца, — ты вообще ничего не понимаешь, да?! — ответно сорвался на крик.
— Это ты меня никогда не понимаешь! Сделай одолжение, исчезни из моей жизни! Я не хочу больше никогда тебя видеть, никогда! Не слушать ни твоих тупых нотаций, ни твоих долбанных нравоучений! Пожалуйста, иди к черту, Билл! Или если не уйдешь ты… Уйду я! — защелка двери поддалась, и… девушка выбежала из помещения, оставив меня в полнейшем ауте.
От этого крика мои уши словно закрыли ватой. Резкий толчок вышиб из-под ног твердую почву, оглушительный удар выгнал из легких последние миллиграммы кислорода. Я рвано выдохнул, чувствуя, как меня неистовыми порывами поглощает жар гнева и исступленной злобы вперемешку с чувством несправедливости. С горькой, тянущей болью. Негативный букет эмоций и бурлящих бешеным фонтаном чувств закипал во мне до отметки, ломающей любой термометр. Злоба возглавляла этот строй — словно меня накрыли черным одеялом, под которым я больше никогда не увижу света. Сердце болезненно ныло, руки лихорадочно тряслись. Ни одна мысль не вязалась в логически связанную формулировку. Я хотел побежать следом, остановить и попытаться вразумить еще раз, но… знал, что этот метод не сработает.
К черту — пестрило в сознании.
Исчезни из моей жизни — кричал голос.
На последних уроках
ее уже не было. На все расспросы брата и его рыжей подружки я отвечал молчанием. И спокойно пропускал чужие голоса мимо ушей…
Если это можно назвать спокойствием.
Я и не заметил, как наступил вечер, и как брат потащил меня в дом, где по мозгам больно била тяжелая музыка. Толпа из пьяных тел сбивала меня с ног, девушки шептались у столика, разливая напитки. Рядом вертелся Густав, взлохмаченный, с перекошенными на носу очками, бормотал что-то про продюсера, про то, что надо ехать в Берлин. Я не понимал ничего, пребывая во мнимом трансе, в аморфном состоянии.
Blasphemy, meet again in a world so vicious
Children crying, mothers scream, fathers drink
All you bastards scream
© palaye royale — anxiety
Третья доза обжигающей алкогольной жидкости окончательно выключила мой разум, погасила в глазах весь остальной мир.
— Билл! Би-и-илл! Ну еб твою, я тебя обыскался! — на меня со спины налетел пьяный в стельку брат с надетой набекрень кепкой, перекрикивая музыку.
— Кх. хвбх… Твою мать, ты хочешь, чтобы я оглох?! — я прокашлялся и всплеснул руками.
— У нас вообще-то общая мать, ха-ха-ха, — загоготал брат, — но я не об этом! Короче, мы через два… два дня едем в Берлин! Мне отчим звонил… Письмо какое-то там приш. шло, — Том икнул, — Мы станем знаменитыми! На нас клюнул какой-то крутой про… продюсер! — он пьяно потряс меня за плечи и залпом поглотил алкогольную жидкость из небольшой рюмки.
— Че. Чего? Ты совсем напился уже? — заплетающимся языком выдал я.
— Блять, я как будто тебя обманываю! — брат пьяно развел руки в стороны, недоумевая, а затем огляделся, — а где Шар? Ты че, не притащил ее?
При упоминании о ней кровь в жилах тут же закипела, злость и отчаяние вытеснили к чертям весь выпитый мной алкоголь.
— Не смей больше говорить о ней никогда! — рявкнул я, что Том замер, как каменная статуя, моргая пьяными глазами.
Брат не налетел на меня со своими дурацкими расспросами как обычно, а тут же увлекся разговорами с девушками, чему я несказанно обрадовался. Какая-то девчонка и мне подавала недвусмысленные знаки, накручивая прядь на палец и строя глазки.
Пошла нахер.
Все плыло вокруг меня, смешиваясь в едином цветовом водовороте, когда я встал со стула и побрел в поисках уборной, — вот Гео обхаживает какую-то девицу в коридоре, дальше — мой брат, не теряющий времени зря. Том бесстыдно прижал Агнет к стене возле одной из комнат, приподняв за одно бедро и исступленно, страстно целуя.
— Билли… Котенок, не хочешь развлечься?.. — чьи-то руки сзади обвили меня за пояс, нагло переходя все ниже, остановившись на линии ремня. Я тут же дернулся, как ошпаренный.
И обернулся, увидев перед собой соблазнительную блондинку, похабно облизывающую верхнюю губу. Нескромное декольте открывало гораздо больший размер, нежели я видел днем.
— Извини, я не по девушкам, — одним ударом стер с ее лица похотливо-голодную ухмылку. Хоть и вранье, но сейчас как никогда поможет.
Мне не было никакого дела ни до этой блондинки, ни до всех тех, кто танцевал пьяный брейк в гостиной, кто уже валялся в хлам под столом, кто уединился в комнатах. Вернувшись, я поглотил еще одну рюмку обжигающей жидкости и поплелся шаткой походкой на балкон. Мне надоела плавящая мозг музыка и срочно требовался глоток свежего воздуха.
Я смотрел на огни вечернего города и все еще не мог прийти в себя, нервно посмеиваясь от абсурдности ситуации, в которой оказался. Не представлял свой первый в жизни секс таким, что волей-неволей жалею обо всем содеянном. Или это было полноценное занятие любовью?.. Односторонней и такой удушающей. Хотя нет… Это обернулось самым настоящим безумием, после которого не следовало никакого продолжения, поставило точку. Большую, жирную. Перечеркнуло несколько лет нашего общения, совместных радостей и печалей, растворило все надежды на какие-либо отношения… Ах да, мы же
друзья, все время забываю об этом. Ненавижу это слово. Я был готов прямо сейчас расшибиться об стену, лишь бы унять клокочущую внутри боль. Сжав ладонь в кулак, ударил по косяку так же, как и по дверце шкафчика, пьяно и истерично хихикая. Даже алкоголь не способен смягчить эту боль и залить сжимающие сердце злость и отчаяние. Различные мысли, крутящиеся вихрем, снова уносили в небытие, стоило мне поджечь живительную, такую нужную сигарету.
Sometimes I’ve been losing my mind
Running out of faith
Lonely, I’ve been feeling lonely
Put me in my place
Twist and fade
Time to run away
I can’t take this
I’ve been a little patient
No escape
… Nobody there to help me
©palaye royale — little bastards
