POV Bill
Wildways — Воздушный замок
— Да нет, Георг, ну куда ты рулишь! Я тебя сейчас обгоню! И Густава тоже!
Компания в лице моего брата, басиста и барабанщика сидела по-турецки напротив телевизора с джойстиками в руках. Вокруг валялись пакеты с орешками, чипсами, скомканные пустые баночки от Кока-колы и прочий фастфудный мусор, которым парни любили набивать свои желудки. Я бы с радостью присоединился к ним, взяв еще один джойстик и порубившись в гонки, но не мог — должен был идти на встречу, о которой договаривался еще вчера.
— Еее, я выиграл! — Том радостно поднял вверх руки.
— Если бы ты не врезался в мою тачку, то выиграл бы я! — воспротивился Густав.
Я уже докрашивал в ванной второй глаз и прекрасно слышал все то, что говорят парни. Сложив карандаш и палетку в косметичку, вышел в комнату и увидел, как парни навалились друг на друга и устроили шуточную потасовку. Георг пихал Тома в бок, в то время как мой брат пытался отнять у Густава пакет с чипсами.
— Детский сад, вторая четверть? — передразнил я брата, который постоянно любил кидать в мой адрес эту фразу. Оперевшись об угол, я наблюдал за «действом».
— Чувак, мы расслабляемся, — ответил Георг, приподнимаясь. Том и Густав начали громко ржать и щипать друг друга за бок, чем вызвали и мою улыбку. Все-таки жизни без своих безбашенных «согруппников» я уже не представлял.
— Да, Гео прав. Мы уже несколько месяцев пашем, наконец-то хоть продых есть! — Том взял с журнального столика, заваленного всяким хламом, бутылку кока-колы и отпил, — подожди, Билл, ты не с нами? Куда это ты намылился?
— Я пойду погуляю, — поправил прическу, подойдя к зеркалу. Хотя зачем… Сейчас надену шапку, и все равно все примнется.
— С той девчонкой что ли? — не унимался Том.
— Опа-а-а, — возникли хором Гео и Густав, — че за девчонка? Расскажи!
— Парни, я просто иду гулять и все! Я не хочу целый день сидеть в номере и гонять в игры, так что сегодня без меня, — легкое раздражение заскребло изнутри от предчувствия ненужных расспросов. Том никогда не умел держать язык за зубами, отчего я нередко впадал в неловкое положение.
— Ну и ладно, а мы еще погоняем, и может к вечеру выберемся куда-нибудь, да, парни? — на вопрос Тома они утвердительно кивнули, — И звук на телефоне включи, если я тебе звонить буду.
— Слушаюсь, мамочка Том, — я шутливо поднял вверх ладонь и направился к двери, бросив напоследок «Скоро вернусь».
Сказочный Дюссельдорф уже вовсю искрился яркими фонариками и духом предстоящего Рождества. Кто-то веселился, лакомясь свежеиспеченными сладостями с ярмарки, кто-то несся по улицам, разговаривая по телефону, кто-то гулял с детьми и покупал елочные игрушки ручной работы. Замковая площадь светилась развешенными на столбах гирляндами и украшенным огоньками колесом обозрения. Глядя на все это, я мысленно переместился в детство…
Мы с Томом всегда любили этот праздник, загадывали самые крутые подарки. Когда мама вышла замуж за Гордона, то практически каждый год мы куда-нибудь ездили — кататься на сноубордах, на лыжах, или же просто весело проводить время в разных городах. Мы очень любили с братом наряжаться во всякие костюмы и в семилетнем возрасте даже в шутку подрались, так и не выяснив, чей лучше. На столе обязательно был штоллен, запечённый гусь, миндальное печенье и глинтвейн, который научила меня готовить мама.
Эх, детство.
Пробираясь сквозь толпу людей, я натянул шарф повыше на нос, чтобы, как ни странно, слиться с серой массой. Не очень бы хотел, чтобы меня кто-нибудь узнал. Впервые за все время нашего гастрольного тура я почувствовал себя так… Умиротворенно. Сейчас я зайду в кафе, обязательно возьму крендель вместе с кофе и проведу время с девушкой, которая мне… Понравилась? Хотя в любовь с первого взгляда я перестал верить с того момента, как с треском разочаровался в ней. Мне требовалось развеяться, а девушка оказалась не прочь составить мне компанию.
Теплый воздух помещения моментально пощипал мои остывшие на морозе щеки, а обоняние уловило приятный запах выпечки, пирожных и кофе. Заказав то, что и планировал, присел за столик у окна и стал ждать Софи. Увидев ее в дверях заведения, помахал рукой.
— Добрый день! — радостно поприветствовала она запыхавшимся голосом. Наверное, бежала.
— Добрый, — я помог ей снять с себя объемный пуховик и повесить его на вешалку. Цвет щек Софи практически сливался с ее красными шапкой и шарфом, — Как настроение?
— Все в порядке, правда в редакции немного задержалась. Надеюсь, я не опоздала? — Софи оглянулась, вероятно ища часы.
— Нет, что вы. Я сам только пришел, — я указал рукой на противоположный диван за столом, — что-нибудь будете?
— Да, знаете, сегодня очень холодно. Пожалуй, что-нибудь согревающее точно бы пошло на пользу, — обхватив плечи руками, девушка потянулась к меню, лежавшему на столике, и тут же округлила глаза, — оу, я не ожидала таких цен…
— Не беспокойтесь, я заплачу, — улыбнулся я, разглядывая девушку.
Волосы, чуть примятые шапочкой, по-прежнему были собраны в строгий пучок, свитер под горло нежно-зеленого цвета обрамлял тоненькую фигуру девушки. Губы, слабо подведенные морковного цвета блеском, едва дрогнули, а синие, как море, глаза непонимающе уставились на меня.
— Спасибо, герр Каулитц, но не стоит.
— Мы ведь договаривались, что не будем использовать этот официоз, — вижу, что девушка все еще стеснялась.
— Да, конечно, простите! Билл… — она тихо выделила мое имя.
Тут к нам подошел официант в униформе кофейного цвета и поинтересовался, что будем заказывать.
— А глинтвейн у вас алкогольный или нет? — поинтересовалась Софи, оперевшись локтями на стол.
— Есть как алкогольный, так и безалкогольный на виноградом соке, — ответил официант.
— Тогда безалкогольный.
— Отлично, а вам, молодой человек? — обратился он ко мне.
— У меня, как видите, все есть, — улыбнулся я, демонстрируя купленные на кассе крендель и стакан кофе.
— Ваш заказ будет через несколько минут, — парень записал заказ в блокнотик и вежливо удалился.
Софи отложила меню в сторону и стала оглядывать интерьер помещения. А я почему-то повторил за ней, забегав взглядом по кафе. В центре стояла большая наряженная яркими шариками елка, а под ней лежали коробочки, имитированные под подарки. Стены украшали венки, елочные веточки, сапожки Санта-клауса и красно-белые костыльки-леденцы. Среди пирожных я так же заметил на прилавке большой пряничный домик, стоящий почти сотню евро.
— Тут очень красиво… Вы специально выбрали такое заведение? — выдвинула свой вердикт Софи, снова мимолетно посмотрев на меня.
— Я просто слышал, что оно — одно из самых известных в Дюссельдорфе. Кстати, называйте меня на ты, опять же — я не семидесятилетний ворчащий старик.
— Хорошо, — девушка широко улыбнулась, — тогда меня тоже на ты, я не намного старше вас. Ой, то есть тебя.
— Правда? — я отложил крендель в сторону и решил, что заниматься его поеданием во время разговора не очень-то прилично, — и сколько тебе, если не секрет?
— Двадцать два. В этом году я, кстати, заканчиваю университет.
— Ваш заказ.
Нам принесли глинтвейн в высоком стакане, украшенном долькой лимона и палочкой корицы. Я немного отпил свой кофе, все так же не сводя глаз с девушки.
— Университет? То есть… Ты не телеведущая? — удивился я.
— Я как раз учусь на факультете журналистики в университете имени Гумбольдта. Правда сейчас прохожу стажировку. Недавно получила предложение принять участие во вчерашней передаче, — объяснила Софи, немного отпив из трубочки, — ох, глинтвейн здесь правда чудесный.
— Я тоже люблю глинтвейн. Мы с Томом часто готовили его на рождество, когда еще были дома… — мечтательно произнес я, утопая в воспоминаниях.
— Скучаешь по дому? — поинтересовалась Софи так, будто мы были с ней уже много лет знакомы. Так тихо и проникновенно прозвучали ее слова.
— Конечно да. Но мы уже смирились, что любимое дело требует определенных жертв. Плотный график, выступления, переезды. На это уходит много сил, что не всегда даже успеваешь позвонить родителям. Да и… Ох, прости, что-то я заговорился, — в голове сразу всплыли опасения Тома и вспомнился его неодобрительный взгляд. Все-таки я встретился с журналистом. Хоть и стажером, но все равно разум приказал мне замолчать. И куда-то резко подевалось мое хорошее настроение…
— Нет-нет, все в порядке, я тебя слушаю. Кстати, не стоит чего-то бояться. Ты не на интервью, и клянусь, что все разговоры останутся тут, — уверенно заявила Софи, будто прочитав мои мысли.
— Честно? — мне стало даже неловко.
— Более чем. Я знаю, как иногда хочется отдохнуть от всей этой суеты и просто поговорить по душам. Но чувствую, что ты меня боишься. Вовсе не стоит, Билл.
И она меня раскусила.
— Спасибо тебе. Мой брат и товарищи по группе не всегда могут составить мне в этом компанию, — слабо улыбнулся я.
И задержался на ее синих глазах, устремленных в окно.
— Снова снег пошел… — проконстатировала она, буркнув себе под нос.
Но волновал меня сейчас совсем не снег. Неужели эта девушка настолько честна со мной и не попытается использовать любые сплетни для черного пиара? Я ненадолго замолчал, поджав губы, и придумывал, как бы поскорее сменить тему.
— Кстати, а почему ты взяла именно безалкогольный?
— Что? А, — Софи оторвалась от разглядывания заснеженной улицы и вернулась к напитку, — я не пью что-либо алкогольное. Оно очень пагубно сказалось на моей семье.
Я хотел узнать о девушке побольше, но не мог настырно сыпать неудобными вопросами. Однако один из них волновал меня с самого вчерашнего дня — кто и почему довел ее буквально до слез? Мой кофе плавно подбирался ко дну стакана и уже совсем остыл, что немного расстраивало. Скованность Софи постепенно сменялась открытостью и наслаждением нашим разговором, однако она, как и я, тоже боялась выдавать что-нибудь чересчур личное. Я видел это и чувствовал бегающими по помещению глазами, частым поправлянием волос за ухо и стучанием длинных ноготков по столу. Просто удивлялся, как такая стеснительная девчонка собирается становиться журналистом?
— Прости, но… Что значит пагубно сказалось?
Придурок. И зачем я это спросил? Может, ей неприятно об этом говорить?
— Отец часто перебирал с этим. Один раз так ударил мою мать в пьяном запале, что она едва осталась жива. Правда… Это повлияло на ее психическое здоровье. И я решила, что никогда и ни за что не буду прикладываться к алкоголю. От него одни беды, — тихо проговорила девушка, повесив голову.
— Понимаю… — я сочувственно покачал головой, морщась от остывшего кофе на дне стакана.
— Кстати, знаешь, мне немного стыдно, что я толком ничего не слышала о вас. Может, расскажешь немного о своей группе? Честно, мне просто интересно. Никаких сведений передавать в третьи руки не буду, — заверила меня Софи.
— Ну, что тут рассказывать? — мне показалось, что татуировку в виде логотипа нашей группы, набитую на затылке, легко кольнуло, — В доме нашего отчима был большой гараж с множеством инструментов. Он же бывший музыкант, и вот, он привил нам с Томом любовь к этому делу. Брату сразу приглянулась гитара, а я начал петь. Нет, ну на гитаре я тоже немного играю, но, конечно, не так круто, как Том. Еще есть чему поучиться… Затем в начальной школе мы еще познакомились с Георгом и Густавом, и стали вместе с ними зависать в нашем гараже. Я сочиняю тексты, а парни помогают со звучанием. Как-то мы выступили в одном из клубов Магдебурга, и нас заметил Йост. Ну а дальше… Все очень круто закрутилось, — улыбнулся я уголками губ.
— Здорово! Хорошо, когда найдешь людей, которые понимают и разделят твои увлечения… — восхитилась Софи, положа локти на стол, — только вот я видела последнее выступление. Точнее, слышала ту песню про муссон. Это ты ее полностью написал?
— Да, конечно. А парни помогли с мелодией, ну и Том местами подправил рифму.
— Просто она показалась мне такой грустной, но в то же время очень сильной и проникновенной, — тихо проговорила Софи, вновь поправив прядь волос.
Конечно, ведь именно эта песня погружала все мое существо в объятия ада и под холодные, леденящие сердце дожди. Резала по всему живому без ножа и заставляла умирать и перерождаться заново прямо на сцене.
— Билл? Я что-то не то сказала? — раздался голос девушки, и я вынырнул из своих раздумий.
— Нет-нет, все в порядке, — отмахнулся я, — может, пойдем прогуляемся?
— Я не против. Надеюсь, мы не замерзнем. Просто я очень люблю лето и тепло, а зимой предпочитаю сидеть перед ноутбуком, печатать статьи и заворачиваться в плед, как кокон, ну знаешь, — девушка заразительно рассмеялась.
Я подозвал к себе проходящего мимо официанта. Заплатив за заказ, увидел, как Софи роется в своей сумочке.
— Ну что, идем гулять? — я выжидающе посмотрел на нее.
— Сейчас-сейчас. Ну где же он?.. — девушка продолжала поиски.
— Я уже заплатил, пойдем, — накидывая куртку поверх свитера, поднялся на ноги.
— Что? Но Билл… Мне так неудобно, — стушевалась Софи.
— Все в порядке. Ничего страшного в этом нет, — я подал ей пуховик с вешалки и помог накинуть на плечи. Она надела шапку с помпоном и забавно обмотала себя большим вязаным шарфом, чем стала похожа на снеговика, которого я слепил из глины еще в детстве. И, оставив свою сумочку в покое, накинула ее на плечо, после чего мы вышли из заведения.
— А ты ходишь без шапки? Разве не холодно? — обеспокоенно поинтересовалась Софи, оглядываясь на меня.
— Она в рюкзаке, просто я ужасно не люблю носить шапки. Не замерзну, — уголки губ подскочили вверх при виде того, как девушка почти полностью закрыла лицо шарфом.
— Боишься повредить прическу? А как ты ее делаешь? Ну которая, как…
— Как два пальца в розетку засунул?
— Да!
— Поверь, на это гарантированно уходит полбутылки лака, а потом закрепляется феном. Но так я делаю только для сцены. Хотя, в пятнадцать лет у меня была длинная челка, а сзади я тоже лакировал ежа. И в школу делал такой причесон! Родителей тогда к директору вызывали, видите ли, я неподобающе выгляжу! — я снова стал утопать в воспоминаниях, только теперь вслух.
Уличные огоньки и падающий снег смотрелись еще волшебнее на темно-синем фоне вечернего неба. Мы шли по улице, ведущей к Замковой площади, и обсуждали различные увлечения, предпочтения в музыке, и я внезапно осознал, что могу рассказать этой девушке почти все что угодно. И Софи отвечала мне тем же — из ее рассказов я узнал, что сейчас она тоже в постоянных разъездах, выполняет различные поручения редакции, помогает с репортажами более опытным журналистам. Язык снова дрогнул, когда я захотел поделиться очередной историей раннего подросткового периода, когда навернулся со скейта Тома и посадил на ногу большущий синяк.
Софи показалась мне действительно умной и рассудительной девушкой, тем самым противопоставляя себя безумным поклонницам. Она слушала меня и искренне улыбалась, а я слушал ее. Разговор давался мне очень легко, словно я действительно знал Софи много лет. И что нас объединяло в данный момент — внезапно давшее о себе знать слюноотделение при запахе свежих печеньев и карамели на ярмарке площади. Купив по бумажному свертку кваркбельхенов, посыпанных сахарной пудрой, мы побрели по площади, наблюдая за кипящей тут жизнью и проникаясь праздничной атмосферой.
— Я давно так не гуляла на Рождество. Наверное, с того момента, как съехала от родителей и поступила в университет, — горько призналась Софи, доедая последний пончик.
Глаза ее ярко загорелись при виде высокого колеса обозрения, и я сразу смекнул, что должен сделать. Черт, но очередь в кассу была просто огромной. По-быстрому сбегать за билетами не получится.
— Билл? — она легонько толкнула меня в бок, — ты чего?
Видимо я снова задумался и непроизвольно двинулся к концу длиннющей очереди.
— Ты бы хотела прокатиться? — обернулся я на девушку.
— Тогда я точно замёрзну, стоя тут, — рассмеялась она, — думаю, не стоит. Лучше посмотри, как прекрасна площадь даже отсюда.
И Софи была совершенно права — площадь утопала в свете гирлянд и фонариков, пропитанная запахом еловых веток и карамели, пронизанная радостным смехом всех гуляющих и характерной праздничной Jingle Bells. Толпа хаотично двигалась по площади, но благодаря ярко-красной шапке и шарфу я бы точно не потерял Софи из виду. И я улыбнулся, на секунду закрыв глаза. Мне было просто хорошо в этот момент и безумно радостно, что я не один.
— Может, я провожу тебя? — накинув на голову капюшон, повернулся к девушке. Все-таки ощутимо похолодало, и снег не прекратился.
— Если несложно, то конечно, — радостно отозвалась Софи, хотя я был уверен, что откажется, — я снимаю квартиру не очень далеко отсюда.
Искрящийся снег, покалывающий щеки морозный воздух словно возвратили в то время, когда я еще был беззаботным и глупым мальчишкой. В этот момент я не был восходящей звездой рок-сцены, не был молодым богом, ловящим восторженные визги и крики девчонок. И не тем, кто прожигал вечера в компании льющегося рекой алкоголя, клубных девиц, а потом залечивал раны разговорами с Томом, Георгом и Густавом. А просто был собой.
Во мне что-то перевернулось, когда девушка плюхнулась в белоснежный сугроб, естественно, не без моей «помощи».
— Эй, ну ты сейчас получишь! — вскричала она, поднимаясь и отряхивая с себя снег.
— А ты догони! — передразнил я и сделал большой шаг вперед, после чего ускорился. Софи засеменила за мной, но так и не смогла догнать.
Мы смеялись и наслаждались зимой, предавшись забавам. Бросались друг в друга снежками, бегали друг за другом и совсем не боялись, что сорвем горло и, возможно, простудимся. Впервые за этот безумный тур я нашел того, с кем было бы просто приятно поговорить обо всем житейском, обсудить любимые фильмы, музыку или же обменяться какими-нибудь историями. Софи тоже нравились Green Day, как и мне. И анимационные фильмы Dream Works.
Мне не хотелось прерывать приятную беседу терзающим меня вопросом — что же с ней вчера случилось? Однако я был невероятно рад, что смог ее развеселить и исключить любые поводы для грусти. Девушка буквально светилась от счастья, рассказывая еще о своей семье и забавных ситуациях еще со школы. А я расслаблялся, наслаждался моментом. Вместе с ней. Разочарование настигло душу тяжелой тучей, когда мы подошли к нужному дому и я понял, что пора расходиться.
— Спасибо тебе за этот вечер… Давно мне не было так хорошо, — Софи подняла на меня свои синие глаза в свете уличного фонаря. Будто хотела добавить что-нибудь еще и несмело потянулась вперед, вероятно желая меня обнять напоследок.
И я бы хотел сделать то же самое, но тут же замер, одергивая себя. Поток мыслей оживился в моей голове, а душа не хотела прощаться. Совсем не хотела, но разум кричал об обратном. Взгляд уловил проскользнувшее смущение, утонувшее в повисшем между нами молчании. Секунды растянулись для меня в десятки минут, язык к небу будто приклеился.
— Может, зайдешь на чай?
Тихая реплика, сорвавшаяся с уст девушки, прозвучала для меня невозможно громко, врезалась в слух оглушительной вибрацией. Я никак не ожидал того, что Софи предложит продолжить замечательный вечер. Может, просто для приличия, надеясь, что откажусь? Сердце проделало трепетный кульбит, а здравый рассудок подавил любые неприличные мысли. Главное не смутить.
И отказывать ей я не стал, бросив Тому смс, что в ближайшее время меня можно не ждать.
Может, мне отпустить все пора?
***
POV Charlotte
Palaye Royale — Clockwork
…Мы все носим шрамы на душе.
Зал галереи в музее имени Отто фон Герике тускло подсвечивался лампами, висящими над экспонатами в тонких рамах, а публика была, по всей видимости, разодета во все самое лучшее. Негромкий цокот каблуков разлетался по залу, их обладательницы водили подолами шикарных платьев по идеально чистому блестящему паркету. Некоторые медленно потягивали шампанское из хрустальных бокалов, поправляя галстуки на идеально выглаженных рубашках. Толпа хаотично расходилась по музею, перемещаясь от одной картины к другой. Но сегодняшний вечер не обещал быть обычным.
На выставке современного искусства Эммерих был одним из художников, кто презентует свои картины. Один из множества экспонатов, находившихся тут, как раз выделялся сплетением черных линий на светлом холсте. Однако парень на данный момент был полностью занят беседой с парой неизвестных мне мужчин, по всей видимости, каких-нибудь заумных критиков или искусствоведов. Под его работой висела табличка с красиво выведенным почерком
Лучше сгореть дотла, чем медленно угасать. В конце концов мы все найдём свои путеводные огни, и тогда серая реальность окрасится множеством оттенков, превратившись в рай.
E.D. Meiendorf
Я остановилась возле его работы и ощутила, как изнутри греет приятным огоньком. Невероятное количество аккуратно выведенных линий затягивали в свой мир и словно гипнотизировали, что я невольно попадала во власть данного творения.
— Вот не понимаю я… Че все так тащатся со всякой мазни? Я до этого ниче не понимал в искусстве, а щас тем более, — проворчал за спиной знакомый голос.
Я повернулась и увидела, как ко мне приближаются Рем вместе с Агнет. Видимо, одной ей было скучно, раз привела с собой «товарища» с каменно-презрительным и непонимающим выражением лица.
— Реми, веди себя прилично, пожалуйста, — шикнула она ему в ответ.
Подошедшая парочка удивленно уставилась на меня, будто я стала каким-нибудь привидением. Агнет, одетая в длинное зеленое платье, держала своего спутника под локоть, а я едва сдержалась, чтобы не усмехнуться — Рем, до этого носивший рваные джинсы и кожанку, внезапно предстал в костюме-тройке. С такой же «ежиной» прической и густо накрашенными глазами. Умора.
— О, дарова, — широко улыбнулся Лайохт и отпил халявного шампанского.
— Привет, а ты чего одна? Разве Эм не с тобой? — натянув елейную улыбочку, проворковала рыжая.
Если она хотела меня подколоть, то не получилось. Хотя, в последнее время мы не очень ладили. Я не видела смысла в том, чтобы искать какие-то слова, чтобы огрызнуться в ответ.
— Привет. Эми сейчас занят. Скорее всего, разговаривает с организаторами выставки.
— Уверена? — Агнет метнула бровями вверх, заставив меня усомниться в сказанном.
— Ого, а это че за картина? Это твой парень нарисовал? — Рем, уставившись на экспонат Мейендорфа, тотчас выудил локоть из хватки Клауферсон и метнулся к картине, — просто очешуеть… Наверное, тут пяти лет не хватит, чтоб все это нарисовать…
Неловкая улыбка расползлась на моем лице при виде того, как юноша, прежде бродящий по залу со скучающим видом, внезапно прильнул к работе и с неподдельным интересом стал ее рассматривать. При этом выглядел он, как несмышленный любопытныйй ребенок, желающий все посмотреть, ощутить, потрогать… Я снова обернулась, выхватив взглядом две знакомые фигуры поодаль. Эммерих разговаривал с какой-то девушкой.
Постойте, а где-то я ее видела. Пухлогубая, скуластая, волосы идеально уложены. В белоснежной меховой накидке и на высоченных каблуках, что поравнялась ростом с Эми. Что ей надо? Зачем она снова пришла?
На душе неприятно заскребло, а сердце щедро посыпало слоем колючей соли. Голоса моих приятелей за спиной резко стихли, а мысли резко активизировались, выдавая самые разные и самые бредовые версии. Парень качал головой из стороны в сторону, чем вызвал ее активную жестикуляцию руками, и в этот момент я пожалела, что не умела читать по губам. По всей видимости, их диалог сложился не очень-то удачно — девушка вздернула нос, развернулась и пошла обратно вглубь зала. Мне же не хотелось встречаться взглядом ни с ней, ни с Эми. Проснувшаяся тревога порождала в сознании тысячи вопросов, так и остающиеся без ответов.
Инстинктивно дернувшись, я отошла подальше от картины. Агнет с Ремом втиснулись в толпу, уже скопившуюся возле экспоната Эми. Амалия, как вспомнилось мне имя этой пухлогубой девицы, пристроилась на задних рядах. Вначале представили художников, имена которых я не запомнила. Их картины мне все равно не понравились. Затем вышел к публике и Эми в компании тех самых мужчин, которых я увидела ранее. Один из них начал заумную речь, поздравив всех с Рождеством. Дальше перешел к благодарностям за то, что соизволили прийти. Затем что-то про вклад в современное искусство… Я не вслушивалась, вместо этого глядя лишь на Эммериха, который гордо осматривал всех присутствующих.
Ясные, словно светящиеся малахитовые глаза улыбались нам, хотя выражали некую обреченность с застывшим в них немым вопросом. Я заметила, как уголок губ парня нервно дернулся, когда, как выяснилось, организатор выставки закончил свою речь
— А теперь даю слово вам, фрау Каулитц-Трюмпер.
По телу пробежался электрический разряд, секундно пробудив замыленный различными мыслями рассудок. Господи, и она здесь?
Мать близнецов, цокнув высокими каблуками, вышла вперед. Еще раз поздравив всех с Рождеством, вернулась к одной из основных тем выставки — через месяц картина Эми будет официально выставлена на аукционе в музее современных искусств в Берлине. Зал разразился бурными аплодисментами, а с задних рядов послышались довольные возгласы. Я довольно улыбнулась из-за взыгравшей за Эми гордости. Он пожал руки еще некоторым организаторам и вновь исчез из поля зрения, что меня начало потихоньку раздражать. Все это время я хотела провести с ним, а не наблюдать издалека за его сухими и неинтересными беседами. Матери близнецов я тоже старалась держаться подальше — меньше всего хотелось бы невзначай встретиться и заговорить о неприятных для меня темах. Мероприятие, больше напоминающее светскую арт-встречу, явно не подходило для выяснения каких-либо отношений.
Лениво двинувшись по залу, я взяла с подноса официанта бокал шампанского, пытаясь зацепиться взглядом за другие экспонаты, чтобы как-то отвлечься. Ни один из них не справлялся с данной задачей, всецело уступая первенство работе Мейендорфа. Только она затягивала в свой плен, очаровывала и вводила в гипноз. Так, чтобы не отрываясь, смотреть на миллионы складывающихся в прекрасный шедевр линии. Я даже немного завидую его будущему обладателю…
— Шарлотт, ну что ж, мы пойдем. Удачных каникул, — ко мне снова подошли Рем и Агнет.
— Уже уходите? — отпила я немного, довольствуясь теплом изнутри.
— Ну, скучновато тут, мы лучше пойдем на Хассельбахплац! Там сейчас ярмарка, где продают самые классные елочные игрушки! — восторженно поделился Рем, накидывая на подругу дубленку.
— Ну мне лично пара картин понравились, — не то Рему, не то себе ответила Агнет.
Кивнув им на прощание, я снова вернулась к разглядыванию какого-то сюрреалистично-абстрактного мессива в непонятной цветовой гамме, больше напоминающей вырвиглаз. Как на такое вообще можно смотреть?
— Наконец-то то я тебя нашла, дорогуша, — от созерцательного процесса меня вновь отвлекли. Повернувшись, на этот раз я надеялась увидеть кого угодно,
но только не ее.
— Простите, а вы кто? — приподняв голову, отпарировала я.
— Думаю, ты прекрасно знаешь.
— Не знала, что там есть чем думать. Разве не все ушло в силикон для губ? — я чуть прищурилась, внимательно наблюдая за эмоциями Амалии. От такого ответа ее еще больше передернуло, отчего я едва заметно усмехнулась.
— А ты остроумная. Только вот вряд ли это тебе поможет. Даже не знаю, что Эммерих нашел в тебе, до этого он не западал на нищенок в роде тебя.
— Выбирай выражения. Ты не смеешь лезть в нашу с ним жизнь. Если у вас что-то и было раньше, то никакой актуальности это уже не имеет. Или если думаешь, что легла под нож хирурга, то стала ярче и красивее всех? — я чуть приблизилась, однако ростом Амалия, все равно превосходила.
— Эммерих очень успешен и талантлив. И, послушай меня, дорогая, ты только стоишь на его пути и тянешь на дно. Оставь его в покое. В скором времени он сделает правильный выбор, я уверена. А сейчас по-хорошему попрошу, исчезни, не то ты об этом пожалеешь.
— Ты что, мне угрожаешь? Не много ли берешь на себя? — пальцы, державшие ножку бокала, сжались буквально до хруста. Ком из внутреннего негодования, смешанного со смятением и паникой уже встал поперек горла, лишая возможности нормально вздохнуть.
Кто она вообще такая, и какое право имеет говорить со мной в таком тоне?
— Нет, я тебя предупредила, дорогуша.
— Тогда у меня к тебе тоже есть небольшая просьба, — я едва держалась от того, чтобы не врезать по ее размалеванной скуластой роже.
— Какая?
— Катись отсюда к черту. Ты уже пройденный этап, и поверь, что Эми уже счастлив. Со мной. Прими достойно свое поражение и не суди победителя, — маска гордости и равнодушия раздавила кипящие изнутри эмоции.
— Кто здесь будет победителем, известно заранее, — Амалия натянула паршивую улыбку, а затем удалилась вглубь зала.
***
Предрождественский Магдебург искрился снежными звездочками, витающими в небе. Прохлада, идущая от воды, предательски забиралась под слои одежды, желая вызвать стаи неприятных мурашек. Слезы под уничтожающим давлением норовили вырваться фонтаном из глаз, а неугомонное любопытство — достать ответы на все вопросы. Почему мы просто не можем быть счастливы, как все остальные? Почему обязательно найдется то, что снесет с ног на ровном месте и внесет ложку дегтя в банку меда?
Табачный дым, исходящий от сигарет Эммериха, заволакивал в свой вишнёвый плен. Я не решалась начать первой интересующий меня разговор, вместе с этим пропуская мимо ушей слова парня о прошедшей выставке. Сейчас мне было глубоко на нее наплевать. Набережную Эльбы мы выбрали из-за того, что на улицах сейчас все толпятся, суетятся… А мы не любили ни спешку, ни суету. На расстоянии ближайших пятиста метров никого рядом и не было. Это место казалось слишком тихим, слишком безлюдным, что можно было запросто слышать, как дыхание сменяется паром и как бьется сердце. Замерзший водоем застыл хаотично возвышающимися над поверхностью льдинами. Тихо. А внутри все кричит.
Нужна ли я ему? Или, может, та пухлогубая девица оказалась права — я простая нищенка, которую он из жалости подобрал, отогрел и приютил? И нас ничего больше не связывает…
Клокочущая, больно бьющая по ребрам боль с немым вопросом не давала думать о чем-либо другом. Кончики пальцев, скрытых под перчатками, начало покалывать не то от холода, не то от нараставшего волнения. Может, действительно, от меня лишь одни проблемы, и я как снег на голову, сваливаюсь на других, не принося ничего хорошего? Эми стоял рядом, оперевшись на ограждение и смотря на противоположный берег, усеянный огоньками. Его сигарета уже постепенно превращалась в окурок, что служило своеобразным отсчетом.
And I'm trapped inside your heart
I don't mind the broken parts
Тяжелый вздох еле слышно рассек морозную тишину, вырвавшись густым облаком пара.
— Что-то ты сегодня совсем неразговорчивая. Все в порядке? — шляпник развернулся ко мне всем корпусом и легонько тронул за плечо.
Я замерла как ледяная статуя, надеясь отыскать в светящихся от фонарей малахитах неразгаданные истины. Тихо шмыгнув носом, приспустила веки и слабо повернула голову в сторону реки.
— Скажи, кто она? Почему она мне угрожала? — эти слова слетели с уст приглушенно и вместе с этим чертовски тяжело.
— Кто?
— Твоя… Знакомая? Если ее можно так назвать. Та девушка, которая бросила на остановке твой букет. Скажи мне пожалуйста, только честно… Я тебе надоела? Или… Не считаешь ли ты, что просто пожалел меня, и теперь не хочешь в этом признаться?
Слезы, застывшие на морозном воздухе, замутнили взор. Но заплакать я считала для себя чем-то унизительным, порочащим. Стало вдвойне неловко, и еще сильнее пробудилось желание уйти под лед реки прямо здесь.
— Что бы она тебе не сказала, ты совершенно не должна слушать. С чего ты это вообще взяла, Шэри? Не придумывай никаких глупостей, я тебя прошу.
Сказанные им слова зажгли внутри маленький мерцающий надеждой огонек. Мне правда хотелось верить в то, что я действительно придумываю какие-то призрачные страхи и с большой охотой сама же в них и верю. Будь это хоть десять его бывших девушек, это все равно не помешает нам быть счастливыми. Или хотя бы попытаться ими стать…
Эми взял меня за руку и повел чуть вперед. Я даже удивлялась, как он умудрялся ходить зимой без перчаток, в то время как я уже во всю мерзла и сжимала ладони в кулачки.
— Пойдем лучше домой, а то ты уже дрожишь, — с улыбкой отозвался парень.
Внезапно остановившись, он положил одну ладонь мне под колени, другую — на спину. И в эту же секунду я оторвалась от земли, оказавшись буквально у него на руках.
— Эй, что ты делаешь! — остатки прежней грусти тут же исчезли, и им на смену пришли недоумение и восторг, — поставь меня! — смех непроизвольно сорвался с уст.
— Нет, так будет быстрее. Хотя бы до машины я донесу тебя так. Держу пари, у тебя уже отваливаются ноги, — Эми немного усилил хватку, чтобы я смогла обвить руками его за плечи, чтоб не упасть.
Аллея медленно укрывалась снежным одеялом и пропитывалась духом предстоящего праздника. Только вот на лавочках под фонарями совершенно никого не было. Хотелось домой, скорее домой… Щека невольно прижалась к заснеженному воротнику пальто парня, а в голову заползла совершенно глупая, даже детская затея — ловить ртом снежинки, как я любила делать, придя в новую школу… А затем играть в снежки и дурачиться по полной.
***
— Он еще не готов?
— Нет, надо еще немного подождать, — Эми приоткрыл дверцу духовки, чтобы проверить готовность главного рождественского блюда.
Мы сидели напротив работающего прибора как маленькие дети у телевизора, дожидаясь заветного звоночка — когда же можно будет достать гусиную тушку. Есть, конечно, уже очень хотелось. Кухня наполнилась приятным запахом корицы и лимона, отчего аппетит пробуждался сильнее.
И все же я была невероятно рада, что отпраздную рождество вместе с Эми. Может, наконец-то я полюблю этот праздник и загадаю заветное желание. И чтобы оно обязательно сбылось. Впереди были каникулы и короткий отпуск на работе, целых полторы недели долгожданного отдыха и возможностей заняться тем, что давно откладывал.
Подступившее к горлу чувство подсказывало, что началась ломка. Надо как следует закинуться и подождать несколько минут, прежде чем я достигну желаемого эффекта. Организм начал настойчиво требовать дозу. Я уже не помнила, когда могла справляться с любыми эмоциональными встрясками без молекул духа — они стали мне незаменимыми, как восемь заветных аминокислот в организме.
— Я скоро вернусь, — фраза, которую парень очень хорошо понимал, не задавая глупых вопросов, и при этом сам нередко кидал ее мне.
Закидывая бесконечным потоком веществ губящую жалость к себе, я не могла найти этому конец. А может, просто не хотела его искать. Не могу и не хочу — вещи разные, но иногда становятся синонимами. Под ребрами вновь заболело, навевая мысли о минувшем неприятном разговоре с той девицей — все-таки толком не зная ее, я уже горела ненавистью к ней. В моменты ломки я проклинала свою подводящую так некстати память — и где теперь молекула?! В пачке с карандашами и линерами не оказалось. В ящике с масляными тюбиками тоже нет.
Со стола полетели рисунки, которые я как-то забросила, так и не решившись завершить. Дрожащие руки перебирали все, что ни попадалось, но так и не находили желаемого. Я полезла в шкаф, где мы хранили всякий хлам наподобии скрученных холстов, сложенных мольбертов и различных бюстов. Как-то раз я видела, что парень достал пакетик с нижней полки. Наконец-то и я нашла, невольно расплываясь в победной улыбке — двадцать минут эйфории мне обеспечены, и я успокою беснующуюся внутри тревогу. Прибирая обратно вывалившиеся из шкафа предметы, я зацепилась взглядом за маленькую бархатную коробочку. Я знала, что лазить по чужим вещам нельзя, но если тайно посмотреть и положить обратно — не катастрофично. Бордовая коробочка открылась, являя мне прекрасное ювелирное изделие, увенчанное шикарным бриллиантом. В ней было кольцо.
And I feel I don't know where I'm going now
