Падение Берлинской стены

POV Charlotte Cinema Bizarre – After the rain Подготовка к выпускному выжимала из меня последние силы и остатки терпения – сколько же различных тряпок пылится в шкафу, но ни одна не подходит для такого случая... Я уже приходила в немое бешенство, откидывая очередную вешалку из шкафа на кровать. – Давай я помогу тебе, дорогая, – в комнату зашла моя тетя и, завидев беспорядок в моей комнате, даже ахнула. – Я уже вообще не хочу идти на этот чертов выпускной, – присев на край кровати, отчаянно уронила голову в ладони. – Шарлотт, не надо так говорить. Такое событие не каждый день случается, и лично я считаю, что тебе следует пойти, – женщина погладила меня по плечу и улыбнулась, – Ну вот, посмотри, какое красивое, ты будешь выглядеть в нем великолепно. Среди кучи сваленных друг на друга вещей она вытащила серое платье на тонких лямках, длиной чуть ниже колен и расшитое блестками на корсете. Я бросила его, даже не вглядываясь, а сейчас совершенно по-новому обратила на него внимание. Фасон достаточно сдержанный, но одновременно было в нем что-то дерзкое и притягательное. Тетя привезла его мне из очередной командировки пару лет назад... – Может, и стоит попробовать, – оглядев платье, я поверьела вешалку в руках, как сомневающийся в магазине покупатель. До выпускного оставалось еще несколько часов, что позволяло мне хорошо подготовиться. Тетя не отходила от меня ни на шаг, помогая с легким макияжем и завивкой локонов. Волосы доставали уже до плеч, платье идеально село по моей фигуре, хотя совсем недавно я бы точно в нем утонула из-за болезненной худобы. И вот, несколько завершающих штрихов – в зеркале уже стояла, как говорила тетя, уверенная в себе, здоровая и абсолютно счастливая девушка. – Выглядишь потрясающе, – заключила родственница, положа обе ладони на мои плечи. Стоя у зеркала, я мягко улыбнулась и так и норовила подправить несколько складок платья, но тетя заверила, что делать этого совершенно не нужно. – Спасибо... – Не могу поверить, что ты уже такая взрослая, – едва сдерживая слезы, проговорила тетя и заключила меня в крепкие объятия. – Ну, это ведь естественно, – обняла я ее в ответ. – Только не зажимайся, твой наряд прекрасен. Уж кое-кто, думаю, будет доволен, – в голосе тети проскочила едва уловимая хитринка. Я даже знаю, кого под «кое-кем» она имела в виду. – Не знаю, не знаю, – решила я «подыграть», так же хитровато улыбаясь, – В первую очередь, красивой нужно быть для себя, а не для кого-либо. – Вот это правильно, родная. Когда нравишься себе, то нравишься и другим, – выйдя в прихожую, тетя стала искать что-то в шкафу, – Вот, надень это, а то к вечеру холодает, – на плечи опустился легкий плащ. – Спасибо, теть... Я люблю тебя, – едва сдерживая слезы, вновь обняла ее. – И я тебя, милая. Будь аккуратнее, пожалуйста, – наставительным тоном сказала тетя, отстраняя меня от себя. – Не волнуйся, – сделала небольшую паузу, – за мной есть, кому присмотреть. Если буду поздно, не волнуйся! – Я тебе полностью доверяю, милая, хорошего тебе вечера! Подмигнув родственнице на пороге, я вышла из дома на вечереющую улицу. Решила добраться до школы пешком, чтобы дать себе время поразмыслить о многом, что меня тревожило. Я всегда слишком трепетно относилась к подобным мероприятиям, избегала скоплений людей, но сейчас это было мне необходимо, чтобы пересилить свои страхи и выйти навстречу этому миру. Там находились мои друзья, с которыми я общалась, и было бы действительно некрасиво – взять и исчезнуть. Более того, я ожидала увидеть и того, благодаря кому меня переполняла нежность. Билл. Может, он был сегодня точно так же занят подготовкой к выпускному, Том проболтался, что они с группой организовали небольшое выступление. Сама звонить я боялась, объясняя это тем, что отвлеку и помешаю. Видимо, Билл тоже так думал. В любом случае, на телефоне не было ни одного звонка... *** Скромный актовый зал нашей школы превратился в довольно красивое и уютное помещение. Длинные бирюзовые шторы занавешивали окна, как в театре, на стенах были развешаны шарики. Приглушенный свет создавал атмосферу тепла, которого я никогда не испытывала, находясь в этой школе. Многие ученики уже собрались здесь, расходясь по компаниям. Мне же не хотелось примыкать к кому-то за вымученными и бесполезными разговорами, от которых мне не станет ни жарче, ни холоднее. – Шарлотт! Вот ты где! – раздался звонкий девичий голос сзади, – Вау, какая ты красотка! Ко мне подбежали Агнет и Реми, весело улыбаясь, и я невольно повторила за ними. И я по праву могу ответить этой парочке тем же – синее платье подруги струилось до самого пола, отпадный макияж, собранные в пучок рыжие волосы добавляли строгости и официальности в ее образ. Ее спутник был облачен в классический костюм-тройку, и я уже видела по лицу Лайохта, как ему ужасно некомфортно в этом одеянии. – Спасибо, ребята, вы тоже прекрасны, – мы заключили друг друга в объятия, – Буду голосовать сегодня за вас как за короля и королеву школы! – и синхронно засмеялись. – Не скромничай, Шарлотт, ею должна быть ты, а вот твой принц, точнее король, возится сейчас со сценой, вот! – подметила Агнет, обращая свой взор прямо. Повернув голову, я посмотрела туда же, правда из за столпившихся учеников мало что можно было разглядеть. Сверкнула знакомая красная кепка, как маяк в открытом море, затем русая голова Георга. Изворачиваясь так и эдак и привставая на цыпочки, все равно не могла найти Билла. – Пожалуй, мы еще отойдем, у нас есть важное дело, – усмехнувшись моей подруге, подал голос Реми. – А, точно, а то оно уже заждалось нас во второй кабинке за бачком, – поддакнула она, тут же смотря на меня, – Ох, подруга, извини, мы бы рады тебе предложить, но тебе нельзя... – Ничего, мне и без вашего «волшебного эликсира» хорошо, – я уже прекрасно догадалась, что эта парочка имела в виду, и стало ясно, чего Агнет такая «веселушка-болтушка». Вероятно, кто-то из наших одноклассников заранее припрятал заветную бутылку и сообщил всем. Когда друзья ушли, я встала возле стены, пытаясь унять призрачное волнение, цепко сковавшее меня по рукам и ногам. Так, главное не перенапрягаться и сделать вдох и выдох... Вдох и выдох... Эти простые манипуляции помогали мне хоть ненадолго успокоиться, и после этого я вновь вернулась к разглядыванию убранств зала и учеников, которые мирно собрались в компании и о чем-то беседовали в ожидании официальной части... Глаза резко накрылись темнотой, а точнее, чьими-то ладонями. Незадачливо прикоснувшись к браслету на запястье, я сразу поняла, кто это сделал и даже затаила дыхание, ощущая, как приятно замерло сердце. – Билл? Повернувшись, увидела его перед собой. На секунду меня дернуло, сигнал до мозга дошёл не сразу, потому что парень выглядел немного иначе. Первое что бросилось в глаза – ярко выделенные черным глаза, матовый тон лица и глянец на губах. Волосы не торчали как обычно в разные стороны, а были аккуратно уложены, сохранив при этом объем. Фигуру подчеркивали темно-синие джинсы-клеш и черная рубашка, расшитая мелкими рюшами. Необычно, но чертовски ему шло. Красивый. – Привет, – я буквально оттаяла от его голоса и мягкой улыбки. – Привет. К...классно выглядишь, – вышло с небольшой запинкой, а взгляд так и метался по образу парня. – Спасибо, я польщен. Но ты намного чудеснее, – щеки залились жгучим теплом, что вынудило меня слегка опустить голову. Парень мягко заключил меня в свои объятия, позволяя насладиться сладковатым ароматом волос. – Вы будете выступать сразу после официальной части? – чуть отстранившись, поинтересовалась я. – Да, именно, – лучезарно заулыбался Билл, обнажая белоснежный ряд зубов на фоне царившего здесь полумрака, – Я рад, что ты здесь. Уголки моих губ подпрыгнули, выражая немую гордость. Я не знала, что еще ответить, судорожно придумывая любые слова. Мы с Биллом уже далеко не чужие друг другу и общаемся буквально каждый день, так какого черта мне сейчас так волнительно? – Йо-о-о-оу! – не успела я ничего понять, как сзади резко налетели и крепко обхватили, – Классно выглядишь, Шар! – заверещал Том, едва не подхватывая на руки, чем заставил меня засмеяться в голос. – Спасибо, Томка! – А я сначала смотрел, ты, не ты, не знал, с кем тут братец тискается, – за такую шутку старший Каулитц получил несильный подзатыльник от брата, что еще сильнее меня позабавило. Том вообще не прикладывал никаких усилий к праздничному образу, те же самые джинсовые паруса, огромная футболка и кепка – все, что надо. Официальная часть прошла, к нашему счастью, быстро, и когда все нудные речи были произнесены и наконец, началась долгожданная вечеринка, братья засуетились. Том ушел к сцене первый, а Билл остался рядом. По его бегающему взгляду и сжимавшейся в руках резинке я поняла, что что-то не так. – Волнуешься? – заглядывая в его ореховые глаза, спросила я. Вибрации его ощутимого беспокойства перебрасывались током и на меня, усиливаясь. – Да нууу... – юноша словно избегал зрительного контакта со мной, – Есть немного, на самом деле, ты права. – Все будет круто, Би, – привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку, – ты ведь уже привык выступать, так что давай. Все получится... Парень будто смягчился, облегченно вздохнув и перестав терроризировать свою резинку. Обняв меня в ответ, горячо прошептал в самое ухо, моментально вызвав табун мурашек: – Я хочу, чтобы ты смотрела на меня. Твердо и уверенно. Так близко-близко, что не имею права отказать и не хочу. Я сама хочу смотреть только на тебя. Билл восходит на сцену, чем моментально обращает на себя внимание всех собравшихся. И это уже не мальчишка, минуту назад жмущийся ко мне от гнетущей неуверенности, а прекрасный молодой человек, получающий удовольствие от этих заинтересованных взглядов. Том, Георг и Густав уже заняли свои инструменты. Освещение подчеркнуло силуэты парней, вызвав радостные возгласы. Раз, два, три, Густав ударяет по тарелкам. Ему вторят Том и Георг на своих гитарах. Я выдыхаю, прислоняя ладони к груди и концентрируясь лишь на нем одном. Я просыпаюсь для тебя Мы творения друг друга, раньше ты этого не знала Я даю тебе себя Моя последняя воля поможет тебе Прежде чем море разобьется подо мной Я верю в тебя Ты всегда будешь для меня святой Я умру за наше бессмертие Моя рука с самого начала Над тобой Я верю в тебя Ты всегда будешь для меня святой Мой взгляд приковывается к нему, как он и просил. Буквально искрится неподдельной радостью, делясь этой энергией со всеми нами. Одна искринка угождает в мой костер и разжигает пламя среди моей ледяной пустыни. Против всех ветров, против всех метелей и вьюг. Ты разбиваешь холод, когда говоришь Каждым своим вдохом ты меня освобождаешь Однажды мы снова увидимся Продолжай дышать, если ты можешь Даже если море разбивается под тобой Я верю в тебя Его голос укрывает меня невидимым пледом, как того самого потерявшегося в снежном лесу путника. Билл пел именно так, тепло, проникновенно и до приятных мурашек, концентрирующихся где-то в животе и разносящихся по всему телу. Я даже обняла себя руками, чтоб просто унять бушующие внутри чувства. Клубок моего волнения мягко распределялся на ниточки расслабления, и мне всерьез показалось, что весь остальной мир затих. Перестал существовать. Я слышу только его. И вижу только его. Наши взгляды встречаются. И мне совершенно не хочется отводить глаза в пол, наоборот держать этот контакт как можно дольше и крепче, чтобы не выскользнул из рук, не разбился и не разлетелся. Честно, я была готова затаить дыхание и представить, что нас окружает только темнота, и вокруг нет никого из этих людей, а музыка резко утихла. Только маленький лучик, улыбающийся нам сверху от той самой путеводной звезды... И яркие картинки пляшут вокруг меня. Полосатая футболка. Ромашка. Слезы. Новое знакомство. Прогулы уроков. Сигарета. Гараж. Скиттлс. Ссора. Дождь, ночь в хижине, нежность. Мягкость губ, нестройное дыхание и непреодолимое желание, оказавшееся сильнее нас. Разрушенный мир, в который нас снова привели замкнутые пути. Я умру за наше бессмертие. Аплодисменты и радостные вопли заполоняют этот зал, чем группа наслаждается с широкой улыбкой на лице. Ребята делают небольшую передышку, после чего приступают к следующей песне. В первый раз один В нашем убежище. На стене я еще вижу наши имена, И снова их вытираю. Я хотел тебе все открыть. Почему ты убежала? Вернись, Возьми меня с собой… Приди и спаси меня, Я горю внутри Приди и спаси меня, Я не справлюсь без тебя. Приди и спаси меня, Спаси меня, Спаси меня… Наши мечты были враньем, и ни одной настоящей слезы. Скажи, что это неправда, Скажи мне это сейчас. Возможно, ты где-то слышишь по радио мой сигнал SOS. Ты меня слышишь? Ты меня не слышишь? Приди и спаси меня, Я горю внутри Спаси меня – окатило ледяной водой, после того, как прокричало в громкоговорители вокруг меня. Мой взгляд выстроил лишь одну дорожку, ведущую прямо к нему, исключил все постороннее. Я не вижу никого, кроме освещенного софитом силуэта. Билл встал с места и стал ходить по сцене. Напряженно дышал в микрофон, пропевая слова. Отдавал всего себя, становясь с песней единым целым. Поднимаю взгляд на застывшую фигуру, дотягивающую последние ноты с прикрытыми глазами. Чутко, пропуская мотив через себя, растворяясь в нем. Толпа сбивает меня с ног, дыхание теряет свой ритм. Мне необходимо найти опору, чтобы не упасть в черную, обволакивающую бездну, не зависнуть над ней, цепляясь за тонкие веточки. Черт возьми, с этой жгущей волной воодушевленности, восхищения, радости, пришло и мерзкое смятение вместе с болью. Рука на автомате сжала лямку сумки сильнее, а размыленный взор очертил невдалеке спасительную дверь. Духота, висящая в зале, и громкие возгласы отпустили, стоило мне выйти в коридор и вдохнуть живительный воздух, едва не закашлявшись. Тело мелко затрясло, как в лихорадке, но отчего-то это ощущение порождало восторг. Достав баночку с таблетками, не спешила класть ее обратно. Успокоительные. Нет, я все же хранила их в сумке, хотя рационально осознавала, что следует держать себя в руках и справляться с любой тревогой собственными силами. Палец почти нажал на крышку. Черт, нет, нельзя. Я усиленно пытаюсь отказаться от них, исключая излишнее давление на организм. Надо возвращаться. Помещение заполняла тихая, ритмичная музыка. Некоторые выпускники танцевали, некоторые так же, собравшись в компании, разговаривали о чем-то и «зажигать» явно не спешили. Я не знала, к кому примкнуть, все казались мне до невозможности чужими. Внутренний голос шепнул, что стоило к кому-нибудь подойти, меня тут же прогонят и не будут рады моей компании. Знакомых фигур в поле зрения не было, отчего сердце на секунду сжалось. Разглядеть кого-нибудь в темноте, перемежаемой лишь яркими огоньками, тем более было проблематично. – Я думал, ты снова сбежала. На талию легли теплые руки. Даже не вглядываясь в черный лак, я моментально поняла, кто это. Развернувшись к Биллу, я встретилась с его проницательным взглядом. – Нет, все хорошо, – призналась я, вновь ощущая прилив тепла к щекам, – Вы очень круто выступили. Это было... Невероятно красиво. – Спасибо, Лотти. Твоя поддержка очень помогла мне, – мягко улыбнулся юноша, но тут же в его взгляде проскочило беспокойство, – Ты хорошо себя чувствуешь? – Да, все в порядке, правда, – я хотела опустить голову, но Билл не дал мне этого сделать, задержав пальцами мой подбородок. – Я рад. Может, тогда потанцуем? – воодушевлённо отозвался он, легонько сжав мою ладонь одной рукой. – Да, конечно. Мы проследовали в середину зала. Каулитц обхватил мою талию, а я в свою очередь, обняла его за плечи, мягко прислоняясь. Казалось, что удары его сердца, улавливаемые моим слухом, звучали так же отрывисто и быстро, как и мои собственные. Парень слегка наклонил голову, щекотнув длинными прядями щеку, чему я невольно заулыбалась. Неторопливая песня, струящаяся из динамиков, погружала нас в своеобразный мир, где царила лишь безграничная нирвана. Где не существовало ни тревог, ни страхов, ни печалей. Почувствовав, как неприятно закололо ноги в этих дурацких туфлях, просто раскачивалась в такт музыке, прижимаясь к Биллу теснее. Bitter sweet memories Of a love we had before Blinded by sanity What's behind the crimson door? What happened to my eyes Incapable of seeing signs There's just one miracle That's left of this love After the rain I still see heaven crying After the rain I still feel no relief Cause everything we used to be And used to feel It all becomes so frightening real After the rain Rainbow skies turned to grey Ever since we lost our smile Innocence gone astray Since the day we said goodbye – Красивая мелодия, не правда ли? – чуть отстраняясь, поинтересовался Билл. – Да, мелодия и правда завораживающая... Но ваши песни мне нравятся больше. Милая, даже мальчишеская улыбка расцвела на его губах. Как солнышко, вышедшее с восточной полосы и прогнавшее висящую над городом полярную ночь. Я, охваченная этим гипнозом, смотрела на парня. Не упускала ни единой частинки, внимательно вглядываясь. Необычайно глубокие, темные глаза пускали в меня крепкие нити, притягивали своей красотой и искренностью. Ладонь Билла, сжимающая мою, внезапно проскользила чуть выше, переплетя наши пальцы. Я вновь соприкоснулась кончиком носа с щекой юноши, даже ощутила, как мы танцевали так же три года назад. И как эти ореховые глаза смотрели на меня с неподдельным интересом, наивностью, даже едва прокальзывающей робостью. Рождественские гирлянды слабо подсвечивали улыбку парнишки, играясь с маленьким колечком в брови. Теплота, захлестнувшая меня от этих воспоминаний, прошлась по телу мелкой вибрацией. Я улыбнулась самой себе, невольно сжав мужское плечо как самую сильную опору. Тиски взыгравших чувств, воспоминаний и эмоций, сжались плотнее, не оставляя шанса выбраться. И я снова подняла глаза. Билл был прекраснее, чем когда-либо. Чем на моих рисунках и в самых далеких воспоминаниях. Даже по его взгляду, выражению лица я чувствовала, что он очень повзрослел за этот год, хоть и внешне остался таким же черноволосым мальчишкой, героем моих рисунков и моего сердца. И сейчас меня как никогда тянуло к нему. Тянуло с неистовой силой и поглощающей мое сердце нежностью, как к единственной спасительной ниточке. Я только начинаю жить, как все. Улыбаться, как все, радоваться, как все. И я так хочу жить. Жить, слыша его голос. Жить, смотря в его добрые глаза и чувствуя под ладонью стук его необезображенного сердца. Казалось, голоса этого мира стихли, и мы остались вдвоём на темной сцене, подсвеченной лишь одним фонарем... И в голове, и в сердце, и по всему существу расплывается теплой, тягучей карамелью. Я люблю тебя. Песня заканчивается, а мы так и замерли на месте. Лишь руки двигаются отдельно от меня, мягко проводят по скулам юноши, а глубины души уже горят, плавятся, как шоколад в глазах напротив. Такой родной, такой теплый. Какой же ты красивый. Между взглядами выстраивается лишь только нам понятная, такая осязаемая, но при этом невидимая связь. Уже чувствую, как она расставляет полюса, побуждая притягиваться сильнее друг к другу под натиском этой неведомой энергии, словно магнитом. Притянуло. Еще раз тряхнуло, побудив волнообразное скопище мурашек замереть и разом сконцентрироваться жгущим комом в районе груди. Таким, который согревал меня, трепетно и чертовски приятно. Навеивал уют и спокойствие, такое же, когда сидишь дома в объятиях любимого человека и ловишь его неторопливые поцелуи. Мои подрагивающие от мандража кончики пальцев сжались в чужой ладони, добавляя в этот порыв еще больше нежности. Пирсинг мягко скользнул по нижней губе, с немой просьбой ожидая моего согласия. Впустить в свое пространство. Прежде Каулитц был настойчив и даже нагловат, а тут нарочно выжидал, растягивал в бесконечные минуты томительные паузы. Не решался действовать активнее, осторожно углублялся, ожидая моего ответа. Пальцы путаются в черноволосой пушистой копне на затылке, затем, чтобы унять трепетное покалывание, сжимают в тисках тонкую ткань рубашки на плечах. Привстаю на цыпочки даже в туфлях, чтобы дотянуться. Дотянуться до того, что сейчас вот-вот захлестнет, и наши полюса схлопнутся. Произойдет тот самый большой взрыв внутри меня, после чего теплые лучи рассеятся по всему телу. Осторожный язык мягко скользнул внутрь, исследовал нижнюю губу. Аккуратно, мягко. Но этого достаточно, чтобы буйство всех невообразимых, красочных и пьянящих чувств отворило клетку. Бабочки. Дурацкие бабочки с бешено дрожащими крылышками сконцентрировались многомиллиардной стаей, гуляя трепетным теплом в животе. Разом вылетели, стоило Каулитцу вновь скользнуть пирсингованным языком по чувствительной коже и легко провести прохладными ладошками по моим оголенным лопаткам. Я слегка поворачиваю голову, чтобы не упасть в буквальном смысле и сохранить равновесие. Чувствовать всю глубину, что затягивала в свои распахнутые объятия, укрывающие меня от этого мира. Губа. Уголок. Нежное касание языком, снова губы. Билл неторопливо ползет по моим, чередой нежных ласк напрашивается на ответную реакцию. Взаимное давление опьяняет, накрывает с головой, переводит это притяжение в тотальный минус. Даже не в ноль. Мало. Хочется еще. Наполниться друг другом до отказа, пока воздух не кончится. И он не кончался. Мягко отстранившись, мы еще несколько секунд смотрели друг другу в глаза после такого головокружительного в прямом смысле поцелуя. Протянув ладонь к лицу юноши, я невольно задержалась. Чтобы запомнить мягкость этих безумно красивых черт, навечно запечатлеть в своей памяти. Мягкая улыбка синхронно расцвела на наших губах, а веки легко приспустились как шторка, ограждающая нас от этого мира. – Лотти... – теплый голос пробрался под кожу чуть волнительной дрожью. – Мм? – будто показывая, что я во внимании, непроизвольно тянусь на цыпочках, чтобы казаться еще выше. – Ты и так это знаешь, но... Я скажу еще раз. В этот важный для всех нас вечер, – парень приблизился, прислоняясь лбом к моему, – Я люблю тебя... – Билл... Почувствовав легкое поглаживание своей кисти, невольно прикрыла глаза и буквально растворилась в этих объятиях. Всецело утонула в облаке бесконечной нежности, что окружало нас. Под кожей потеплело. Все вокруг затихло. Кроме его голоса. – И я тебя люблю... Очень, – произнесла это так, чтобы слышал он один. Так же тихо и проникновенно. – Наверное, я храню это чувство с самого начала, когда только увидел тебя. Даже не знаю, когда именно – еще тогда, в детстве, или уже в школе... Сколько себя помню, мне никто не был нужен кроме тебя. И в любом случае, все, чего я хочу – сделать тебя счастливой. Несмотря на звучание музыки Каулитц говорил тихо, но уверенно, так, что я все слышала до мелочей. – Я уже счастлива, Би, – приподняла руку, чтобы легонько потрепать по объемной прическе. Он аж засиял... Большие пальцы мягко погладили по корсету, притягивая меня еще ближе. Совсем рядом. Тело вновь пробило легкой дрожью, смешанной с приятной истомой. С будоражащим интересом замираю напротив, невесомо утыкаясь кончиком носа в щеку юноши. Кожа полыхает вожделенными искорками, которые снова запустили во мне цепочку микровзрывов. – Я люблю тебя Три волшебных слова, после которых наступает безграничное счастье. Не то, каким его описывают в книжках. Оно у каждого свое. Никто из всех присутствующих здесь даже близко не мог даровать того счастья, что даровал мне Билл. Тот, благодаря кому я улыбаюсь сейчас, еле сдерживая слезы. Тот, кто был моим самым лучшим другом. Тот, кто всегда был рядом. Тот, кого я полюбила всем сердцем, после чего поблагодарила судьбу за дарованный второй шанс. Яркие вспышки оглушили мое пространство, даря безграничное ощущение полета. Легкости и свободы. – Я самый счастливый человек на земле... В голосе улыбка, неподдельная радость. Я чувствую ее, всеми фибрами перенимая на себя и смаргивая неприятную слезу. Тягучую и тяжелую, но главное, она от счастья. – И я, Би... – Пообещай мне, что больше никогда не сбежишь... От этой резко сменившейся интонации, с воодушевленной на обеспокоенную, даже стало неловко. Будто Каулитц действительно верил в то, что говорил, инстинктивно сжав мою талию. – Обещаю... – жмусь ближе, опираясь лбом в ключицу юноши и непроизвольно сжимая пальцы на его плечах сильнее. Сложилось бы впечатление, что кто-то сейчас отнимет мою любимую игрушку, и я должна бросить все силы на то, чтобы удержать ее рядом с собой и противостоять невидимому врагу. Зажмурилась от переполняющей мою душу нежности, судорожно выдыхая и расплываясь в тупой улыбочке. – Тут делать уже нечего. Может, уйдем? – в голосе азарт и даже вызов. – Давай... – с радостью поддержала я эту внезапную идею. Дав свою руку Биллу, доверила в буквальном смысле вести за собой. Когда мы вышли из школы, то мелкие бисеринки одна за одной закрапали с неба, щекоча макушку. – Кажется, погода не любит, когда мы выбираемся куда-то вместе, – Билл нахмурился и вытянул ладонь перед собой, ловя капли и потуже застегнув плащ. – Ну и что, это далеко не главное, – я поморщилась от падающих на голову капель. Дождь становился все сильнее. Колючий, теплый. Ветер гуляет под тканью одежды, одаривая прохладой летнего вечера. Капли падают на волосы, катятся по лицу, увляжняют ресницы и размазывают косметику. Наступаем в глубокие лужи, делая «фонтанчик», смеемся, как дети. Большие счастливые дети, у которых жизнь только начинается. У нас даже завязывается игра в догонялки, и мысленно я уже попрощалась с туфлями, которые тетя отдала мне на выпускной. Билл, по всей видимости, решил так же, плюхаясь в лужи прямо в кедах. Черная ткань рубашки и джинсов обтянулась на худощавом теле, делая парня похожим на какое-нибудь привидение, волосы поникли и стали «сосульками». Ну до чего смешной! – Догоняй! – крикнул он, повернувшись впереди, а я уже хохочу как умалишенная на всю улицу. И смотрю в небо, которое не жалеет для меня прохладных капель. Ноги отрываются от земли, я лечу. Высоко-высоко над этим миром. Я лечу к ярким звездам, к розовым тучам, к ясной луне. Пробегу сквозь муссон... Тихий вскрик вырывается из груди, когда я действительно теряю равновесие. Юноша подхватывает меня на руки, пристально смотря в глаза. – Ну и чего мы замечтались, м? – притворно-недовольное лицо светится желтым отблеском от фонаря. – Бу-бу-бу, Билл! – смеюсь и щелкаю брюнета по носу. Юноша склоняется ко мне, и в следующую секунду я получаю «наказание» в виде поцелуя. Мокрого, с ароматом весенней грозы. Моего любимого муссона. Зарываюсь руками во влажные волосы Каулитца, едва касаясь холодной ткани длинного кожаного плаща. Ноги в ужасно неудобных туфлях обдает слабым ветром, рождая на теле сотни мурашек. – Хочешь опять сбежать, м... – голос хрипловатый, слегка строгий. Но мне безумно смешно! Веселиться, хочу веселиться! Быть маленькой девочкой, отвоевать у туч, у дождя свое украденное детство. – Давай, кто первый до железнодорожной станции, тот и победил! – мне нравится видеть задорный огонек в темных глазах юноши, – Выключай в себе заботливую мамку и давай хулиганить! – Не-а, – с улыбкой, с вызовом. Хватка становится сильнее. Надо что-то делать! – Смотри, там твои фанатки! – указываю пальцем за спину парня, чем нагло пользуюсь. – Где? – повелся! Спрыгиваю обратно на землю, хватая ничего не понимающего юношу за руку, веду за собой. Дождь усиливается, щедро поливает нас весенними небесными слезами, барабанит по крышам и замутняет картинку перед глазами. На ресницах ютятся капли и щекочут прохладную кожу. Мы смеемся. Дурачимся. Кричим во всю глотку заветное «Ура» и совсем не обращаем внимания на прилипшую к телу одежду. Это совсем неважно! В небе сверкнула молния, зашумело сильнее. От быстрого бега дыхание слегка перехватывает, мы останавливаемся. Ого, мы уже добежали до Хассельбахплац! Я счастлива. Очень счастлива. Со мной рядом любимая мордашка, похожая на панду из-за растекшихся черных теней, заливистый смех и держащая мое запястье прохладная рука. Билл разворачивает меня к себе, несильно тыкая в плечо. Тыкаю в ответ и морщусь от капель, стекающих с волос юноши. А он еще. И я еще. Тык-тык-тык, и снова меня подхватывают на руки. И мы как два безумца кружимся вокруг своей оси в дождевом танце, позабыв обо всем на свете. Обхватываю парня за шею, чтобы не соскользнуть и не упасть. – Ааааааа! – кричу громко на всю улицу. Легкое головокружение и едва ощутимая прохлада. Под ладонями жарко. – Я пройду сквозь муссооооон! Опустившись на землю, тяну Билла за руку. И выходит нечто похожее на танец. Парень обхватывает меня за талию, и мы неуклюже передвигаемся по лужам, глупо посмеиваясь. Брюнет отпускает одну руку, я кружусь вокруг своей оси. Юноша склоняется ниже и подхватывает меня в финальной позе нашего «танца». Затем вновь одаривает поцелуем с ароматом муссона... Мы отбегаем к близстоящему зданию, прислоняясь к стене. Уставшие, счастливые, прячемся от яркого света фонаря под козырьком. Вода стекает с волос и покалывает щеки. – Хулиганка моя, – рваный выдох. Взгляд игривый, довольный. – Бу-бу-бу... – грудь вздымается, губы плывут в улыбке. Глаза устало прикрываются, прогоняя непрошенную росу с ресниц. Билл снимает с себя плащ и накидывает на меня. – Ты же замерзнешь, эй... – Бу-бу-бу, – передразнивает Билл, – тебе это сейчас нужнее. Сердце стучит в районе горла от быстрого бега, дыхание сбивается. Я совершенно не хочу ни о чем думать. Чувствовать, как тяжелые капли ползут по телу под согревающей тканью чужого плаща. – Твои привычки не меняются, Билл... – Потому что люблю тебя, – приглушенно, со сладким привкусом мягких губ, смазанным вишневым блеском. Рука в руке с переплетенными пальцами. И нас снова захлестывает океаном пылающих в дождевом танце чувств. Капли продолжали спадать на лицо, заставив блаженно прикрыть глаза и отдать всю себя поцелую. Вторая рука зарывается в темные волосы на затылке, взъерошивая их. Теперь мы закрыты от всего мира импровизированной шторкой. Ресницы подрагивают, когда юноша прижимает ближе к себе, я поддаюсь. Ловлю шаловливый пирсингованный язык и тяну на себя, играясь с бусинкой. Ненасытно вдыхаю, как воздух, энергию жизни, заполоняю легкие цветущим, пестрящим цветами садом. Брюнет тихо стонет прямо в поцелуй, кладет ладонь на мою щеку. Нежно поглаживает, согревая. Задерживаюсь ладонями на груди, всматриваюсь в лицо, стараясь запомнить каждый участок, каждую морщинку, каждую черту. За то время, что мы простояли тут, дождь уже стих. Тучи уплывают вдаль, открывая ясное небо. Если был бы день, то солнце обязательно бы улыбнулось нам. Но сейчас мы сами светимся друг для друга. Отрываемся, не отводя взгляд. Губы остывают на весенней прохладе. Ленивыми шагами бредем дальше, к железнодорожной станции, игнорируя расплывшуюся по телу усталость. – Хей, парень, – слышится откуда-то слева. Мы поворачиваемся и видим одиноко сидящего под козырьком мужчину с букетом цветов, – возьми для своей невесты. А то завянет, жаль будет! Бери просто так, не стесняйся, – голос твердый, по-старчески хрипловатый. – Спасибо, – чего расстраивать мужичка – Билл послушно берет из его рук букет и протягивает мне. Старик доволен – наверняка вспомнил свои молодые деньки, глядя на нас. – Спасибо... – рассматриваю букет, – гортензии, ирисы, хризантемы... Главное, не розы. Юноша улыбается и берет меня за руку, ведет за собой. – Может, домой? Я откидываю назад прилипшие к лицу волосы, устремив взгляд на уже синее небо, дышу дождевой сыростью и ароматом цветов. Сил на бег уже не осталось... Подходим к железнодорожной станции, провожая взглядом последний поезд, рассекающий городскую тишину тихим стуком колес. – Кстати, результат последнего экзамена придет завтра, верно? – юноша снова становится серьезным. – Да. Надеюсь, мне хватит баллов для Высшей Школы? – тереблю между пальцами лепестки. – Я уверен, ты поступишь, поэтому не смей даже сомневаться! – а вот и узнаю своего Билла. Упрямого, немного капризного, который во что бы то ни стало добьется своей цели. – Конечно, – как любая девушка, покорно соглашаюсь со словом своего мужчины и дарю ему поцелуй в нос. И у него еще остались силы, чтобы снова подхватить меня на руки? Гляжу на брюнета сверху вниз, любуясь его блаженным лицом. Каждая клеточка расслаблена, одарена весенним дыханием. Брови почему-то нахмуриваются, уголок губ ползет вверх. Одна моя рука держит букет, вторая ложится на щеку юноши, собирает дождевые слезы. – Ты ведь у меня умница? – Это вопрос? – Это утверждение, – улыбается во все тридцать два и опускает меня на землю. «Я верю в тебя» «Я не подведу...» Приближаясь к дому семейства Каулитц, я почувствовала, что не хочу расставаться со своим счастьем. Мало, мало, мало, хочется больше! – Билл, забери свою куртку, – скидываю с себя промокшую кожанку и набрасываю на плечи парня, — Мне на тебя смотреть холодно! – А кто сказал, что я тебя отпущу, м?— брюнет притягивает меня к себе таким образом, чтобы укрыть нас обоих своим плащом. Тело дрожит, но излучает приятное тепло для нас обоих. Руки обвивают талию, дождевые капли с ресниц падают на щеки маленькими кристалликами. – Вот так вот? – вижу напротив лучезарную и нагловатую улыбку. – Да, вот так вот, – передразнивает Билл, после чего касается губами моего лба, водит ладонями по мокрым волосам, – Пойдем ко мне, я действительно замерз! – А родители? – Они уехали на юбилей к какой-то своей знакомой, их еще неделю не будет! – А Том? – Его тем более не будет! Ты хоть видела, сколько девушек было на выпускном? – усмехнулся Билл. Мы быстро открыли и закрыли дверь, чтобы не пускать порывы ветра внутрь. С мокрой одежды вода стекала прямо на пол. – Давай сюда, — тихим шепотом, словно Билл боялся кого-то разбудить. Билл аккуратно снимает с меня плащи, нависая в мою сторону, чтобы пристроить вещи на отдельном крючке. Один плащ, не цепляясь, с тихим шорохом падает, а мы сильнее припадаем друг к другу. Настырнее, резче, ненасытно покусываем губы друг друга, а затем брюнет с приглушенными причмоками переходит к области шеи. Я послушно поддаюсь, оказавшись во власти его рук. Одежда противно липнет к коже холодным покрывалом и хлюпает, капли падают на пол, а мы щекочем друг друга мокрыми волосами, зарываемся в них пальцами и забываем обо всем на свете. Сумка и букет валяются где-то рядом. Расслабляющие теплые струи согрели мое тело в душе, парень пустил меня первым, а затем пошел сам. Цветы мы поставили в вазу на кухне, а вещи повесили на стулья, чтобы высохли. Билл любезно поделился со мной футболкой, которая ему самому была велика. Прям как в стиле его брата-близнеца. Таким образом, вещь с названием какой-то группы вполне годилась мне в платье по колено. Когда я вошла в комнату, Билл оторвался от застилания постели и засмеялся в голос. – И чего мы ржем? – я деловито уперла руки в боки, «грозно» взглянув на парня. – Ничего, теперь у меня появился еще один Том! – Значит, для полного счастья надо заплести дреды, купить огромные штаны и кепку? Пожалуй, завтра этим и займусь! – Ну уж нет! Второго Тома мне не надо, я пошутил! – брюнет подошёл ко мне, широко улыбаясь. Взлохмаченный, домашний мальчишка без единого грамма косметики, в простом черном лонгсливе и штанах на резинке. До чего забавный... – А вот девочку, что стоит рядом, очень даже надо. Я несильно ткнула Билла в бок, после чего мы снова захохотали. После того, как высушили наши мокрые макушки феном, еще долго разговаривали о всякой ерунде – о забавных историях в туре, о звездах, много о чем. Травили тупые анекдоты, обсуждали различные проколы во время гастрольной жизни и просто смеялись. Я почувствовала, как на душе становилось легко, словно и не было того ада, через который мне пришлось пройти. Билл просто не мог молчать, болтая без умолку. Я просто лежала рядом на его кровати, наслаждаясь его голосом. Парень хотел уйти на диван, оставив мне свою кровать, но я воспротивилась. Не хотела его отпускать и в буквальном смысле спать вместе, но ничего кроме. Мы оба прекрасно понимали, что до чего-либо большего еще рано, и я не окончательно восстановилась... Как морально, так и физически. Билл не настаивал, чем я была очень довольна. Ночник мы не зажигали – в темноте было лучше. Но вскоре сон забрал нас, когда я оказалась в теплых объятиях, теснее прижавшись к юноше в ответ и получив нежный поцелуй в лоб. Странное ощущение теплится в груди. Вокруг шум. Взрывы. Бегу по коридору, которому нет конца. Спасительная дверь с надписью «выход» служит жалкой обманкой – за ней пропасть. Чужая рука не дает шагнуть в нее, перехватив мое запястье. Я вскрикиваю и оборачиваюсь. – Я в последний раз помогаю тебе, – сухо сказал юноша. – Билл... – Почему? Почему ты предала меня? – его глаза пылают отчаянием, болезненной печалью, пускающей в меня ледяные стрелы. – Я не... Я не... – все слова моментально рассыпаются в пыль, как песочная фигура под палящим солнцем. Мутная дымка окружает меня, когда я ринулась к спасительной фигуре. Рука прошлась по воздуху и задела голограмму, отчего она задрожала, как изображение в испорченном телевизоре. Я бегу за тобой. Еще поворот. Большая сырая комната с трухлявым скрипящим полом и парой лучиков света от окошка под потолком. Три неизвестные черные фигуры окружили тебя. Одна из них бьет тебя кулаком в солнечное сплетение, а ты даже не кричишь. Бегу к тебе, но врезаюсь во что-то. Прозрачное, невидимое и твердое. Стена не позволяет мне подобраться ближе! – Прекратите! Закрываю рот ладонью, подавляя потоки слез. Это пространство глушит любые звуки, мой голос не отражается эхом от стен. Я онемела. Вторая фигура возвышается над тобой, одной рукой дернув за волосы. Второй рукой заносит нож – и черный водопад уже упал на грязный пол, рассыпаясь на отдельные прядки. Зловещий смех взрывается в голове, мое горло сдавали чужие руки. – Ви-и-и-идишь? Ви-и-идишь? – прогремело высоким шепотом у меня над ухом. Я кричу и не слышу себя. Еще миг – и высокая темная фигура вонзает острый металл прямо тебе в живот. Ты стонешь что-то несвязное, последний раз устремив глаза вверх и падая наземь. Резкий толчок, бросивший мои кости к стене до глухого треска, и я оказываюсь во власти серого тумана. Конечности отказывались двигаться, но я отчаянно ползла к тебе, подавляя крики. Знаю, что никто не услышит меня. Боюсь шелохнуться ещё раз, увидев, что сама истекаю кровью. Меня швырнули так сильно, что жгучий дискомфорт моментально пронзил мое тело от запястья до самых кончиков пальцев, и тут же куда-то исчез, словно ликвидировал все мои нервыне окончания. Каждая секунда растягивалась в вечность, а пространство нарочно давило на черепную коробку, затормаживая все мои движения, как в замедленной съемке. Еще чуть-чуть... Дымка рассеивается, стена исчезает, и я угождаю в лужу багровой, почти черной жидкости. Она окрасила пол как испорченный акрил, неосторожно вылившийся из банки. Я судорожно ощупываю пульс, трясу за плечи, наотрез отказываясь видеть, как за тобой пришла Костлявая. Умоляю, не иди за ней. Вернись... Вернись ко мне! – Би, пожалуйста... Открой глаза! Очнись! Плотно сомкнутые губы и закрытые глаза дают понять, что ответа ждать не следует. Неистовое безумство вновь овладело мной, и я пытаюсь судорожно привести тебя в чувства, только без дефибриллятора. Кровь по-прежнему хлестала багровым фонтаном, пачкая кожу, ткань рубашки, цепочки. В этом потоке даже твои рвано отсеченные волосы почернели еще больше. Сейчас чернота подступит еще ближе, приберет и меня, исключив все дальнейшие мучения. Но я больше не хочу так! – Тебе бо-о-ольно, да? – прозвучал зловещий голос за спиной с нескрываемой издевкой, – А ты сделала ему еще больнее, не забы-ы-ыла? Из полуоткрытых губ срывается рваный полувсхлип, слезы застилают мир в моих глазах. Я снова подвела тебя. Снова потеряла! Снова сглупила, и сейчас поблажек не будет. Прости меня, мой мальчик, но ты достоин лучшего... Я слишком долго пряталась за стенами, в комнатах с кривыми зеркалами, где не было места истинным желаниям. Я сама... Виновата... Во всем... Тревога бьет колоколом в отдельных участках головного мозга, воздух стремительно выходит из легких, сжимая их в тугие узлы. Сердце бешено колотится, температура тела наверняка бьет мировой рекорд по амплитуде – из жара в холод, из холода – в безжизненный ноль, с нуля – снова в жар. Тело трепыхается в конвульсиях, темнота кружится передо мной, скачет, как кардиограмма. Когда ниточка на ней становится прямой, в голове раздается шумное пищание, смешанное с голосами. Пространство вокруг постепенно обретает контуры, и меня догоняют остатки видений, то рассеиваясь, то клокоча в груди исступленным жаром, снова прошибающим в пот. В горле стало горячо как от раскаленного алюминия. На автомате тянусь рукой к находящемуся рядом парнишке. Легонько потрепала по черноволосой макушке, прислушиваясь к тихому сопению, будто бы не веря, что он здесь. А все остальное – просто глупые кошмары. Должно быть, все прекрасно, и паника во мне должна утихнуть, но все испортила внезапная боль, острым копьем пронзившая грудную клетку. Медленно сползла с кровати, чтобы не разбудить парнишку и поплелась шаткой походкой в сторону ванной. Спустила немного воды. Пара алых капель падают на белоснежный фаянс, и я судорожно прикоснулась к носу, из которого уже багровой струей шла кровь. Рядом стояла коробка салфеток, и я выдернула две. Голова шла кругом, а красные разводы пачкали белое полотно салфеток. Постояв так еще какое-то время, наконец остановила кровь. Я чудовище. В стаканчике на полке у зеркала находится то, что покончит со всем этим – казалось бы, обычная маникюрная пилочка. Острая, такая притягательная. Но все это лишь слова. Перед глазами синем вихрем крутились события еще не отступившего кошмара. Пусть пилка заменит нож, а на месте Билла окажусь я. Но почему все наоборот? Почему жизнь настолько любит поиздеваться надо мной? Почему из-за меня страдают другие? Сжимаю пилку в своей ладони, пока и по ней не потекли красные ручейки. Нет, мне не больно. Может, я просто захлебнусь в собственной же крови в прямом смысле этого слова, потому что заслуживаю этого как никто другой. Девчонка с уродской лохматой причёской смотрит на меня с зеркальной поверхности. Ждет, пока я скажу что-то. Издевается. Я ненавижу ее. Ненавижу тебя, грязная, жалкая, беспризорная нищенка! А еще трусиха. Легко сказать, но трудно сделать – левая кисть во всю истекает противной, липкой кровью, пачкающей металлический прибор. Рука дрожит и не решается провести пилкой по вене или по горлу. В последний раз. Если у меня в первый раз не получилось покончить с собой в этой же ванной, то во второй раз должно получиться? – Струсила, да? – снова этот зловещий голос в голове. Упавшая пилка тихо звякнула о кафель, и я, бросив все и закрыв кран, кинулась в уголок между тумбой и ванной, закрывая рот неокровавленной рукой. Глаза жгло так, как будто меня бросили в кучу с острыми иглами. Жалобно заскулив, я попыталась подавить рыдания. Мой самый большой страх обернулся явью – я боялась потерять тебя. И никто не виноват в этом кроме меня самой. POV Bill Когда царство снов почти забрало меня, я почувствовал, как что-то легкое коснулось и мягко провело по волосам. Затем услышал тихий скрип, шаги. Когда зашумела в кране вода, остатки моего неудавшегося сна тут же растворились. Странно, но мне казалось, что кто-то рядом кричал. Женский голос. Отчетливо, так явно – мне это точно не приснилось. Потер веки, приподнялся и не обнаружил Шарлотт рядом с собой. Полоска света под дверью в ванную выдавала, что девушка там. Послышался скулеж и тихие вздохи вперемешку со всхлипами. Я открыл дверь и замер в оцепенении – девушка забилась в угол, поджав под себя ноги и обнимая себя руками. Рядом на полу валялась пилка, две салфетки, и все было окровавленным. – Что ты делаешь?! – с ужасом выдохнул я и подлетел к содрогающейся в рыданиях девушке. И моментально проснулся. – Не трогай... Не надо! – Шарлотт вырывалась и нарочно отворачивалась от меня, уперевшись лбом в холодную стенку ванны. Я не на шутку перепугался и убрал подальше пилку и окровавленные салфетки. Что происходит? Почему она снова невменяема? – Лотти, прекрати! – к счастью, я был сильнее буйствующей девчонки и тут же перехватил ее запястья, развернув к себе. – По... пожалуйста, скажи, что тебя нет. Ты не существуешь. Я тебя давно потеряла... Я ведь убила тебя! Убила тебя! – истерично закричала девушка, силясь вырваться и захлебываясь слезами. – Нет! Хочешь, я ущипну тебя, возьму за руку, но я реален! Ты бредишь! – Я не могу, Билл... Я не, я не, – девушка запиналась, всхлипывая, – ТЕБЯ ВЕДЬ НЕТ! ЭТО ВСЕ БРЕД, ПРИДУМАННЫЙ МНОЙ! – Остановись сейчас же!!! – я сжал посильнее запястья Шарлотт, невольно пачкаясь в крови. Девушка рвано выдохнула и поджала губы. Слезы градом лились с ее глаз, и она предприняла еще одну попытку вырваться, пытаясь отползти назад и упереться спиной в кафельную стену. Я, конечно, не позволил. Она покорно опустила голову, мотая ею из стороны в сторону и содрогаясь в рыданиях. – Я не хочу, чтобы ты видел меня такой! – Какой? – Слабой, уродливой, – выдавила она сквозь всхлип, – я просто недостойна тебя! От меня одни проблемы, я пятый угол, я делаю все время что-то неправильно! – Прекрати себя накручивать! Мы оба прекрасно знаем, что это не так, – когда девушка слегка обмякла и перестала сопротивляться, я мягко переместил ладони на ее плечи. И все же боялся, вдруг она меня оттолкнет. Что было в ее голове, оставалось лишь загадкой. – Тогда зачем я тебе? ЗАЧЕМ? Зачем ты все эти годы носишься за мной? ЗАЧЕМ ТЕБЕ ТАКОЕ НИЧТОЖЕСТВО, КАК Я, БИЛЛ?! – прокричала она во всю глотку, – Я не достойна быть с тобой! Нигде для меня не было места! Нигде! Моя жалкая жизнь ничего не стоит! Почему ты этого не видишь и не понимаешь?! Каждое ее слово резало по моему сердцу без ножа. Медлительно, порождая сильную боль во всем теле. Дыхание резко перехватило, и я не придумал ничего лучше, как заткнуть поток различных нелестностей требовательным поцелуем. Девушка замерла в моих руках и совершенно не двигалась. Я действовал решительно, сильнее прижав дрожащее тельце к себе. И она не сопротивлялась. Я медленно водил ладонями по спине, таким образом успокаивал и приводил в чувства, как ребенка, испугавшегося монстра под кроватью. Переместил пальцы на лицо Лотти, стирая слезы. О, как же мне хотелось забрать ее боль и избавить от всех глупых угрызений совести. Убить всех тараканов, отравляющих ее жизнь, но не мог – я принял этих тараканов как должное. Наверное, я мазохист, раз меня всегда тянуло к той, которая неосознанно делала мне больно. И сейчас я докажу самому себе, что смогу положить этому конец. До меня с опозданием дошло, как девушка сама потянулась в мои объятия, прижавшись сильнее и углубила поцелуй со горьким, металлическим привкусом крови вперемешку со слезами. Положила пораненный кулачок на мое плечо, второй рукой перебирала мои взлохмаченные ото сна пряди, будто пряталась. Непроизвольно покусывала мои губы, я молча терпел и даже не подавал виду, что испытывал дискомфорт. После поцелуя губы горели, мы оба шумно выдохнули. Я из последних сил собирал во внятную логическую цепочку бешено крутящиеся в голове мысли. – Ты не ничтожество, Лотти, – я провел большим пальцем по щеке девушки, – ты сильная девушка, и самая стойкая из всех, кого я знаю. Может, некоторые вещи в этой жизни и навредили тебе, но не сломали – ты справишься. Мы справимся. Потому что я рядом с тобой, неужели ты этого не чувствуешь? Я всегда любил, люблю и буду любить тебя такой, какая ты есть. И я готов повторять это тебе всегда. Просто перестань прятаться и бояться всех. И доверься мне, я прошу тебя... И знаю, какая ты на самом деле. Глаза напротив излучали тусклый огонек из застывших на белом свету слез. Они смотрели куда-то в сторону, словно девушка обдумывала все мною сказанное. – Посмотри на меня, – я аккуратно приподнял ее голову и снова увидел на лице девушки панику. – Билл, я не... – Тише, тише... – смахнул новую слезу, погладив по щеке. Девушка криво улыбнулась мне, содрогнувшись, и снова всхлипнула. Я вновь прижал ее к себе, усыпая поцелуями ее макушку, висок, вдыхая железный запах крови и шампуня. Сердце под взмокшей футболкой билось с ритмом, наверное, двести ударов в минуту. Страх за любимую снова одолел меня, было невыносимо больно видеть ее такой. Знал, как она этого избегала, не желала, чтобы кто-то другой нащупал ее слабости. И мне нужно сделать что-то, пока эти приступы не натворили ничего дурного. – Выкинь все эти мысли, кто бы или что бы не навязал их тебе. Ты и не представляешь, насколько ты нужна мне... – вполголоса сказал я. Хрупкие ладони за моей спиной сжались сильнее. Шарлотт дрожала как осиновый лист и тихо всхлипывала, рвано дыша. – Биль... – почти простонала она, словно в бреду. Ее пальцы невесомо коснулись моей щеки. – Мм? – Я люблю тебя... – шепнула на выдохе, снова всхлипнув. – Я тоже люблю тебя... – ответил я вполголоса и ощутил, как стало легче, словно с сердца упал огромный камень, – и... дай я перевяжу твою руку. Я приподнялся, достав из шкафчика бинт и перекись. Кровь подсохла, рассеиваясь по руке пятнами. Девушка сидела, оперевшись на кафельную стену, и смотрела в потолок. Ножницы я решил не брать, мало ли что могло взбрести ей в голову – рванул бинт просто так и перевязал рану, смазав перекисью. – Спасибо... – шепнула девушка одними губами. – За простые вещи спасибо не говорят. Я потянулся к Шарлотт, чтобы поднять ее на руки и донести до кровати, как вдруг снова встретился с протестом. – Я сама дойду. Добрались мы до спальни слава богу, без происшествий. Когда мы легли, Лотти прижалась ко мне всем телом, как испуганный котенок, тихо сопя в мою шею и шмыгая носом. Я обнял ее в ответ, словно ограждая от этого жестокого мира, уткнулся носом в макушку. Мысли сменялись одна за другой, и все они разжигали во мне пламя тревоги. Девушка отчаянно сопротивлялась всем ударам, которые ей отвешивала судьба, что существенно нарушило ее психику. Она чувствует вину перед всеми, в том числе и передо мной – необъятную, уносящую ее в небытие, раз искуплением может служить, по мнению самой девушки, только Смерть. И я с этим категорически не согласен. – Билл... – послышалось тихо-тихо в районе шеи. – М? – Я скучала по тебе... – Я здесь. Пусть сейчас тебе приснятся красивые сны, – и мягко поцеловал в макушку. – Хочу увидеть в них твою улыбку. Я прикрыл глаза, стараясь быстрее уснуть лежа на боку. Держа в своей ладони перевязанную бинтом девичью руку, тяжело вздохнул. Шарлотт мягко коснулась губами щеки, затем снова уткнулась холодным носом в мою шею. И сердце снова на секунду сжалось. За себя, за Лотти... Я буду забирать всю ее боль, если даже рискую сам утонуть в ней. Знаю, что может быть по-другому и обязательно добьюсь этого. Я знаю, мы справимся. Просто поверь мне, не бойся, и я протяну тебе свою руку, если ты будешь падать.