Падение Берлинской стены

Сентябрь 2008 года

POV Bill — Большое спасибо, друзья! — я поднимаю руку с микрофоном вверх, оглядывая зрителей. Все люди, наполнившие почти до отказа этот небольшой зал, аплодировали нам и радостно кричали, отчего звук, атакующий наши уши, усиливался во сто крат. Наш первый акустический концерт прошел блестяще, и довольные поклонники, находящиеся здесь — этому подтверждение. Мы с парнями лениво встаем со своих высоких стульев и машем руками напоследок. Так, как будто не хотим покидать сцену. Девчонки в первых рядах суетятся, тянут какие-то свертки, конверты, букеты, но строгий стафф не пропускает совершенно никого и ничего. Однако это никак не умаляет эффекта, что осел приятным слоем внутри меня — элементы акустики мы и раньше использовали на своих концертах, когда бешеный драйв нужно было сменить чем-то более спокойным. Я как никогда проникся умиротворением и душевностью от тихих, неспешных и аккуратных гитарно-барабанных ритмов, дополняя ровным и размеренным вокалом. Я улыбаюсь публике, стоя посреди сцены, и в следующую секунду едва не дергаюсь, как мою ногу что-то задело. Возле меня валялся небольшой мишка, который, как оказалось, и прилетел в меня со зрительских мест. — Какой милый, спасибо, — довольно улыбнулся, разглядывая это чудо — мишка бежевого цвета с большим сердцем в лапках с надписью «I love you». Девчонки заверещали громче, когда я прижал игрушку к себе. Но время насыщения довольными возгласами подходило к концу, и нужно было идти. Парни уже почти ушли за кулисы, а я присоединился к ним последним. — Все-таки подобрал? — скептично фыркнул Том, когда нас уже не преследовали зоркие взгляды поклонниц. — Завидуешь, что тебе не кинули? — повертев мишку в руках, сострил я с улыбкой. — Мм, нет, мне кидают гораздо что-то более взрослое, — потянулся Том, после чего хитро захихикал. — Ты про лифчик восьмидесятого размера, который прилетел в тебя позавчера? — присоединился Георг, чем вызвал наш синхронный ржач. Том аж побагровел. Ха-ха. Мишка, конечно, милый, но мне было сложно придумать ему реальное применение. Поставить его дома на столе? Подарить своей девушке? Хотя это хреновая идея. Шарлотт очень плохо реагирует на мягкие игрушки, потому что они напоминают ей об ужасном детстве. Выбрасывать жалко… Ладно, я что-нибудь да придумаю. После нашего акустического концерта было предусмотрено мини-интервью, где нам опять задавали кучу различных вопросов о продажах пластинок-синглов, о фанатах, о дальнейших планах… Скукотища, но надо было держать улыбку и отвечать. Все же наш промо-тур по Франции это отвественность, выход уже на другой уровень. Облажаться я сейчас не имел права, уж тем более как фронтмен группы. — Пожалуй, сейчас мы переживаем самые счастливые моменты нашей жизни, хотя еще год назад мы и не могли мечтать о таких концертах, — мило улыбнулся я, отвечая интервьюеру. — Где-то в глубине души мы так и останемся Магдебургской бандой, — встрял Том, — мы рады, что люди приходят на наши выступления и разделяют с нами этот драйв. И, конечно же, в основном это девчонки, я вдвойне счастлив, — довольно откинулся на спинку дивана, подергивая пирсинг в губе. — Да уж, сейчас вдохновение переполняет нас, и в этом есть заслуга не только наших поклонниц, — я даже ощутил, как залился краской. Интервьюер сразу оживился и поспешил задать следующий вопрос. — Правда? У вас есть персональная муза, Билл? Всего парочкой слов он вывел меня на «откровение», но мне совершенно пофиг. Я уже улыбался, как мальчишка. — Да, есть. — У вас появилась девушка? Неодобрительный взгляд брата, да и парней, мол, заткнись ты уже, я учуял боковым зрением, но не придал этому никакого значения. — Да, но больше я ничего говорить не буду. Скажу лишь, что она очень важный человек в моей жизни наряду с моей семьей. Благодаря этому человеку я набираюсь вдохновения, хоть и мы и на расстоянии друг от друга. — Она не приехала вас сегодня поддержать? — навострился интервьюер. — Нет, к сожалению, но я всегда ощущаю ее рядом эмоционально. В остальном диалог далее сложился хорошо, не считая того, как Том нервно подергивал свой пирсинг в губе и перебирал руками микрофон. И то и дело как-то недобро поглядывал на меня, и зная все замашки своего близнеца, я уже заранее воспроизводил промывание мозгов от него. Может, я и сболтнул лишнего, но ни капли об этом не жалею. Уставшие, мы вернулись в отель, где нас ждали еще несобранные вещи, однако мы с парнями решили оттянуть этот момент чем-то более приятным. Всякая отъездно-переездная суета загоняла и отнимала много сил. Собравшись в номере Тома, парни уселись перед телевизором с джойстиками, вооружившись пивом и чипсами, а брат начал ходить по комнате, что-то ища. — Гео, это не у тебя мой ноут случайно, а? — скривился он, оглядывая номер. — Че, вчера так перебрал, что уже и не помнишь? — подначил Листинг, повернувшись к нему, — Бля, братан, я тебя не узнаю с этими змеями на башке! Я же копался во всяких журналах, которые обычно располагались в ящиках тумбочек. Когда скучно, полистать их — самое то. — Да сам ты змея, это брейды! И цыпочкам, кстати, нравится, — самодовольно улыбнулся брат, пропуская меж пальцев несколько плотных косиц. Действительно, Тому недавно захотелось сменить имидж — вместо дред теперь его украшали косички, а для красоты он стал подвязывать на лоб повязку. Теперь на фотосетах мы смотримся немного иначе, но это подчеркивает нас в выгодном свете. Сам я закрасил светлые «проблески» в прядях, и длина волос стала чуть больше, а в целом ничего нового. Георг и Густав, как ценители постоянства, даже ничего и не желали менять в своей внешности. — Че, может рубанемся немного? — кивнул басист на джойстики, предлагая присоединиться. Отказываться мы не стали, хотя игра нам быстро наскучила. Где бы мы ни были, как бы не менялись, внешне, эмоционально, духовно, мы все такие же дети. После игры, завершившейся в пользу Листинга, мы отложили джойстики. — Мож в клуб? Как считаете? — судя по всему, у Гео сегодня очень «активная» фаза. — Да ну, нажремся еще, а у нас завтра рейс, и вещи собирать надо, — пробухтел Том, встав с места. — Че-то не могу себе представить, чтобы ты отказался от уроков французского поцелуя, а, братан? Не похоже на тебя, — не унимался Листинг, напирая на брата. — Пфф! Да мне ни одна девчонка тут не нравится, все какие-то не в моем вкусе, — отмахнулся Том. — А че тебе там разглядывать? В приват-зону зашел, прижал к себе и тра… — Бля, Гео, останови свои неугомонные фантазии, — уже откровенно ржал я, едва не утирая рукой глаза от слез. Густав, кстати, тоже хохотал. — Да че вы такие скучные-то, блин… — понурился басист. — Может, потому что нашему женатику это не по кайфу? На полпути к кровати я остановился, впитывая слухом эту, казалось бы, безобидную фразу брата. Моя спина неприятно похолодела от грызущих изнутри чувств. — С каких это пор я женатик? Ты так бесишься, что у меня девушка есть или что? — А что, не женатик? Небось ждет тебя твоя ненаглядная, готовится. Тебе круто, дома есть че пожрать, и не скучно. Или ты боишься, что пока ты тут в туре, она нашла себе кого-то другого? — ехидно сострил Том. Я уже потихоньку закипал, вслушиваясь в эти реплики. Какого хуя он себе позволяет? — Если ты решил пошутить, то шутка неудачная. Завидуешь? Если да, то найди уже ты себе кого-нибудь, а не еби мне мозг своими плоскими «шутками», — выплюнул я, сжав руки в кулаки. — Твой мозг не телка, чтобы я его ебал, — не мог угомониться близнец. — Вы заебали. У вас все проблемы только из-за баб, да? — вставил свои три цента Листинг, вновь взяв в руки джойстик. — Нет, все прекрасно, — притворно улыбнулся я. — Не боишься, что папочка Йо оторвет тебе башку за твои сегодняшние откровения, что ты наплел в интервью? — Том не отставал. — Мне похуй, понял? — я уже был на грани срыва. Срыва, чтобы не врезать Тому по роже за эти ядовитые слова. — Парни, парни, вам еще не надоело грызться? Не хватало нам всем еще разосраться под конец тура, — даже Густав уже вышел из себя. В голове мелькнула замечательная, на мой взгляд, идея. Просто уйти в свой номер и побыть наедине со своими мыслями. Взяв свою кожанку, я направился к выходу, слыша за спиной неразборчивые шепотки, которые тут же прекратились с хлопком двери. Я пошел в свой номер в конец коридора, обуреваемый призрачной обидой. Если Том все время думает, что его шутки охуенны и блещут остроумием, то мне есть, чем его разочаровать. Иногда брат бывал просто невыносим, и с его порой неадекватным чувством юмора я уже смирился, находя это его особенностью, неординарным «прибомбасом». Ему безумно нравилось подначивать меня и даже порой нехило опускать, за что я краснел как провинившийся школьник. Еще и в присутствии парней. Боже, как мне неловко. Причем не знаю, за что именно — за себя или за своего тупоголового брата. Хлесткие чувства запульсировали во мне, когда ключ-карта не хотела отворять дверь с первого раза. Тысячи огоньков, воспылавших изнутри, подпитывались маслом моей все сильнее нараставшей обидой и неловкостью. Словно я действительно совершил что-то плохое. Черт, сейчас больше всего на свете я хочу закурить и выпустить с клубами дыма свой негатив. Бросаю кожанку на кровать, шарясь в ящиках. Ну почему, я, блять, не помню никогда, где сигареты? — Братан, — тихо донесся сзади голос. Пришел? Ха-ха. — Чего тебе? — даже не поворачиваясь на источник звука, продолжая тщетные поиски. — У тебя дверь была незаперта. Ты че, реально обиделся? Представь себе. Игнорируя мое молчание, Том подошел ближе. — Не это ищешь? — перед моим лицом оказывается пачка с фирменным красным флажком, о которой я так сейчас мечтал. — Ага, спасибо, — фыркнул я, хватая ее из рук брата и вытаскивая одну сигарету. — Черт, Билл, если ты серьезно дуешься, то я не хотел, правда. Ты ж знаешь, что туплю иногда, — виновато повесив голову, проговорил он. Тупишь, не то слово. Я мотнул в сторону балконной двери, намекая, чтобы он вышел вместе со мной. Вечерний Париж светился тысячами маленьких огоньков, как звезды на ночном небе. Было прохладно, но в футболке мне вполне комфортно. Щелкнув зажигалкой, я вызвал маленькое пламя, которое тут же охватило край заветной никотиновой палочки. — Том, я хочу, чтобы ты перестал так делать. Это нихрена не смешно, — я затянулся, опираясь на ограждение. — Извини, братан… Ну просто реально, с тобой теперь не оторвешься, в клуб не сходишь, ты весь в отношениях и в облачках своих летаешь, — он привстал рядом. — Пфф, а что, это плохо? Признайся, завидуешь? А я думал, что у тебя в голове только пьянки и шлюхи. Так что это не я в облачках, — я стряхнул пепел. — Ну уж извини, коли мы с тобой такие разные, — безо всякой агрессии подчеркнул Том, — Между прочим, я действительно рад за вас с Шар. Наверняка она ждет тебя. Тебе с ней очень повезло… Я мягко улыбнулся, выпуская из приоткрытых губ клубок дыма. — После всего, что мы пережили, трудно назвать везением, — заключил я, туша окурок о пепельницу, и повернулся, — но спасибо. Я не обижаюсь на тебя. Потому что не вижу в этом никакого смысла. Может, тебе трудно меня понять, потому что ты не испытывал таких чувств. — Эй, я не настолько бесчувственный, как ты думаешь. Просто… Хотя да, наверное, тут ты прав, — замялся Том, — мне еще просто не повезло найти такую птичку, как тебе. — Хах, ты серьезно? Да ты любую подцепить можешь, чего вдруг тебя на сентиментальности прошибло? — теперь уже я подкалывал. — Ээ-эх, братишк, — неожиданно Том заключил меня в объятия, — наконец-то завтра мы будем дома… Он тяжко вздохнул прямо под моим ухом, а я на мгновение прикрыл глаза, обнимая близнеца в его огромной теплой кофте в ответ. Пытался поймать ценное расслабление, хотя бы ненадолго. — Ты хотел сказать, в съемных квартирах, — усмехнулся я. — Ну и ничего! Еще поднакопим, и купим себе нормальные квартиры, а главное, свои, — решительно заявил Том, отрываясь от меня, — Кстати, ты же помнишь, что у нас рейсы разные, да? — К сожалению, помню, — приложил я ладонь ко лбу, осознавая, что по милости наших нерадивых тур-менеджеров мы летим разными рейсами. Я прилетаю в Берлин на два часа раньше, чем парни. — Зато быстрее увидишь свою любимую, обнимешь ее, — развернулся Том спиной к ограждениям, — а может, и не только обнимешь… — уже приглушенее добавил он с хитрецой. — Том! — я ощутил, как мои щеки теплеют, заливаясь багряной краской. — Да ладно-ладно, хах! Я пошел к себе, а то собираться надо. Дав друг другу пять, мы вошли в комнату. После того, как дверь за братом хлопнула, я зажегся идеей позвонить Шарлотт. Просто услышать ее голос, эмоционально ощутить ее присутствие. Плюхнувшись на заправленную кровать, я воплотил свой план. Лотти очень переживала по поводу своих невысоких баллов за экзамены, что не сможет пройти в какое-либо высшее учебное заведение в Берлине. Но к счастью, все сложилось, и она прошла в Высшую школу дизайна и коммуникаций. Мы с Томом были рядом, и я с не меньшим мандражом ожидал финальные списки поступивших. Мы с фрау Этингер были рады, что ее любимая племянница поступила туда, куда хотела. Впрочем, в свою девочку я верил всегда. Ей дали место в общежитии, но живем мы с ней вместе с недавних пор, как я нашел подходящую квартиру. Чтобы Лотти было удобно добираться до университета, а мне до студии. Том, кстати, тоже приютился недалеко, в соседнем подъезде, тоже на съемной двушке. Что может быть лучше? Девушка довольно быстро ответила на звонок, чему я несказанно обрадовался. Первым делом я поинтересовался, как прошел ее день, что произошло нового. Сообщил время завтрашнего прибытия в Берлин, рассказывал ей истории с нашего небольшого тура, о концертах… Хотя общались мы и так почти каждый день, когда время позволяло. — Вот лежу сейчас, и кое-кого мне очень не хватает, — я повернул голову в сторону пустой подушки по соседству. — И кого же тебе там не хватает? Думаю, любая из ваших поклонниц радостно бы составила тебе компанию, — в голосе Лотти послышалась недобрая хитринка. — Ммм, ревнуешь? — признаю, шутка вышла не очень удачной, — не беспокойся, мне никто не нужен кроме тебя. — Поверю-поверю, — хихикнула она, а я уже нарисовал в голове картинку по-лисьи, так забавно прищурившейся девушки, — очень жду тебя, звездочка моя. Хорошо, что завтра занятия всего лишь до двух, успею тебя встретить. — Буду невероятно рад… Целую тебя, — блаженно прикрыл я глаза, перекатываясь на подушку, — спокойной ночи. — И я тебя, Би. Спокойной ночи. Отложив телефон на тумбочку, я развалился той самой звездочкой на кровати. По телу пробежали приятные мурашки от предвкушения завтрашней встречи, от удовлетворения нашим туром… От всего, что заставляло блаженно пребывать в своих мыслях, где я был уже дома. Хочу домой. К ней. В ее объятия, в ее поцелуи… На лице расцвела улыбка, а в сердце поселилось наилучшее осознание, что меня ждет любимая девушка. *** POV Charlotte К счастью, четверг в нашем расписании — самый незагруженный день недели в отношении количества занятий. Записав последние строки под диктовку преподавателя, закрыла тетрадь и уверенно последовала в сторону выхода из университета. А этот четверг прекрасен тем, что скоро, согласно часам, прибывает экспресс с аэропорта на Центральный вокзал. И совсем скоро я увижу Билла. Те три недели, проведенные в разлуке по вине их небольшого тура по Франции, тянулись для меня неимоверно долго… Даже наши дни рождения тоже пришлось отмечать снова поодиночке. Серое небо, сырой воздух, легкая прохлада осени. Моя любимая погода, ибо можно не таскать с собой солнечные очки, потому что от солнца сильно болели глаза и появлялись морщины. Вместо этого можно поднять голову вверх, глянуть на быстро плывущие тучи и вдохнуть воздух шумного города. Затем прикрыть веки и вслушаться в музыку Берлинской суеты. Большие вокзальные часы показывают 14:50. Странно, но поезд согласно расписанию, должен был прибыть еще пять минут назад. Стою на перроне, порой вздрагивая от холода. Поправляю съехавшие с пальцев перчатки и выпускаю забавный клубок пара изо рта. Механический голос оповещает весь вокзал о том, что поезд прибывает. Ну и где там седьмой вагон, о котором Билл написал мне в смс-ке? Нужно было ретироваться быстрее. Состав громко скрипит, грохочет и спускает последние пары, замерев в тупике. Приятное волнение накатывает сладкой волной, накрывающей бешено бьющееся сердце. Толпа, стремительно выходящая из поезда и спешащая разойтись быстрее по своим делам, заполоняет платформу серо-будничным месивом, снижая мои шансы увидеть того, кто действительно мне нужен. Ну или может, Билл сам меня узнает — мой ярко-красный плащ, который он же и подарил, не заметить — сложно. Ноги сводит от мурашек не то от холода, не то от предвкушения. Сердце бьется где-то в горле, что даже перед глазами серые мушки забегали. Сквозь стремительно несущихся мимо людей, будто в проблеске в конце темного тоннеля сверкнул знакомый рюкзак. Легкая усмешка тронула мои губы — Билл оглядывается, как потерявшийся мальчишка, затем останавливается, устремив свой взгляд полностью на меня — заметил. Не зря надела именно красный плащ. Да уж, замаскировался. Огромная черная толстовка, вероятно одолженная у Тома, шапка, плотно надвинутая на лоб и черные очки на поллица. Ощущение несправедливости заскребло изнутри неприятным импульсом — почему он должен прятаться… Я слегка притормаживаю, на подсознательном уровне боясь ошибиться и налететь не на того, но сердце и эта знакомая походка, уже мельтешащая перед глазами, точно не обманывают, словно прямо намекают, что эта цель — истинная. Цокнув каблуками, подбегаю и обнимаю первая, тесно обхватив юношу за плечи и целуя куда-то в ушко, шепча почти беззвучное «Би». Безо всяких истерик, только с теплой, немой эмоциональностью, понятной только нам двоим. И я даже чувствую как он улыбается, прохихикав что-то мне в волосы и положа ладони на спину. Носом утыкаюсь в изгиб шеи и плотный ворот толстовки, игнорируя все постороннее. Как мимо нас проносятся еще люди, спешащие покинуть это место, а мы словно приросли к асфальту, слушая фоном монотонные объявления с динамиков сверху. То ожидание, что томилось во мне тяжким слоем, находит свое воплощение здесь и сейчас, в этом тесном и живительном объятии. Точно он. Табачный дым, глинтвейн и улица. Только мой Билл так пахнет, даже в Томовой широченной кофте. — Любимая… — быстро выдыхает он мне в висок, покрывая его поцелуем. Протяжным и таким долгожданным. Крепкие руки сильнее окольцовывают мою талию, и вместе с этим чувствуется, как парень изнемогает от тягучей дрожи. Приятное покалывание в подушечках пальцев от долгожданного удовлетворения даже сводит. Приходится нехотя разорвать тесный контакт и ощутить некую болезненность от отдаления с теплым и желанным объектом. Платформа уже заначительно опустела. Мы отходим подальше к ограждениям, так же подсознательно прячась от любопытных взоров. Ладони по-прежнему сохраняют контакт, дабы тут не потеряться. Выкручивая свою выдержку, словно по зеленому сигналу нагло стягиваю с Каулитца шапко-кепку, которая все это время держала в плену черноволосую макушку. Он совершенно не противится, даже выдавая довольную улыбку, словно этого и ждал. Ждал, как я буду разоблачать его маскировку. Совсем в такт моему рваному и волнительному дыханию, до безумия нетерпеливому. Пальцы зарываются в слегка примятые волосы, собранные в нелепый хвостик, и тонкая резинка скользит вниз. Сумка с глухим шорохом падает на влажный асфальт, не удержавшись на плече. Сейчас это не столь критично. Как и нудные голоса, объявляющие ближайшие рейсы, гудение проезжающих поездов, едва долетающее до ушей и начавшаяся морось. От легкого движения моей руки черные пряди взмывают вверх и струятся по плечам, заслоняя правую половину лица парня. Стягиваю следом и очки, держащие в темном заточении любимые глаза. Он едва морщит нос, улыбнувшись и промаргиваясь накрашенными веками. Вот он, мой Билл. Сердце окуталось приятной дымкой, что лишь только мне можно видеть его истинное лицо, находясь здесь. Слегка бледное, с оттенком невесомой усталости. Любимое. — Я безумно соскучился… — произносит нежным, приглушенным тембром. Слегка хрипловатым, с частинкой дрожи, которая чувствовалась даже мне. Глаза заблестели, переливаясь бликами ярче всех звезд на небе. И я совершенно точно ощущала, что Билл очень устал, но сейчас в его внутренний механизм словно поставили новую батарейку. Ту, которая давала ему бесконечный запас сил. — И я соскучилась… — томно вздохнула губы в губы. Тихо-тихо. Так, чтобы слышали только его порозовевшие от холодного дыхания улицы уши. Сладкий, долгожданный поцелуй дарит расслабление каждой прежде напряженной клеточке тела. Этот мир полностью уходит за борт, забирая вместе с собой все остальные звуки вокзальной суеты. Я слышу лишь, как постепенно морось перерастает в дождь, но и это отходит на задний план. Мягко скользнувшая меж губ штанга пирсинга прибавляет ощущений, что это действительно не глюк. Все сутки, часы, минуты, проведенные вдали друг от друга, сейчас смешиваются во всепоглощающем вихре чувств, зарождающемся заново где-то на душевном дне. Ладонь неспешно скользит по щеке, мягко убегая в смолистую мягкость волос, и сквозь немую реакцию Каулитца вижу, как ему это нравится. Он мягко ползет ладонями по талии, с едва ощутимым нажимом останавливается между лопаток, теснее прислоняя к себе. Хочется растянуть этот момент в тягучую медовую вечность, задыхаться родным до болючих мурашек ароматом терпкой сладости. Обхватывать руками его лицо, видеть там счастье на умиротворенной, довольной улыбке. Даже пришлось снять перчатки, чтобы ощутить все это наяву. Билл не отпускает рук с моей спины, нежно поглаживая. С каждой секундой поцелуй становился все напористее и слаще, но к сожалению, воздух не бесконечный. И нам снова приходится разорвать тесную и вожделенную связь. Или не приходится. Потому что щека на осеннем ветру греется, буквально плавится под мягкими губами Каулитца. Перед глазами даже легкое покруживание, приятное до дрожи. И наши взгляды встречаются. Твой — фундуковый, согревающий сердце с огоньком легкого утомления. Все-таки дороги всегда выматывают. Мой — смущенный, бегающий и немного напряженный от бешеного трепета внутри. И в них читаются слова, не нуждающиеся в произношении. Достаточно касания теплых рук к плечам, едва обветренных губ к щекам, чтобы собрать дождевые капли, и кончиков носов, чтобы поговорить друг другом. Прямо так, когда гулкий механический голос режет слух, а проходящей мимо толпы просто не существует. Прямо так, когда я встаю на цыпочки и взъерошиваю смоляные волосы, и Билл едва морщит нос. Любит, когда я делаю так. Я определенно это знаю. — Я счастлив, что ты приехала меня встретить, — бережно поглаживает большим пальцем по виску, чем уже дарит запредельное наслаждение. — Иначе и не могло быть, Би… Аккуратно ловлю наманикюренную ладошку и трепетно прижимаю к губам, одаривая протяжным поцелуем. Все это время было сродни вечности, когда невозможно было почувствовать любимую душу, этот внимательный ореховый взгляд, увидеть искреннюю улыбку. Мы берем такси и чуть ли не забываем назвать нужный адрес, как снова начинаем целоваться на заднем сидении — бесстыдно, жарко, нежно. Сидя у Билла на коленях полубоком и перебирая его волосы, взъерошивая, поглаживая, напрочь забываю обо всех суетах, отдав всю себя ненасытному поцелую. Мой личный фетиш. Парень едва не мурчит от ласк, как сытый котенок. Водитель учтиво кашляет, смотря в зеркало заднего вида, и дает понять, что такое в его машине не прокатит. Доля стыда жгучим потоком приливает к щекам, и все, чего хочется, это открыть окно, насытиться живительным воздухом и наконец-то добраться домой. Как же я ненавижу пробки. С медлительной неохотой нам приходится разорвать контакт. Билл недовольно запрокинул на спинку лохматую голову, причмокнув на выдохе, а я переползла на соседнее сидение. Юбка платья помялась, волосы спутались, блеск морковного цвета слегка смазался. Дыхание в норму приходить не хочет и окончательно теряется в своей миссии — мужская ладонь приютилась на моем бедре и при этом нахально поднимается вверх. Под запретную границу, где уже все заходится изнуряющей, нетерпеливой рябью до подрагивания в конечностях. Убери руку — мысленно пытаюсь убедить его прекратить это безумие, настырно поглаживающее по внутренней стороне бедра. Не слушается, сверкая нездоровым блеском в глазах-угольках. Неа — Словно издевается, испытывая восторг от моих сладостных мучений. Закусывает нижнюю губу и смотрит вперед. Руки не убирает, гаденыш. И не умеет читать мои мысли, нарочно выпытывая самое сладостное, что я могу подарить ему по прибытию. Убеждаю себя всеми силами не смотреть на развалившегося на сидении Билла, но тщетно. Пялюсь на его ровно очерченный профиль, взлохмаченные от моих рук волосы, острыми иголочками торчащие в разные стороны. На его аккуратные губы, смазанные моим блеском. А под безразмерными шмотками, прям как в стиле брата, скрываются изящные изгибы его тела, к чему я так хочу прикоснуться. И выходит очень забавно, когда при выходе парень поправляет джинсы, в которых стало внезапно «тесно». Кажется, это реванш — гордо думаю я и наконец-то следую вперед. Руки все еще тряслись, передавая ощутимую вибрацию к коленям, а по плечам уже прокатывался сотый залп мурашек. Закрыв дверь квартиры и бросая сразу все сумки на пол, отключаемся, припав друг к другу. Билл выпустил судорожный вздох прямо мне в шею, нервно стягивая плащ. Прямо в прихожей, на невысокой тумбочке под аккомпанемент звенящих в вазочке ключей. Черноволосая копна колет кожу, слух ласкается упоительными и сладостными выдохами. Парень сцепляет руки на талии с ощутимым нажимом, скользит щекой, умоляя о большем. По-хозяйски сминает под ягодицами, побуждая скрестить ноги в высоких туфлях у него на пояснице. Зрение размазывается, обволакивая картинку темно-серым облаком. В котором мы уже спотыкаемся о небрежно брошенные на пол вещи, в безумно-нетерпеливом запале преследуя свою цель. Новая порция поцелуя и объятия холодящей под лопатками простыни препятствуют проникновению воздуха, уступая место лишь плотоядному желанию. Так, чтобы все секунды разлуки заполнились разом нашими попеременными взохами. Переполнили через край. Просящими. Умоляющими. Так, чтобы выдержка, которая закаляла нас на протяжении этого времени, разом треснула, как фарфоровая фигурка и извела нас обоих до потери рассудка. Так, чтобы мы потерялись от этих плавных, местами резких от жгучего желания движений, забирающих нас обоих в омут жалящей кожу страсти. Оседающей мелкой испариной, что поблескивала в свете от окна. Протяжный вздох вырвал из пучины мыслей и снес все внутренние пломбы, выстанывая горький шепот прямо на ухо. Чувствуется напряжение, полыхающее на кончиках сплетенных пальцев и ненасытные поцелуи в ключицу, почти в самый такт ритмичным, отрывистым движениям. До синих звезд перед глазами. Но даже в их рядах ты светишься ярче всех остальных. Густое напряжение, томящееся в груди, синхронно вырывается из нас, сотрясая стены своим жаром. Нечем дышать. Совершенно нечем, только разве что друг другом. Обессиленными и усталыми, но такими счастливыми. Влажный висок падает на такое же взмокшее мужское плечо, и взору вновь открывается изящный профиль. Билл, проведя языком по губам, причмокивает, втягивая хоть какие-то частицы воздуха. Растягивает губы, радуясь неведомой причине, которой на белом потолке так и не читалось. Ресницы подрагивают, прикрытые веки покрылись липкой испариной, что весь черный марафет слегка «поплыл» косой дорожкой по щеке. Дышит отрывисто, подрагивая нижней губой, чем вызывает чистый, неподдельный восторг. — Ты такой красивый, — шепчу так же нестройно, пристраивая пальцы на лице и стирая большим пальцем потекшую от макияжа дорожку. Реакция не заставляет себя долго ждать, отзываясь в районе плеч усиленной хваткой. Каулитц лениво разворачивает голову ко мне, одаривая таким же обессиленным, но счастливым взглядом. Черт, похоже мы перестарались, и сейчас он точно уснет у меня на руках. Но надо в душ. — Я люблю тебя… Тихо, устало. Мягким медовым слоем легло на мой слух, просачиваясь в самое сердце невесомой, но такой жизненно необходимой материей. Мои уголки губ поднимаются вверх, а пальцы на автомате снова тянутся к лицу напротив. Чтобы убрать небрежно спавшие смолистые пряди и открыть доступ к вожделенной коже. Поблескивающей крохотными точечками, словно искрящимися бисеринками. — Люблю тебя… Рисую на обнаженной груди парня сердечко и целую туда же, после чего прижимаюсь к этому «сердечку» щекой, слыша быстрые удары. Билл перебирает мои волосы и восстанавливает ритм дыхания. Слушая глухую тишину, проваливаемся в ней, испытывая неподдельное удовольствие в свете закатного солнца за окном. Чуть приподнявшись на локтях, не спускаю с него взгляда, а юноша словно чувствует повисшую здесь неловкость. Радует меня своей довольной улыбкой чуть ли не до ушей. Блаженно прикрывает глаза, чутко реагируя на мои легкие прикосновения. И совершенно точно все они пропитаны любовью. Цепочка мягких поглаживаний по изящным чертам переплетается со взаимным созерцанием, немой эмоциональностью, что рвала изнутри грудную клетку. Прерывается, когда давление чужой руки ложится на затылок, притягивая к себе. Билл отпечатывает на моих губах финальный поцелуй, поглаживая за ушком. Жмусь сильнее к нему влажным телом и обхватываю за плечи, испытывая новый залп мурашек. Чувствую отчетливые выступы ключиц, ребер, позвоночного столба. Каулитц делает то же самое, бегая кончиками пальцев по спине, останавливась на лопатках. Внимательно пропитывает меня взглядом, убирая за ухо тонкую прядь. Щекочет большим пальцем подбородок и утопает носом в мою взьерошенную макушку. — Я дома… — прозвучало мягким шепотом на ухо. Вгоняет меня в краску, от которой становится еще жарче, но колкие подрагивания вновь витают на кончиках пальцев. Выпрямляю спину, угождая ладонью в изгиб шеи и убегая в мягкость слегка влажной копны. Налаживаю зрительный контакт, расплываясь в теплой улыбке. Только сейчас заметила, что черты лица юноши стали еще изящнее, а белых «проблесков» в волосах стало намного меньше. Покрасился? Да и сам Билл будто окреп за все это время — его худоба уже не была такой заметной, плечи даже стали чуть шире, а тело обрело некую рельефность. Прекрасен. — И я, — потерлась кончиком носа о его переносицу, выдавая сладким шепотом, — Бии-иль… — Мм? — лениво отозвался он. — Пошли в ду-уш. Это оказалось гораздо более забавным занятием, чем я могла себе представить. Водя по коже друг друга мочалками, пропитанными сладкими гелями, много хихикали, наваливаясь друг на друга в душевой кабине. Бархатная кожа тонула под натиском миндального запаха геля, сквозь губы настойчиво проникала вода, словно запечатывала наши поцелуи влажной оболочкой. До чего он чудесный — волосы как черные сосульки, потяжелели под водой, на лице панда, что пришлось потянуться до раковины, чтобы достать молочко для умывания. Билл с важным видом надул губки и требовательно настоял, чтобы я смыла ему макияж. Вот уж где похож на того самого забавного и капризного мальчишку, которого я долгие годы вижу рядом с собой. — Стань ко мне ближе, стань ближе ко мне… — Билл бережно ведет намыленной рукой по моим плечам, останавливаясь в манящей близости от груди. Прижимается влажным прессом к спине, лаская мой слух сладостной мелодией под струями душа. Той самой мелодей, что корявым почерком вырисовывалась еще на листах в Магдебурге. На английском. Теплым, успокаивающим голосом крадется мне под кожу, оставляя мягкий поцелуй в шею. Сплошное удовольствие. — Стань ко мне ближе… — пытаюсь словить этот ненавязчивый мотив тихим шепотом. Послушно запрокидывая шею для поцелуев, сжимаю в районе живота крепкие руки, — Вот это да. Сам Билл Каулитц поет мне в душе. — Может, и ты что-нибудь споешь, м? — поглаживает лицо, прислоняя меня теснее к себе. Во мне просыпается неистовая жадность, побуждающая тотчас развернуться и впиться пылким поцелуем в губы парня. И желание сделать точно так же — пройтись по каждому миллиметру его тела, зацеловать каждую родинку, каждую клеточку, мягко припасть губами к пульсирующей венке на шее. Нехотя разрываю поцелуй и воплощаю в жизнь свой план, водя кончиком носа по скуле, прикусывая кожу. Смолистые пряди падают на лицо хаотичным водопадом, скрывают взгляд, что наверняка уплыл под подрагивающими веками. Билл, убрав со лба волосы, испускает вожделенный стон, стоило мне коснуться яремной венки губами, прям как настоящей вампирше. Меня дурманил запах миндального геля, дурманило его тело. Та узорчатая тату на предплечье, что аккуратными полосами мельтешила где-то рядом. Рука, будто отделившись от моего физического тела, сжала в кольцо пальцев напряженную и тугую плоть, поведя чуть вверх-вниз. Ох, ты снова запредельно возбужден и молчишь… — Ах ты чертовка, — горячо выдохнул Билл на ухо, уже искрясь ненасытным блеском в глазах. Секунда — и я уже прижата грудью к кафельной мокрой стенке. Сердце учащенно забилось, усиленно гоняя приток вожделения по всему телу. Брюнет сильнее сжимает ладони на бедрах, подтягивая к себе и побуждая меня прогнуться в спине. Жарко дышит в ухо, потираясь головкой члена и доводя чуть ли не до одурительных судорог, настырно вытряхивая из меня рваные стоны. — Би, пожалуйста… — чуть ли не проныла, полоснув ногтями по кафелю. Спину ужалило прохладной струйкой — выжав геля прямо на кожу, легонько размазал, после чего погрузился внутрь до самого конца. И совсем нехило шлепнул, так, что в глазах резко помутнело, а на лице, прижатом к стене, нарисовалась глуповатая улыбка. Два раза подряд за такое короткое время. Откровенно похуй, потому что мы оба голодны друг до друга настолько, что не ограничены абсолютно ни в чем. Жгучая пульсация забила тело током, вынуждая прогнуться еще, но так, чтобы не потерять равновесие. Наращивая темп движений, Билл впивался ноготками в кожу, водил по животу, играл с грудью, на что получал ответные стоны. Самый охуительный звук для нас двоих. Казалось бы, что такой с виду женоподобный молодой человек, но так сильно и не нежничая, вбивается совсем нехило, активно ускоряясь. Мы даже не выключили воду, от которой уже буквально плавились, как мороженое на солнце, продолжая свое безумие в облаке пара, оседающем на стеклах кабины. С каждым движением толчки становились отрывистее, резче, а стоны слаще и громче. На последних порах ноги едва не подкосились, но Билл уверенно держал их, тем самым не давая мне упасть. Наслаждение почти одновременно накрыло нас тяжелой и теплой волной. Черт возьми, прямо на спину. — Не переживай, сейчас вымою, — наигранно-виновато хихикнул Каулитц, и тут же начал исполнять, беря в руки гель и мочалку. Но я совершенно об этом не переживала, прикрывая глаза и выдавливая глупую улыбку. Расслабление и удовольствие наперегонки заполняли меня всю, без остатка, и сильнее толкали в объятия навстречу сильным рукам… *** Порозовевшие и довольные, с уже высушенными феном макушками, вышли в кухню. С одним голодом мы, вроде как, справились успешно, а второй так и давал о себе знать в изнывающих желудках. К счастью, я уже заранее обо всем позаботилась, проявив таланты в кулинарии. Пока я возилась с тарелками и прочей столовой утварью, ожидая, когда скипит чайник и разогреется еда в микроволновке, услышала сзади шаги. А затем нежное объятие, в которое меня просто утянули, окольцевав талию. Билл был доволен как ребенок, бормоча какую-то нежную муть на ушко и выпрашивая мои хихиканья. В чистой, поглаженной мною недавно черной футболке с какими-то страшными символами, пушистыми от фена волосами, прикрывающими ушки-пельмешки и без единого грамма косметики. Но и без нее он буквально светился. Такой мальчишка-мальчишка. Такой красивый. — А знаешь, когда-то я тоже выступал под дождем… — мечтательно заговорил он мне в шею, — Это было охрененно, мы все нсквозь промокли и замерзли. Но в душе мне понравилось больше, — обхватил губами мочку уха, чуть оттянув. Я засмеялась, высыпая чай в заварный чайник, а тут как раз и кнопка отстрелила. Вода скипела. — По крайней мере, на твоем выступлении в душе есть уже один зритель, — запрокинула голову так, чтобы губы встретились в поцелуе. — Есть хочу-у-у-у, — притворно раскапризничался Билл и хихикнул мне в волосы. Через пару минут я уже расположила ужин на столе и разлила Биллов любимый ромашковый чай, который учтиво купила пару дней назад. Парень был невероятно болтливым и веселым, и совершенно игнорировал мои просьбы о том, чтобы не болтал за едой, потому что не дай бог подавится. Но бесполезно. Билл без конца сыпал историями с прошедшего тура, рассказывая, как уже много людей уже приходит на их концерты. Как Том выцепил из толпы фанатку, которая в безумном угаре понеслась к Георгу, но вовремя подоспел стафф и удалил безумицу со сцены. Как посреди дороги у них заглох тур бас и бедных парней чуть не пожрали комары… Сказал, что Том сделал новую прическу и что «увижу, офигею». Я слушала не перебивая, но иногда задавая какие-нибудь уточняющие вопросы, чтобы выразить участие в диалоге. Допив чай, Каулитц блаженно выдохнул и оперся спиной о стену, разваливаясь на стуле. — Давай я потом помою, — отозвался он за спиной, когда я включила кран, чтобы намочить посуду. — Не хочу потом, Би. Я не люблю как ты, сложить горой, а потом не ототрешь ничего, все присохло, — усмехнулась я, намыливая губку. С такой мелочью я справилась быстро, после чего полезла в холодильник за чем-нибудь сладким. Черноволосая голова тут же подоспела, выбирая взглядом, что бы взять. Остановившись на кексах, которые я брала в кофейне неподалеку, снова сели за стол, хихикая о всякой ерунде. Билл сказал, что он очень насытился во всех смыслах, поблагодарив меня. Заботливо усадил себе на колени, чему я не могла воспротивиться. Пристроившись боком, мягко обняла за плечи, оставив коробку с кексами на столе. Между бедер ненавязчиво ныло от отвыкания, что пришлось даже немного поелозить. Поцелуй коснулся виска, пощекотал над бровями. Билл улыбался уголками губ и бодался макушкой вперед, усыпая лаской мою шею. — Знаешь, я бы хотел проводить с тобой так каждый день… — задушевно шепнул он, когда я обхватила обеими ладнями его лицо. — Я тоже… Ты не представляешь, как безумно я скучала, — аккуратно взяла ладошку и поднесла к губам. Томящийся вздох вырвался из груди, рассеявшись в объемной смолистой копне. Мы просто наслаждались близостью друг друга, теперь не только физической, но и эмоциональной. Билл терся носом о мою скулу, как ласковый котенок, даже сопел, как котенок. Я чувствовала, как меня словно наполняет теплая и тягучая карамель, и вот вот сейчас расплавюсь под лучами своего черного солнышка. Я жаждала этого момента, конда снова прислонюсь к такому родному и теплому до мурашек человеку, доверю ему свои секреты, переживания, поцелую в нос и просто буду счастлива. Буду знать, что я в этом мире уже не одна. Внезапно он взял мою ладонь так же, как это сделала я, и одарил поцелуем каждый пальчик, вызывая во мне неподдаюшиеся разумному описанию чувства. Это было теплящееся изнутри удовольствие, прилившее к щекам и кончикам ушей, невообразимая приятная дрожь и воздушное расслабление, умиротворение. Просто когда тебе хорошо и спокойно с тем, кого ты очень любишь. Теперь нам требовалась уже не такая близость, иная. Духовная, платоническая, витавшая немым вздохом на языке тишины и взаимно направленных друг на друга взглядов. Близость, дарующая подъем энергии, тянущейся по всему телу как та самая теплая карамель. Ушко-пельмешка. Холодная… Дальше губами по виску. Билл неотрывно гладит по спине, наслаждаясь этой нужной для нас близостью, выдыхает мне в шею, опаляя кожу. И мне даже страшно представить, что я снова смогу куда-то отпустить это счастье так надолго. Не слышать этот голос, этот смех, не ловить запах волос… Не чувствовать теплых объятий, возвращавших к жизни, впиваться тоскливо-печальным взглядом на соседнюю подушку, на которой ночует пустота. Ворох этих мыслей приливает силу, материализующуюся в еще более крепком объятии. — Придушишь же, — мягко хихикнул Каулитц, проведя ладонью по спине. А щеки загораются приятным огоньком с оттенком легкой неловкости. — Извини, не хотела. В уши врезается звонок входной двери, побудивший машинально вздрогнуть и направить на парня встревоженный взгляд, но наткнуться на такое невозмутимое спокойствие в ореховых глазах. — Том пришел. *** POV Tom Billie Eilish — everything i wanted Стоя под дверью съемной квартиры брата, долго ждать почти не пришлось — почти сразу, как я нажал кнопку, по ту сторону двери отчетливо замаячили шаги. Билл знал, что я приду. Надеюсь, я не помешал влюбленной парочке… Хотя, с момента прибытия Билла в Берлин прошло уже довольно много времени, что наталкивало на мысли, что они уже там все сделали для «удачной встречи». Я решил заскочить, чтобы увидеть не только брата, но и подругу, по которой тоже очень соскучился. Перед этим я, конечно, зашел домой и закинул вещи, все-таки живу в соседнем подъезде. В руке у меня был бумажный пакет из магазина, потому что прийти пустым было как-то неудобно. Дверь мне открыл Билл — уже в домашней одежде и без своего агрессивного мейка. — Привет, братан, — почти одновременно сказали друг другу мы и обменялись легким объятием, после чего так же синхронно заржали. Близнецовая связь. — Оу, а че принес? — Билл взял с моих рук пакет и чуть ли не засунул в него голову, разглядывая. Точно так же он любил делать и в детстве, когда мама с Гордоном приезжали с магазина. — Томка-а-а! Восторженный женский крик, усиливающийся по мере приближения, едва не оглушил. Не успел я ничего сообразить, как тонкие ручки обвили мои плечи и шею, прижимая к худому и изящному телу. Шар явно не пожалела доя меня своей силы, обнимая так, как будто мы с ней сто лет не виделись. — Привет, птичка… — мягко произнес я, обняв девушку в ответ. Она, видимо отходя от внезапно накативших эмоций, почувствовала что-то подозрительное, когда наткнулась ладонью на мои брейды. — То-о-ом? Что это? Это правда ты? — слегка разочарованно прохныкала она, пропуская сквозь пальцы пару косичек, — и ты перекрасился? — Да, пожалуй сменить имидж иногда полезно, — доброжелательно улыбнулся я, наблюдая за эмоциями девушки. Она так же очаровательно выразила мне свою радость, теснее сомкнув ладошки на плечах. Густой выдох, что копился во мне долгое время, в одночасье покинул грудную клетку и словно свалил с обрыва огромный камень, мешавший мне нормально дышать. Встряска, от которой энергии приливало через край, сменилась расслаблением, которое буквально расцветало во мне всеми оттенками. — Я так скучала по тебе… — пробурчала Шар мне в плечо, на что я тихо усмехнулся. И еле удержался от того, чтобы не чмокнуть ее в макушку, потому что она была ниже меня ростом где-то на одну голову точно. — Я тоже, я тоже. — Бля, Том, когда ты уже запомнишь, что арахисовую пасту я терпеть не мо… — из кухни показалась черноволоспя голова, опять чем-то в своем репетуаре недовольная, — Лотти, может ты впустишь моего братана хотя бы дальше прихожей? Явно намекая на наше долгое объятие, подал голос малой, а я всеми силами молился на то, чтобы он сейчас опять что-нибудь не выкинул. Вроде мы уже давно все обсуждали, что как потенциального «соперника» он меня не рассматривает, и чтобы не выдумывал себе всякой хуйни. — Да, конечно, — Шар оторвалась от меня, поправляя на своем плече халатик, — мой руки и выходи в кухню, ээ… А как мне тебя теперь называть? Раньше ты был господин Кепка… — Можешь называть самый крутой и самый сексуальный гитарист на планете, — решил я пошутить, нарочито протянув некоторые звуки. — Нет уж, слишком длинное прозвище! Язык сломаешь, пока выговоришь! — заразительно засмеялась Шар. Вымыв руки, я направился в кухню, где уже Билл и Шар расположили на столе всякие ништяки. Будто я был каким-то мегаважным и ожидаемым гостем. Плюхнувшись на стул, устало вытянул ноги и задрал голову, выдохнув. Вот сейчас точно ощутил тяжесть во всем теле… — Томка, мы с тобой почти одинаковые кексы купили, представляешь? Только я обычные взяла, а ты черничные, — обратилась ко мне девушка, являя две практически идентичные упаковки. — Круто! Но что поделать, когда единственное нормальное заведение у нас под окном. Не мог пройти мимо! — Ну, я Биллу брала именно те, что он любит. А сама сейчас уже не так активно ем сладости, это портит фигуру… — сомкнув руки на талии, девушка на полном серьезе оглянула себя, как будто намеревалась найти подозрения на лишний вес. — У тебя прекрасная фигура, не говори глупостей, — улыбнулся я ей. — То есть вы хотите сказать, что однажды я стану толстым и некрасивым? — возник Билл. — Как Густав, если не прекратишь есть свою сладкую дребедень, — гыкнул я. — Том! — строго глянула Шарлотт на уже хихикающего меня, — Тебе не стыдно? — Да я пошутил, — уже вовсю катился я со смеху, а красный, как вареный рак, Билл, и смутившаяся девушка смотрели на меня как на полного идиота. — А че ты не ешь-то ничего? — присел напротив меня Билл, ставя кружки с зеленым чаем. — Да не хочу, я перекусил хот-догом и нормально, — отмахнулся я и отпил. — Ты серьезно жрешь ЭТУ хрень с фургона на перекрестке? — поморщился Билл. — Ой, а ты можно подумать, ешь только каплю росы с утреннего листочка и заедаешь травкой? Хотя, у меня же нет такой прекрасной и хозяйственной девушки, поэтому да, хот-договый фургон –мой друг — притворно вздохнул я. — Все впереди, Томк, — поддержала меня Шар, — ну или научишься сам готовить, это несложно, — по выражению ее лица я заметил, что она легонько смутилась. Остаток вечера мы просто проболтали о всякой ерунде, но чаще всего это было похоже на перебивание нас друг друга с Биллом, а Шарлотт или тоже участвовала в диалоге, или молча смотрела на нас двоих с выражением лица «Господи, они невыносимы». Мы с Биллом и так друг другу в туре надоедали, но сейчас просто не могли наговориться, прям как девчонки на тусовке. Наконец-то мы все были в сборе, и нам было приятно просто поболтать обо всем в нашей крепкой и дружной компании. Видимо, парочка на мысленном уровне сочла, что сидеть поодиночке надоело, раз Билл ненавязчиво во время болтовни усадил девушку боком себе на колени. Расплываясь в улыбке, Шар трепетно прижалась к братцу, а я даже на секунду потерял нить того, о чем говорил. Как внезапно окатило будто ледяной водой до пробирания в конечностей и дикой горечи в горле. Я сделал вид, что не придал этому никакого значения, и Билл дал понять, что слушает, заметив мою заминку. Вдыхая новую порцию воздуха, я даже мимолетно подумал о том, что наверняка где-то за этим воздухом кроется способность быть невидимым. — Кстати, а что там Йост, не звонил? — отщипывая виноградину от лозы, спросил Билл. — Звонил, — бросил я, глядя боковым зрением, — Только ты, видимо, телефон походу даже не заряжал. Завтра в студии в двенадцать, и без опозданий, — спародировал я продюсера. — Как, уже завтра? Вы ведь только приехали, — недоуменно произнес женский голос. — Такова теперь наша работа, милая, — Билл погрузил одну ягоду девушке в рот и поцеловал в щеку. Пиздец, щас просто сдохну от количества приторного. Внезапно я осознал, как под ребра ударило призрачным кулаком похуже настоящего. Поджав губы и отведя взгляд в сторону, решил, что я здесь уже, мягко говоря, лишний. — Ладно, ребят, я пойду наверное, — приподнялся я из-за стола, встретившись со слегка расстроенными взглядами. — А что так? — спросил Билл. — Да еще кое-какие дела есть, — отмахнулся, даже не придумав нормальный повод. Потому что никаких дел нет. — Жаль… Тогда мы проводим тебя? Шар, сползая с колен брата, поправила пряди за ухом и направилась в мою сторону. Билл стал возиться со столовыми приборами, упаковками, и я почему-то почувствовал, что он даже был рад тому, чтобы я свалил. Близнецовое чутье не обманывает. Натянув на лицо снисходительную улыбку, двинулся в прихожую, ощущая легкие шаги за спиной. Чуть не забыл кое-что, дурья башка. — Спасибо, что пришел, Томка, — искренне произнесла девушка, когда я начал рыться в своей сумке в поисках мелкого пакетика. — Хах, не за что. Закрой глаза. — Что-о-о? — в голосе дрогнула улыбка. Найдя нужную упаковку, я достал оттуда цепочку, которую купил еще во время тура в Лионе. Именная цепочка. Из всех трехсот имен, что находились в том магазине, я нашел ее, после нескольких неудачных попыток по моей невнимательности. — С прошедшим, что ли, — глупо улыбнулся я, застегивая цепочку на тонкой шее. Шарлотт приоткрыла глаза и в приятном удивлении оглянула изделие, тонкой ниточкой поселившееся между ключиц изящным, узорчатым шрифтом. — Томк, ты что… Это такая прелесть… Смущенно-приглушенно восхитилась она, прикасаясь к моему подарку. А затем резко подняла голову, будто над ней зажглась лампочка, как идея фикс. — А у меня тоже кое-что есть, не уходи! — отозвалась она и метнулась в комнату. Я так и остался стоять в прихожей в чарующем непонимании и удивлении. Никак не ожидал, что мне что-то предназначалось тоже. Спустя несколько секунд Шарлотт снова выбежала ко мне с небольшим ярко-красным пакетом в руках. — Ты серьезно? — уставился я. — Да! Это твой подарок! С прошедшим и тебя тоже. — Хах, а Биллу то же самое подарила? — подшутил я, принимая пакет, но не заглядывая в него. — Не-е-е, ему другое. Интересно, а подарил ли сам Билл что-нибудь ей? — Спасибо… — тепло произнес я, убирая подарок в сумку. — Рада была тебя видеть, Томка. Спасибо за кулон, он чудесный. Ты самый классный друг на земле… Мы напоследок заключили друг друга в объятия. Выкручивающие меня насквозь хуже любых пыток. Я морально ощущаю, как внутри теплится никому не видимая и никем не осязаемая кроме меня болючая горечь, и только я в полной мере чувствую, как она подступает к горлу. Обоняние улавливает легкий шлейф тех самых духов, которые по стойкости могли бы сравниться с неким перманентным отчаянием, которое поселилось во мне и въелось в душевные стенки, как черная копоть. Слух обрабатывает это слово, задерживающееся где-то посередине нейронных сетей по пути к центральному органу восприятия. Друг. Я нехотя отстраняю от себя девушку, видя ее доброжелательную улыбку. Пропитываясь ей насквозь, проводя ладонями по хрупким предплечьям. — Лотти-и-и, — донесся откуда-то издали голос Билла. Надо идти. — Я ушел! — крикнул я, и, забирая сумку, открыл дверь. О нет, не утруждайся. Железное послевкусие душит. И мне в спину уже не смотрит пара выразительных и доброжелательных глаз, потому что за черным занавесом этой двери — скучный и такой же душный подъезд многоквартирного дома. Я с дурацкой, неестественно натянутой на лицо улыбочкой уверенно зашагал вниз, судорожно придумывая, как дальше провести остаток вечера. В свою квартиру я не хочу — там холодно, страшно, пусто, и в холодильнике мышь повесилась. Я даже не горел желанием идти в магазин или брать в кафе что-то на вынос, или в своем любимом хотдоговом фургоне. Не хочу ничего. После взрыва сотого снаряда внутри меня остатки жалкой, пустой душонки размазываются и смешиваются в уродливую кашу, которая сильнее просачивается в мозг и гасит к херам всю решимость. Наведаться к каким-нибудь подружкам? Надоело. Может, прийти к Гео? Он всегда составит компанию и рад поговорить за жизнь, если, конечно, не против. *** В квартире друга оказалось даже веселее, чем я думал. Вечеринка в самом разгаре. Куча каких-то неизвестных людей и даже путан, которых реально было различить даже невооружённым глазом. Ну нихрена себе, друг любит отдохнуть от перелетов. На мой телефонный звонок басист ответил со всей радостью, приглашая к себе, отчего у меня на душе буквально отлегло. Но я не ожидал, что тут настолько все так. Хоть не в полном одиночестве проведу остаток вечера. Безусловно, я терпеть не мог находиться один, чуть ли не лазя на стены от отсутствия общения и хоть какого-то живительного драйва. — Проходи, братан, не стесняйся, — перекрикивая музыку, Листинг буквально за локоть повел меня в самый центр событий. Апартаменты, где он расположился, были просто немыслимых размеров — вот уж Гео любит ни в чем себе не отказывать, живя на полную катушку. В принципе, и я такой же, разве что сейчас мне было крайне неуютно пробираться сквозь оруще-танцующую толпу. И вообще составлять тут кому-либо компанию. Выпив пару коктейлей, просто уселся на один из диванов, ожидая наконец-то, когда ж подействует. Дурацкая музыка просто не оставляла мне никаких шансов и прямо намекала «расслабься ты уже, чувак, никому тут нахуй не сдались твои проблемы.» Но после второго кончившегося коктейля я уже не выдержал и рывком поднялся с дивана, следуя в кухню. Там хоть не так по мозгам долбит. Кажется, меня начало постепенно догонять, раз контуры окружающих предметов уже ходят кругами, но здравый рассудок все еще при мне. Усевшись за высокий стул, поставил пустой стакан, наслаждаясь тишиной. Как сзади раздался голос. — О, брат, а ты что здесь? Я думал, ты вовсю отжигаешь. Тур был дурдомищный просто, — Георг полез в холодильник, еще за бутылками и весело глядя на меня. Удивительно, но он был абсолютно трезв. — Извини, чувак, не сегодня, — постучал я пустым стаканом о поверхность стола. — У тебя что-то случилось? Кислый ты какой-то, Том. Басист присел напротив, открывая бутылки. Одна из них синий джин, а вторая — Джек Дэниелс. Просто лучший выбор… — Да ниче я не кислый, — отмазнулся я, скрестив руки на столе, — ой, а плесни вискаря, пожалуйста. Гео налил в мой стакан, затапливая янтарной жидкостью подтаявшие кубики льда на дне. — Ну я же чую, сам не свой, — с подбадривающей улыбкой не отставал от меня Гео, — Что, какое-нибудь свидание накрылось? Но это можно здесь исправить, вон видишь, сколько тут девчонок? — Очень смешно, — потер я лоб и отпил немного из стакана, — ну и гадость… — Чет не припоминаю, чтобы ты убивался из-за несчастной любви! Для тебя же это всегда было несусветной чушью для мечтателей, — спародировал меня Георг. — Да причем здесь любовь? — немного раздраженно выплюнул я, покрутив в руке стакан. — Да потому что у тебя это на лбу написано! — Мой лоб закрыт, что ты выдумываешь, — указал на бандану я. — Пиздец, Том, я тебя не узнаю, это была просто шутка, — развел руками друг, чем вызвал у меня еще более сильное смущение, — Ладно, забей… Неужели там все так плохо? — Более чем, — лаконично ответил я, уже мысленно жалея, что этот разговор вообще начался, — особо делиться и нечем. Я просто знаю, что мне ничего не светит с этим человеком. — Ну что уж ты так… Да с твоими-то чарами любую девчонку окрутишь, что она и не заметит. А ты что-то прям совсем раскис, — нависнув над столом, похлопал меня по плечу Листинг, — или…это не девчонка? — деловито нахмурил он брови, прожигая меня своей напускной тупостью. — Идиота кусок, — всплеснул руками я, чуть не разлив виски. — У нее есть другой? — сочувственно поинтересовался Гео. — Неважно… Просто не бери в голову и все, — крутанулся я на стуле, собравшись уходить. Трус. Слабак с пустотой внутри, помноженной на удушливое отчаяние, плещущееся в стакане среди расплавленного льда. Ноги ведут меня в направлении какой-то комнаты, и я уже полностью отдаюсь всемогущему дурману, пришедшему от выпитого алкоголя в лошадиной дозе. Чьи-то губы настойчиво выбивают меня из равновесия, утягивают куда-то за собой, а тонкие пальцы даже дергают за брейды. Я будто слышу свои воспаленные мысли, кричащие со всех динамиков самые отвратительные, но самые сладкие желания. Приходится включать свой наилучший актерский талант, от которого мне уже тошно, что хочется выблевать его в ближайшем толчке не без помощи двух пальцев во рту. Девушка, толкнувшая меня на спинку дивана в одной из комнат, настойчиво уселась сверху, впиваясь в меня своей коктейльной страстью. Гео сказал, все девчонки уже оплачены. Как мило. Как заботливо. Как трогательно. — Ну же, детка… Развлеки меня, — скользнул я языком по пирсингу, а взгляд заблуждал по ее силуэту. Да, подержаться здесь есть за что, и я охуенно счастлив. На автомате, словно по отточенному сто раз сценарию падаю в мягкость диванных подушек, а брюнетка, решившая составить мне компанию, закусывает губу и поднимает футболку. Остановись, пока не поздно. На губах чувствуется сладкий слой чужой помады, перемешанный с алкогольными привкусами. Стоило мне снова открыть глаза и глянуть на нее, дыхание вставало тяжким комом на пути из легких. Нет, я не слабый, и я не позволю ей сделать это со мной. Но уже сдаюсь, позволяя исследовать свою непроглядную пустоту, как охуительно интересный подводный мир, куда тонули даже самые прочные корабли. Под закрытыми веками появляется такой знакомый образ. В глубинках подсознания где-то пестрят моменты, относящие меня в прошлое, такое беззаботное и безоблачное. Туда, где она была ничьей. Ни моей, ни Билла, ни этого парня с художки. Просто была. — Честно, я не знаю, а цветы дарить ты ей пробовал? Девочки любят, когда к ним приходят не с пустыми руками, а проявляют хоть какой-то знак внимания, — объясняла Шар мне, тупому юнцу, где я оплошал на свидании с какой-то там Карлейн из параллели. — А если бы к тебе пришел пацан, чего бы ты ожидала? Букет алых роз? — воспользовался я моментом и подколол девчонку. — Я ничего не ожидаю, Томка. Рановато еще… Только восьмой класс заканчиваем, все придет в свое время! Мне вот математику пересдать надо, а то тетя злиться будет. Только я тщательно скрывал, что Билл уже рвет и мечет, проедая мне о тебе все мозги. Просто охуительно держался он все эти годы. В какой то мере благодаря мне, потому что я бы не хотел терять такого классного человека, как ты. А может, потому что держался тоже? Потом она что-то рассказывала о тете, о каких-то своих переживаниях. Мне же просто хотелось обнять девчушку и спрятать, как мы шутили, в капюшоне, который свисал большущим мешком с моей кофты, хотелось вглядываться в миловидные черты в свете закатного солнца после репетиций в гараже. Не давать ей сигарету, которую она настойчиво выпрашивала из моих плотно зажатых пальцев. Выражать немое недовольство за подражание макияжу Билла, потому что Шар и так была красива. Их даже одноклассники обзывали черноглазами, а учителя ругали за неподобающий внешний вид. Ну почему Билл? Почему не я? Типичный сценарий обыденности. Там, где я четко ставил себе границы и не смел позволять себе что-то большее. А она ничего не знала и не знает до сих пор. Идеально исполнил весь сценарий. Ты охуенный актер, Том Каулитц. Становись в очередь за оскаром. *** Ремень вылетел из петель, на что мне уже было похуй. Пусть девчонка развлекается, высвобождая наружу мое естество, которое я нихуя не чувствую по иронии судьбы. Ком, что колол горло тысячами игл, как у морского ежа, становился все больше. Тело автоматически, по идеально вышколенному прежде алгоритму тянулось вперед, навстречу пухлым губам, за которыми не крылось ничего, кроме алкологольно-табачного угара. Может, я недостаточно выпил или мое воображение плохо старается и не подкидывает картинок из подсознания, от которых я уже бы зашелся и предался бурному наслаждению. Один, тот один единственный тумблер, как сгоревшая лампочка в цепи, рушил всю мою внутреннюю конструкцию и препятствовал действию. Оставлял для торжествующего разума больше поля для действия, чтобы он в одночасье убедил меня, что продолжение мне не интересно. Виски кончился. Я кончился в прямом смысле слова. В голове черная непроглядная бездна, тянущая в свою власть. Я держался изо всех сил, как бы такое знакомое имя не слетело с уст. Имя, которое теперь точно проклято для меня навсегда. Рядом мельтешит незнакомый силуэт, и чтобы не было так дискомфортно, застегиваю джинсы обратно. Будто мне реально стыдно и до чертиков совестно. Морщусь, как от удара под дых и подскакиваю с места, чуя спиной недовольный стон. — Томми-и-и-и, — обиженно выпятив губки, поболтала ножкой девица, имени которой я даже не спросил или уже забыл. Губки, на которых еще крохотными точками блестело мое семя. Через плечо я глянул на нее. Соблазнительная, нежная, помада смазалась, с сиськами огромными, лямка платья спущена. Приподнятая юбка так и являет кружевной краешек чулка, который бы я непременно разорвал в клочья, а затем бы отодрал девчонку как следует. Но точно не сейчас. Никаких чувств. Никаких головных болей. Только полнейшее безразличие и остудительный глоток. Просто расслабься и получай удовольствие. Как загорелся, так и перегорел. Я не хочу это видеть. Не хочу болеть этим, теряя остатки ценнейшего самоконтроля, а просто выскоблить все чувства и сбросить с окон восемнадцатого этажа этих блядских апартаментов. Комнат дохуя. Людей дохуя. Выпивки дохуя. А внутри ночует пустота, зазывающая в манящее Ничего. Эта девчонка даже и не представляет, насколько омерзительно мне видеть ее тут, рядом. В одной этой спальне. За спиной. Чувствовать ее еще на что-то надеющийся взгляд, рассчитывающий на продолжение. А уж тем более как колошматит током от ее прикосновений сзади, к плечу, к изгибу шеи, к одной из моих многочисленных косичек. Стоило ей сделать так еще раз, как мое желание разогнаться и убиться об стену росло прямо пропорционально ее немым просьбам. Перевернуть этот ебучий журнальный столик. Врезать кулаком по стене, лишь бы вытравить ее из себя. Избавиться. — Томми-и-и… Я принесу еще нам выпить? — уже хочется водрузить два пальца в рот от этого приторного тона. Только вот чтобы проблеваться или чтобы выстрелить в себя, изобразив пистолетик? Нам? Где ты видишь тут нас? — Все хорошо? Аж трясет от этой фальшивой заботы, витающей на кончиках женских пальцев по моим предплечьям. Иди нахуй. Подавись своей идиотской заботой. Такой, какая не нужна мне. Придурок — Убирайся, — беззвучно, безучастно. Ты слышишь, не заставляй меня повышать голос. Я превращаюсь в психа по твоей вине.