Жестоких улыбок, безумных ошибок
Так много и мало,
Что сердце устало:
Не стонет, не бьется,
Наружу не рвется.
*** POV Bill Wildways — Весна — Ты звонил ему еще раз? Йост и продюсеры сейчас точно из себя выйдут, нам надо сегодня как минимум проработать материал, — недовольно фыркнул Георг, наблюдая за тем, как я тщетно пытаюсь дозвониться до брата. — Ха-ха, нет, конечно же, не звонил, — саркастично фыркнул я, набирая брата еще раз. — Может, он еще не протрезвел, а то мы вчера нормально так оттянулись, — довольно заявил Гео, откладывая в сторону свою гитару. Густав сидел на диване рядом и пялился в тетрис, будто оторванный от здешней реальности. Я удивился словам Листинга. — Когда это вы успели? — Вечером. Но я пил не очень много, а вот Том… Не знаю. Мне надо было расслабиться, — заулыбался он так, будто рассказывал во всех красках о первом сексуальном опыте. Но Том трубку так и не брал. К нам неоднократно заглядывал Йост, каждый раз злясь, что мы еще не в сборе, а «время не резиновое». Я в мыслях уже материл близнеца, что он никогда не способен ничего сделать вовремя. Хотя, как успел сказать нам Хоффман, мы соберемся, чтобы подвести некоторые итоги работы и поговорить о дальнейших планах, а так же если есть какие-то наработки, то можем за них взяться. Посмотреть, что выйдет. Наработок у меня было предостаточно, что-то мы уже успели написать в туре и даже подобрать звучание. Как мы и планировали — будет несколько треков на английском. Прошло еще где-то пол часа, прежде чем нарисовался мой безответственный брат. Он совсем не почувствовал висящего здесь напряжения, потупив глаза в пол, когда мы втроем чуть ли не накинулись на него с претензиями. Обычно я всегда очень пунктуален, но видимо здесь близнецовое сходство отдохнуло. Том совсем не торопился и даже огрызался в ответ, отмахиваясь, что никто ведь не сдох, ну опоздал на полчаса. Ничего страшного. Йост тоже позлился, позлился, и в конце концов мы приступили к работе. Для большей уверенности решили начать с Sonnensystem, а английские черновики оставили на потом. Тем более, инструментал мы подобрали уже на добрую часть. Если бы еще не вялость брата, из-за которой он норовил постоянно лажать, и вытекающие из этого недовольства продюсеров, все было бы замечательно. Почти. — Что ж, примерное направление нам ясно, давайте пока прервемся. Понимаю, вы еще не совсем отдохнули от французского тура, — добро начал Хоффман, выйдя к нам, — есть и успехи. Наши рейтинги на радиостанциях растут, но не забываем, надо двигаться дальше. Мы переговорим с организаторами, вы дадите еще один концерт в Берлине. Я радостно улыбнулся, внимая этому предложению. Парни тоже охотно отреагировали, все кроме Тома. У меня вообще складывалось впечатление, что он после «вчерашнего», как сказал Георг, как сонная амеба — вялый, молчаливый, словно из него выкачали всю энергию. Даже ни одной шутки ниже пояса не опустил. Поинтересоваться в чем дело и поговорить с братом в такой обстановке пока не представлялось возможным, но я обязательно это сделаю после всех студийных хлопот. Может, что-то его беспокоит? — А когда примерно? — навострился Георг. — Пока не решено, это всего лишь в перспективе. Думаю, в ближайшее время нам станет известно. …Тем временем, время подходило уже к пятнадцати часам, и какое счастье, что задерживаться в студии нам больше не приходилось. Мы договаривались с Лотти, что я встречу ее после занятий. Зная ее расписание, прикинул, что сейчас они вовсю идут, значит, успею добраться и подождать возле корпуса. С Томом поговорить мне так и не удалось, он быстро и незаметно увильнул из здания, сел в машину и уехал, даже ничего никому не сказав. Гео и Густав дали мне пять ладошкой и ушли в другом направлении. Добравшись до нужного места, я пристроился на лавочке, решив заглянуть в свои черновики. Мое вдохновение, не желая сидеть во мне, материализовалось внезапным творческим порывом. Погода этому благоприятствовала, шелестя приятным ветерком между пышных крон деревьев. Волосы так и норовили закрыть лицо, из-за чего пришлось заправить их за ухо. Раскрыв свою любимую тетрадь, взял карандаш и принялся набрасывать то, что первым приходило в мысли и так удачно складывалось. The sun will shine like never before One day I will be ready to go See the world behind my wall Trains in the sky Are traveling through fragments of time They're taking me to parts of my mind That no one can find I'm ready to fall I'm ready to crawl on my knees to know it all… Перечитав это снова, местами перечеркнул некоторые слова, и уже начинал злиться. Вроде бы так круто легло, но все равно что-то не нравится. Опять червь-самокритик бунтует. Тем более наша задача — записывать теперь больше английских песен для разнообразия. Не то что бы я силен в языках, но пытаюсь совершенствоваться, даже читаю учебники и пишу что-то, когда есть вдохновение. Так, вот последняя строка мне вообще не нравится, надо перестроить… Глаза накрылись темнотой, а точнее, чьими-то ладонями. — И чем же ты так занят, м? — над головой раздался притворно-недовольный тон девушки. Я улыбнулся, отложив в сторону уже закрытую тетрадь и ручку, и коснулся женских ладоней, мягко убрав их с глаз. Поднявшись, обернулся, увидев перед собой Лотти, по-детски выпятившую нижнюю губу. — Привет, — доброжелательно отозвался я и подался вперед, обнимая девушку. Охотно сжав мои плечи в ответ, она приподнялась на носочках, хотя и так была на каблуках. Женские руки сомкнулись на моей спине, теснее прижимая к себе, и я ни секунды не колеблясь, накрыл ее губы поцелуем. С трепетом, с невероятной нежностью, бьющей через край и позволяющей выключить весь остальной мир. Шарлотт сразу ответила, углубляя это удовольствие, но в конце концов, пришлось отстраниться. — Привет… — чуть смущенно протянула она, потеревшись носом о мою щеку. Я же, опьяненный поцелуем, приобнял за талию и стал пялиться куда-то вниз, на свои кеды, — а что ты там писал? Этот заинтересованный огонек заставил легко смутиться и меня, а точнее, спешно запихать тетрадь и ручку обратно в сумку, после чего накинуть ремень через плечо по диагонали. — Ничего, — улыбаясь, отпарировал я. — Ну я же видела! — Пока что это секрет, — подмигнул ей, и взяв за руку, повел за собой. Спрашивая друг друга о том, как прошел день и попутно разговаривая о разном, мы дошли до ближайшего кафе, где с радостью и перекусили. Мне не хотелось обращать внимания на то, чтобы кто-то меня узнал, остановил по пути, или чего хуже, из девчонок кто-то начал приставать, однако все равно надевал для так называемой конспирации темные очки, которые всегда теперь носил с собой. Шарлотт это ужасно раздражало, мол, что я параноик, который должен прятаться. Жгучая неловкость грызла меня изнутри от всех этих ощущений. Действительно, мало приятного, когда на тебя пялятся девицы с соседнего столика. Я старался сохранять спокойствие, время от времени отводя взгляд в сторону панорамного окна. Очки все же пришлось снять, потому что есть в них, мягко говоря, некомфортно. Хотя, все что я чувствую сейчас — одно сплошное некомфортно. Некомфортно и стыдно, еще и перед своей девушкой. — Би, все хорошо? — участливо поинтересовалась она, накрыв мою ладонь своей. Я поежился, взглядом намекая на хихикающих девиц и поджав губы. Те сразу зашептались. — Вы что, нет, это же он, видите? Тот красавчик… — Который из этой рок-группы, да! У меня подруга с ума по ним сходит… — Да, это Билл! Это он, один из Tokio Hotel! Боковым зрением я заметил так же, что они достали телефоны и, по всей видимости, наводили камеры. Боже, можно я провалюсь сквозь землю прямо сейчас? Хотя, я придумал кое-что получше. — Дай кое-что на ушко скажу… — заговорщически шепнул я, наклоняясь ближе к нашему столику. Шарлотт послушно приблизилась, чем я тут же воспользовался, вновь одарив ее губы поцелуем. Шепотки тут же прекратились. Прикрыв глаза, я коснулся пальцами щеки, притягивая за подбородок и делая поцелуй еще глубже и чувственнее. Чуть отстранившись, я хитро улыбнулся, как школьник, совершивший какую-нибудь проделку, и вглянулся в удивленные глаза Лотти. Она аж расцвела и даже покраснела, мягко улыбнувшись и поджав плечи. По-моему, я выбил девиц в нокаут и нереально доволен собой. — Оу, Билл… — смущенно протянула Шарлотт, пряча побагровевшие щеки за волосами, а я лишь нежнее провел пальцами по коже. Медленно, почти неосязаемо, на что девушка поднесла к губам мою ладонь, добавляя в этот жест еще больше нежности и чувственности, не доступной тут больше никому. Сокровенной и такой трепетной для нас двоих. Может, это было немного неправильно с моей стороны — разыгрывать сценку перед девицами, еще и в общественном месте, но я честен перед собой и другими. Над нашим небольшим столиком мы с Шарлотт обменивались воздушными нежностями, хихикая друг другу в волосы, целуясь, но я мысленно ругал себя за некую наигранность. По крайней мере, результата я достиг, и те девчонки затихли. Поняли, что никто не может быть на ее месте. Расплатившись, мы покинули кафе, вдохнув в себя свободу берлинских улиц. — Ну что, куда идем дальше? — поинтересовался я у девушки, сжав ее ладошку в своей. — А куда бы ты хотел? — доброжелательно отозвалась она, следуя со мной к переходу. — Может, в Розенгартен? Хочется более уединенного места, как считаешь? — Розенгартен? Нууу, до него ехать нужно, — надулась Шарлотт, отреагировав на мое предложение. — Но станция тут рядом, и через несколько минут будем уже там. — Ну хорошо. Тем более домой все равно не хочу, — ответила Лотти, и мы, довольные, свернули в сторону ближайшей станции метро. Хорошо, что там было немного народу, и мы не толпились, добрались довольно быстро. Солнце уже плавно катилось к горизонту, окрашивая небо в нежно-бежевые цвета, перемежаемые с голубыми, как на большом-большом холсте. Я любил теплую погоду, даже когда легкий ветерок норовил поиграть с кожей, заставляя легонько вздрогнуть. Мы смеялись, болтая о различной ерунде. Так, что на нас порой оборачивались прохожие, но мне было глубоко наплевать. Я словно отключался от здешней реальности и вдыхал полной грудью воздух, приятно пахнущий различными сладостями, что продавали в парке. Наслаждался ее голосом, держа за руку. И, конечно, не мог не предложить взять по свертку манящих карамельных пончиков, что так и звали нас с прилавка. Лотти, конечно же, сразу запричитала о вреде сладостей для фигуры, но заверила, что «ради меня готова на все». — Би, пожалуйста, не иди так быстро, я за тобой не успеваю, — тихо буркнула она, когда я почти доедал свой пончик. — Конечно, извини, — я чуть притормозил, подстравиваясь под нужный девушке ритм. Обычно я хожу быстро, и часто впадаю в неловкую ситуацию, чувствуя, как сзади кто-то дергает меня за рукав. Я заметил, что она прихрамывала одной ногой, неспешно шагая и доедая свой пончик. Когда наконец со сладким было покончено, мы снова окунулись в некие приятные для нас воспоминания, перераставшие в некие философские разговоры. — Мне кажется, что теперь чувствую свободу, живя тут, — мечтательно протянул я, ведя девушку за руку и поглядывая на нее из-под длинной челки. — Что ты имеешь в виду под свободой, Билл? Ты совсем не скучаешь по родителям, раз теперь живешь отдельно?.. — немного расстроенно отреагировала она, заходя на бордюр и став балансировать на нем. — Оу, нет, что ты, — поспешил возразить, — я имел в виду, что теперь чувствую то, как мир открыт мне. Я перестал бояться того, что раньше загоняло меня в тупик. Чувствую, что я готов к новым свершениям, к новой жизни… Больше всего мне хочется творить и выступать с группой, знать, что рядом со мной находятся близкие и дорогие мне люди. Родители, Том, парни, и конечно же, ты. Вы моя семья… — Я рада это слышать, Би. Ты тоже, даже и представить не можешь, какой семьей вы с Томом стали для меня. Теплота, что поселилась внутри меня, разошлась к конечностям приятным медовым импульсом. Действительно, я чувствовал себя в этот момент невероятно окрыленно, будто сейчас смог бы воспарить над этим миром. Подняться высоко-высоко, к звездам, в неизведанные миры. Чувствовал себя важным, нужным. Любимым. Девушка шла чуть впереди, держась за мою руку и балансируя на бордюре, как и раньше любила делать. Под легкими дуновениями ветерка алая юбка, струящаяся вдоль ее тонкой и хрупкой фигуры, чуть колыхалась, а сама Лотти буквально светилась. Просто красавица… Действительно, для меня не было девушки прекраснее ее. Во всех смыслах. С теми, с кем я развлекался во время прошлого тура в краткосрочной перспективе, я априори не мог почувствовать ничего подобного, что чувствую рядом с Ней. Я заметил, что она довольно повзрослела за этот год — фигура обрела нежные и еще более женственные черты, которые скрасили прежнюю подростковую угловатость, вьющиеся на концах локоны, достающие уже до плеч, подчеркивали ее точеное личико. И ее хрупкая ладошка, согреваемая моим теплом, мягко подрагивала, когда Шарлотт забавно пыталась балансировать. Пахнет весенним цветком, который еще недавно был покрыт тяжелым слоем снега, а оттаяв, явил миру свою красоту. Как и она сама. Забавная, мягко хихикающая с моих глупых шуточек и собирающая клены на асфальте, чтобы сделать венок. Для меня и для себя, даже когда она совсем не умеет плести венки. Девушка спрыгивает с бордюра, держа меня за руку, и едва не падает, тихо всхлипнув и издав тихое «ой». — Что случилось? — спешно наклоняюсь, видя, как она схватилась за лодыжку. — Ничего… Просто, у меня немного ноги устали в этих туфлях, — тихо проворковала она извиняющимся тоном. Действительно, на таких каблуках долго не походишь. Я бы с ума сошел. Или давно бы упал где-нибудь, сделав хотя бы шаг. — Конечно, кто б на таких высоченных выдержал? Надо было что-то полегче надевать, — наставительно-шутливо фыркнул я, присев напротив, но, видимо, девушка восприняла это как упрек. — Би, ну не причитай, прошу тебя… — Молчу-молчу! — вздернул я бровями, улыбаясь, и заодно кое-что придумал. Положив одну руку под колени, другую — на спину, уверенно подхватил Шарлотт, разумеется, не без «препятствий». — Эй, я не это имела в виду, — чуть ли не смеясь в голос, пихнула она меня в плечо. — Сейчас присядем у реки, заодно отдохнем. Я тоже немного подустал, но это приятная усталость, правда? — блеснул улыбкой я, совсем не беспокоясь о подозрительных взглядах в нашу сторону от проходящих мимо прохожих. Но дискомфорта мне это не доставляло, и девушка довольно легкая. Совсем как куколка… — Да, чудесный день, — она обхватила руками мои плечи, прижимаясь. — Завтра я куплю тебе нормальные кеды, чтобы не портила позвоночник этими высокими ходулями, — вполне серьезно и решительно заявил я, двигаясь в сторону склона, покрытого приятным травяным ковром. Многие отдыхающие находились здесь — кто-то сидел компаниями, кто-то парочками, третьи в одиночку смотрели вдаль или читали книгу, сидя на траве или небольших подстилках. Я выбралась место наиболее отдаленное от остальных и мягко опустил Шарлотт, падая рядом. Облегченно вздохнув, сам вытянул уставшие ноги вперед и наслаждаясь легким ветерком и тихим звуком речной глади. — Кеды? Чтобы я теперь совсем маленькой стала, да? — подметила девушка, пристраиваясь рядом. — Ты и не маленькая. Просто удобнее же в них, чем в этих ходулях. — Они не ходули… Без них я точно буду гномиком. — Я повторюсь, ты не маленькая. Но если вдруг ты бы где-нибудь упала и сломала позвоночник, а меня бы не было рядом? — со всей важностью говорил я, — никто бы не нес тебя на руках. Не спорю, ходули это красиво, но лучше ведь, когда и красиво, и удобно. Поэтому я остаюсь при своем мнении, завтра покупаю тебе кеды! Мы почти синхронно засмеялись, а я уворачивался от того, как Лотти щипала меня за плечи и пыталась пощекотать, на что я хихикал только громче. Я ужасно боюсь щекоток, и она это знает. В конце концов прекратив дурачества, завидев, как на нас многозначительно косятся, оборачиваясь, я положил под голову свою сумку и лег прямо на траву, расслабленно выдохнув. Надо мной высокое-высокое небо с облаками-перышками, тихая гладь реки… Я словно лечу в какой-то мир, неизвестный, но такой манящий… На моей спине распахнулись широкие крылья, такие же, как у ангела. Куда мне лететь… Где этот мир, что покрыт моросью от моего муссона? Пахнет дождем, свежестью, свободой… Ты тянешь руку, я лишь подлетаю ближе, пряча свои крылья. Опускаюсь на землю, мне больше не нужны воздушные миры. Только ты, моя земная муза, та, что держит меня за обе руки. Смотришь на меня блюдцами-солнышками, в которых сокрыты все мои мечты. Так хочется коснуться тебя и укрыть, если будет вновь страшный ветер, настигнет муссон. Я отрезал свои крылья ради тебя, чтобы сплести из перьев твое укрытие. Там, где я буду рядом. Путаться в волосах и вдыхать аромат весеннего цветка. Кладу твою голову себе на плечи, смотря на разбросанные по земле перья, легкие, как поцелуй бабочки. Вдыхаю в макушку, смыкая руки на хрупкой талии. Совсем как тростиночка. А ты очень мягкая, фарфоровая. Та, что я боюсь выронить в страшную пропасть. У тебя необычайно глубокие глаза. И чуть дрожащие от прохлады приоткрытые губы, к которым я спешу прильнуть со всей нежностью. Чтобы стоять спиной к ветру и укрыть тебя, моя муза. Чтобы ничто тебе не навредило. — Хей… — касаешься моих волос, улыбаешься, — Бииииии… Я так очарован тобой, что не задумываясь прикрываю глаза и тянусь тебе навстречу, ловлю холодную ладошку, чтобы продолжить наш танец в холодных облаках. Перед глазами немного покружило, что-то вплелось в мои волосы. Ладошка, лежащая на моей груди для опоры, мягкое касание волос о кожу. Я возвратился в земной мир, почувствовав, как девушка неспешно, нежно и так чувственно целует меня, зарываясь пальцами в мою макушку. — Ты что, спишь?.. — мягко шепнула она, потеревшись носом о щеку и положив ладонь мне на плечо. Я проморгался, впитывая послевкусие поцелуя, и действительно осознал, что ненадолго провалился. Но пробуждение было волшебным. Лотти лежала рядом, точно так же поместив под голову сумку, и смотрела на меня. — Похоже, что да, — смущенно улыбнулся я, глядя на нее. — Ты очень милый, когда спишь. — А ты что, за мной наблюдала? — вздергиваю одну бровь, слегка приподнимаясь. — Ну-у-у… — и тут я заметил, как позади девушки лежит открытый альбом и карандаш, но из-за ее корпуса я не мог выглянуть нормально. Шарлотт приподнялась следом, все так же глядя на меня, — Не то чтобы наблюдала… — А что у тебя там? — любопытно намекнул я на альбом, вытягивая шею. Суетливость тут же завладела девичьим телом, невольно побуждая спрятать то, чем я уже заинтересовался. Шарлотт взяла в руки альбом таким образом, что кроме чистого листа я больше ничего не видел. — Еще не совсем готово… — Покажи-и-и, — нарочно растягиваю гласные я и касаюсь альбома, но девушка лишь хихикает и уворачивается. — Но ты же мне не дал посмотреть, что писал, м? — хитро прищурилась она, но я не собирался сдаваться, пуская в ход различные пощипывания. Я все равно достану то, что мне нужно. — Ах вот так, да! — Да, вот так! — уже откровенно смеется в кольце моих рук, пытаясь противиться моим щекоткам. Задеваю ее живот, отчего она забавно сгибается, а я наслаждаюсь женским смехом. Альбом почти у меня в руках! — Ну Би-илл! — недовольно тянет она, сдаваясь мне. Я победил, и нарочно отставляю дальше руку с альбомом, видя, как Лотти пытается достать его заново. Линии, что озарялись светом уходящего солнца на этом альбоме, тотчас приковали мой взгляд, затянув с первых же мгновений. Улыбчивый юнец, что был изображен тут — это я. Пальцы невольно потянулись к рисунку, будто пробуя эту рельефность и чувственность, которой он пылал. Я словно согрелся, игнорируя вокруг все постороннее, с жаром и интересом разглядывая чудесные графитовые черточки, складывающиеся в целое произведение. Она нарисовала меня, пока я спал. Я словно погрузился во мнимый гипноз, и вглядываясь тщательнее, нахожу новые и новые детали. Волна позитива, что окатила меня от этого рисунка, растягивает мои губы в восхищенной, даже смущенной улыбке. — Это чудесно… — только и мог вымолвить я, с трудом оторвавшись от листа и чуть ослабить хватку на альбоме, чтобы вернуть его хозяйке. — Спасибо, — голос Лотти дрогнул, как и ее хрупкие плечи. Она не смотрела на меня, словно действительно стеснялась, что я застал ее за чем-то, по ее мнению, непозволительным, — правда, мне оставалось довести еще несколько линий… Тебе что, правда понравилось? — Ты шутишь? Да это прекрасно! Не вижу лица девушки, скрытого за волосами. Лотти, сидя вполоборота ко мне, закрыла альбом и убрала его. Волнительные импульсы, исходящие от хрупкого тела, мелко забили током мои подушечки пальцев, когда я коснулся ее талии, подсаживаясь ближе. — Спасибо… — она благодарно прижимается ко мне, обхватывая мои плечи и дыша в шею. — Ты у меня самая талантливая, — честно и открыто сказал я, приобнимая девушку. Ее рисунки всегда приятно поражали меня. В ответ на это она тихонько хихикает, — я уверен, ты будешь самым лучшим дизайнером… — Ты правда так считаешь? — Да, — мой поцелуй приземляется в ее лоб. Женские плечи снова дрогнули в моих объятиях. Для удобства я усадил девушку боком к себе на колени, окружив в кольце объятий. Таких, что разносили по всему моему существу долгожданное умиротворение. От прикосновения с приятной теплотой ее ладошек я ощущал, что сейчас еще чуть-чуть, и я взлечу от окрылявших меня чувств. Улечу вместе с ней, прямо в те миры, где нам больше ничто не помешает, ничто не потревожит. Чуть склонив голову, я увидел, как девушка буквально расцвела, мило улыбаясь. И понял, что этот момент должен наступить именно сейчас. — Лотти… — шепча провожу по ее волосам, останавливаясь на нежной щеке большим пальцем. — Мм? — лениво отзывается она, водя кончиком носа по моей щеке. — Я хочу, чтобы ты закрыла глаза. — Что-о-о? — Так нужно, — улыбаюсь я, и девушка, минуя все свое непонимание и удивление, все же закрывает глаза. Надеюсь, я его не потерял. Быстро лезу в карман кожанки, нащупывая нужный предмет. Слава богу, нашел. Его я купил в Париже, в один из последних дней тура. Пришлось прийти в ювелирный в темных очках и в томовой кофте с капюшоном, задней мыслью думая о том, что меня могут принять за грабителя. Но нет. Из всех изделий я выбрал именно его, серебряное. С сапфиром, как лунный свет за окном, когда я не хотел смотреть на пустую кровать. Мечтал о том, чтобы быть рядом с той, кем заняты мои мысли. А еще я прочитал в интернете, что сапфир помогает творческим людям в поисках интересных и гениальных идей. И конечно же, тот, кто будет носить этот камень, будет счастлив со своим любимым человеком. Не знаю, насколько это правда, но именно ты ассоциируешься у меня с ним. Нежный, многогранный, красивый, цвета утренней росы. Озера под лунным небом. Быстро достаю колечко из маленького футляра и аккуратно беру девушку за левую руку. Убеждаюсь, что глаза закрыты, а голова чуть приподнята, вероятно она ожидает поцелуя. В этом не откажу, но чуть позже. Украдкой глядя на солнечные лучики, запутавшиеся в ее волосах, надеваю кольцо на безымянный палец. Надеюсь, я не прогадал с размером. — Можешь открывать. Глаза девушки тут же распахиваются и устремляются в маленький камешек, поблескивающий в солнечном свете. Удивление, затем неведомые мне чувства расцветают на ее губах, превращаясь в мягкую улыбку. — Оу, Билл… Это… Это же так... Оно чудесно! — лепечет она, бегая взглядом по колечку, — стоп, а это ведь не…? Она вдруг перевела на меня ошеломленный взгляд и до меня дошло, как это выглядит. — Нет… пока нет, — выдохнул я в ее макушку, чувствуя легкий аромат цветов, — как только я увидел его в витрине, то сразу подумал о тебе. Мое сердце билось, сотрясая стенки ребер и разнося по всему телу ударную дозу гормонов счастья. Я глупо улыбнулся, прижимая девушку крепче к себе и поглаживая большим пальцем ее левую ладонь. Невероятно, мы вместе уже много лет. Видели друг друга веселыми, уставшими, злыми, расстроенными, знали секреты друг друга, играли в прятки и ловили солнышки на площадке возле школы. Столько лет мы знакомы, и именно столько же я люблю ее. Шарлотт еще раз оглядела подаренное мной кольцо и в следующую секунду впилась в мои губы пылким поцелуем. Конечно, я тут же ответил, поглаживая девушку по спине, а она, в свою очередь, обхватила мои плечи. — Спасибо… — мягкий женский шепот прозвучал для меня так, будто весь мир вокруг затих ради этого момента. Чтобы только мы слышали друг друга, питаясь заветными словами. Тихими, сокровенными, которые никому, кроме нас здесь больше недоступны, — оно такое прекрасное… Утыкается носом в мою щеку, играя с волосами, мягко поглаживая их. — Пусть оно всегда будет напоминать тебе о том, что где бы мы не находились, что бы не случилось, я всегда буду рядом. Считай, что это символ нашей любви. Прикрыв глаза, я говорил так же тихо, боясь, что нас кто-то потревожит. Но в объятиях друг друга нам было настолько хорошо, что все остальное вокруг просто не имело значения. Я смотрел на противоположный берег Эльбы, в сторону закатного горизонта, чуть морщась от ярких лучей. И слышал, как бьется ее сердце. — Я люблю тебя… — легло на мой слух сладким звоном и материализовалось новым поцелуем, перемежаемым с касанием женских ладошек о щеку. Колечко идеально подошло по размеру, чему я невероятно обрадовался. Чуть приподнявшись, Лотти прижалась ко мне ближе, пропуская мои пряди сквозь пальцы и оставляя маленькие поцелуи в висок, в лоб, в щеку. Я прикрыл глаза и ощутил, как с тихим шорохом текущей реки во мне раплываются гипнотические импульсы и как нежно тонкие руки поглаживают по волосам. Я готов захлебнуться этим моментом, лишь бы он не заканчивался. Освободить голову от различных чумных и монотонных мыслей, щуриться от солнечных лучей и чувствовать ее рядом, впуская в свое сердце волшебные чувства. Чистое и непревзойденное спокойствие. Умиротворение, за которым я так долго гнался. Любовь, которая делает меня сильнее и заставляет чувствовать себя ценным, важным, нужным. Обволакивает легким облаком и зазывает в тот мир, где мне не страшно быть собой. Как же я счастлив… Чуть взволнованное приятным послевкусием дыхание приземлилось рядом с ухом, а затем в щеку впился еще один поцелуй, заставивший меня глупо улыбнуться. Совсем как мальчишка, когда разрешили набить первую татуировку и проколоть бровь. Совсем как мальчишка, который впервые поцеловался. Лотти водила ладонями по моей спине, зарывалась в волосы, ласкаясь, как кошечка. А она и есть для меня кошечка. Людей на склоне стало намного меньше, а солнечный шар уже закатился за линию горизонта, согревая нас последними лучиками. Мы просто молчали, наслаждаясь друг другом и слыша лишь то, о чем кричали наши сердца. И я не хотел, чтобы этот момент заканчивался. Но нужно идти, не то стемнеет и похолодает. — Может, домой? — тихо предложил я, поглаживая женское плечо. — Да, конечно, — чуть отодвинулась девушка, но я не отпускал ее руки. — Как твоя нога? — Уже лучше, я могу нормально идти, не беспокойся, — легкая улыбка расцвела на ее лице, озаряемом теплыми медовыми лучами. Положа руку на ее талию, мы последовали дальше, в сторону проспекта, чтобы добраться до ближайшей станции и, переполненными различными эмоциями, отправиться домой. В наше собственное пристанище, где всегда тепло и куда приятно возвращаться после тяжелого дня. Но этот день — воистину чудесный. Меня немного насторожила суета, что поджидала нас впереди на нужной нам улице. Много народу столпилось, машины сигналили, участок был оцеплен желтой лентой. Мерцающие сирены с машин скорой, полиции… Я не имел представления, что все это значит, но Шарлотт заметно напряглась, обхватив мою руку и боязливо выглядывая из-за толпы. Полицейские, что прибыли на участок, разгоняли всех зевак, приказывая не выходить за ограждение. — Самоубийца… Минут десять назад упал, — буркнул какой-то мужик, будто заговаривая с нами, видя наши недоуменные лица. Охваченный липким ужасом, я глянул на крышу десятиэтажного здания и выхватил маленький отрывок увиденного сквозь толпу. Тело, уже накрытое белой тканью, грузили во что-то темное, прежде чем увезти. Медики, облаченные в кипельно-белую форму, суетились над этим кошмаром, казалось бы, выполняя свою работу стойко и хладнокровно. Передо мной все помутнело. От ужаса, от боли, что никто не смог спасти этого человека от падения в пропасть. От безысходности, скребущей изнутри. В глазах Шарлотт тоже плескались в глазах эти ощущения, наперегонки с удушливым отчаянием и шоком. Я прижал ее к себе, пряча лицо на груди, чтобы уберечь от этого ужасного зрелища. На асфальте еще блестела свежая кровь… — Не смотри туда, не нужно, нет, — зашептал я, поглаживая девушку по спине, на что она лишь сильнее обхватила меня за пояс. — Би… — пропищала она вперемешку с неразборчивыми звуками и тихо всхлипнула, утыкаясь мне в грудь. Тело будто покинули все силы, а внутренняя пустота трансформировалась в огромные гири, оседающие на душе. Пойдя в обход и пытаясь выкинуть из головы все увиденное, мы добрались наконец до станции, и до самого дома не проронили ни слова. *** После ужина я, поцеловав Лотти в щеку и оставив на кухне, решил позвонить Тому и ушел для этого в свою комнату. После двух попыток миссия не увенчалась успехом, но я не терял надежды, что брат перезвонит мне. Отложив телефон на тумбочку, решил исполнить свой самый ненавистный ритуал — смыть макияж. И когда уже почти закончил, в дверь постучалась Шарлотт, держащая в руке телефон, разрывающийся звонком. — Че звонил? — сразу врезалась в ухо недовольная реплика брата. — Хах, и тебе привет, Том, — решил ответно съязвить, утирая лицо полотенцем от влаги. Ну отлично, сейчас еще больше похож на ребенка. Зайдя в свою комнату, лениво опустился напротив зеркала, ища нужные тюбики, чтобы увлажнить кожу после умывания. — А что, тебе звонить уже нельзя? — Да почему, мо-ожно, — протянул он зевая, — че хотел-то? — Ничего, просто узнать, что ты в порядке. Ты сегодня был какой-то отстраненный в студии, и даже не попрощался. Ничего не случилось? — Нее, просто к цыпочке одной ехать надо было, уж не дуйся, — хохотнул он. Поболтав еще немного о всякой ерунде и сообщив, чтобы завтра не опаздывал, я загасил вызов и положил телефон на тумбочку. В комнату вошла Шарлотт, обнимая себя руками и шагая как безжизненное привидение. Молча приземлившись на край кровати, села спиной ко мне, а я наблюдал за всем в отражении в зеркале. — Я там… Это… В общем, если захочешь ромашку свою, то я заварила… — тихо выдавила она до болезненной отстраненности, затрепетавшей внутри меня. Той, которую я пытался тщетно погасить и прогнать всю тревогу. Немного расчесав волосы, ставшие от влаги как длинные пакли, приводя их в божеский вид, заметил в зеркале сгорбившуюся женскую спину. Мне даже стало не по себе, когда показалось, что услышал всхлип. Отложив расческу, подошел к Шарлотт, присаживаясь рядом. — Ты все еще думаешь об этом?.. — аккуратно приобнимаю за плечи, наклоняясь. Действительно, глаза у девушки уже на мокром месте. — Да… — Но ведь мы к сожалению уже ничего не можем сделать… Только пожелать, чтобы душа этого человека наконец обрела мир. — А если… — она развернулась ко мне, прижимаясь к груди, — его ждали дома? Вдруг уже потеряли, обзвонились, а сейчас сходят с ума, узнав об этом… Вдруг его ждали мама, папа, брат, сестра, друзья… Любимый питомец, к которому хозяин больше не прикоснется, не погладит… — шептала так, что фибры моей души всколыхнулись в тревожно-грустных мыслях. Одержимый невероятной болью, будто этот ушедший был кем-то близким для нас, я решил аккуратно уйти от этой темы, присев напротив девушки на корточках и задержав руки на ее дрожащих коленях. — Лотти, пожалуйста, послушай меня, — протянул я ладонь к ее лицу, стирая крупную слезу, — поверь, если человек решил уйти из жизни, то это только его выбор, и ничей больше. К сожалению, мы не можем повлиять на это, порой жизнь бывает очень несправедлива, — погладил по уже влажной щеке, ощущая, как она сильнее жмется ко мне, ласкаясь. — Все нормально, Билл… Правда, — шмыгнула она носом, выдавив подобие слабой улыбки. Я привстал, держа за руки и подняв ее на ноги, утирая горькую влагу с нежного лица. Начинаю тревожиться, обнажая свою невидимую броню перед лицом страха, но стараюсь лишь забыть об этом всем, как о страшном сне. — Честно? — мягко улыбнулся я, ощущая приятную теплоту ладошек на спине. — Да… Может, посмотрим что-нибудь? Идея мне понравилась, и через несколько минут мы уже с мнимым интересом смотрели по телевизору в гостиной какую-то вокальную передачу, лежа в обнимку на диване. Ужас, к некоторым участникам я бы никогда в жизни не повернулся, а уж тем более не забрал бы в свою команду, но члены жюри тактично хвалили порой, откровенно говоря, безголосых участников и еще давали советы. Я как профи, с первых нот замечал, может ли человек петь и владеть своим голосом, и Шарлотт забавно хихикала на мои возмущения, называя меня «бубнилкой». — У меня сейчас уши просто в трубочку свернутся от такого пения, — скривился я, слыша тошнотворное пищание одной девицы, отчаянно пытавшейся брать высокие ноты, еще и не в той тональности. Ну просто без комментариев. — я хочу переключить. — Дай досмотреть, — воспротивилась девушка, прижимая пульт к себе и внимательно глядя в экран. — Господи, ты серьезно, — скорчив страдальческую гримасу, проныл я. Наконец-то она допевает, нет, докрикивает финальный припев, и изнасилование моего слуха кончится. — Ну а что, мне песня нравится. Я ее где-то слышала — lovesongs, they kill me, they kill meeee, — по слогам напела Лотти, улыбаясь. — Неплохо, неплохо, — оценил я ее мини-припев, — я тоже знаю эту песню, это Cinema Bizarre, мы выступали с ними в Мюнхене на одном рок-фесте. — Ух ты-ы-ы… И много там было народу? — Много, но кайфа я тогда не испытал. У нас был сет-лист всего на пять песен, и тем более под фанеру. Брррр, как же я ненавижу выступать под фанеру! — закатил глаза, предаваясь воспоминаниям. — Не могу этого представить, но может, в этом есть и плюсы, например, ты бережешь связки, но все думают, что поешь по-настоящему. — В этом и есть весь смысл. Петь живьем, жить эмоциями, пропускать их через себя, жить секундой, — с жаром отреагировал я, — но когда нам заявляли перед фактом, что дорожка уже встроена, я нереально бесился. Просто открывать рот и изображать тошнотворную актерскую игру… — Я уверена, ты еще всем покажешь свои истинные эмоции, — подтянулась Лотти чуть выше, поцеловав меня в щеку. — Кстати, Хоффман говорил сегодня, что может в ближайшее время организовать концерт, здесь, в Берлине. — Это так здорово, Билл! Я очень рада… — А я был бы рад увидеть тебя в зале. Впервые ощутить, что ты рядом, — тепло выдохнул я в макушку. — Конечно, в любом случае я буду. И очень горжусь тобой… — шепнула она настолько проникновенно, что у меня внутри все замерло. Я уже не обращал внимания на экран телевизора, полностью предавшись новому порыву нежности, накрывшим нас с головой и припав к губам друг друга. Легкое, приятное головокружение, чистый восторг и домашний уют, исходящий от этих стен, от нее, млеющей в моих объятиях. Тусклая лампа в полумраке, царившем в гостиной, разливала на стены медным оттенком теплый свет, будто ограждавший нас от черной и такой пугающей темноты за окном. Я снова ухожу под воду, сдаваясь тому, чему противиться бессмысленно. Животворящим, проникновенным чувствам, не имеющим в моей жизни ни начала, ни конца. Лишь до безумия приятное, обволакивающее своей теплотой облако, которое следует повсюду за мной и придает заряд до максимума. И лишь там, под водой, нахожу свою русалку, как затерявшийся в океане путник. Умеющий дышать в синей толще и смотреть на чудесный подводный мир своими глазами. С ней, которая плывет рядом и сияет ярче всех жемчужин из нежно-белых раковин, пестрящих на острых скалах. Мое сердце всколыхнулось, пропевая самые прекрасные строки, когда рука нащупала женскую ладонь. И я переплетаю наши пальцы, чувствуя холодный металл колечка. Я хочу, чтобы она никогда его не снимала. В такие моменты я понимаю всю значимость и полноту слова счастье. Когда податливые женские губы с жаром реагируют на мои ласки, приправляя еще большей нежностью. Утягивая глубже в тот необъятный подводный мир, где так мало кислорода… Лениво отстраняясь, не разрушаем зрительный контакт. Ее ладонь плавно перешла на мою щеку, поглаживая. Уже без тональника и прочей косметической ерунды, но это неважно. Для нее я могу быть и таким. Открытым, похожим без любимых теней на мальчишку-подростка, в буквальном смысле без маски, что под водным натиском была сброшена с лица. Я всегда считал, что без тональника и теней ощущаю себя голым, за что Том неоднократно откровенно ржал надо мной, не имею права выходить в таком виде в мир. Но перед Ней я так не считаю. Могу быть собой. Быть свободным, вот таким, фигурально говоря, нагим. Простым мальчишкой, а не звездой рок-сцены. — Ты очень красивый… — завороженно шепчет Лотти, не отрывая пальцы. — И ты. И это чистая правда. Ведь я не могу лгать любимой девушке. Нельзя. Запрещено. Она вновь блаженно прикрывает глаза, потираясь кончиком носа о мою щеку. Я безумно люблю, когда она так делает. Выражает мне свое искреннее доверие, которое не купишь ни за каие деньги мира. Потому что оно дороже всего. Я приподнялся, чтобы принять сидячее положение, так же обнимая девушку за предплечья. Ее ладони покоились на моих плечах, и меня даже пронзила мимолетная теплая волна от этих ощущений. Но я немного поторопился с выводами. Взглянув в ее лицо, я заметил некую отстраненность в кареглазом взгляде. — Лотти?.. — тихо спросил я, положив ладонь на щеку. Девушка подняла на меня взгляд, полный неведомых мне чувств. Словно и печаль, и страх неизвестности слились воедино и переплелись в этих встревоженных бликах, — Что-то не так?.. Она коротко покачала головой, будто я поймал ее за какую-то глупость, не нуждающуюся в пояснениях, и лишь теснее прижалась ко мне, пряча лицо у меня на груди. Молчит. — Все х-хорошо? — аккуратно провёл по ее спине и наклонил голову чуть ниже. Щеки коснулось что-то лёгкое. Наподобии перышка или невесомых лапок бабочки, как она приземляется на цветок. Ее губы. Лотти мягко прикоснулась ими к моей щеке, а после чего поводила кончиком носа по этому же месту. Но сделала это настолько робко, что я буквально растерялся. На секунду закрыв глаза, я мягко приблизился к приоткрытым губам, снова накрыв их поцелуем — маленьким и невесомым, будто запечатывая воздушной оболочкой витавшую между нами нежность. — Пойдем спать? — прошептал скорее от усталости, прижав лоб ко лбу девушки. — Да, пойдем, — так же тихо-тихо ответила мне она, улыбаясь и смотря на меня горящими глазами. И у меня на мгновение все сжалось от этой мягкой тишины в голосе, ласкающей лишь мой слух. Обволакивающей наш общий мирочек от всех внешних опасностей. Укрепляющей нити той эмоциональной и духовной близости, необходимой нам двоим. То, что делает меня сильнее. Ради чего я готов свернуть все горы. Ради чего мне не страшно отдать жизнь, если это понадобится… Девушка обмякла в моих объятиях, позволив мне взять ее на руки и донести до кровати. Я и сам не прочь провалиться в царство снов. Желательно в обнимку с ней. Желательно, когда она не пихается в бок, когда снова настигнут какие-нибудь кошмары, но и тут я всегда стараюсь быть рядом. Опустив Лотти на мягкую постель, я аккуратно навис сверху, попадая в ловушку нового поцелуя. И совершенно этому не противлюсь, наоборот, я только рад. В ее ловушку я готов попадать всегда, чтобы непременно сдаться ей, не имея никаких шансов на сопротивление. Стоило девичьим рукам мягко задрать вверх мою футболку, о телу пробежало скопище приятных мурашек, знаменовавших новый залп безграничной нежности, трепетавшей внутри меня. Порой чтобы любить, нам не нужно придумывать какие-то поводы. Любят глаза, душу, даже улыбку после какой-нибудь шутки. Я люблю ее всю. Тонкую шелковую шею, которая реагирует на мои ласки. Тихие вздохи, срывающиеся с губ от томящегося вожделения. Ее взгляд, когда сдается первой в игре в гляделки. — Бии-и… — звучит с ее уст до безумия красиво, что я действительно теряю голову, заползая под одеяло и приподнимая подол спального топика, украшенного легким кружевом. Как и она сама. Сотворенная самыми лучшими шелкопрядами в мире. В сплетении рук мы теряемся, утопая в головокружительном водовороте, безудержно падая в наш океан, где я все такой же странник, а она — самая прекрасная русалка. Обвожу губами пылающие сантиметры шелковой кожи, постепенно избавляясь от стесняющих тканей. Женские руки ползут по моей спине, и я чувствую, как пресса касается соблазнительная теплота ее тела. Упиваюсь сладостным поцелуем в шею, спускаясь ниже. Выпирающие ключицы из-под нежной молочной кожи, пленительная красота ее изгибов. Только моя. Доступная лишь для меня. Касаюсь губами уже потвердевшего соска, мягко обволакивая языком. Впитываю слухом спущенный с губ девушки вожделенный вздох. Наверняка уже залилась краской, находясь в сладких муках, довольно закрывает глаза, подрагивая длинными ресницами. Переместился чуть выше, поводя губами о небольшой холмик, затем уткнулся носом в ложбинку. Лотти не была из числа тех, кто обладал видимыми формами, но совсем не это притягивало меня. Ее собственные формы, хоть и небольшие, но аккуратные и для меня самые лучшие… Совсем как тростиночка. Моя фарфоровая куколка, которой нет равных ни в одном музее мира. Сейчас мы, наверное, оба были уставшими и не настроенными к «продолжению», хотя я и не ставил это своей целью. Все, чего мне хотелось, это подарить ласку, зацеловать и просто крепко прижать к себе хрупкое тело девушки. Слегка дрожащее не то от удовольствия, не то от волнения. В милых домашних шортиках, держащихся на бедренных выпирающих косточках. Со слегка взъерошенной прической, глубокими глазами, горящими сладостной патокой. И не было для меня большего счастья ощущать, как тонкие ладошки отзываются на мои ласки, водят по моему напряженному прессу, так же задевают соски, плавно переходят на плечи. Оглаживают, топят в теплой нирване, водят нежно, неторопливо. И как настойчиво смыкаются в районе лопаток, склоняя к себе ближе. Отрываюсь от ласки шеи и нежно целую в подставленные женские губы. Мягкие и слегка влажные. Наши маленькие шалости, плавные движения по телу друг друга перерастают в один большой комок наслаждения и самой ценной на свете минутой единения. Безо всяких пошлых мыслей, которые уже бы нарисовались в подкорках сознания, без животной страсти, рвущейся наружу. Чистая нежность и искренность, материализовавшаяся в наших сплетенных руках. Наш собственный мир, где мы можем видеть друг друга в самых разных ситуациях, в разном виде. Я не стеснялся ничего перед этой девушкой и старался сделать так, чтобы и она тоже. Могла быть иногда слабой, иногда сильной, злой, уставшей, смущенной, хоть смеющейся до упаду и творящей полное безумие, от которого бы я тоже улыбался. Я ценил эмоциональный контакт и искал гармонию, являющуюся ключом от дверей в самые разные светлые миры. Там, где мы будем вместе. Благодаря Лотти я научился быть смелым, решительным, научился любить кого-то кроме своей семьи и брата. И всецело могу сказать, что она самый ценный человек для меня, стоящий рядом с семьей. Эти чувства напоминали то самое хрупкое фарфоровое изделие, которое можно по собственной неуклюжести не удержать и уронить. Разбить вдребезги. Угождаю носом в нежную щеку, оставляя еще цепь легких, почти воздушных поцелуев. Девушка тянется ко мне выше, оглаживая плечи, и пытается поймать мои губы, играет с волосами, зарываясь в пряди, сильнее взъерошивая. В темноте этого не видно, но по этому нестройному дыханию, мягко парящему на моей коже, прихожу в немой восторг. Ей это нравится, как и мне тоже. Сладостное удовольствие запечатывается финальным поцелуем вместо «спокойной ночи», и я ложусь рядом, не разжимая объятий. Волосы закрыли половину моего лица, но мне совершенно все равно. Мне до безумия хорошо. — Я люблю тебя, Би… Снова этот тихий шепот, который слышу лишь я всеми всколыхнувшимися фибрами души. Лотти пристроила голову на моем плече, прижимаясь теснее. Я мягко улыбаясь, глядя в темный потолок и оглаживая женское предплечье. — Я люблю тебя, — беру в свою руку ее, тоненькую и хрупкую, и снова переплетаю пальцы. Засыпая, шепчу одними губами мягкое «спокойной ночи». И чувствую себя самым счастливым человеком на земле.Чёрный мир
Цветами неба окрасит нас
Красками внутри
Чувствуй: вернётся в дом весна
Назло царям зацветёт в саду сирень
Им есть что терять
В тёплом ветре перемен