Горящий род

      Городок подле Вейта полнился людьми: простыми жителями, спешно бегающими туда-сюда, солдатами, разместившимися на площади. Многие не высовывались из домов или вовсе сбежали в соседние поселения, подальше отсюда, потому что знали — Одноглазый принц придет вместе с драконом. Даже скорпионы, гордо блестящие на стенах, не внушали уверенности в победе их военного движения.       Все думали, что армия принца сгинула в Красных Дюнах. Но постепенно слухи о возвращении Эймонда начали полниться в маленьких деревнях у Зеленокровной. Многие утверждали, что видели пару десятков скакунов и лагерь, надежно скрытый от посторонних глаз. Но как только лорд Вейт посылал по указаниям жителей солдат, никого не оказывалось на месте. Слухи усилились спустя пару недель, но уже по другую сторону реки, ближе к замку — и снова партизаны потерпели неудачу. Каждый раз оборачивался победой Эймонда, но не их.       Уверенность в том, что он ими играется, наглухо укоренилась в сердцах дорнийцев. Страх перед драконом стал больше после тех новостей, которые достигли здешних ушей: про сожжение Дара Богов и падение Солнечного Копья. И лишь об одной мысли все грезили — поскорее убить его.       Крестьяне с дальнего поселения прибыли в Вейт с рассвета, говоря, что видели мертвого дракона. Им не поверили. Но когда они принесли лорду Вейту желтый затупленный клык, все поняли, что опасность, кажется, миновала. «Раз эта тварь мертва», — говорил он, — «То одноглазый ублюдок должен быть где-то неподалеку. Обыщите всю пустыню, но доставьте мне его!».       Он послал целый отряд скакунов на поиски Эймонда. Армия замка сократилась в два раза. Город оказался незащищенным, а большинство скорпионов — не оснащенными.       Это и стало их огромной ошибкой.       Ночью, когда факела окрасили тусклым светом бурые стены замка, Эймонд, притаившись за склонами дюн, где внизу бурлила темная паутина реки, рассматривал охрану городка и ворот. Внимательный взгляд одинокого глаза пытался выудить все о защите Вейта: сколько людей стоят на постах, как они экипированы, какие пути отхода у них есть. Он не упускал ничего.        — Вы уверены, что ваш план сработает и они не повернут назад? — спросил Виллам Сэнд, запахнувшись в капюшон накидки: ночью в пустыне было холодно.       Идея отправить свидетелей с клыком Вхагар была его. Они долго думали, как разделить врага так, чтобы оставить замок без защиты, и не нашли никакого иного способа, как этот. И он сработал.        — Уверен, — ответил Эймонд, но словам своим не внимал; он врал. — Заполучив надежду о смерти дракона, они не захотят сидеть на месте. Сам видел, скольких людей туда отправили. Здесь осталась только малая часть.        — И все равно их больше нас.       С этим Эймонд спорить не стал. Но у них была Вхагар, а у тех ее не было.        — Наши все готовы? — спросил он, скатившись с холма вниз.       Маленькие золотые крупинки песка, ставшие настоящим раем для горячей от жары кожи, податливо поддались. Он маневрировал ими так же легко, как если бы был коренным дорнийцем. Только истинные жители пустынь могли использовать песок своим преимуществом, делать из него оружие, а не слабость.        — «На Дрифтмарке я это хорошо усвоил».       Песком ослепили его глаза, и один из них закрылся навечно. Теперь пришла его очередь ослеплять.        — Готовы. Начинайте! — скомандовал Виллам людям.       Они осторожно подняли факел, когда ночные дозорные на стенах Вейта отошли, чтобы сменить караул. Они делали это ровно один раз за всю ночь, когда луна достигала своего пика. В это время замок оставался на пару минут без внимательных глаз.       Огонь стал путеводной звездой для спрятавшихся солдат в городе. Они приготовили секиры и осторожно, словно крадущиеся коты за своей добычей, окружили глиняные домишки с прямоугольными крышами. Маленькое поселение состояло из небольшого рынка, закрытого сейчас, неудобной площади, мощеной грязным песчаником, и лодчонками, сложенными у берегов реки. Сам лорд Вейт флотом не располагал. Работая слаженно, они зажгли пучки травы, сорванной у реки, и бросили их на деревянные балки, солому, телеги — туда, где огонь сможет разгореться.       Поджигатели скрылись, но подали знак. Уханье совы — гулкое и протяжное, ударило по ушам дозорных. Проснулась городская стража — вернее, те из них, кто притворялся ими.       Скорпионы одиноко стояли, вперив свои затянутые тетивой болты в черное небо с белым ликом. Когда дым поднялся в воздух и окрасил городишко темной пеленой гари, а солдаты в панике бросились спасать жителей, огонь охватил замковые стены. Десятки скорпионов, выстроенные в длинную линию, горели ярко и победоносно. Ворота замка облепили всполохи красных искр, отрезав ход гарнизону. Партизаны оказались зажаты с двух сторон.       Проснулся и городок. Жители громко кричали, выскакивая из горящих домов, пытаясь потушить свои жалкие пожитки. Кто-то из последних сил тащил воду, но это мало чем помогло.       Конечно, те бедняги, которые приняли царствование Айронвудов, не были виноваты в том, что их принудили пойти против своих же взглядов. А таких было немало: если раньше многие были против, горячо ратуя за Мартеллов, то сейчас, когда условия жизни изменились, Дэзиель не казался таким уж плохим правителем. Когда обдумывался план, Эймонд осознавал риски со стороны простых людей. Но он слишком долго был добрым. Месяцы дорнийской войны ожесточили его сердце, и решения принимались в пользу результата.       Вейт нельзя было взять без огня. И если жертвой послужит сотня горожан — он не моргнет.       Виллам и остатки армии приготовились. Нападать в разгар пожара было бы глупым решением, но на те участки, покуда не дошел огонь, он людей отправил. В частности к реке, куда многие побежали в надежде спастись. В их числе были и партизаны, которых безжалостно убивали и бросали на песчаный берег. Тем, которые остались в кольце огня, повезло меньше: от нехватки воздуха и жадных языков пламени они умирали куда мучительней.       Благодаря сожженным скорпионам, Эймонд смог вылететь на Вхагар. Рассвирепевший дракон пролетел вокруг крепости. Многие попрятались в стенах и погребах. Визги и крики окрасили ночную пелену. Вхагар сожгла башни и стены; посыпались камень и глина, подминая под себя зазевавшихся солдат.       Эймонд приземлился на стену, подминая под лапы дракона все подряд. Он откашлялся от едкого запаха дыма, забившего ноздри, и огляделся вокруг.       Вейт превратился в одни обломки.       С рассветом, когда пламя поутихло, войско прошло под сводами пепла и остатков пожухлых домишек. Трупы валялись везде — с облезлой кожей, лопнутыми язвами на щеках, с выглядывающими сквозь обгорелое мясо костями. Они тянули руки к воде, но были бессильны дотронуться хоть до капли.       Огонь не щадил никого. Увы, и люди тоже никого не щадили: теми трупами, которые жалко валялись на песчаном берегу, распухшие от воды и посиневшие от холода, были убегающие партизаны. С вывалившимися кишками, вывихнутыми конечностями, зарубленными головами, они более никогда не встанут. Так и будут погребены в мутный ил зеленых вод, под водорослями и камнями.       Замок полнился такими же несчастными. В воздухе витал не запах, казалось бы, долгожданной победы, а вонь — нет, зловоние! — смерти. Тоже долгожданной. От крепости остались только полуразрушенные стены со следами лап дракона, обгорелые башни да разрушенные ворота. Лорда Вейта и его семью Эймонд казнил незамедлительно. Теперь здесь никого не осталось. Никого…       Эймонд шел, облепленный дымом, словно второй кожей. Запах гари приелся к ноздрям и более не казался противным и горьким. Под ногами валялись горы серого пепла, которые он со скуки топтал. Ими могли быть и останки сгоревших. Память о том, что когда-то было живым.       Его люди тоже были живыми, и большинство из них умерло в Красных Дюнах под жестоким натиском бурь, с голода, истощения, страха… Они бы все выжили, будь у них достаточно запасов, но большую часть уничтожили эти проклятые, мать его, дорнийцы.       Виллам Сэнд пришпорил бурого коня.        — Все мертвы. Никого не осталось.        — Погреба? — равнодушно спросил принц.        — Обчищены. Все, что было, взяли. Леди Корианна выказала желание осмотреть запасы лекарств. С вашего позволения я могу выделить ей помощников.       Эймонд кивнул.        — Какие вести от Дэзиеля?        — Никаких. Последняя молва шла о битве в Красных горах, но она ничем не подтверждена.       Вот уже который месяц они были отрезаны от связи с Дэзиелем… и неизвестно, был ли он жив или мёртв. Но если слухи не ошибаются, а в Красных горах и правда идут ожесточенные бои, то его армия должна быть в самом ее эпицентре. А пока он сражается, они тоже будут сражаться. И побеждать.        — Я отправлюсь за теми, кто вчера ушел по нашим ложным следам, — сказал Эймонд. — Сожгу их.       Виллам тяжело вздохнул, но ничего не сказал. Конечно, каждому дорнийцу сейчас приходилось тяжело: убивать своих же соплеменников не каждому приходилось легко, но что ни сделаешь ради своего монарха. Что ни сделает Эймонд ради своего племянника, чей трон и так стоит шатко…        — А после куда? — спросил Виллам, по привычке облизав губы: кислолиста, который он жевал, здесь не было; приходилось довольствоваться другими травами, на вкус еще хуже кислолиста.        — В Пекло, Сэнд.        — В седьмое, надеюсь? — хохотнул он.       Но у Эймонда не было настроения шутить.        — Может и в него.       В Пекле погибла королева Рейнис верхом на Мераксес — говорили, что болт попал прямо в глаз дракону. Огромная туша подмяла под себя башни замка и придавила собой наездницу. Хотя кто-то из дорнийцев утверждает до сих пор, что Рейнис осталась жива, только запытали ее до смерти в стенах проклятого Пекла, а кости оставили в память о легендарной истории. Как и скелет дракона.       Верить басне или нет — выбор, перед которым он скоро окажется, когда возьмет замок и уничтожит врагов.       Эймонд оглянулся на руины Вейта: Вхагар пожирала обгоревшие тела, жадно впиваясь в сочное мясо. Ее раненное под Солнечным Копьем крыло криво изогнулось. Каждый раз, когда она набирала скорость, чтобы оторваться от земли, сильно заваливалась набок. Кривой полет делал хуже и ей, и Эймонду. Смотря на свою больную старушку, ему самому становилось больно.       Он подошел к ней, когда она закончила трапезничать. Раскаленная от жары чешуя встретила его неприветливо. Он убрал руку, чтобы не обжечься.        — Скоро все закончится, — прошептал он, глядя на изнуренную временем морду и истосковавшиеся по дому глаза. По дому ли? Или по временам, когда ее собратья были живы? Здесь ей было очень одиноко. Как и ему.       Когда-то он заглянул в ее дикое, необузданное сердце, в котором не было места скорби и слабости. Сейчас ему хотелось бы думать, что скорбь у нее все же есть. По тем временам, когда все были живы.       Вхагар что-то проворчала, подставляя шею.        — Эймонд!       Топот копыт глухо отбивал дробь по земле. Белоснежная кобылка Кори испуганно встала на дыбы, чуть не уронив всадницу. Эймонд бросился к ней и успокоил испугавшуюся лошадь.        — Глупая, сколько раз я говорил не приближаться к дракону, — прорычал он сквозь стиснутые зубы, ставя девушку на землю. — А если бы ты упала? Хоть раз подумай прежде чем что-то делать.       Кори, несмотря на округлившийся живот, выглядела вполне по-боевому. Нездоровая худоба прошла, вернулся прежний вид избалованной принцессы, не нуждающейся ни в чем, кроме мужской ласки и заботы.       Выслушав его гневные слова, она обиженно поджала губы:        — Я не знала, что ты так скоро улетишь. Куда ты? Куда мы идем на этот раз? Я больше не хочу здесь быть, нам пора возвращаться обратно домой, в Солнечное Копье.       Домой… нет, его дом был не там. Его дом был в столице, где его наверняка ждали и надеялись на скорое возвращение.       Он отпрянул, почему-то разозлившись на сказанную глупость.        — Я бы отправил тебя в Солнечное Копье, но дорога небезопасна. Оставайся здесь с Вилламом и делай то, что он скажет.        — Мне здесь плохо! Останься со мной, — она схватила его за руку в надежде, что он передумает.       Он не передумал.        — Делай что говорю. И больше не скачи верхом. Сделаешь хуже ребенку.       Присвистнув Вилламу, чтоб тот забрал ее под свой надзор, он высвободился из стальной и жадной до внимания хватки Корианны. Она смотрела на него обиженно и очень злостно. К счастью, в небе ее взгляда видно не было.       Еще одна ночь, проведенная в полете и огне, надолго отпечаталась в его памяти. Крики мольбы и помощи более не трогали его слух. Трупы и пепел, оставшийся от тел, не находили отклика в его ожесточенном от времени сердце.       Одно было хорошо — вся сила, копившаяся в Вейте, была уничтожена. Если верить слухам, в которых Дэзиель действительно принялся приструнять северные точки Дорна, то Эймонду остаётся всего лишь один пункт — Пекло. Последнее опасное место, где его ждала смерть.       Собрав войско, они покинули разрушенный и опустелый Вейт, прошли мимо Красных Дюн, на этот раз внимательно смотря на все погодные признаки, и устремились в пустыню. Дорога закончилась тогда, когда они подошли к устью реки Серноводной. Увы, для питья она была непригодна — ее желтые вонючие воды навевали еще большее отвращение, чем воды Зеленокровной. Даже животные чувствовали стылый запах какой-то тухлятины и обходили берег стороной. Лишь мухи летали над водой и садились на желтые листья подводных кувшинок.       Пытались ловить рыбу, но и она была ужасного вкуса. Мясо ее было коричневым, а кости — крупные и жесткие. Только чешуя была черной и лоснящейся, поэтому ее-то дорнийцы и разбирали на трофеи и серьги.       Несмотря на зловоние Серноводной, растения здесь были невероятными, всех переливающихся цветов и узоров. Говорили, что это все из-за странной почвы, но скорее всего источником столь красочной растительности была сама река. Она умертвляла тех, кто пытался ее испить, но даровала жизнь тем, кто об этом не просил.       Природа Дорна — непредсказуемо-диковинна. Об этом следовало посвятить учебники в Цитадели мейстеров.       Перейдя на противоположный берег и проведя пару дней в пустыне, вскоре они узрели Пекло — крепость, некогда похоронившую королеву Рейнис и ее дракона. Об этом замке Эймонд слышал много историй. Множество сказок он читал в детстве, представляя себе легендарную и великую воительницу-завоевательницу и ее горестную погибель. А сейчас он был здесь и смотрел на эти проклятые башни, на каких блестели в солнечном свете заостренные болты скорпионов. Где люди в кожаных латах, подняв копья вверх, патрулировали стены.       Пекло было больше, чем представлял себе Эймонд. На картинках в книжках он был меньше и не походил на какой-либо замок с Простора или Долины. Хайгарден возвышался шириной и белым камнем; он был снегом среди богатой зелени. Орлиное Гнездо строилось в вышину, пытаясь затмить небо и горы острыми куполами своих шпилей. А Пекло, как коренастый житель пустыни, будто бы утонул в песке и распростер свои владения то вверх, то вниз, при этом не умалив высоту своих бурых каменных стен.       И если от Серноводной разило тухлятиной, то от Пекла воняло в сто раз хуже, будто в его дворе собрали целую кучу сгнившей рыбы.       Они разбили лагерь подальше от змеиного гнезда, чтобы не быть схваченными врасплох. Выставив почасовых дозорных, Эймонд, Виллам и Рокстоны принялись думать над планом.        — Да вы видели какой он огроменный! — воскликнул Гвейн Рокстон возмужалым голосом.       Его загорелая кожа выглядела почти черной на фоне выросших светлых усов над губой. Под одеждой перекатывались бугры мышц. Он довольно окреп в плечах и руках, и это неудивительно: каждое утро Гвейн тренировался со здешним оружием. Ему нравилась военная манера дорнийцев и то, как они умело отражают удары, будто танцуя. Даже выучил пару закрученных движений. Эймонд не проникался заинтересованностью в боевом искусстве, поскольку был занят иными делами, но иной раз любил наблюдать за тренировками товарища. Хоть война и отдалила их друг от друга.        — Скорпионы стоят везде, — продолжил Гвейн. — Подлететь к замку не получится, пока мы их не обезвредим. А как мы проберемся внутрь? В Вейте нам удалось это провернуть из-за городка подле замка; он упростил нам задачу, и мы смогли слиться с местными. Здесь такого нет. Пекло закрыто везде, и чужаков они пускать не будут.       Теперь Рокстон говорил как настоящий воин, повидавший много опасных битв. В нем иногда проскальзывала толика шутливости, но манера становилась жестче, а радостных улыбок, как в начале путешествия, уже не было на его лице. Сейчас он походил на отца больше, чем когда-либо.        — Есть ли запасные входы? — спросил Эймонд у Виллама.       Дорниец скривился — это было его обычной манерой размышлять.        — Они под землей. Уллеры выстраивали подземные ходы пару столетий назад, но как обстоят дела сейчас — я не знаю. Скорее всего они давно заброшены. Найти в пустыне их невозможно, но…        — Но? — Эймонд вперил в него напряженный взгляд.        — Только не говорите, что мы теперь будем копаться в этой охренеть какой огроменной песочнице в поисках кротовых нор, — проворчал Джон, жадно впиваясь в сливу.        — Подземные ходы под Пеклом могут простираться за несколько верст — это и правда далеко. Мы их все равно не найдем, если будем искать даже при всем желании, — тут Виллам вскинул палец. — Но когда Уллеры продумывали их, то точно ставили какие-то знаки, чтобы без труда находить входы… нам стоит отправить отряды на их поиски. Ими может быть что угодно: какие-то заброшенные постройки в виде домишек, низовья дюн или холмов, оазисы — все что угодно.       Это было слишком медленно… Эймонду сразу не понравился его план.        — Пока мы будем их искать, они успеют нас обнаружить и напасть первыми. Нет, мне это не подходит.       Виллам пожал плечами.        — Можем послать дракона, но каковы шансы, что он выживет?       Нулевые шансы, что Вхагар выживет. Десятки скорпионов убьют ее прежде, чем она даст залп. Он не станет слать ее на верную смерть — не тогда, когда сто лет назад здесь же умерла его прабабка.        — Вызовите лорда Уллера на поединок. Только вы и он, — предложил Гвейн. — Убьем его, и замок сдастся. Заодно расскажем, какая участь нашла Вейт.        — А если убьют принца? — спросил Джон. — Что тогда, дурень?       Гвейн закатил глаза.        — Да кто вообще сможет его убить? Если кому и бояться, так это лорденышу, прячущемуся за стенами своей крепости. Не покажется — опозорит свой дом. Проиграет, но не сдаст замок — возьмем его в заложники. На самый крайний случай можно начать искать подземные ходы, как предлагал Виллам.       Что ж, говорил он мудро. Эймонд невольно проникся к нему еще большим уважением.       Все повернули к нему головы. Принц участливо склонил подбородок:        — Идея Гвейна мне по душе. Отправим на рассвете отряд к Пеклу с мирным знаменем, бросим Уллеру вызов. Виллам, подготовь другой отряд на поиски возможных подземных ходов. Нам нужен запасной план, если этот не сработает.       Сэнд кивнул.       На том и порешили.       Ночь Эймонд провел в своем шатре. Честно, ему уже осточертели эти тканевые стены и затхлый запах жары, но он держался изо всех сил.       Кори спала подле него, свернувшись калачиком. На столе в хаотичном беспорядке были разбросаны склянки и какие-то мешочки, от них несло горькими благовониями. Лекарственные запасы из Вейта, верно, очень ее увлекли. Днем она проводила за какими-то порошками и сухими листьями, вечером — за отварами и снадобьями. Эймонд не спрашивал, что она варила, а Кори и не рассказывала. Она дулась, пытаясь выискать его внимание к своей персоне. Если раньше это могло его забавить и возбуждать новый пыл, то сейчас ему надоели эти игры.       Ее беспечное отношение к живому существу внутри себя раздражало. Марис бы никогда не позволила себе так халатно относиться к ребенку. Она всегда держалась спокойно и лишний раз не подвергала себя беспокойной активности. Кори же бегала туда-сюда, всегда что-то делала, проходила словно ураган по всему лагерю.       Неправильно сравнивать девицу, у которой было все для лучшей жизни, и другую, у которой все отняли и заставили жить в таких условиях. Но они обе жили во время войны, и обе знают, что она с собой несёт.       Марис стала хорошей мамой, потому что знала, на что шла. Корианна же еще слишком мала для этой ответственности. Ей бы и самой вырасти.       А вот Эймонд… может ли он, как и Марис, похвастаться званием хорошего родителя?       Он задавался этим вопросом много раз, но никогда не находил на него ответа.       Когда солнце окрасило пустыню светом, а песок превратился в розовый бисер, переливисто играя с бликами, из лагеря выехали всадники: Эймонд, Виллам, Рокстоны и пара солдат.        — Сэнд, ты видел Уллера? Что он из себя представляет? — спросил Эймонд, проезжая очередную дюну.        — В глаза не видел, — ответил тот. — Хотя в жизни встречал многих, очень многих людей… слышал, разве что, пару словцов о том, что Ульрик Уллер импульсивный и гордый.       Это все равно ни о чем не говорило Эймонду, но, чтобы утолить свое любопытство, он лукаво спросил:        — Говоришь, многих видел?       Виллам усмехнулся, облизнув сухие губы.        — Я с братом всегда за любой кипишь! Куда мы только не ездили… Дэзиель в молодости был охоч до путешествий.       Тут Эймонд изумился, подняв брови. Предугадав дальнейшие расспросы, Виллам пожал плечами.        — Отец наш был распутным. Брат не любит говорить обо мне: это портит ему репутацию.        — «Да он и сам может легко ее испортить», — фыркнул в мыслях Эймонд, вспоминая первую встречу с Дэзиелем.       К полудню они достигли замка, когда солнце стояло высоко-высоко, в самом зените посреди голубого неба. Эймонд от жажды испил целый горшок; пот стекал с его тела, падая на взмыленный круп лошади. Знойный и без того душный воздух пропитался едким зловонием тухлятины так, что дышать стало невозможно. Он закашлялся.       Как только незнакомые всадники с белым знаменем показались на горизонте, на стены и башни выставили лучников. Стрелы следили за каждым движением незваных гостей.       Осторожно остановив лошадей, Эймонд впечатал древко знамени в песок и крикнул:        — Вы знаете, что случилось с Даром Богов и Вейтом. За стенами Пекла стоит мое многотысячное войско и дракон, жаждущий крови. Я мог бы сравнять этот замок с землей, но я явился к лорду Уллеру с мирными намерениями и готов проявить милосердие, если он выйдет со мной на поединок один на один. Убью я — Пекло сдастся. Убьет он — так уж и быть, мы вас не тронем.       Многие начали удивлённо глазеть и шептаться, но не опуская стрелы. Их стан был разобщен разговорами: кто-то возмущался дерзостью принца, кто-то, наоборот, испугался, что их будет ждать та же участь, что и их товарищей. Внезапный крик заставил их всех замолчать:        — Как ты смеешь предлагать мне такое, одноглазое чудище?!       На стену вылез весьма низенький и коренастый дорниец с выпирающим из-под кожаных доспех брюшком. Лицо у него было потным и неестественным: большие карие глаза, курносый нос, мясистые губы. На голове, скрывая шапку черных волос, был шлем. Голос — чуть высокий, повизгивающий как у свиньи. Одной фразы было достаточно, чтобы вывести Эймонда из себя.        — Я буду разговаривать только с лордом Уллером, — выкрикнул он, загорцевав перед воротами.        — Я — лорд Ульрик Уллер! — снова взвизгнул он. — И ты поговоришь со мной! Я принимаю твой вызов, ирод!       Толпа солдат, почему-то, засмеялась. Рокстоны с усмешкой переглянулись: неужели их собственный лорд имеет среди них авторитет шута?       Под перешептывание воинов, Ульрик напялил на себя массивную кольчугу, став шире, чем был до этого. Когда ворота открылись, и Эймонд увидел его неуклюжую косолапую походку, то усмехнулся: и с этим человеком ему предстоит сражение? Это же просто смешно!       Однако он соскочил с лошади и подал поводья Вилламу. Черное Пламя долгожданно блеснуло на солнце. В отличие от Эймонда, меч которого ловко лежал в руке, оружие у Уллера было тяжелым. Кувалда перевешивала его самого, чуть ли не притягивая пухлую тушку к земле.        — Ты ответишь мне за все, шавка короля! — натужно рычал Ульрик; не успел он подойти, как уже запыхался и обливался потом.       Эймонд взглянул на стены. Лучники не собирались вступать в бой. Неужели они позволят своему лорду добровольно лечь под меч? Что ж, тем легче для него.       Ульрик тяжело и медленно замахнулся кувалдой. Эймонд увернулся и резанул лезвием по его жирному боку. Кровь брызнула на песок. Тот беспомощно взвизгнул от боли, охая и ахая, топчась на месте. На его лице застыло обиженное выражение. Он заорал и снова побежал на него, однако и на этот раз Эймонд обошел его, подставив подножку. Теперь Уллер заплакал как ребенок, капризно ударяя кулаками по земле.        — Мама, он меня ударил! Спасите, спасите!       Солдаты засмеялись, глядя на забавное представление.       Здесь было что-то не то. Эймонд ходил вокруг поверженного врага как хищник, задаваясь одним и тем же вопросом: этот ли лорд был перед ним? Он недоуменно взглянул на товарищей — и сделал огромную ошибку. Ульрик ослепил его песком. Единственный целый глаз болезненно защипало. Эймонд сдавленно зарычал, начав безумно тереть веко. Блядство! Он ничего не видит!        — Будешь знать, как бросать мне вызов, ублюдок! — победоносно кричал лорденыш. — Вы посмотрите на него, как он смешон! Настоящий шут! Сейчас твоя голова будет превращена в труху!        — Эймонд, справа! — раздался крик Гвейна.       Принц отпрыгнул от удара кувалды. Он проморгался. В глазу застыли слезы. Скривив губы, он смотрел на кривляющегося Ульрика. Тот снова потянулся за кувалдой, но не тут-то было: Эймонд метнулся к нему со спины и вонзил клинок в спину. Бедняга вскрикнул и обмяк.       Усмехающийся гомон солдат затих. Наступила тишина. Потом раздался чей-то басовитый смех и хлопки:        — Вы невероятны, принц Эймонд. Ваши боевые качества показаны во всей красе. Оказывается, вы умеете не только сжигать замки, но и убивать обычных шутов.       Он вскинул голову. Со стены на него смотрел высокий лысый дорниец. На смуглом лице сидели близко посаженные голубые глаза, что были несвойственны здешним людям. Они, словно ледышки, пожирали его высокомерием. На массивных руках сидели золотые браслеты, похожие на кандалы, а на теле — красно-желтая рубаха, открывающая вид на сильные мускулистые плечи.        — Удивлены? — спросил он, нагибаясь вниз. — Ну же, скажите что-нибудь, или вы язык проглотили со стыда?       Над Эймондом возобладала ярость. Он стоял с окровавленным клинком, вскинув голову, чтобы смотреть на человека во всех смыслах выше него. Взглянув на убитого шута вместо настоящего лорда Уллера, Эймонд досадливо дернулся и убрал меч в ножны.        — Так это ты — Ульрик Уллер, — сплюнул он. — Что ж ты не вышел сам, а послал на верную смерть дурачка?        — Хотел посмотреть, каковы вы в деле, мой принц. Вы меня совершенно не разочаровали. Вы такой юный, а уже имеете колоссальную репутацию… теперь вас будут величать «Убийца Шутов и Дураков». Король вам точно даст награду как самому умелому мечнику в Вестеросе.       Все засмеялись. Эймонд сгорел внутри. Глухая злость закипала в нем как в котле. Он сел на коня.        — Я хотел быть милосердным, — сказал он, резко дернув за узды. — Вы вынесли себе смертный приговор.        — Вы хотели сыграть в милосердие, — съязвил Уллер, гордо вскидывая голову. — А мы, дорнийцы, в такое не играем. Пекло не сдастся. Вам придется изрядно постараться, чтобы бросить мне вызов, принц Эймонд. Приходите, мы будем вас ждать.        — В таком случае, в следующий раз от вас останется один пепел, — предупредил Эймонд.       Уллер снова засмеялся, сверкая глазами-ледышками:        — Вы, Таргариены, слишком надеетесь на своих драконов, но забываете, что и они смертны. Всего вам доброго, Эймонд «Завоеватель Дорна».       Уйти сейчас было разумным решением, и он это понимал. Разворачивая коня и слыша за спиной смешки и улюлюканья, он намеренно подвергал себя отвратительному позору в глазах врага. Но иного выхода не было.        — Ваше высочество… — проговорил Виллам, но Эймонд прервал его одним взглядом.       Сжав губы в тонкую линию и стиснув зубы, Эймонд Таргариен покинул поле позора. Более мыслей пощадить народ Дорна не возникало в его голове. Теперь он хотел только крови.

***

      Желание уничтожить противника пересилило все остальное. Теперь Эймонду было плевать на потраченное время, на погоду, на все вокруг. Он отдал приказ найти потайные ходы, ведущие к Пеклу, но сколько бы дней не проходило, разведчики возвращались ни с чем.       Уллер так и не выходил. Он наверняка знал, где скрывается Эймонд, но все, что он делал — это укреплял замок и продолжал держать позиции.       Находясь близко от Серноводной, все уже привыкли к ее противному запаху, разъедающему ноздри. Благо рядом находились колодцы: от жажды они не страдали. Зато с дичью здесь было совсем плохо. У Зеленокровной они могли поймать зазевавшихся птиц, рыб и кроликов, а здесь даже рыба была ужасного вкуса, не говоря уже о животных. Сверху можно было заметить стервятников, кружащих над лагерем — их и подстреливали. Увы, мяса на их облезлых костях совсем не было.       Чем дольше они здесь сидели, выжидая, пока найдутся подземные ходы, тем ощутимей становилось отчаяние. Все понимали, что с их скудными силами взять Пекло не представлялось возможным. Даже Вхагар, внушающая во всех страх, не давала уверенности в их победе.       Пару месяцев назад Эймонд отчаялся настолько, что уже начал питать отвращение к этому вкусу. Больше видеть и испытывать это мерзкое чувство он не намеревался. Все, что он хотел — это завершить свой поход и вернуться с победой, воздать врагам по заслугам и наконец-то зажить спокойной жизнью, где не будет разрухи и смертей. Вместе с Марис, детьми, Корианной на Драконьем Камне, покуда неприятности его не достанут.       В нем говорила усталость. Конечно это не представлялось возможным, пока Люцерис Веларион был жив и искал сторонников за Узким морем в Эссосе. Рано или поздно в Вестерос вернётся и он. Тогда драконы запляшут вновь.       Спустя время разведчики принесли хорошую весть — какие-то подземные ходы удалось найти западнее Пекла. Виллам немедля отправил людей на раскопки. Если Семеро смилостивятся над ними, и эти ходы действительно приведут их к замку, они спасены.       Так и произошло. Один тоннель вел в оружейную — солдаты проверили этот ход неоднократными проникновениями внутрь Пекла. Другой ход вел в погреб. Дорога из погреба вилась в одну из смотровых башен. Проникнуть незамеченными было возможно с раннего утра, когда караулы сменялись на другие.       Лорд Уллер не был глупцом как остальные лорденыши, он знал цену времени и оттого бдил даже ночью. Под луной все взгляды были устремлены только в небо. Нападать в такое время было нельзя. Оставалось утро — многие уходили спать после изнуренной ночи с упавшим камнем на сердце: они пережили эту ночь.       И одним таким утром армия Эймонда была готова. Сидя на спине Вхагар, он смотрел на горизонт, где белела в предрассветной мгле черная точка замка. Дракон пыхтел и издавал сдавленные рычания, будто чуя кровожадность своего хозяина. Или что-то другое — дух Мераксес. По правде сказать, Эймонд тоже вспоминал тот день, когда королева Рейнис напала на Пекло, и почему-то ему становилось от этого тревожно. Он гладил грубую, окаменелую чешую Вхагар и надеялся, что старушка останется с ним до конца.        — Ты тоже это чувствуешь, да? — спросил он. — Будто все то, что было раньше, вновь повторяется. Мне это не нравится.       Вхагар подняла голову, отряхнув песок. Сегодня она была немногословна.       По их плану десяток умелых бойцов должен пробраться в оружейную и переодеться в одежды здешних бойцов. Зная распорядок караулов благодаря тщательной слежке, они заменят с рассветом дозорных у скорпионов и сожгут их. Это послужит для Эймонда сигналом вылетать. Сама армия уже притаилась неподалеку от Пекла — когда стены будут разрушены, а ворота открыты, они довершат начатое.       Наконец, в небе появились ниточки темного дыма — пора.       Вхагар тяжело оттолкнулась от земли и медленно набрала высоту. Больное крыло двигалось очень медленно, поэтому ей приходилось вдвойне шевелить вторым. Чуть накренившись набок всем телом, она закружила над Пеклом и камнем упала на его высокие массивные башни. Крики людей и треск дерева заглушил ее громкий, до жути голодный рокот. Она обдала горячим пламенем одну из стен, разрушив глину и песчаник до основания. Эймонд победоносно воскликнул, и Вхагар вместе с ним довольно заворчала.       Внизу царил хаос. Люди, словно муравьи, бегали по двору в надежде спастись самим или, наоборот, спасти кого-то. Дракон вновь сжег какую-то башню — Эймонд не задавался вопросом, какую. Камень попадал вниз, придавливая под собой бегущих.       Внезапно Эймонда тряхнуло. Он еле удержался в седле. Вхагар громко и болезненно взревела, запорхав в воздухе. Огромный болт впился ей в брюхо.       Они не заметили скорпионов, потому что их не должно было быть… Их прикатили во двор и начали стрелять, пользуясь удобным расположением.       Он впился в длинные веревки, служащие поводьями, и дернул изо всех сил. К сожалению, они не возымели никакого эффекта: Вхагар их просто не почувствовала. От боли в брюхе она совсем рассвирепела. Разинув пасть, она кинулась вниз.        — Нет, нет, нет! — заорал Эймонд, сощурив слезившийся от ветра глаз. Он стучал по чешуе. — Не туда, Вхагар, улетай отсюда! Остановись!       Но она его не слышала. Еще один болт впился ей в мясистую облезлую шею. Брызнула кровь — кажется, она попала и на его одежду, темная и густая. Горячая.       Драконий визг ударил по ушам тяжелой кувалдой. Вхагар затряслась в воздухе, пытаясь найти равновесие, но больное крыло не давало ей этого сделать, а два болта, застрявшие в ее теле, только ухудшали состояние.       Хвост ударился о какую-то постройку. Лапы засучили в пространстве, пытаясь отыскать опору. Вхагар безумно вытягивала шею вверх, но делала только хуже. Из ее пасти на все подряд лился огонь, разрушая все вокруг. Она неуклюже накренилась и задела целым крылом последнюю стоявшую башню, а та, не выдержав вес старого дракона, разрушилась. Эймонд впился в чешую. Ему стало страшно.       Дракон расправил кожистые крылья и грохнулся прямо на камни и обломки, подмяв под себя все Пекло… и всех людей, которые не успели спастись. В том числе и скорпионы — они сломались под ее брюхом.       Эймонд откашлялся, отряхивая сгустки пыли. У него дрожали ноги. Отстегнувшись от седла, он скатился вниз и приземлился прямо ей на сломанное крыло. Вокруг лежали сотни трупов.       Из горла дракона с трудом исторгся тихий стон. Эймонд впился ногтями в ее окаменелые от времени перепонки и встал, пошатываясь на дрожащих ногах.        — Не смей умирать, Вхагар! — закричал Эймонд, останавливаясь подле ее окровавленной морды.       Он попытался вытащить стрелу скорпиона из шеи, но древко сломалось, а железный наконечник глубоко вошел в столетнюю кожу дракона. Кровь шла и шла, заливая землю…       Эймонд упал на колени перед ней. Огромные зелёные глаза смотрели на него с неизмеримым сочувствием и горечью. Вхагар силилась что-то простонать, но сил едва хватало. Она заскулила. Дыхание становилось трудным и редким. Эймонд гладил ее по горячей от пламени морде. Ему не верилось, что такой могучий зверь умирает на его глазах.        — Мы же столько еще не сделали, — горестно шептал он, прислоняясь к ней лбом. — Почему ты оставляешь меня?       Он был так беспомощен! И никак не мог облегчить ей боль. Она была одинока и умирала в далеком пустынном Дорне, где никого рядом не было. Последняя из драконов-завоевателей.       Его единственный верный друг.       Вхагар в последний раз дернулась, и ее сердце остановилось навсегда. Стеклянные глаза закрылись. Чешуя стала холодной. И ему стало холодно. Глаз предательски защипало от слез, тогда как второй сохранял невероятную холодность и сталь. Он отдал его за право владеть драконом. А теперь Вхагар умерла, и глазница внезапно стала пустой.        — Достойная плата за жизнь после столь опасного приземления, — раздался противный, но до боли знакомый голос. Ульрик Уллер.       Краем глаза Эймонд заметил, как тот выступил из руин — целый и невредимый. Удивительно для того, кто только что потерял всю армию и обратил могучий замок в руины.        — Достойной платой послужит твоя голова на пике, — сплюнул принц, поднимаясь с колен. Одежда полностью пропиталась кровью дракона.       Со стороны разрушенных стен показались люди Виллама Сэнда. Дорнийцы окружили их со всех сторон, опасаясь, разве что, мертвого дракона, будто он мог внезапно встать и опалить всех огнём. Здесь были и Рокстоны, опасливо разглядывавшие снесенные до основания башни, и Виллам Сэнд, держащий руку у кинжала. Все окружили Уллера и еще парочку выживших противников, и если последние добровольно сдались в плен, то их предводитель так просто сдаваться не собирался.       Глаза-ледышки на загорелом лице, губы, искривленные в прекрасной белозубой улыбке… Руки потянулись за мечом одновременно с Эймондом.        — Что ж, я готов принять ваш вызов, принц, — сказал Ульрик, отстегивая ножны с мечом. — Как вы на это смотрите?       Он виноват в смерти Вхагар. И он за это поплатится.       Белый принц и король пустынь вступили в бой, как Эймонд и предлагал изначально. Черное Пламя свистело в воздухе, ударяясь о чужой грубый клинок. Они играли в свой маленький танец, похожий на отточенные движения под музыку бардов. Казалось, что они просто играют роль местных танцовщиков.       Искусство воевать требовало огромных усилий: техники боя, внимательности, ловкости. Но не излишней чувствительности. Чувства притупляют рассудок и делают движения импульсивными и гневными. Клинок начинает чаще мазать и цепляться за пустоту. Ноги запинались и деревенели. Руки не держали оружие. Ульрик, напротив, вел бой куда слаженней и четче Эймонда. Глаза-ледышки ловили и предугадывали каждый выпад противника и наносили ударов больше, чем тот отбивал. А все потому, что он отбросил чувства.       В свои удары Эймонд вложил все то, чему его учил Кристон Коль и жестокие уроки жизни. Еще год назад он не мог поверить в то, что окажется в Дорне. Еще два года назад он не мог представить войну и все ее краски. Сейчас же юноша превратился в мужчину, которому было за что сражаться и умирать.       Он шел в бой за Джейхейриса.       Он принимал удары за Марис.       Он убивал за мать — мать, что предала его доверие, но не могла предать сердце.       И каждый раз умирал за себя.       Резким выпадом он нанес удар в ногу Ульрика. Тот поморщился и продолжил биться звериной хваткой.       Внезапно Эймонд поскользнулся о лужу крови и уронил меч. Ульрик пнул его и занес оружие со всех сторон разом как настоящая кобра, и если бы не чудо, то сейчас у Эймонда была бы сквозная рана на теле.        — Сдавайся, и я тебя пощажу, — прошипел дорниец с высокомерно вздернутой головой, будто бы вокруг них не стояла армия Эймонда, готовая в любой момент его пристрелить.       Они оба вымотались ровно столько, чтобы устать от бесконечных сражений, только Ульрик, почему-то, даже с раной выглядел бодро и сильно. Он не был сломленным Эймондом.       Но сломленные всегда побеждают сильнейших. Им есть за что погибать.        — У меня есть идея получше, — сказал Эймонд и взмахнул рукой по песку.       Песчаная пыль попала Ульрику в глаза. Тот закричал и начал тереть лицо, чтобы прозреть, но Эймонд повалил его наземь. Какое же блаженство собственными руками превратить это ненавистное лицо в сплошное месиво! Раз за разом удар приходился то в нос, то в челюсть — он не щадил ни единого места. Вскоре Ульрик перестал сопротивляться и обмяк. Эймонда с трудом оттащили от мертвого тела — он еще долго брыкался и визжал, пытаясь дотянуться до трупа.        — Я еще не закончил! Отпустите меня, иначе я переломаю вам все кости!       От него оттащили тело Уллера, и только тогда он успокоился. Все еще не веря в то, что он утратил связь с драконом, он попытался ощутить его присутствие. Пустота внутри не отозвалась. Его горе никто не мог затмить. Победа в Пекле стала их поражением.       В тот день погиб самый старый дракон мира. И Дорн вошел в состав Семи Королевств.

***

       — Ну поешь чего-нибудь, — упрашивала его Корианна, пытаясь всунуть кусочек жареной рыбы. — Я уже не могу на тебя смотреть, ты выглядишь как оживший скелет!       Эймонд отвернулся от нее. Пустой взгляд был устремлен в никуда. Ему было безразлично на еду, которой его потчевали, ему было все равно на питье. Что ему до еды, если все это было бессмысленным?        — Зачем я только полетел сюда, — буркнул он.       Кори положила вилку обратно, взглянув на него исподлобья. Он стал совсем чужим — не разговаривал, не спал с ней, перестал быть очарованным ею. Питомец, привыкший к вниманию, более не сможет жить без него. И сейчас она пыталась выискать в его пустых глазах хоть маленький намек на его прежнюю привязанность к ней.        — Теперь Дорн полностью подчиняется Айронвудам, — нехотя сказала она. — Ты сделал то, что от тебя требовал король. И вернёшься в столицу победителем.        — Я знал, что это будет опасно, но все равно полетел туда, — продолжал он сетовать, бездумно заламывая пальцы.       То, что Эймонд ее не слышал, сильно обжигало Корианну. Она не выносила видеть его таким — непонятным, печальным и рассеянным, потому что в подобные моменты она не знала как себя вести. Быть ласковой и нежной, ублажая его прихоти? Или, наоборот, отдалиться и оставить все на самотек? Никто бы не подумал, что Одноглазый принц будет так сильно страдать от смерти дракона! В ее планы это не входило.        — Прекрати распускать сопли по какой-то ящерице, — съязвила она. — Одной больше, одной меньше — их у вас, Таргариенов, пруд пруди. Найдешь себе новую.       Столь равнодушная беспечность ударила его под дых. Эймонд обернулся к ней впервые с полыхнувшим отвращением. Кори испугалась такой реакции и забилась вглубь соломенного стульчика.        — Закрой свой рот! — рявкнул он и смахнул со стола принесенный ужин. — И больше никогда не говори подобную чушь.       С тех пор они перестали есть вместе — Кори стала бояться его и в тайне ото всех затаила огромную обиду. В их отношениях пошла огромная трещина. Несколько прекрасных месяцев их любви (или обычной страсти) теперь были ничем.       Они оставили руины Пекла с тушей дракона. Эймонд долго не мог покинуть Вхагар, оставив ее на съедение мухам и солнцу, но ничего не мог поделать. «Я вернусь за тобой», — пообещал он и развернул остаток войска назад.       Как только они перешли Серноводную, к ним прискакал гонец от Дэзиеля. Он ждал их в устье реки — и не один, а с принцем Дейроном из Королевской Гавани. Услышав эту новость, Эймонд оживился. Он первым пустился вскачь и первым оказался в лагере Айронвуда. Многотысячное войско расставило разномастные шатры и развело костры. Тессарион оставалась вдали. Видеть знакомого дракона было для Эймонда непривычно, но он впервые обрадовался ей. Пока его не охватила тоска по Вхагар.       Его встретил брат — вытянувшийся в рост, набравший гору мышц, с отросшими волосами и как всегда доброй улыбкой. Некогда детские черты огрубели, в стане юного принца добавилось мужества, но фиалковые глаза продолжали светиться счастьем.       Эймонд соскочил с коня. Его изломанная душа обливалась слезами облегчения и чего-то вернувшегося… счастья? Чувства дома? Да, с братом он чувствовал себя дома.       Дейрон беспокойно оглядел осунувшееся лицо Эймонда, потом посмотрел в небо и, не обнаружив там Вхагар, понял все.       Они обнялись без лишних слов.        — Это чудо, что ты выжил, — сказал Дейрон, улыбаясь уголками губ. Внезапно он посерьезнел. — Не надо было отпускать тебя одного. Я должен был быть рядом с тобой.       Отведя взгляд, Эймонд долго смотрел на оранжевый лик солнца, закатывающийся за желтые дюны. Душный запах сменялся на ночную прохладу. С каждым днем становилось все холодней.       Пустыня стала его вторым домом, только чужим и совсем неприветливым.       Пустыня хранила в себе не только историю Дорна, но и скелеты двух драконов.        — Я выполнил свой долг, — сказал он, с тоской поглядев на свою скудную армию, идущую позади. — Теперь Дорн наш.       Дейрон покачал головой, мягко рассматривая брата. Он до сих пор не мог на него наглядеться. Шестое чувство подсказывало, что перед ним стоял совсем чужой человек, повидавший слишком много жестокостей и сам ставший жестоким.        — Ты ошибаешься, брат. Дорн никогда не станет нашим — просто погляди на его народ. Одно дело подмять его под себя, другое — заставить нас полюбить.        — Он полюбит Джейхейриса, — отрезал Эймонд. — Иначе все это было зря. И Вхагар умерла зря.        — Мне очень жаль. Я ни у кого больше не видел столь сильной связи между драконом и всадником…        — Я будто потерял часть себя, — к удивлению для себя признался он. — Когда умер отец, я ничего не чувствовал. Когда умер Эйгон, я изливался в ненависти. С потерей Вхагар я стал никем. Таргариен без дракона такой же обыкновенный человек как и все остальные.       Дейрон нахмурил брови. Высокий лоб, присущий Хайтауэрам, сморщился в маленьких морщинках.        — Ты не просто Таргариен, ты — герой Вестероса, завоеватель Дорна, дядя короля, бывший всадник Вхагар. Ты привнес в нашу победу слишком многого, чтобы стать «обыкновенным Таргариеном»? О тебе ходит молва по всей столице, от Севера до Простора. Твое дело здесь — еще один признак могущества нашей семьи. Когда ты приедешь, все будут встречать тебя с восторгом и обожанием.       Эймонд усмехнулся.        — Не нахваливай меня, иначе я привыкну.        — Да кто тебя нахваливает? Кому ты сдался, — в ответ фыркнул братец, но получил в ответ взъерошенное гнездо на голове и подзатыльник.        — И когда ты стал таким взрослым?        — В твое отсутствие пришлось всем заниматься — сделай то, сделай сё. «Дейрон, посмотри это», «Дейрон, выслушай этого». Время не щадит никого, — тут он вздохнул. — Сынок твой настоящий воин, еще зубы не вылезли, а уже всех на уши ставит. Марис так и не дала ему имя: говорит, что тебя дождется.       В груди затеплилось вязкое чувство нежности. Зардевшись от похвалы своего сына, Эймонд порасспрашивал подробностей о доме.       Все эти месяцы столица жила бурно и радостно. Наконец-то Вестерос исцелился от разрушительной войны и смог зажить дальше. Город процветал под твердой рукой десницы и матушки, а внутри семьи вылупились новые росточки грядущих цветов, которым еще предстояло распуститься. Дейнис росла быстрее всех и уже умела ходить и ползать. Визерра, дочь-бастард Дейрона, почти догоняла ее. Две девочки росли бок о бок и всегда находились в компании малютки Мейлора.       Одно грустно — Илиза Талли, жена Дейрона, умерла в родах, но принесла на свет сына, Мейкара. Теперь брат был вдовцом с двумя детьми на руках. Не сказать, что ему было грустно — на человека, который лишился самого сокровенного, он не походил. В нем было какое-то второе дыхание и воодушевление, он был живым и как никогда энергичным. В том, как он глядел, как разговаривал прослеживалась любовь. Да, Дейрон любил и был любимым — это было заметно. Эймонд и сам таким был пару месяцев назад…        — Все же что-то в тебе изменилось, — с прищуром заметил Эймонд.        — Мне кажется, причину таких изменений ты не одобришь, — засмеялся тот. — Впрочем, скоро сам все узнаешь.       Хелейна жила в Долине с Элдриком. Дейрон говорил, что она впервые за много лет познала счастье. Когда сестра прилетела в столицу в последний раз, то объявила всем, что ждёт пополнения в семье. Кажется, она и вправду была влюблена в Элдрика Аррена, но сколько бы времени не прошло, Эймонд все равно отвергал такой выбор. Но если Хелейна счастлива, то и он счастлив. Лишь бы их разговоры не касались его дочери.        — Как матушка поживает? — как бы невзначай спросил Одноглазый, припоминая их последнюю встречу, не закончившуюся ничем хорошим.        — Она тоскует по тебе и очень волнуется. Ее чуть удар не хватил, когда она узнала о твоей смерти. Просила Лариса Стронга послать людей в Дорн, лишь бы о тебе узнать…       Эймонд незаметно для брата сжал челюсти.        — …просила отправить за тобой драконов. Хелейна не могла полететь из-за своего положения, а брать с собой Аддама Велариона с Морским Дымом и Денниса Сильвера с Серым Призраком мне не хотелось — не очень-то я им доверяю. Полетел только я, и то задержался в Красных горах — помогал лорду Дэзиелю в Принцевом Перевале. Потом мы узнали, что ты бесследно исчез в Красных Дюнах. Решили проверить. Но когда мы подошли к Вейту, то обнаружили разруху. Последние выжившие люди сказали нам, что ты отправился в Пекло. Здесь мы тебя и ждали.        — Выходит, весь Дорн теперь под контролем Айронвудов?        — Выходит что так.       И вот теперь точно наступило облегчение. Больше он ни на минуту не задержится в этой проклятой пустыне!       Ближе к ночи приехали остатки его войска. Виллам Сэнд поспешил к брату, чтобы доложить ему обо всех успехах и потерях. Рокстонов Эймонд послал отдыхать и есть, а Корианну задержал. Он помог ей выбраться с седла с ее-то раздутым животом и, несмотря на холод в их отношениях, лично познакомил ее с Дейроном.        — Вы такой, как говорил о вас Эймонд — отважный храбрец, — с явной лестью отозвалась Корианна, деловито оглядывая юношу цепким взглядом. На какой-то момент Эймонду показалось, что она в нем заинтересовалась, но тут ее верхняя губка вздернулась, и голос выдал: — Но на героя вы совсем не похожи. Приятно было с вами пообщаться, но я, пожалуй, удалюсь — дорога выдалась долгой.       Дейрон изо всех сил держал себя вежливо и услужливо, но как только она ушла, посмотрел на Эймонда с искренним недоумением:        — Брат, я не ошибся? Ты завел здесь любовницу? Ты совсем с ума сошел? Марис сидит в замке и ждёт тебя, она молится за твое здоровье, ни на миг не выпускает из рук детей — твоих же детей! А ты… о чем ты думал?!        — Прежде чем осуждать меня, погляди на себя, — отрезал он. — У тебя тоже имеется бастард в запасе.        — Да, но это совсем другое! Тогда я не был женат. Чем она вообще тебе понравилась? Выглядит как избалованная принцесска. Вот уж не знаю, как она приживется в нашем замке…       Укол вины охватил Эймонда. Чем ближе шел срок возвращения домой, тем отчетливей он понимал, каким глупцом был, когда затеял игру с Корианной. Никто этого не одобрит, и Марис будет страдать.        — Я был влюблён в нее, — он искал оправдание самому себе в своих же словах, надеясь, что так сможет искупить свою вину. Но ошибался.        — Был?        — Это было какое-то помутнение. Сейчас я не чувствую того же, что чувствовал тогда. И беру ее в столицу только ради ребенка, которого она носит. Кто бы там ни был, он не заслужил жить на отшибе, не зная собственного отца.       Они одновременно вздохнули. Один от изумления, другой от разочарования.        — Я ведь убил ее отца и сестру, — добавил Эймонд немного погодя, когда они отошли к костру чтобы согреться. — Чувствовал себя обязанным ее защищать.        — И заодно обрюхатить, — едко фыркнул Дейрон, недобро поглядев на старшего брата, которого любил, но иногда всецело осуждал.        — Не сыпь мне соль на рану, и без того тошно.       Помолчали, вслушиваясь в радостные разговоры дорнийцев и треск огня от жира, стекающего с жареных тушек. Ночное небо полнилось звездами, ветер колыхал волосы и иссохшую кожу. Над лагерем пронеслась Тессарион, сливаясь с мраком, и тенью поднялась ввысь, закрыв крыльями луну.        — Я же совсем забыл! — вдруг спохватился Дейрон. — Пошли, нас уже заждались.       Вместе они углубились между шатрами и пыльными палатками, пока не дошли до высоко развевающегося знамени Айронвудов. Первое, что бросилось Эймонду в глаза, был белый плащ.       Его носителем был Кристон Коль. Увидев наставника, Эймонд обрадованно воскликнул:        — Кристон! Глазам своим не верю!       Дорниец даже при самом пекле не снимал массивные доспехи и белоснежный плащ, который успел испачкаться грязью. Несмотря на непривычные одежды, он вполне себе вписывался в местный народ. Так и не скажешь, что этот человек служил при дворе короля.        — Как я рад вас видеть, мой принц, — улыбнулся Кристон, прогремев латами ему навстречу.       В шатре были Дэзиель с Вилламом, которые оторвались от разговоров с друг другом, когда зашел Эймонд. Оба брата были воодушевлены проделанными победами.        — Принц Эймонд, — Дэзиель поклонился ему. — Наконец-то мы встретились.       С подробностями им рассказали о приключениях в Красных Горах, о подчинении Поднебесья и Королевской Гробницы, о смертельных сражениях в горах и мужестве Дейрона. Оказалось, Дэзиелю помогло войско Борроса Баратеона. Они вместе отвоевали власть в Красных Горах и поставили своих людей. Так Дорн и Штормовые земли впервые скрепили союз юга и короны делом.       Эймонду было интересно послушать о приключениях младшего брата, но когда его самого попросили рассказать о собственных завоеваниях, он отказался. Память о страхе, голоде и отчаянии слишком сильно заглотила его, чтобы еще раз ворошить прошлое. Вместо этого он выразил скорейшее отправление домой. Дейрон заверил, что корабль из столицы уже ждёт их в Солнечном Копье.       Дорога обратно была куда быстрее. Эймонд уже знал здешнюю местность и приспособился к ней, тогда как Дейрон и Кристон с непривычки обливались потом и шипели от раскаленного песка. Он посмеивался над ними, как если бы сам был дорнийцем.       Гвейн Рокстон тоже нашел общий язык с Дейроном. Если до отъезда в Дорн первый был шаловливей и несерьезней второго, то сейчас все было в точности да наоборот. Улыбчивый счастливый Дейрон разговаривал с вымученным войной Гвейном, выведывал подробности их похода, делал выводы и учился на совершенных ошибках. Доволен был и Гвейн рассказами об облаве на Поднебесье.        — Ты налетел на них ночью? Они даже ничего не заметили? — спрашивал он.        — Совершенно, — смеялся принц. — Они думали, что мы не пойдем прямо в лоб. Кто ж знал, что лорд Дэзиель захочет атаковать стены немедля? Порой мне кажется, что нас спасло только чудо. Дэзиель хоть и хороший командующий, но действует хаотично.       Тишину и покой Эймонд находил в компании Кристона и Джона, но не Корианны. Свою любовницу он держал близко к себе, но далеко от своего сердца.       Солнечное Копье, заново отстроенное и ожившее будто бы после спячки, подозрительно относилось к чужакам. Не было ни восторгов, ни поздравлений. Многие до сих пор боялись, только теперь страшились Тессарион, а не Вхагар. Эймонд смотрел на эти лица, удивленные и одновременно радостные по случаю смерти устрашающего дракона, и досадовал, что не может выбить с них эту радость.       Весь мир скоро узнает о гибели Вхагар, и Эссос в том числе. Это не сыграет им на руку. Если дорнийцы начали чувствовать себя свободно в ее отсутствии, то как быстро Айронвуды запоют о новых вспышках мятежей? Оставалось надеяться, что не скоро.       Дэзиель попросил гостей остаться еще ненадолго, только теперь на самое радостное событие в его жизни — на свадьбу дочери.       Леди Дженнелин очень похорошела с их последней встречи. Власть шла ей на пользу. В народе она ходила в темном закрытом платье по шею и лодыжки, несмотря на жару; устанавливала жесткие меры, чтобы контролировать столицу и его жителей. В отсутствие отца Дженнелин правила не только замком, но и всем Дорном, и у нее получалось неплохо использовать свои привилегии как новой принцессы.       Свадьба с Кайлом Мартеллом только усилит ее влияние.       Корианна категорически отказалась оставаться на свадьбу. С самого их приезда в Солнечное Копье она не виделась с братом, но говорить с ним не хотела. На каждую встречу с Дженнелин отзывалась резко и грубо, хоть та и была к ней доброжелательна. Кори потеряла своё положение новой наследницы, и это ее невероятно злило. Попытки уговорить Эймонда покинуть Дорн не кончались успехом.       Он ни разу не видел дорнийские свадьбы, и конечно душа стремилась вернуться домой, но выразить почтение Айронвудам следовало. Кто-то же должен остаться из королевской семьи, раз король не приедет.       По случаю великого праздника украсили все колонны и сады, открыли ворота замка, чтобы впустить горожан одарить правящую семью подарками и пожеланиями. Дэзиель был щедрым и в ответ отправил на главную площадь сундуки с тканями и вещами. Яства со столов тоже собирали и посылали в город.       И вот наступил день свадьбы. Весь замок стоял на ногах. Эймонд неспешно возился с зеленым кафтаном. Как давно он не надевал эти цвета… привыкший к легкой рубахе да штанам он совсем забыл, как одеваются настоящие принцы королевских кровей.       И в зеркале на него смотрело совсем чужое лицо… еще больше очерченные скулы, впалые щеки, неброская щетина. Измотанный долгой дорогой, он выглядел осунувшимся и болезненным. Из-за чрезмерного солнца выступили веснушки, обгорели волосы и брови, став совсем белыми. И добавилось множество других шрамов на теле. Иногда он ощущал зуд на спине от раны, нанесенной Алиандрой.       Но сапфир оставался таким же, как был, только протерли и вычистили от песка. Эймонд дотронулся до него. Теперь пустая глазница ощущалась действительно… пустой.       Музыка в чертоге доносилась даже до отдаленного крыла, где ему выделили покои. Веселье началось, но он не чувствовал себя воодушевленным праздником. Ему казалось, что сейчас все краски жизни навсегда станут для него серыми.       Он постучался в соседнюю комнату.        — Ты скоро?        — Минуту! — раздался голос Кори.       Вскоре она вылезла в своем новом красном наряде. Шелковое платье, только теперь чуть большего размера, казалось, было самим свадебным. На лифе с глубоким вырезом были пришиты рубины, длинные разрезанные рукава, как и подол, плелись позади шлейфом. Она снова надела золотые браслеты — увы, прошлые пришлось продать и обменять на кувшин воды или кусок мяса, когда им совсем нечего было есть. У нее осталось только то ожерелье, которое когда-то купил ей Эймонд, но по сравнению с богатым нарядом оно выглядело жалко и дешево.       Похоже, Кори обрадовалась тому, какое впечатление она на него произвела впервые за столько времени. Она смело взяла его под руку и повела на праздник, хотя изначально совершенно не хотела на него идти.        — Уже завтра мы отплывем в Королевскую Гавань! — радовалась она. — Поскорее бы увидеть замок и короля. Наверное, столица полна роскоши!       Эймонд фыркнул. Наивное дитя. Знала бы она, что половина улиц состоит из дерьма и грязи, а люди в столице полны амбиций и честолюбия.       Столы ломились от блюд и напитков. Здесь было все то, что так любили дорнийцы: кролики под острым соусом с перцем, рыба с лимоном и кунжутом, жареная конина под ковром из зелени и сыра. Отдельно стояли молоко да вино: уж очень дорнийцы любили запивать всем подряд. Слуги приносили водоросли и пироги — пироги с водорослями, водоросли с пирогами, пирожные с изюмами и кактусами, кобр, выложенных на листья салата и украшенные листьями цветов.       Еще никогда в жизни Эймонд не пробовал столь соленую, пряную, острую еду. Рот горел от перцев и шалфея, не помогало ни холодное вино, ни лимонный сок. Хотя жизнь в пустыне все равно сделала свое дело: он уже приспособился к странной еде, тогда как Дейрон сидел и обливался слезами, выступившими из-за съеденного куска курицы.       Во главе стола восседала Дженнелин, на этот раз в красно-желтом атласном платье. На открытой шее сидело ожерелье из жемчуга. Волосы были убраны в высокую прическу на макушке. В присутствии отца, лордов и их жен она чувствовала себя довольно свободной и спокойной. Ястребиный взгляд следил за всем, что происходит в зале. Зато жених весь изволновался: то ему тесно в кафтане, то душно, то блюда невкусные. Дженнелин это надоело. От ее шипения Кайл затих и теперь смотрел в свою тарелку с каким-то отчужденным испугом.       Эймонду было его жаль — малец был марионеткой в руках Айронвудов. Даже в браке с Дженнелин он не будет иметь никакой власти. Все знали, что от него требовался только член. Корианна же, напротив, смотрела на Кайла со всей неприязнью.       Танцовщицы в разрезанных тряпках вместо нарядов развлекали голодных мужчин и женщин. Музыка лилась рекой. Дейрон совсем опьянел, когда объявили тишину, и рассеянно бубнил:        — А куда исчезла музыка? Я требую ту песню с этими… горбатыми…        — Будет тебе песня, только замолчи, — посмеялся Эймонд и перелил вино из кубка брата к себе. — Больше ни глотка не выпьешь.        — Мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями нового союза, — громко объявил Дэзиель, вставая со стола с кубком вина. Все затихли. — Моей дочери, наследницы Дорна, и Кайла Мартелла, принца-консорта. Все мы знаем, что Дорн нуждается в данном браке. С помощью Семерых он соединит вражеские сердца воедино, и брак станет не только обязанностью, но и любовью двух людей.       Все дружно выпили.       Дженнелин отодвинула стул и повернулась к Кайлу. Бедный принц даже не смотрел ей в глаза, весь осунулся и ссутулился, будто бы пытался скрыться от нее.        — В Вестеросе принято скреплять брак молитвами и септонами, — продолжил Дэзиель. — Теперь мы входим в состав Семи Королевств и должны соблюдать эти традиции. Принесите плащ!       Слуги внесли тяжелую парчу, расшитую красным бархатом с золотыми нитями. Однако, к удивлению Эймонда, на плаще был вышит не герб Мартеллов, а герб Айронвудов.        — Леди Дженнелин сохранит свою фамилию, и династию продолжат потомки с ее именем, — продолжил Дэзиель, посмеиваясь. — Принц Кайл, наденьте на себя этот плащ. Теперь вы — член большой семьи Айронвудов.       Сначала все зашушукались. Эймонд переглянулся с Кристоном. Все должно было быть совсем наоборот. Судя по ухмылке Дэзиеля, он планировал не соблюсти традиции, а принизить Кайла перед всеми. Дать намек, что Айронвуды сильны как никогда и не потерпят новых восстаний.        — Он бросает вызов и даже не боится, — удивлённо поднял брови Кристон. — Либо он глупец, либо храбрец.        — И то, и другое, — фыркнул Эймонд.       Кайл Мартелл боязливо окинул всех взглядом, словно надеясь выискать поддержку в знакомых лицах. Он знал половину присутствовавших лордов. Возможно они помогут ему! Возможно движение Мартеллов не кануло в лету! Но нет. Все молчали, опустив глаза в пол. И от этого бедный Кайл только еще больше понурился, но накинул на свои плечи плащ.        — А теперь произнесите обеты!       Дженнелин и Кайл сказали все, что было нужно, и поцеловались. Поцелуй был неловким и быстрым, казалось, что они только дотронулись до друг друга губами, но не сердцем. Похоже, Дженнелин это нисколько не расстраивало, она даже была рада избавиться от Кайла, когда начались танцы.       Самая нудная часть церемонии была позади. Половина гостей была пьяна и сыта. Музыка стала навевать сонные нотки.       Эймонд стоял у колонны и наблюдал за Корианной, которую пригласил на танец какой-то дорниец. Она выглядела счастливой.        — Ты заберешь ее с собой? — раздался голос Дженнелин.       Новоиспеченная супруга встала подле него, склонив голову.        — Да, — коротко ответил Эймонд. — Она носит моего ребенка.        — Жаль, что ты не послушал меня. Я знала, что это рано или поздно произойдет. Хотя, возможно, я ошибаюсь, и ей в столице будет лучше, чем здесь. Меня она ненавидит ровно столько же, сколько и своего брата.        — Ты бы все равно не удержала ее в узде. Она бы натворила делов. Ей лучше жить подальше от Дорна и заговоров.       Они переглянулись. Вдруг Дженнелин улыбнулась своей кроткой холодной улыбкой:        — Благодарю тебя за всё то, что ты сделал для моего дома. Я пошлю людей в Пекло, чтоб они вытащили труп дракона и привезли тебе череп. Дорну хватит и одного скелета в песках.       Эймонд кивнул.        — Мы завтра уплываем. Ты точно уверена, что у вас все под контролем?       Девушка вздернула голову и обнажила подол платья. На лодыжке висел нож.        — Я контролирую ситуацию. Со временем все успокоится. Свет Семерых принесет сюда благодать, будь спокоен.        — Надеюсь, я больше сюда не прилечу.        — Я тоже надеюсь, что больше не увижу драконов, но кто знает, как сложится судьба. Главный враг еще жив и копит силы.       Не только Эймонд чувствовал нависшую над ними угрозу. Это пугало его.       Танцы кончились. Музыка сменилась на спокойную мелодию. Во двор опустилась ночь, и многие покинули чертог.       Он еще раз поздравил Дженнелин и ушел с Корианной в свои покои.       На следующее утро их уже ждал корабль. Паруса с золотым драконом развевались на ветру. Давно он не чувствовал соленый вкус моря.       Тессарион сверху сопровождала одинокий корабль, плывущий в открытое море.       Золотые купола Солнечного Копья остались позади. Остался позади и Дорн, с его необыкновенной культурой и обычаями, с воинственным народом и гордыми людьми. Осталась и пустыня, хранящая в своих песках трупы умерших.       Эймонд наконец-то возвращался домой.