Горящий род

       — Налоги все же следует повысить, ваше величество, — говорил Тиланд Ланнистер, сидя по левую руку от короля. — Нам еще выплачивать жалование городской страже.       Джейхейрис, молча сидящий во главе стола в зале Малого Совета, слушал доклады, вперив подбородок в сложенные руки. Мужчина двадцати шести лет должен быть в полном расцвете сил, энергичен, жизнерадостен, но Джей, всегда угрюмый и молчаливый Джей, сутулился, морщил уставшие глаза с неглубокими морщинками у глаз от недосыпа и усталости, и думал. Думал глубоко и долго. В голове, внутри себя, ему было намного лучше чем здесь, снаружи, в этом неприветливом тяжелом мире.       Думать всегда давалось ему легче и веселее, чем говорить. Так и сейчас он вперил пустой взгляд сиреневых глаз в столешницу, пока советники терпеливо ожидали, когда же их король поднимет свою сребровласую голову с короткими волосами и тяжелым, изнуренным взглядом. Лишь иногда в его тусклых зрачках могло промелькнуть что-то на подобии радости или счастья, но это было так редко, так мимолетно, что жители замка уже и забыли, когда Джей улыбался и радовался в последний раз.       Да и в тёмно-зелёном дублете ему было туго: высокий воротник жал горло, а толстая ткань слишком тесно сидела на плечах и бёдрах, хоть он не был высоким, сильным и мускулистым, как его брат. Этот наряд нужно обязательно показать Джейхейре: шить она любила. Может, сошьёт ему что-нибудь удобное. Да и корона жала ему голову… этот холодный обруч с рубинами был очень тяжёлым, и Джею приходилось делать очень много усилий, чтобы удержать его на себе.       Это всё отвлекало Джейхейриса от важных дел. Он не мог сосредоточить взгляд на Тиланде Ланнистере, который до сих пор ожидал его реакции на сообщение, не мог повернуться к дедушке Отто, который, откинувшись на спинку кресла, сложил руки в замок. Боррос Баратеон, мастер над войной, неловко потирал столешницу от нечего делать: новых военных конфликтов не предвиделось, дела с Дорном давно улажены, в стране царил мир. Но ради приличия он всё равно приходил на советы и поднимал вопросы, которые Джей не рассматривал и передавал сразу Отто.       Эльмо Талли, мастер над законами, угрюмо свесил нос и попивал вино: после смерти дочери из-за неудачных родов он слишком пристрастился к алкоголю, поэтому и на советах от него ничего не было слышно. Рансель Редвин, мастер над кораблями, похоже, был здесь одним-единственным, который относился к своим обязанностям очень ответственно. Он был одним из тех, кто помогал Хайтауэрам одержать победу в Хайгардене и на Черноводном Заливе, когда Эймонд штурмовал столицу. Покойный Корлис Веларион был умелым флотоводцем и легендарным капитаном, но только Ранселю Редвину удалось перекрыть залив и отрезать Корлису все пути отступления. Тогда могучий флот Веларионов потерпел поражение, и кораблей у Таргариенов не осталось, но благодаря Ранселю королевский флот пополнился, и теперь Редвины могли посоперничать с самими Грейджоями. А они, между прочим, в прошедшей войне совсем не пострадали.       И как же не вспомнить про Лариса Стронга, мастера над шептунами, лорда Харренхолла. Джейхейрису, да и впрочем всем людям, мало что было известно про жизнь этого хитрого калеки. Когда Джей был маленьким, он присутствовал на свадьбе Лариса и Маргери Хайтауэр, одной из каких-то кузин бабушки Алисенты. Король помнил эту женщину как красивую и статную леди, всегда вежливую и улыбчивую, но очень грустную. Год спустя у них родился сын, которого назвали в честь Эймонда Таргариена, а еще год спустя Маргери скончалась — то ли от родов, то ли по случайным обстоятельствам.       Не сказать, что лорд Ларис был этим опечален, ведь он всегда ходил молча и не любил говорить о себе. Джейхейрис подозревал, что ему просто одиноко: жена умерла, а сын был в Эссосе с очень важной миссией, с которой Ларис его и отправил. Вот уже который год Эймонд Стронг жил в Браавосе и собирал любые доносы на Люцериса Уотерса и его семью. Но прошло несколько месяцев с последнего письма Стронга. И Браавос продолжал оставаться в зоне недосягаемости Вестероса.       На посте великого мейстера так и остался мейстер Орвиль, весь седой и скрюченный, а место главнокомандующего королевской гвардии занимал Кристон Коль, чуть поседевший, но не утративший прежнюю силу.       Молчание длилось слишком долго, и чтобы хоть как-то заинтересовать короля, Отто негромко прокашлялся:        — Ваше величество, что вы думаете насчёт повышения налогов? Народу и без того не хватает средств на существование, а привозимые из-за моря товары дорожают с каждым месяцем. В столице довольно плачевная ситуация.       Джейхейрис отвлёкся от своих мыслей и вздохнул. Он так устал принимать решения, так устал делать что-то для своей страны. Это была очень тяжёлая и изнурённая ноша для его сутулых плеч. Долгие годы прошли с тех пор, как он начал служить королевству и отдавать всего себя, но с каждым днём это становилось всё сложнее и сложнее.       Он боялся одного — ответственности; что какое-то его решение приведёт к погибели; что он сделает неверный шаг, оступится, как однажды делал его отец, пребывая в борделях и утопая в выпивке. И жизнь сделала из него отнюдь не смелого короля, чьё правление принесло мир в Вестерос, а пугливого владыку, который во всём и везде ищет поддержку.       И прямо сейчас он взглянул на Отто в поисках верного ответа. Десница уже сказал, как нужно поступить.        — Но, ваше величество, — вмешался Тиланд Ланнистер, тряхнув златовласой шевелюрой. — На ввоз товаров из Эссоса мы можем повлиять…        — Я думаю, что поднимать налоги всё же не стоит, — перебил его Джейхейрис и тут же несколько смутился из-за своей резкости. — Вы верно служите государству, сир, но изымать последние крохи у своего народа я не буду — это спровоцирует волны недовольства. Я очень надеюсь, что вы сможете отыскать другой способ пополнить казну.       И улыбнулся — скромно, как умел только он, стеснительно, будто своей улыбкой он мог кого-то обидеть. Тиланд только кивнул, смиренно соглашаясь с королевским словом, но метнул ненавидящий взгляд на десницу, который снова превзошёл его на словесном поприще, где из раза в раз они сражались на мечах слов и доносов вот уже долгие годы.       Вражда десницы и мастера над монетой ощущалась слишком напряжённо после таинственного убийства Джейсона Ланнистера, по слухам, упавшего с лестницы в Утёсе Кастерли, но Джей этого совсем не замечал и давно забыл об этом несчастном инциденте.        — Предлагаю на сегодня закончить, — он неторопливо встал с места, и все остальные соскочили за ним.       Снова Джей взглянул на Отто, молча спрашивая его одобрения. Тот еле заметно кивнул и взмахом руки распустил совет. Король бодро прошёл к двери и покинул зал, наконец-то освобождаясь от оков своей короны. И его не заботило, что нерешённые вопросы, которые он забывал рассматривать, копились и множились; не заботило, что своим легкомыслием подвергает страну в очередную пучину хаоса. Он переживал лишь об одном — как побыстрее на сегодня снять с себя бремя короля, которое ему навязали, и стать самим собой — простодушным Джейхейрисом, который хотел решать, какую книгу сегодня прочесть и что съесть на обед.       Таким он и хотел быть. Но не мог. И это на него давило сильнее всякой короны. Джей снял с себя тяжёлый обруч Эйгона Завоевателя и отдал служанке. В замке сегодня царила очередная суматоха. Жизнь текла бурной рекой. Бабушка Алисента управляла двором, Джейхейра, его тихая сестра-близнец, сидела с сыном, а Мейлор снова где-то пропадал. Кажется, он улетал на рыцарский турнир в Хайгарден. Дяди Эймонд и Дейрон были заняты семьями и своими землями, и только Джейхейрис был навсегда прикован к своему трону и замку.       За все прошедшие восемнадцать лет он вылетал пару раз на Драконий Камень, Старомест и Штормовой Предел. Шрикос любила полёты и свободу, и самому Джейхейрису нравился ветер в ушах и волосах, бескрайнее небо и море, но жизнь за пределами замка его пугала — нет, приводила в ужас. Даже в город он выезжал только теми путями, где было меньше людей, потому что не хотел быть встречен толпами. Затворничество ему нравилось, но Отто и Мейлор всегда его за это журили. «Вам нужно больше выходить в свет, мой король», — говорил десница. — «Народ должен видеть, кто им правит». «Ты скоро превратишься из короля в отшельника», — хохотал брат, любимец простолюдин. — «Не дело это. Лети со мной на турнир, и ты почувствуешь все вкусы жизни!».       Но ни того, ни другого он не делал. И пока мог, он оставался за защитными стенами Красного замка, покуда его не достанут вражеские руки неприятелей.       Джейхейрис прошёл по коридорам с вывешенными полотнами с золотым драконом, а где-то и Семиконечной звездой. Солнечный Огонь отца, изображённый на его родовом знамени, напоминал ему о нём. Он силился что-то вспомнить про него, что-то найти в закоулках своей памяти, но в его воображении всегда всплывал размытый силуэт и отдалённый голос. Портреты в летописях и слова из уст родственников — вот и всё, что у него осталось от Эйгона. Даже Солнечный Огонь, к которому он изредка спускался в Драконье Логово, больше здесь не обитал — его новый всадник, сводный братец Дейгон, жил в Орлином Гнезде, а не здесь. А с ним Джейхейрис вот уж точно не хотел видеться. Как и с матерью.       Всё, что у него осталось — это Отто, Алисента, Джейхейра и Мейлор. Даже дядя Эймонд, с которым он был близок, его покинул. Они не виделись вот уже много лет. Все спрятались по своим домам. Для него же трон стал безопасной клеткой, и он, как приручённая птица, довольствовался решётками.       В подвалах Красного замка было сыро и холодно. Стража хотела было пойти за ним, но он остановил их взмахом руки и взял факел. Он нуждался в одиночестве.       Ступени и каменные стены с паутинами по углам привели его к массивному драконьему черепу Балериона, могучего дракона, некогда принадлежавшему Эйгону Завоевателю. Длинные рога возвышались под высоким потолком, почти вперившись в гранит и мрамор. Вытянутая морда с грозными клыками смотрела на пришедшего короля пустыми глазницами, хотя Джею казалось, будто за ним следит пара внимательных глаз. Он зажёг факелом потухшие свечи, и тусклый свет осветил ему череп со всех сторон. Казалось, что на него полыхнуло жаром.       Где он, а где Балерион? Он — всего лишь маленький человек по сравнению с драконами и всем миром. Разве маленький человек должен решать вопросы государственного масштаба? Разве он имеет на это право, когда в мире существовали такие звери, как Балерион и Вхагар?       Наверное нет. Но его народу это не объяснишь. Они не поймут, что их монарх такой же смертный, как и они сами, так же допускает ошибки и боится сделать неверный шаг. И даже драконы не сделают из него божества.        — Невероятное создание, — раздался голос Отто из темноты. — Даже не верится, что оно когда-то существовало.       Джей обернулся. Десница подкрался к нему незаметно, или может сам Джей настолько задумался, что не заметил шорох по камню.        — А ведь мой дедушка на нём летал, — сказал он, запрокидывая голову наверх. — Он был последним наездником Балериона «Чёрного Ужаса». Наверное, он чувствовал то же, что сейчас чувствую я — свою никчёмность по сравнению с таким великолепным драконом.        — Почивший Визерис был доброго нрава, — со вздохом сказал Отто, рассматривая череп дракона. — Не раз я замечал в нём чрезмерную мечтательность и лёгкость. Ты вырос таким же.        — Почему-то это прозвучало с осуждением, — заметил Джей, глядя на него исподлобья.       Впервые король заметил, как сильно постарел Отто: на его лице появилось всё больше глубоких морщин и борозд времени, волосы поседели, щетина покрылась серебром. Когда-то Джею приходилось очень высоко поднимать голову, чтобы увидеть лицо дедушки, а теперь он наоборот её опускал, чтобы казаться с низеньким сухим десницей наравне. Время никого не щадит.        — Визерис совершил одну огромную ошибку, Джей, — сказал Отто с какой-то тоской и грустью по былым годам. Он редко когда улыбался, всегда держал строгий вид, как подобает деснице, но сейчас он позволил себе натянуть уголки рта. — Он думал точно так же, как и ты: короли не могут быть владыками мира.        — Когда в мире существуют драконы, Таргариены — всего лишь люди… — прошептал Джей, глядя затуманенным взором на игривый огонь свеч.        — Нет. Только с драконами Таргариен прекращает быть человеком, — Отто взял его за плечо крепкой и тяжёлой хваткой, не вписывающейся в образ иссушённого старика. — И тебе нужно это запомнить так же хорошо, как и то, что солнце светит днём, а луна — ночью. То, что совершил Визерис, было слабостью. А ты не слабый. Ты — Таргариен, и у тебя есть дракон, а этого достаточно, чтобы считаться могущественным человеком во всём Вестеросе.       Джейхейрису хотелось верить, что Отто прав. Его слова заставляли думать о себе не как о никчёмном мужчине, а как о властителе. Почти боге. Не зря народ называл Таргариенов полубогами — они завоевали небо, землю и море, но оставались такими же несчастными, как они, простые крестьяне.        — Тебе не хватает уверенности в себе, — продолжил Отто, убирая руку и снова становясь десницей. — Тебя учили лучшие учителя, ты обладаешь богатыми знаниями. Я не всегда буду с тобой, и враги будут ждать всякого подходящего момента, чтобы напасть. Тебе следует учиться править, и делать это прямо сейчас. Люцерис Уотерс и все его прислужники только спят и видят себя на Железном Троне.       И снова напоминание о его обязанностях. Снова великая ответственность на его плечах. Только Джейхейрис освободился от Совета, как Совет снова к нему пришёл. Да ещё это напоминание о «чёрных», которые вроде бы и сгинули, а вроде бы и собирали силы для нападения.       Как бы они не старались, то не могли достать Люцериса. Доносчики Лариса вещали, что видели повзрослевшего Арракса то в Браавосе, то в дотракийских землях, то в Лисе… достать наследие Рейниры было почти невозожным. Эссос был слишком далеким и неизведанным для них.        — Я знаю… — вздохнул Джей. — Я стараюсь делать всё правильно, но это тяжело. Мой отец славился дурными поступками, а я не хочу повторять его судьбу.       Отто вдруг покачал головой.        — Никакой монарх не может править без дурных поступков. Это часть твоей жизни. Учись на своих ошибках, но никогда не допускай их впредь, если не хочешь повторить судьбу Эйгона.        — «Если не хочешь быть сожжённым до неузнаваемости и умереть от руки наёмника», — горько усмехнулся про себя Джей, но в ответ только кивнул.       Они молча посмотрели на Балериона. Тот стал их невольным свидетелем. Хорошо, что череп не мог говорить.        — Как там… Эймонд? — невзначай спросил король, мысленно считая клыки Балериона.       Он скучал по нему. Когда он был маленьким, дядя проводил с ним времени больше, чем тот же отец, а когда последнего вовсе не стало, Эймонд заменил его. Жаркая привязанность к такому великому и недосягаемому ему человеку делала из Джея наивного мальчика, который, даже будучи королём, не мог сравнить себя с ним. Когда Эймонд отказался от поста в Малом Совете и уплыл на Драконий Камень, первые года Джей летал к нему, но государственные дела не давали отлучаться надолго. Так они и не виделись вот уже столько лет…        — Ты знаешь, его письма всегда короткие, — ответил Отто, вынимая из кармана дублета завёрнутый свиток со сломанной печатью дракона. — Это прилетело сегодня ночью. Пишет, что дела идут удачно. Планирует скорее женить Мейгора.       Джей взглянул на письмо и мельком прочитал. Ровный, витиеватый почерк дяди он узнает всегда. Письмо и правда не содержало в себе ничего интересного. Краткость у Эймонда — сестра таланта.        — Может что-то случилось, раз он прислал письмо ночью, — предположил он, отдавая свиток.        — Это я и выясню. Приказ на приготовление корабля я уже отдал. Отплыву сегодня, когда закончу с остальными делами.       Король хотел было предложить полететь вместе с ним, но тут же вспомнил, что его ждали другие проблемы и обязанности. Верховный септон просил его аудиенции, потом Эльмо Талли, как мастер над законами, убедил его присутствовать на суде какого-то лорда с каким-то другим лордом, а после бабушка Алисента запланировала осмотр новой мебели для его опочивальни, привезённой из-за моря, которую она очень ждала. В последнее время она только и делала, что занималась обновлением замка, и ей уж очень требовался взгляд короля на свежие новшества.       Он вздохнул. Опять дела, опять заботы. Он уже и забыл, когда в последнее время веселился.        — Я слышал, ты отдалился от своей сестры, — заметил Отто, когда они поднялись из подвала наружу. — У вас что-то произошло?       Сказать ли ему о том, что они с сестрой уже давно не делили ложе и встречались вместе только за завтраком и ужином? Наверное, десница и без того это знает. Люди Лариса доносили до его сведения все мелкие детали королевской жизни. С самого детства близнецы были неразлучны, но с воцарения Джея на престоле и жизнь в Королевской Гавани сделали из Джейхейры пугливую и слабую здоровьем женщину. Их интересы разошлись. Брат больше проводил время с дядями и советниками, а сестра с бабушкой. Когда они поженились, то долго не могли скрепить союз, потому что они потеряли связующую их нить. И стали почти чужими.       Сейчас они воспитывали семилетнего сына Эйнара, такого же спокойного и тихого мальчика, как отец и добрым нравом, как у матери. Ребёнок — единственное, что сплетало их с друг другом, и единственное, из-за чего они виделись каждый день.        — Нет, у нас всё хорошо, — соврал Джей, чтобы больше не касаться этой темы.       Отто и не стал. Они распрощались. Десница ушёл довершать начатые дела, а король поднялся в покои своей жены, чтобы проведать сына.       Поднимаясь в королевскую опочивальню, он увидел стоящего у входа сира Тиланда Ланнистера. Мастер над монетой волнительно потирал золотую массивную брошь в виде монеты и, когда увидел приближающегося короля, подскочил к нему:        — Ваше величество, насчёт налогов…       Джей уже собирался мягко его остановить, чтобы не продолжать эту нудную и надоедливую для него тему, но Тиланд поспешно его перебил:        — Я думаю, что королевской казне будет лучше, если мы поднимем ежемесячные налоги для приезжающих торговцев из других портов и вдвойне для тех, кто привозит товар из-за моря. И было бы славно обложить втройне заморские продукты питания, ткани и другие материалы.       Он слушал предложение с искренней растерянностью. Ланнистер говорил всё чётко и по делу, но Джей, находившийся в неведении из-за таких сложных вопросов, не понимал что делать. Всё решал Отто, но никак не он. Ему приносили записи и приказы, принятые десницей, однако у него не всегда находилось время, чтобы их читать. По большей части он любил красочную литературу и сказки.       А в них про налоги не было ни слова.        — Пожалуйста, донесите эту новость до десницы, — любезно улыбнулся Джей, намереваясь поскорее зайти в покои. — Он знает, что нужно делать.        — Лорда Отто нет в замке, ваша милость, — натужно протянул Тиланд. — А пополнять казну нужно уже сейчас, иначе городская стража взбунтуется, не получив своё желование, не говоря уже о других затратах, которых с нас требуют. Восстановление Орлиного Гнезда после войны заняло большую часть наших расходов, а их восполнить мы не можем уже который год. Если бы Элдрик Аррен был бы так добр…       У короля голова пошла кругом. Конечно, сейчас было бы лучшим решением дождаться Отто и вместе с ним решить этот вопрос, но раз Тиланд был так настойчив, то у Джея просто не оставалось выбора, кроме как согласиться на подобные новшества.        — Хорошо-хорошо, сир, делайте всё что нужно, я даю добро, — поспешно сказал он и скрылся за дверью.       Ланнистер с улыбкой поклонился ему.       Просторная королевская опочивальня окнами выходила на Драконье Логово, возвышающееся над всеми остальными закоулками города. Огромный блестящий купол, под которым некогда короновали Эйгона, а затем и его, сверкал в солнечном свете. Из приоткрытого окна доносился галдёж людей и стражи. Из-за ветра топорщились занавески.       И каково же было удивление Джейхейриса, когда он увидел вместе с сестрой своего брата!        — Мейлор, ты что здесь делаешь? — воскликнул он, радостный и изумлённый. — Ты же должен быть в Хайгардене.       Молодой парень поднял голову. Широкоплечий, высокий Мейлор улыбался во все свои зубы, и эта улыбка озарила всю комнату как солнечный луч. Даже Джейхейра, скромно сидящая рядом, невольно подняла кончики губ. Её всегда осунувшееся, уставшее лицо вдруг преобразилось. Длинные волосы, которые она либо распускала белоснежным шлейфом, либо заплетала в тугую косу, спускались по её хрупким плечам.       Если посмотреть на неё и на Джейхейриса, так и не скажешь с первого взгляда, что они близнецы. У Джейхейры были близко посаженные мокрые глаза и маленький рот, часто вздыхавший. Носик — маленький и аккуратный, а сама она — тонкая как тростинка и худая. В отличие от брата она предпочитала фиолетовый цвет и почти не носила украшений. У неё была корона Хелейны, которая раньше принадлежала Алисенте, но она её не надевала. Наряды — всегда скромны и чисты. Джейхейра была самим очарованием, своеобразным тихим зверьком, который нуждался в ласке и спокойствии.       Поэтому было неудивительно, когда Мейлор резко соскочил с места и обнял Джейхейриса, а она вся сжалась от неожиданности и поближе поднесла к себе своё шитьё.        — Решил навестить брата! — громко сказал Мейлор, но смахивало это, скорее, на крик. Он всегда говорил громко и чётко, но не изливался в роскошных и красивых словах, как было свойственно Джейхейрису.       С этими словами он дружески стукнул старшего брата по плечу так, что тот чуть было не улетел вперёд: настолько у Мейлора была сильная хватка. Джей от неловкости поправил свой тугой дублет и стукнул его тоже, но братец даже не шелохнулся и заместо этого добродушно загоготал:        — Я прям вижу, как тебе осточертело это место. Скоро ты превратишься в настоящего червя, помяни моё слово. Вот если бы ты полетел вместе со мной в Хайгарден, то я бы тебе показал, что такое настоящие турниры!       Джей не хотел снова об этом вспоминать, поэтому неловко сморщился и опустил взгляд. А Мейлор, похоже, совсем не заметил его смятения и продолжил глаголить, потирая свой белоснежный доспех, в котором он сюда пришёл. Видимо, он прилетел совсем недавно и первым делом решил навестить сестру и брата. От этого на душе Джея потеплело. Его маленький братик теперь был настоящим великаном, великодушным и добрым, несмотря на его превосходящую силу. Глаза-сирени сверкали от радости и удовольствия. Ровное лицо с красивыми валирийскими чертами было намного симпатичней бледного, даже серого Джея с кругами под глазами.       А ведь он помнил его совсем малышом, ещё ползавшим по ковру и игравшим в игрушки! Как же время быстро летит.       К слову, об игрушках.        — Сестра, а где Эйнар? — спросил Джей, оглядев опочивальню. Сына нигде не было видно, хотя игрушки и подушки были везде разбросаны.       Джейхейра отвлеклась от шитья и сказала мягким, нежным голоском, почти неслышным, как шелест листвы:        — Он у бабушки. Алисента забрала его погулять.        — Ох уж эти дети, от них никакого проку! Забудьте уже о них, — вмешался Мейлор, чьи восклицания и восхищения прошедшим турниром так бесцеремонно отвлекли.       Как бы Джей хотел быть таким же лёгким на подхват как брат: взял и улетел куда вздумается, взял и бросил дом когда захочется. Ему такое непозволительно.        — Ты же знаешь, мне невозможно забыть о будущем наследнике династии, — вздохнул Джей. — Как там Эйгон? Я давно не видел своего племянника, привози его почаще.       При упоминании сына Мейлор вдруг помрачнел и нахмурился. А хмурился он действительно грозно: между бровями проступали сморщенные складки, делая его взгляд тяжёлым и неприветливым.        — Он в Утёсе с Элспет, — имя жены из его уст вырвалось непроизвольно резко. Увы, в браке они счастливы не были. Если близнецы, когда хотели, могли найти причины сблизиться и поговорить, то Мейлор и леди Элспет отдалялись друг от друга как можно дальше с каждым годом. — Она в положении, поэтому не выезжает из дома, а Эйгон уже так привык к Ланнистерам, что не хочет их покидать. Крови львов в нём больше, чем драконов.       Кажется, Мейлор нисколько не был этим разочарован. Когда родился его сын, ему было всего семнадцать лет. Сейчас ему было двадцать два, но привязанность к ребёнку у него так и не возникла. Эйгон рос на попечении матери и всей семьи Ланнистеров, пока Мейлор разъезжал по государству и развлекался. И его это нисколько не коробило. Вот он снова прояснился и уже с улыбкой спросил:        — Что у вас нового?       К счастью, в покои вошла Алисента с Эйнаром на руках, и Джейхейрису не пришлось отвечать на такой сложный вопрос. Бабушка опустила правнука на пол, и тот неуклюже пошатнулся. С детства ножки и ручки Эйнара были слабенькими, и даже сейчас, когда другие дети уже начинают вовсю веселиться и дебоширить, он молчал и смотрел своими большими круглыми глазками на всех вокруг. И не говорил.       Мейстер Орвиль поднимал этот вопрос в Цитадели, но даже лучшие умы Вестероса не могли найти причину молчания мальчика. Кто-то сказал, что это может быть связано с организмом Джейхейры, которая в детстве пережила много неприятностей: сначала побег из столицы, потом смерть отца, возвращение домой… да и родила она раньше срока, поэтому Эйнар рос недоношенным и слабеньким ребёнком. Все уповали на благосклонность богов и скорейшее выздоровление юного наследника, и только один Джейхейрис, несчастный король и отец, смотрел на своё чадо с болью и сожалением.        — Мейлор! — радостно хлопнула в ладоши Алисента и поспешила обнять внука, который возвышался над ней на две головы. — Я не думала, что ты так скоро вернёшься.        — Да вы, походу, вообще решили про меня забыть! — хохотнул он. — Все так удивляются моему возвращению, будто я летал в сам Эссос.        — Когда вся семья разбросана по концам света, невольно начинаешь скучать даже по этому, — бабушка грустно обвела взглядом комнату. Увы, и годы сделали из неё старушку: в волосах проступила седина, под глазами появились тяжёлые мешки, осанка скрючилась. Но сколько бы лет ни прошло, на ней всегда будет тёмно-зелёное платье с золотыми оборками.       Джейхейра заботливо окликнула Эйнара, но малыш не обратил на неё внимания и присел на ковёр с игрушками. Джейхейрис смотрел на дитя с жалостью и почему-то видел в нём себя когда-то много лет назад. Несмотря на его речевой недостаток, он всё равно любил сына, ведь другого такого у него больше не будет. Возможно, у них с Джейхейрой ещё будут дети, кто знает? Но Эйнар навсегда останется его первенцем и наследником Железного Трона.       Навсегда.       Как он навсегда остался наследником своего покойного отца, умершего в муках.       Он невольно вздрогнул от осознания того, что когда-то тяжёлая власть перепадёт на плечи его сына. Захочет ли он когда-нибудь стать королём? Будет ли он благодарен отцу за такую ответственность? Глядя на этого белобрысого мальчика с большими глазами, он видел себя маленького, который не понимал, что значит корона, а сейчас, когда вырос, по-настоящему узрел все ужасы престола.       Увы, ремесло короля было непрерывным рабством. Таково их бремя.

***

       — Ты подослала её к Мейгору!       Громкий восклик Эймонда прокатился по всем покоям Корианны Мартелл. Довольно просторная комната с выходящими на Дымную гору окнами внушала пришедшим гостям роскошь и богатство обсидиана и гранита. Стеллаж с какими-то склянками и банками стоял в отдалении. Всё было обставлено на дорнийский лад, и когда Эймонд вошёл сюда впервые за столько лет, подивился тому, как сильно всё это напомнило ему о Солнечном Копье.       Его наложница, полулёжа читавшая какую-то книгу, отвлеклась на крик. Каскад чёрных волос упал ей на обнажённые плечи и грудь. Корианна была голой, и только морской ветер, игриво залетавший в комнату, ласкал её длинные ноги и круглые бёдра. Подле неё стоял столик с фруктами. Со вздохом отложив интересное чтиво, она взяла апельсин и начала его чистить. Эймонд с трудом заставил себя стоять: бессонная ночь в небе и тяжёлое утро слегка притупили его разум. В груди бушевала только звериная ярость.        — О чём ты, дорогой? — спокойно и ласково спросила Кори, почистив мякоть от кожуры и с удовольствием впившись в сочную дольку.       Оранжевый сок брызнул ей на шею и выступавшие из-под оливковой кожи ключицы, потёк вниз, капая на белые простыни и упругую грудь. Эймонд видел каждую каплю, стекавшую по мокрым дорожкам на постель, и будучи юным глупцом он бы повёлся на такие заигрывания, но сейчас его мало волновало тело, которое он по молодости вкусил. И не волновала сама Корианна — только её хитрые проделки.        — Не прикидывайся дурой. Я знаю, что ты заставляешь дочь как можно чаще проводить время с Мейгором, — усмехнулся он, складывая руки на груди. — Таков твой план, да? Хочешь сделать из Беатрис леди Драконьего Камня? Губа не дура.       Корианна, видя, что апельсин не помог смягчить мужской нрав, спокойно убрала остатки на тарелку и встала с кровати. Её тихая кошачья походка, пропитанная грацией и изяществом дорнийских кровей, могла свести с ума кого угодно. Карие глаза в обрамлении пышных ресниц, аккуратный вытянутый подбородок — всё это появилось с годами. А они прошли для неё благотворно. Жизнь на острове пусть и сделала из неё такую же затворницу, как и самого Эймонда, но прозорливости не заставила её утратить.        — Ты такой милый, когда злишься, — промурлыкала она, дотронувшись до его щеки липкими от апельсина руками. К нему в нос взобрался въедливый запах фрукта, от которого он потом не отмоется. — Ну и что, если Беатрис выйдет замуж за твоего сына? В ней также течёт кровь дракона.       Эймонд делает шаг назад и отряхивает от себя её руку. Корианна хмурит брови, понимая, что сгладить его гнев ей снова не удастся.        — Ты поступаешь очень низко, Корианна, — процедил он. — Ты пользуешься собственной дочерью, чтобы подмять под себя Мейгора. Ты знаешь, как он меня ненавидит и при удобном случае обязательно сделает что-нибудь против моего слова. Так и случилось вчера — он трахался с Беатрис.       Она только развела руками, ухмыляясь:        — Любви все дороги открыты. Если Мейгор влюблён в собственную сестру, разве ты помешаешь его счастью? Если так, то я открою ещё один секрет: он возненавидит тебя ещё больше. Поверь, отстраняя Беатрис от него, ты только наталкиваешь их на ещё большую любовь. Горячую. Прямо как это было у нас, помнишь?       Кори заулыбалась и негромко хихикнула, проходя мимо него в соседнюю комнату. Оттуда она вышла одетой в атласный халат.       Напоминание о том, что было в Дорне, больно его укололо. Он помнил каждый изнурённый день, прошедший в пустыне. Сколькими месяцами ему приходилось воевать и голодать, хоронить и убивать. Скольким он пожертвовал, чтобы вернуться сюда: своими людьми, Марис, Вхагар. Страсть вскружила ему голову, но отдуваться за ошибку приходилось всем.        — У нас была не любовь, — отчеканил Эймонд, окидывая её презрительным взглядом. — И у Мейгора с Беатрис тоже не может быть никакой любви. Я не позволю.       Женщина повела плечом, снова ложась на кровать, закапанную апельсиновым соком, и беря в руки книжку.        — Если бы у нас не было любви, то у нас бы не родилась дочь, а затем и… — тут она запнулась. Впервые на её лице появилось смятение. Она поджала губы в тонкую линию и продолжила, как ни в чём ни бывало. — Не будь так уверен. Беатрис отчаянно и бесповоротно запала в его сердце. Дорнийская кровь делает своё дело. Тебе придётся смириться.       Эймонд заметил её маленькую заминку и тоже застопорился.       Тот день, когда Корианна рожала их сына, он помнил отчётливо. Красный замок разрывался на части от её криков. Много повитух и мейстеров следили за её состоянием. Вторые роды давались ей тяжелее, чем первые. Всю ночь Кори мучилась в болях, а с рассветом родила сына. Мёртвого. Никто не знал причину смерти мальчика: то ли он запутался в пуповине, то ли его лёгкие были настолько слабы, чтобы вдохнуть в себя воздух. Так или иначе сморщенный маленький комочек оказался холодным и липким, когда Эймонд взял его на руки. Возможно, у малютки Эйниса могли быть его глаза, его волосы, его характер, но этого он никогда не узнает.       Это горе было большим для всех, но для Корианны в особенности. Она так ждала сына… и когда увидела его мёртвым, бездумно и горько закричала. Конечно, сейчас она не показывала всю печаль своей судьбы, но тогда Эймонд впервые видел её такой слабой и беспомощной. Эта потеря осталась для всех незаживающей раной, о которой они не говорили.       Мейстер Орвиль сказал, что Корианна больше не сможет родить ребёнка, потому что последние роды слишком ослабили её организм. И теперь Корианна делала всё, чтобы использовать свою дочь так, как если бы она играла роль Эйниса, второго сына Эймонда Таргариена.        — Я всегда уверен в том, что делаю, моя дорогая Кори, — натянуто улыбнулся Эймонд. — Скоро твоей дочери здесь не будет.       Развернувшись на каблуках, он вышел вон.        — Как это не будет? — та обеспокоенно крикнула ему вслед. — Что это значит? А ну вернись!       Под её отчаянные крики он быстро отдал приказ страже усилить охрану в покои Беатрис и никого к ней не пускать, даже собственную мать, но отправить мейстера на осмотр. Она не виновата в том, что стала инструментом матери в наследственных играх, но вина лежала на неё в другом — в том, что она позволила Мейгору в себя влюбиться. Он знал сына. Знал, что он от своего не отступится и будет жаждать вернуть себе возлюбленную. Только для этого будет уже поздно.        — «Я всё делаю для тебя, Мейгор», — мысленно сказал он. — «Всё ради твоего блага. Никакие потомки женщины, которая разрушила нашу жизнь, не будут править моим домом. Когда-нибудь ты поймёшь это и простишь меня».       На какой-то короткий миг он был полон решительности в том, что делает. Он долгое время сидел без дела, сложив руки. Упустил многое в своих детях и открыл глаза только сейчас. Пора исправлять дела.       Ночью, после полёта на Сиракс, он написал письмо в столицу — ему нужен был Отто. Тот поможет ему разобраться с тем, что он так долго откладывал.        — Подготовьте порт к королевскому кораблю, — раздавал он указы на ходу, пока шёл из одного крыла замка в другой. — И нормальный ужин. Мне осточертела рыба. Зарежьте, например, козлёнка — что угодно, только ничего рыбного. И покои! Приготовьте покои для десницы.        — Эймонд! — вышедшая из ниоткуда Марис встала на его пути. Её глаза метали молнии. Жена вновь была в безупречном виде, только тучи сгустились над её всегда спокойной и молчаливой головушкой. Похоже, она узнала о ночном инциденте.        — Выполняйте, — приказал он слугам, и когда те удалились, обратился с жене. Внутренне он был удивлён, что Марис впервые за столько лет подошла к нему первая. Но вместе с удивлением в нём проснулась и юношеская неловкость. — Что такое?       Марис поправила широкие рукава своего тёмно-синего платья из бархата, собираясь с мыслями. Найти Эймонда было не самым лучшим её решением, но ей нужно было на кого-то выплеснуть свою ярость и ненависть на двух дорниек, живущих под её крышей. Как сегодня это сделал Эймонд.        — Это правда, что Беатрис провела сегодняшнюю ночь в покоях у Мейгора? — спросила она.        — Правда. Я уже всё уладил. Беатрис скоро уедет отсюда, и у Мейгора не будет соблазнов завести себе бастарда, — с иронией усмехнулся он. — Как это сделал я.       Женщина поджала губы, отведя взгляд в сторону. Наступила неловкая тишина. От её злости не осталось и следа.       Двое бывших возлюбленных. Двое потерявших себя. Они так привыкли жить под одним кровом, но до сих пор не привыкли видеть друг друга так рядом. А Эймонд помнил их последний раз, когда они оба потеряли голову от выпитого. Помнил каждый её вздох тогда, когда он прикасался к её телу…       Он сморгнул вожделение. Марис смотрела на него внимательно, и в её всегда умном взгляде читался вопрос, который она не смела задать. Не сейчас. Они всё равно оставались друг другу чужими.        — Надеюсь, она уедет далеко и надолго, — сказала она и участливо поинтересовалась: — Сегодня ночью над замком видели Сиракс. Ты… нашёл себе нового дракона?       Идти в пещеру к дикому зверю было безрассудно, и он не раз ругал за это Ширу. Но слова сына заставили его переступить через свои принципы, и только благодаря ему он нашёл силы оседлать нового дракона. Снова. Всё же в чём-то Мейгор был не прав: его отец ещё не был потерян до конца. Хоть тоска по Вхагар ещё сидела на дне его души, но место для другой привязанности оставалось свободным.        — Да. Теперь можешь не волноваться — Сиракс больше не станет творить неприятности на острове, и у Ширы отпадёт всякое желание лезть на рожон к осёдланному дракону.       Та кивнула и отошла к стене коридора, чтобы дать ему пройти. Они стояли слишком близко к друг другу. Непозволительно близко. Он уже и забыл, когда в последний раз чувствовал её нежный запах лаванды.        — Чуть не забыл, — Эймонд обернулся к ней напоследок, пока она не ушла. — Из столицы скоро приплывёт корабль. Готовь детей встречать нашего гостя.       При упоминании кого-то из королевского двора Марис вся вытянулась. Вот уже много лет к ним никто не заглядывал, да и они сами почти не выезжали с острова. Новый гость означал новые перемены, а перемены не всегда были к лучшему. Или худшему.        — К нам приедет король? — спросила Марис, как и всякая женщина, предчувствующая что-то плохое.        — Нет. Десница короля.                     Дейнис крутилась у зеркала, примеряя новое нежно-голубое платье. Высокий кружевной воротничок слегка щекотал шею, и ей приходилось всегда оттягивать его, чтобы он не мешал. Поясок из гладкой кожи и вставленными чешуйками серебристых рыбок, водившихся в море, дополнял её образ.       Мама попросила нарядиться: из столицы приедет важный гость, дедушка Отто, которого Дейнис уже очень давно не видела. Гости к ним очень редко заезжали, чаще всего это был дядя Дейрон с детьми, пролетавший мимо на Тессарион. Вот его она помнила отчётливо — ему не нужны были причины для приезда. А для десницы короля — вполне… И, похоже, Дейнис знала, из-за чего он посетит Драконий Камень спустя столько лет.        — Вы выглядите великолепно, миледи, — сказала служанка, смотря на принцессу с восхищением. — Вашему отцу очень понравится.        — «Если он вообще обратит на это внимание», — усмехнулась Дейнис.       Она ждала его ночью, пока он вернётся в замок, но дела с Сиракс не оставляли его до самого утра. Потом она ждала его за завтраком, ведь они всегда встречали утро вместе, чтобы поговорить о её снах, но сегодня отец впервые нашёл дела поважнее и суетился везде, но только не там, где его ждала дочь. Но сон был очень важным, невероятно важным! И он скорее должен о нём узнать! Грядёт что-то страшное, она это чувствует. Одной ей будет тяжело носить эту ношу.       В носу до сих пор стоял запах крови и кишок. Чтобы не отправить свой завтрак обратно на тарелку, она поскорее выпила душистый чай и успокоила бешеное сердцебиение.       После приёма Отто она обязательно расскажет всё папе.        — Мой брат ещё не выходил из покоев? — спросила она.        — Нет, миледи, он ещё там. С ним ваша матушка.       Если с ним мама, то Дейнис бояться нечего. Та успокоит его и заставит забыть Беатрис, эту глупую девчонку. И в самом деле, неужели, как говаривают слушки, леди Корианна заставила дочь влюбить в себя Мейгора? Эта таинственная женщина была полна сюрпризов.        — А Шира где? — вновь спросила Дейнис, расчёсывая длинные белые волосы.        — Уже одета и ждёт во дворе.        — «Либо высматривает Сиракс».       Закончив с нарядом, Дейнис направилась вниз, во двор Драконьего Камня. Уже на лестнице в окошке она увидела причаливший к Драгонфорту корабль со знаменем золотого дракона.        — Ну наконец-то! — воскликнула Шира, как только её увидела. — Почему я должна стоять тут одна? Где Мейгор? А эта злючка Беатрис придёт?       Вопросы один за другим посыпались на старшую сестру как булыжники. Шира сегодня впервые походила на изящную леди — тёмно-фиолетовое платье, прямо под цвет её глаз, подчёркивал все изгибы: и округлившуюся грудь, и узкие бёдра. Копна пышных вьющихся волос так и лезли ей на веснушчатое лицо, и Шира то и дело их отбрасывала назад. Она косилась в небо, в нетерпении пытаясь увидеть Сиракс.        — Вот уж не думала, что папа оседлает её! — воскликнула она, не дожидаясь ответов сестры. — Он же столько лет провёл в тоске по Вхагар! Не знала, что всадники могут после смерти первого дракона взять себе второго… так обидно, думала она достанется мне.       Дейнис посмотрела на неё сурово, припоминая ей, что случилось вчера в пещере, и Шира закатила глаза.       Позже подошла и матушка. Сегодня она сверкала улыбкой, пусть и грустной. Наверное, разговор с сыном очень её расстроил. К слову, а вот и сам Мейгор — одетый во всё чёрное, будто пришёл на похороны, уставший и осунувшийся. Пустой карий взгляд не обратил внимание на Ширу, которая тут же подскочила к брату. Впервые Дейнис стало его жаль. Конечно она и подумать не могла, что он чувствует, но видеть его таким… спокойным и убитым было невыносимо даже для неё.        — Мам, Беатрис и леди Корианны здесь не будет? — шепнула Дейнис.       Марис отрицательно качнула головой и не стала вдаваться в подробности. Дейнис посчитала, что сейчас было неподходящее для этого время.       Может их сводная сестрица и заслужила изгнание в самое дальнее крыло замка вслед за матерью, но мягкая Дейнис, питавшая жалость и сочувствие к каждому существу, не могла отметить, как жестоко поступил с ней отец. Несмотря на все её ошибки она продолжала оставаться его дочерью. Если бы он так относился к самой Дейнис, она бы не выдержала.       Эймонда всё не было видно, хотя тяжёлые ворота замка уже открылись. Впереди, по длинной витиеватой дороге, мощеной камнем и мрамором, шёл небольшой эскорт со штандартами золотого дракона. По сравнению с холодным, голубым драконом отца, этот герб блестел величием и богатством.       Над их головами раздался протяжный вой. Дейнис невольно сжалась в комок, с испугом смотря на небо. Шира же в восхищении запищала:        — Это же папа на Сиракс! Смотрите!       Жёлтая чешуя дракона показалась из-за серых крыш замка. Могучая туша облетела его кругом. Дейнис впервые за свою жизнь увидела отца в небе, и, как говорили очевидцы, ещё заставшие Вхагар, Эймонд и правда справлялся с драконом ловко и умело. Хотя Сиракс не сказать что принимала его грубую руку: дракон то и дело мотал головой и ворчливо ревел. Годы, проведённые на свободе, сделали своё дело.       Вот он взмахнул крыльями и взлетел высоко в небо. Ловко скользя по воздуху, он повис в воздухе над королевским эскортом, задорно взмахнув шипастым хвостом, и сел за пределами замка. Огромная туша не вместилась бы во двор.       Сир Отто Хайтауэр, королевский десница и дед всем детям Эймонда, вошёл под своды замка с изумлением. Принц вышел ему навстречу, чтобы поприветствовать гостя. Дейнис увидела, что на лице отца застыла маленькая улыбка: связь с новым драконом подарила ему новый глоток жизни.        — Эймонд, ты… — Отто силился что-либо сказать, осматривая внука с ног до головы. Постаревший и ссутулившийся Отто глядел на него снизу вверх. — У тебя новый дракон! Когда ты успел…        — Сегодня ночью, но об этом позже, — Эймонд обнял деда за плечи и тут же окликнул кого-то из приехавших гвардейцев. — Сир Корвен, давно я тебя не видел! Добро пожаловать!       Высокий королевский гвардеец в белых доспехах поклонился принцу — похоже, они были близкими друзьями. Марис при виде него тоже обрадовалась и поспешила его облобызать. Кажется, Дейнис начала его припоминать: это был кузен её матери, которого устроили в королевскую гвардию короля.        — Благодарю, ваше высочество. Кристон Коль отпустил меня вас проведать.        — Мы ещё с тобой поговорим, — пообещал Эймонд.       На его сморщенном лице Отто с седой бородой застыла мягкая улыбка при виде Марис и Корвена. Когда та оторвалась от братца, которого давно не видела, то смущённо поклонилась деснице:        — Мы рады видеть вас в своих владениях, сир. Жаль, что вы не заглядывали к нам так часто.        — Да, миледи, это большое упущение. Я и подумать не мог, что Драгонфорт так вырастет, а Эймонд возьмётся за саму Сиракс! Вы полны сюрпризов. Дейнис, Шира, Мейгор, вы так выросли…       Дейнис смущённо поклонилась, и Шире пришлось сделать то же самое. Непоседливая проказница так и застыла от одного только серьёзного взгляда десницы. Вот кому точно нужно было отдать её на воспитание! Зато Мейгор только скупо кивнул и больше не смотрел в его сторону: обида на отца ещё разрывала ему сердце. И Отто сразу заметил заминку между ними.        — Я попрошу накрыть на стол, — предложила Марис, чтобы отвлечь гостя. — После дороги вы, наверное, очень проголодались.        — Пожалуй, я сначала поговорю с Эймондом. Спасибо, Марис, — кивнул ей десница. — Вы оказали мне очень тёплый приём.       Эймонд скорее забрал деда на переговоры. Дейнис снова не удалось отвлечь отца, чтобы рассказать ему про свой сон. Впервые она почувствовала себя брошенной.                      — Итак, в чём дело?       Они расположились в зале Расписного Стола. Сюда, на вырезанную на камне карту, принесли кубки и вино. Огромные стены с драконами и рисунками внушали молчаливый страх на пришедшего гостя. Драконий Камень и без того не создавал уют, а угнетающее молчание внука заставили Отто и вовсе поёжиться.        — Мейгор, — коротко ответил Эймонд, разливая вино по кубкам. — С ним слишком много проблем… Корианна подложила под него Беатрис, и вчера я застал их вместе в постели.       Отто сразу смекнул всю серьёзность этого дела, посему залпом выпил горьковатый напиток и, сморщившись, закашлялся. Дед всегда представлялся Эймонду великим и сильным, расчётливым, даже коварным, но годы сделали из него такого же старика, как его самого. Он усмехнулся, рассматривая сильные преображения деда:        — Тебе не восемнадцать, чтобы пить взахлёб.        — А ты попробуй, доживи до моих лет, тогда и посмотрим, — немного погодя ему стало лучше и он, поглаживая отросшую бороду, заговорил своим привычным серьёзным тоном десницы. — Я подозревал, что от Корианны могут быть проблемы. Беатрис не должна забеременеть ни в коем случае.        — Мейстер был у неё с утра. Она не в положении.        — Это нам на руку. Мы можем устроить ей удобный брак, чтобы влияние матери на неё не распространялось.        — К слову, об этом, — Эймонд встал с места и ткнул на один из замков Простора. — Какие последние новости про Рокстонов до тебя доходили?       Старые друзья Таргариенов, Рокстоны, поддерживали связь с королевским двором. Старый лорд Джон, громкий и бородатый друг Эймонда по дорнийской войне, возратился домой к сыновьям и рождённой дочери-бастарду, прозванной Луизой, от любовницы-простолюдинки — той самой, которая развлекала Дейрона в Хайгардене после их победы. Ещё через год Джон женил своего наследника Гвейна, весельчака и кулинара всего дорнийского отряда, на какой-то знатной девице. У них родился сын Роберт и ещё пара дочерей.       Эймонд мог доверять Рокстонам. Они были люди простыми. Беатрис, пусть и опороченная, не доставит им никаких проблем.        — Лорд Джон не выходит из замка, все дела решает Гвейн, — вспомнил Отто последние доносы людей Лариса. — Да и, впрочем, всё… только слухи ходят, что Гвейн пристрастился к компании своей сводной сестры Луизы.        — Той самой, которая от любовницы?        — Той самой, которая от любовницы. Гвейн решил пойти той же дорожкой, что и Мейгор. В любом случае, кандидатура его сына Роберта, без сомнений, Беатрис подойдёт. Я уверен, что они не будут против взять к себе дочь своего друга.       Принц кивнул. Они оба мыслили одинаково.        — А вот что касается Мейгора… — Отто глубоко задумался. — Нам нужно поддерживать чистоту валирийской крови, посему я предлагаю тебе Веларионов.        — Веларионов? — Эймонд возмутился. — Связывать узами брака моего сына и отродьев Корлиса?        — Король даровал Аддаму и Алину законную фамилию, титулы и земли, не забывай. Они хоть и бастарды, но остаются самыми богатыми бастардами валирийской крови. Да и у Аддама имеется Морской Дым, и, по слухам, у его детей лежат ещё не вылупившиеся яйца.       Вот уж про кого Эймонд точно забыл, так это про Веларионов. С узакониванием прав Аддама и Алина им передались и богатства Корлиса. Они усилили свой собственный флот, удвоили доход в казну и размножили род Веларионов за прошедшие года. Аддам женился на какой-то кузине, и в браке у них родились сын и дочь — Рэйтан и Нейрис. Алин стал хорошим и умелым мореплавателем, и в браке с какой-то девицей тоже завёл себе сына и дочь — Корлиса и Рейнис.        — Иногда я совсем тебя не понимаю, — фыркнул Эймонд, обдумывая его слова. — Они хоть и присягнули нам, когда война закончилась, но я им до сих пор не доверяю.        — Так или иначе, этим политическим браком мы заставим их сблизиться с королевской семьей, и они думать забудут о Люцерисе. Я так же слышал, они тоже ищут подходящие партии для Рэйтана и Рейнис. Дочка Аддама, Нейрис, ещё мала для брака, но леди Рейнис пошла вся в своего отца, Алина, и уже давно готова к замужеству… Думаю, она нам подходит.       Выбора у Эймонда особо и не было. Ему хотелось поскорее пристроить сына в законный брак, чтобы он и думать не смел о какой-то Беатрис. Чем скорее он их разлучит, тем быстрее они друг друга забудут. И все будут счастливы.        — Хорошо, — нехотя согласился он. — Кровь дракона важна. Я отправлю письмо на Дрифтмарк, чтобы Веларионы прибыли для разговора.       При упоминании Дрифтмарка Эймонд сморщился, а пустая глазница зазудела. Проклятый замок. Проклятый род Веларионов.        — Дейрону тоже нужен хороший брак… — Отто довольно заулыбался, как кот. — Наследник Дрифтмарка и Высокого Прилива, Рэйтан, может взять в жёны леди Визерру. Думаю, Дейрон не будет против, а то девочке уже восемнадцать лет, а она сидит в девицах. Тебе бы тоже присмотреть женихов для Дейнис и…        — Нет, — поспешно отрезал Эймонд. — Дейнис… она ещё не готова. Нет.       Страх того, что слухи про его дочь могли распространиться за пределами замка, его пугала. Он не решался её отпускать так скоро, нет.        — И все же тебе стоит подумать, Эймонд, — настойчиво продолжил Отто. — Она не будет вечно сидеть дома за закрытыми дверьми. Не знаю, зачем ты держишь ее взаперти, но ты не сможешь всю жизнь ее укрывать. Рано или поздно ей понадобится жених, и старший сын Дейрона, Мейкар, негласно ей подойдет.       Эймонд смерил его гневным взглядом, и деснице пришлось отступить.        — Дело твое. Но подумай хотя бы о Шире. Она уже достаточно взрослая, чтобы вступить в брак, иначе из неё выйдет вторая Беатрис. Помнишь Бартимоса Селтигара?        — Это который присягал Рейнире и предоставлял ей свой флот?        — Именно. Он хоть и стар, но у него есть внук возраста Ширы, юный Мейлис. Поддержка Селтигаров нам тоже как-никогда понадобится. Поговори с ней, а я поговорю с Бартимосом.       Как же быстро он решил свои проблемы всего лишь за одну беседу с дедом. Всё-таки опыт в управлении государством и службе королю был полезен. Да и Эймонд уже забыл, когда в последний раз с ним говорил. Утратил всякую смекалку за годы отшельничества, забыл, что значит править. И это он когда-то был регентом при Джейхейрисе? Не верится.        — Ты мне очень помог, — с благодарностью сказал Эймонд, грустно покручивая в руках унылые остатки вина на дне кубка. — Я должен быть отцом четверых детей, но как будто выполняю роль постороннего для них человека. Мне надо было раньше всем этим заниматься, а я сидел и…       Он запнулся: не хотел говорить о своих внутренних переживаниях. Вместо этого он пригубил вино и продолжил уже более весело:        — Как там жизнь в столице?        — Даже не спрашивай. Тиланд Ланнистер как всегда о своём, — тихо фыркнул Отто, чтобы их точно никто не услышал. — После убийства Джейсона он так и не может успокоиться. Говорят, он ищет каждого шпиона Лариса Стронга и запытывает его в камерах Утёса Кастерли, но это лишь слухи. Сам Лореон, сын Джейсона, кажется, совсем этому не противится и позволяет дяде пытать невинных.       Ланнистеры оставались их главной проблемой, но как её решить, не привлекая внимания? Приходилось уповать только на милость богов и смирение Тиланда.        — А Джейхейрис? — вспомнив о племяннике, спросил Эймонд.        — Пытается править, — со вздохом сказал Отто. — Правда не всегда удачно.       Все знали о неуверенности короля, но Эймонду, который был рядом с Джеем с самых пелёнок и видел, как тот растёт, было прискорбно слышать неудовлетворительные новости о нём. Разве он этому его учил: сидеть на месте и ничего не делать?        — Тебе нужно было остаться рядом с ним, — вдруг произнёс Отто, присматриваясь к внуку. — Он видел в тебе опору и утратил её, когда ты уехал. Будь ты рядом, ему бы, возможно, хватало бы сейчас уверенности.        — Это дело прошлого, — с раздражением отмахнулся Эймонд, услышав подобное заявление уже второй раз за сутки. — Рядом с ним были ты и мать. Когда-нибудь он всё равно возьмёт на себя королевскую ношу.        — Надеюсь, что до моей смерти…       Эймонд вспомнил сон Дейнис про вино и Отто, и ему в очередной раз стало боязно. В голове что-то щёлкнуло. Дейнис хотела с ним поговорить, а он совсем про это забыл!        — Я попрошу Марис, чтобы она накрыла на стол, — сказал он, вставая с места. — Твои покои уже готовы. Располагайся.        — Эймонд, — он окликнул его до того, как тот ушёл. — Не забудь написать письмо Веларионам.       Как уж тут забыть. Будто ему каждый день приходится писать на Дрифтмарк с таким странным предложением. Тем более Аддаму и Алину — людям, которых он презирает. Их встреча точно ничем хорошим не обойдётся.

***

      После добротного ужина Эймонд расположился в кресле напротив тусклого, потухающего камина. Под ногами — пушистый ковер из медвежьей шкуры, возле стола — бокал с арборским вином. Он ждал Беатрис для личного разговора.       Любовница и дочь с позволения Эймонда спустились отужинать, но обе быстро закончили и исчезли в своих покоях — Корианна от злости на него, а Беатрис от отчаяния. Бедная девчонка совсем побледнела; её заплаканные глаза стали совсем красными. И она впервые сменила шёлковое южное платье на парчу и бархат, что ей, конечно же, не шло.       Он видел, как Мейгор пытался поймать её взгляд во время трапезы, но та упрямо глядела к себе в тарелку и не поднимала головы. Сын понял, что отец что-то задумал, и намеревался поговорить с сестрой, но стража не дала ему этого сделать: как и хотел Эймонд, они сопровождали Беатрис везде и не спускали с неё взгляд.       Сейчас он позвал дочь к себе, чтобы обсудить вопрос с женитьбой. Письмо Рокстонам уже было отослано, и он не сомневался, что те ответят согласием. Осталось сказать эту новость ей, хотя он предпочёл бы до конца сохранять тайну.       И вот она пришла, тихо затворив за собой дверь. Он оглянулся на нее — девушка стояла в ночном платье с заплетенными в косу волосами. Мужчина безмолвно кивнул ей на ковер. Она подчинилась и села возле его ног, в тепло догорающих поленьев и мягкость медвежьей шкуры. Эймонд допил кубок и поставил его на стол, другой рукой взяв ее за подбородок.       Кривые дорожки слёз оставались на её щеках мокрыми следами. Она хлопнула пышными ресницами, чтобы тут же отвести от него стыдливый взгляд. Сегодня она была тихой и покорной. Дорнийская кровь перестала гореть в её жилах, и он надеялся, что так будет и впредь.        — Милая Беатрис, сегодня ты, как могла, показала себя с самой хорошей стороны, — проворковал он, поглаживая ее мокрую от слёз кожу. Он видел, как расширились ее карие глаза — то ли от ожидаемой взбучки, то ли от похвалы. Так или иначе она застыла; ее скованность прерывало судорожное дыхание. — Скажи, твоя мать тебя заставляла или ты захотела сама?        — Захотела чего? — осторожно спросила она, подбирая самые безобидные слова.       Эймонд сжал ее подбородок сильнее. Сапфир в его глазу угрожающе блеснул.        — Лечь под брата. Я уверен, это была не инициатива Мейгора. Он слишком умен, чтобы не лезть первым, но недостаточно, чтобы ответить отказом на такое заманчивое предложение.        — Я… я сама это затеяла, — залепетала девушка; ее глаза забегали по отцовскому лицу, ища в нем поддержку.       И всё равно она покрывала мать. Что это, если не преданная любовь ребёнка к родителю? Это могло лишь восхитить его и ещё больше возненавидеть Корианну.        — Что ж… — он отпустил её личико и посмотрел на неё всю.       Бедная девочка вся сжалась. Её ночное платье слегка задёрнулось у бедра, а незастёгнутый ворот представил ему голую шейку и острые косточки ключиц. Маленькая грудь часто-часто вздымалась, и он слышал, как она волнительно вздыхала ротиком.       Почти столько же было лет, когда он увидел Корианну. У неё были такие же чёрные волосы, оливковая кожа, переливающаяся масляным оттенком при свете свечей. Такие же пышные ресницы, но не смиренный взгляд. Она всегда пылала непокорностью, и видеть Беатрис, точную её копию, на коленях перед собой, было удивительно.       Он откинулся на спинку кресла и, задумчиво прикусив палец, посмотрел в окно, за которым темнело ясное небо. Беатрис собиралась встать, но Эймонд положил руку на ее плечо и почти грубо опустил обратно на ковёр. Она сжалась.        — Я рад, что мои уроки воспитания пошли тебе на пользу, и прощаю тебя за твою легкомысленность. Надеюсь, ты усвоила урок, — вдруг улыбнулся Эймонд; эта улыбка не значила ничего хорошего для дочери. — Но мне нужно как следует отучить тебя слушать мать. Только посмотри, сколько неприятностей она нам доставила, — он коснулся пальцами ее сжатых губ и уверенно их разомкнул, проникнув в рот. — Сколько всему мне нужно будет тебя учить…       Так похожа на Корианну… так похожа, что ему хотелось повернуть время вспять и не совершать роковую ошибку… хотелось преподать урок, сделать ей больно. Выместить свою ненависть.       Его брови нахмурились, и черты лица посуровели. Свет от камина падал на впалые щёки и уродливый шрам. Он ещё глубже засунул палец ей в рот. Беатрис с отчаянием сжала его запястье пальцами.        — Раз ты не признаёшь вину матери, то принимай своё наказание, — прошипел он, вынимая палец изо рта.       Грубо схватив её за волосы, он притянул её к себе. Напуганная и растерянная Беатрис сперва не поняла, что он от неё хотел, и когда её сердце в панике забилось в силки, она тут же заплакала. Дрожащие пальцы послушно развязали завязки его штанов. Вся строптивость и дерзость, так бережно копившиеся в ней усилиями матери, вмиг пропали. Осталась только рабская подчиненность. Страх. И желание поскорее принять наказание.       Возможно, именно в этот день в ней и проснулась ненависть к своему отцу.       Ловкий язычок нащупал его уязвимую точку и с прилежным усердием облизал колом стоящий член. С губ Эймонда сорвался томный вдох. Беатрис знала, что надо делать — мать поведала ей все тайны мужского ублажения. Ее головка то опускалась, то поднималась в такт хлюпающим звукам. Он намотал на кулак её косу и управлял ею, как поводком. Проблески Корианны виднелись в этой юной девушке. Он сильнее и сильнее засаживал ей по самое горло, с наслаждением думая, что причиняет любовнице боль. Ему бы хотелось, чтобы её всегда дерзкая улыбка сошла с её лица.       И кончил. Дочь беспомощно застонала и хотела было отпрянуть, но Эймонд удержал её голову за косу и заставил проглотить всё до капли. Она чуть было не захлебнулась. Эймонд отпустил её. Перед ним застыла дочь, а не Корианна. Слёзы продолжали катиться с её щек, а изо рта капали маленькие капельки семени, запачкавшие ковёр. Беатрис, скрывая стыд, вытерла рот.       Ему стало легче. И он сразу понурил плечи, устало налив себе очередной бокал вина.        — Ты здесь надолго не останешься, — сказал он, смочив горло. — Я подыскал тебе хорошего мужа. Скоро ты отправишься к нему.        — М-мужа? — пролепетала она. — Нет, пожалуйста, не надо! Я не хочу замуж! Не выгоняй меня отсюда, я хочу остаться!        — Ты свела с ума моего сына, — злостно сказал он. — Поэтому ты будешь держаться от него подальше. Это решено. Собирай вещи.       Ей ничего не оставалось, кроме как в очередной раз заплакать. Собственный отец так поступал с ней! Лишает дома и возлюбленного! Она выбежала из комнаты. Он проводил ее угрюмым смешком и завязал штаны.       Подходя к покоям отца, Дейнис заметила выбегающую Беатрис. Та взглянула на неё ненавидящим, заплаканным взором и убежала в другую сторону. Стража поспешила за ней.        — «Что же такого стряслось?» — подумала она, провожая спину сводной сестрицы.       Она выглянула за дверь и негромко постучала. Эймонд вскинул голову, вспоминая, что хотел с ней поговорить.        — Проходи, Дейнис, — вздохнул он.        — Я видела убегающую Беатрис, — сказала она. Длинные волосы цвета серебра упали ей на хрупкие плечи и тонкую талию, скрытую под белым ночным платьишком. — Что случилось?        — Это та причина, по которой я пригласил сюда Отто. Мы подумали и решили, что её следует выдать замуж. Подходящую кандидатуру я нашёл, поэтому скоро её здесь не будет.       Дейнис искренне удивилась, но ничего не сказала: если отец решил, значит так тому и быть. Тем более это будет лучше и для Мейгора.        — Но ты же пригласил дедушку не только, чтобы обсудить свадьбу Беатрис.       Она прищурила сиреневые глаза — отцовские глаза. У нее был такой же подбородок, как у него, те же высокие скулы и сжатые в вечную полуулыбку губы. От матери у неё ничего не было. Дейнис была его копией и одновременно маленькой противоположностью. Гордость и любовь. Не та, которая была к Корианне и Беатрис, а другая — чистая и искренняя. Как и ко всем детям от Марис.        — Ты права. Мы обсуждали партии всем, даже тебе.       Дейнис бросило в жар. До этого она никогда не задумывалась о замужестве, никогда не думала, что когда-то станет кому-то возлюбленной женой. Отец так близко держал её у себя, что ей даже в голову не приходила и мысль, что он с ней так быстро расстанется.       И Мейлор… она помнила о весёлых днях, когда они втроём с Визеррой играли в Красном замке. Если она выйдет замуж, как он отреагирует? Помешает ли брак их дружбе? Ей очень не хотелось терять его общество!        — И кто, по твоему мнению, мне подойдёт? — тихо спросила она, чувствуя накатывающую волну паники.        — Твой кузен Мейкар. Вы оба Таргариены, оба без драконов, оба одного возраста. Он наследник Сумеречного Дола. Ты станешь близкой роднёй не только твоему дяде Дейрону, но и дому Талли.       Дейнис слышала о Мейкаре, но не общалась с ним. Он был слишком грубым и заносчивым, всегда пытался выделиться и покрасоваться. Для неё он был просто несерьёзным мальчишкой.       Эймонд, видя её разочарование, понял, что не только ему не прельщал этот брак. Он боялся, как бы про её сны никто не узнал, в том числе и Мейкар.        — Я понимаю, что это сложное решение, — сказал он. — Поэтому не прошу выходить тебя замуж сейчас. Но ты подумай.       С облегчением вздохнув, Дейнис улыбнулась.        — Спасибо, — она поцеловала его руку. — Я обязательно рассмотрю этот вариант.        — «Нет, всего лишь забуду и никогда к нему не вернусь».        — Только ты мне и благодарна, — вздохнул он. — Скоро к нам прибудут Веларионы. Я намерен выбрать для Мейгора хорошую девушку. Отто также рассмотрел отпрыска Селтигаров в мужья Шире.        — Шире? — вдруг хохотнула она. — Ты знаешь, какой она устроит скандал?        — О, прекрасно знаю, поэтому скажу ей прямо накануне её свадьбы, — в ответ усмехнулся Эймонд. — Надеюсь, брак отучит её совершать безрассудные поступки.       Как бы Дейнис хотелось в это верить. Тут она вспомнила про свой сон, и радость мигом смыло с её лица.        — Сегодня ночью мне снился сон. Плохой сон, папа.       Эймонд вмиг встрепенулся, выпрямившись в кресле.        — Какой? Что там было?        — Я видела старика. Он выглядел как разлагающийся труп. На нём была золотая корона и… он говорил что-то бессвязное, странное.        — «Отец», — догадался он.        — Что? Что он говорил?       Дочь замялась, вспоминая слова незнакомца, которые прерывали бульканья из глотки трупа и драконьи крики. Ей вмиг стало невообразимо плохо: море крови, мёртвые тела, останки возникли перед её глазами так, будто она до сих пор стояла там.        — «Я видел сон яснее яви», говорил он. «Я слышал топот тысяч лошадей, и треск щитов, и звон стальных мечей. Наследник мой Железный занял трон, и заревели все драконы, как один дракон», — дрожащим голосом прошептала она. — Там были драконы, отец, и гора трупов. Наступает что-то плохое.       Эймонд почувствовал холодок, прошедший по коже. То, что говорила Хелейна, начало сбываться. Дейнис видела их погибель.       Погибель их рода.