***
Эймонд ступил на рыхлую гальку. Вода мягко ласкала его ноги, размеренно омывая и песок, и камень, и тела. Везде лежали останки погибших людей: то головы, то оторванные ноги, то просто кольчуга с ошмётками кожи, что прилипла к железкам и оказалась аппетитным кормам для хищных рыб. Обломки кораблей догорали под гущей солнечного света, и казалось, что это солнце сожгло могучую флотилию Веларионов, а не драконы. Остров затих. Живых людей почти не осталось. От Спайстауна и Халла сохранились только площади, мощенные камнем, да какие-то избы, которых не затронул огонь. Дрифтмарк больше не вселял стать или прежнюю красоту; его белый камень покрылся сажей и кровью, украшая себя повешенными людьми, словно драгоценными камнями на ожерелье. Сиракс и Тессарион приземлялись на башни замков, лакомясь остатками убитых, и ломали своими тушами слабые постройки. Для местной челяди на это было невозможно смотреть: богатая обитель их лордов рушилась, а они не знали, почему. Зачем король позволил всему этому случиться? На что он навлёк на них такую кару? Вода с шумом поглотила чью-то руку. Эймонд вонзил Чёрное Пламя в песок. С острия стекала кровь, окропляя все вокруг багровыми остатками Рэйтана Велариона. Тяжёлый камень засел у принца в груди, что не давал ни вздохнуть, ни моргнуть. Он понял, что эта ночь его вымотала. Он отомстил за сына. Теперь ему осталось похоронить его и зашить его пеплом рану в груди. Промыв лезвие меча водой, он засунул его в ножны и вернулся к Сиракс. Она поедала последнюю гору трупов, что ей любезно соорудили, чтобы не тратить время на похороны и могилы. Тессарион рядом с ней пыталась тоже ухватить кусок, но Сиракс была столь жадной, что озлобленно зарычала и ударила ту хвостом по морде. Бедной Тесс пришлось довольствоваться объедками. — Визерра, ты тут не останешься! Дейрон бежал за дочерью, которая с ловкой прытью бежала от отца. Её заплаканное лицо стало красным от гнева, и только волосы хлестали ту по щекам и шее. — Это мой дом! — закричала она. — Он был им, пока вы его не разрушили! Я обрела здесь семью, которой вы меня лишили! Убили моего мужа! Смятение и боль отразились на лице бедного Дейрона, но он быстро взял себя в руки и попытался ухватить Визерру за плечи, но та вырвалась и заметила Эймонда. Её глаза вспыхнули бесовским огнём. — Эймонд! — без лишних формальностей — она отбросила их, когда перед её лицом закрылись двери в зал, где свершалась несправедливая месть — взвизгнула девушка. — Я умоляла тебя не делать этого! Я на коленях просила! Она подскочила к дяде, вперив в него полубезумный взгляд и искривлённый в гневе рот. Визерра метала молнии. Визерра была в ярости. Ей стоило огромных усилий не ударить его. Эймонд не понимал её боли — не хватало ещё разбираться с какой-то девчонкой, когда его самого ждали жена и дочери дома. Посему он только вздохнул, когда её крики достигли его ушей. — Полно кричать, он всё равно тебя не слышит, — буркнул он, залезая в седло. — Будь рада тому, что теперь тебя не связывают узы брака с домом предателей и убийц. — Предателей?! Убийц?! — Визерра от бессилия топнула ногой, а по её щекам покатились огромные слёзы. Её голос сорвался, из-за чего ей пришлось тонко сипеть и всхлипывать. — Я любила его, как вы любили Мейгора. Почему вам скорбь простительна, а мне нет? Почему я страдаю за ваши ошибки? Они не были виноваты в убийстве Мейгора, я клянусь! — Уже всё равно: они мертвы, — без сожаления и сочувствия отчеканил Эймонд. Глупая девчонка не понимала, что попала в осиное гнездо. Наивное дитя… Голос его был стальным, но мысли мягки и жалостливы. — Смерть близких случалась со всеми. Твоя боль пройдёт рано или поздно, как прошла моя. — Чтобы она прошла, я должна тебя убить, — глотая слёзы, прошипела она. — Отомстить так же, как это сделал ты. Эймонд моргнул, смотря на неё долго и задумчиво. Ему нечего было сказать. Она была права. Но девочка была юна и молода, у неё вся жизнь была впереди, многие-многие годы. Второй брак образумит её и заставит забыть о прошлом. Если только… он опустил взгляд на её живот и обернулся к Дейрону, что стоял неподалёку. — Возвращайтесь на Драконий Камень. Вечером будут похороны. Это было не предложение. Это был приказ. Натянув поводья, он пригнулся к спине Сиракс. Та расправила крылья, обдав Визерру порывом ветра, оттолкнулась от земли и взлетела в небо. Внизу, вместо красивого, процветающего острова, остались одни обломки да догорающие корабли. Прищурившись, можно было заметить Морского Дыма, который всё это время прятался в лесах, а когда всё закончилось, вылетел к Высокому Приливу и плакал протяжной драконьей песней по своему умершему всаднику. Перед ним открыли ворота домой. Пусто. Тихо. Он ступал тяжело под натиском холодного ветра, трепавшего волосы, и внезапной слабости, наступившей после прилёта домой. Во дворе его встретил только Альфред Брум, преданный кастелян замка. Старик хотел было что-то сказать и вот уже было открыл рот, но Эймонд остановил его поднятой ладонью: — Позже. Тот покорно съёжился и отступил. Эймонд вошёл внутрь. В нос ударил стылый запах сырости и каких-то трав. Из слуг почти никого не осталось: многие продолжали сидеть в камерах по его приказу. Он бросил стражнику, стоящему у его покоев, выпустить их, обсчитать и выгнать прочь. Это всё, на что он мог быть способен сейчас. Но ни спать, ни забыться, как ни странно, ему не хотелось. Вместо этого он медленно повернул назад, в сторону покоев Марис. Но нашёл её совершенно не там. — Она в опочивальне принца Мейгора, — икнула служанка. — Не отходит от его постели. Мы хотели убраться там, но миледи выгнала нас и сказала не заходить. Даже не ест. Голос своей жены, что-то нашёптывающий, он узнал ещё в коридоре. Приоткрыв дверь, он увидел её, сидящую на ковре, сжимающую подушку, что сохранила запах сына. Ей поменяли платье, уложили волосы — сделали всё, чтобы смыть воспоминания о страшной ночи, но чистота и прежний блеск не могли вернуть ей самое драгоценное в своей жизни — дитя. Марис бережно гладила подушку, целуя её иссохшими губами. Когда Эймонд вошёл, она даже не обернулась. Свою боль он вымещал на войне. Марис же не оставалось ничего, кроме рыданий. Женское сердце было слишком хрупким под натиском столь бурных чувств. — Марис… — он сглотнул, понимая, что в горле пересохло. Он не брал ни крошки, ни воды в рот целые сутки. Когда он в последний раз ел? И когда ела Марис? — Мне сказали, ты отказываешься от пищи. Не испытывай себя на прочность: тебе нужно поесть. Наверное, это было всё, что он мог выдавить из себя. Он так отвык от нежностей, так забыл, что значит любить… И быть любимым. Мейгор умер с мыслью, что отец от него отрёкся. Это было самым жестоким для родителя, что любил, но не умел этого показывать. — Я не хочу есть, — просипела та тихо, почти неслышно, сжимая подушку. От приоткрытой двери шёл сквозняк, и она сжала свои голые ноги, хотя озноба давно не чувствовала. Ногти у неё были синими, кожа — бледная, словно её похоронили и снова выкопали. Эймонд несмело сделал шаг к ней и убрал на стол ножны с мечом. А потом опустился перед ней на колени. Он смотрел на подушку, сжатую в её маленьких пальцах, с какой-то тоской и комом в груди, словно из него сыпалась вся гниль, все черви, что поселились в его душонке убийцы. Он не хотел, чтобы она видела это. Но Марис видела. Она знала, каким он был. Всегда знала: когда выходила замуж, когда рожала, когда встречала его с любовницей. В мире не было женщины светлее её. А он взял и втоптал её в свою грязь и заставил молить о пощаде. В конце концов эти молитвы превратились в молитвы о смерти. Может, новость о мести оживит её? — Я убил их, — прошептал он, заглядывая в её пустое лицо, выискивая одобрения или облегчения. Он с отчаянием сжал губы, видя, что она никак не отреагировала. — Я убил их всех, слышишь?.. Он понял, что его единственный глаз заплыл от готовящихся вырваться наружу слёз. Эймонд повернулся к ней другой стороной лица, чтобы она не видела его таким жалким. И вздрогнул, когда она взяла его подбородок в свои ледяные пальцы, от которых разила смерть. Марис повернула его на себя, смотря всё так же пусто и безразлично, но голос её охрип и потерял все краски жизни. — Ты так ничего и не понял. Разве их смерть вернёт его к жизни? — спросила она, еле шевеля губами. — Неужели только скорбь заставила тебя хоть что-то почувствовать?.. Марис отвернулась, убирая руку обратно на подушку. Эймонд не выдержал и вынул из её стальной хватки последний остаток Мейгора, чтобы тут же сжать её в своих горячих объятьях в надежде согреть: настолько холодной она была. Марис сделала слабую попытку вырваться, но сдалась. — Ты не права, — сказал он сквозь стиснутые зубы: от боли, от несправедливости, от зря упущенных лет. — Я всегда что-то чувствовал, Марис. Я всегда любил тебя и нашу семью. — Тебе потребовалось пережить смерть сына, чтобы это понять, — всё так же равнодушно протянула та, кладя голову ему на грудь от бессилия и слабости. Она притянула к себе голые ноги, которые он тут же укрыл своими. — Он умер, но нам нужно жить дальше. У нас остались еще две дочери, и каждой из них нужна мать. — Мать… — горько усмехнулась она и тут же хрипло раскашлялась. — Корианна… где? Небось радуется, что сын мой в могиле. Эймонд сжал губы, не представляя, что бы учинила Марис, если бы узнала, что это Корианна убила Мейгора. Вот кто по-настоящему заслужил мести — женщина, которую заменили на юную и привлекательную любовницу. Но Эймонд ничего не сказал. Корианна стала призраком, которого хотелось поскорее забыть. — Она скончалась на днях, — сказал он первое, что пришло ему в голову. — От болезни. Мейстер не спас её. Марис не ответила. Эймонд слышал только её глубокое дыхание и медленное биение сердца в такт его. Так они и сидели на полу, крепко прижатые к друг другу, пока она не спросила: — Они мучились? Он сначала не понял, что она имела ввиду. Этот вопрос был столь неожиданным и пропитанным ненавистью, что воздух в комнате потрескался и похолодел. — Да, — выдавил он, зарываясь лицом в её чёрные локоны. — Они все умерли позорной смертью на руинах своего дома. — Тогда я спокойна, — тут же выдохнула она и прикрыла веки. Её ресницы дрогнули, хватка ослабла. Ей было всё равно, как умерли убийцы её сына, главное, что они в могиле. Дверь тоненько скрипнула. На пороге показалась Дейнис. Она кивнула ему в сторону выхода: хотела поговорить. Эймонд прошептал ей одними губами спуститься в главный зал. О чём бы дочь не хотела побеседовать, Марис это слушать необязательно. — Тебе всё равно надо поесть, — напомнил он. — Сможешь встать? — Нет. То ли это был отказ, то ли ответ — он разбираться не стал и просто взял её на руки. Она была неимоверно лёгкой и такой слабой, что он боялся ненароком её уронить и сломать её хрупкие кости. Служанки, что ждали их в коридоре, бережно накинули на неё шерстяной плед, закрывая синие от сквозняка ноги, и побежали за подносом с едой. — Обед относить в покои миледи, ваше высочество? — спросила одна из них. — Нет, ко мне. Если Марис и услышала это, то виду не подала. Эймонд не хотел оставлять её одну. Только не сейчас. В опочивальне разогрели камин, и тепло медленно окутало каменную обитель и постель, застеленную одеялами и шерстью. Он уложил её в кровать, с удивительной, непривычной ему заботой подоткнув уголки одеяла под простыни и подушки. Марис, словно податливая кукла, позволила ему немного нежности, но всё ещё оставалась молчаливой и странно-задумчивой. Словно превратилась в статую, вытесанную из белого мрамора. — Тебе принесут поесть, — проговорил он с неловкостью, будто боялся спугнуть её и потревожить её покой. — Потом я пришлю мейстера с настойками или какой-нибудь другой полезной дрянью. Поешь, пожалуйста. Марис отвернулась к стене и ничего не сказала. Эймонд счёл это за согласие. Пошевелив поленья кочергой, чтобы огонь разгорелся ещё больше, он велел служанкам не спускать с неё глаз, а сам спустился вниз. В тронном зале его ожидала дочь — вся белая, как сама смерть. — С мамой всё хорошо? — первое, что спросила она. — «Конечно нет», — хотелось ответить ему, но он промолчал. Ей нужна надежда, а не очередная порция беспокойств. — Да, я уговорил её поесть. Она оклемается, — Эймонд впервые почувствовал, как мышцы налились свинцом, а одежда, пропитавшаяся его потом и гарью, липла к телу. От него так и разило палёным мясом и кровью. Мысль о скорой ванне заставила его взбодриться. — Так о чём ты хотела поговорить? Дейнис внимательно осмотрела его. Она что-то сжимала в руках, и это что-то очень сильно обжигало её изнутри: девушка то и дело нервно заламывала пальцы и вышагивала вдоль зала. За ними наблюдали лишь пустые глазницы Вхагар. — Перед отлётом на Дрифтмарк ты послал людей исследовать тайные ходы, ведущие из комнаты Мейгора, — начала она; голос её задрожал. — Одним из таких ходов мы с Широй воспользовались, когда тайно ушли в Драгонфорт. В тот день я увидела Корианну, о чём-то беседовавшую с лордом Аддамом. Там он потерял своё кольцо. Когда мы с Широй вернулись, Корианна оказалась здесь с нами. Она не могла вернуться быстрее нас, если только не воспользовалась этими же ходами. — Я не сомневался, что она о них знает, — всё ещё непонимающе протянул он. — Дослушай, — с полной серьёзностью приказала Дейнис. — Теперь вспомни ночь, когда ты обнаружил Беатрис в покоях Мейгора. Её не было в своей комнате, стража не видела, как она выходила, но как-то она оказалась у моего брата. Вчера стража мне сообщила, что один из ходов от Мейгора ведёт в её покои. Та ночь хорошо отпечалась у него в памяти, поэтому ему не стоило труда вспомнить сцену с Беатрис. А Корианна оказалась прозорливой в этом вопросе: заранее подготовила покои для дочери так, чтобы было удобно довершить начатый план. — Это значит, что Корианна была хорошо осведомлена о здешних тоннелях, — подытожила Дейнис, остановившись. — После инцидента в Драгонфорте тебе прилетает письмо с предательством Веларионов и их печатью. Эймонд нахмурился. Такого дочери он не говорил, но Дейнис, предвидя его вопрос, призналась: — Я подслушала твой разговор с Дейроном. Я знаю, что ты убил Аддама, но это сейчас неважно. Важно то, что на письме была ложная печать, а ты ей поверил и сделал опасный шаг: настроил Веларионов против себя. После их отъезда из столицы и твоего возвращения домой убивают Мейгора и по великой случайности обнаруживают кинжал с морским коньком. Не выглядит ли подозрительно? — Что ты имеешь в виду? — прищурился он. — Ходы, папа, — напомнила она. — Только житель Драконьего Камня знает о них. Тот, кто затаил на тебя огромную обиду и захотел украсть жизнь у твоего сына, — тут она раскрыла ладонь и показала кольцо Аддама, которое держала всё это время. — А теперь смотри. Она подвела его к столу со свечой и воском. Разогрела его на подложке до горячей жидкости, вылила на бумагу и припечатала кольцом. А когда воск застыл, на бумаге красовался аккуратный морской конёк Веларионов. — Его кольцо и было печатью, папа, — сказала она, задувая свечу. Он начал понимать ход её мыслей. Ходы, печать, письмо… всё начало складываться воедино, в одну большую картину. Его мозг с хаотичными мыслями превратился в настоящий хаос, пока одна-единственная истина не сформировалась в его воспалённом от тайн разуме. — Корианна, — пробормотал он, понимая, что у него на спине проступили холодные мурашки. — Убийца она, а не Веларионы… Дейнис печально посмотрела на него. Ей самой было тяжко от этого бремени. — Теперь я поняла свой сон. Он был про неё — знамёна Мартеллов в Солнечном Копье, ныне принадлежавшем Айронвудам, указывали на Корианну Нимерос Мартелл, последнюю бывшую принцессу Дорна. Эймонд понял, что облажался. Понял, что его провели вокруг пальца как какого-то мальчишку. Он прокрутил в голове слова Алина и Рэйтана. То, что говорили они — была правда. Никто из них не убивал Мейгора. Никто даже помыслить не смел о том, чтобы его зарезать! А он уничтожил остров и их дом под самый корень, лишил жизней многих жителей! Одноглазый взялся за голову, боясь, что она сейчас взорвётся под натиском собственного поражения и глупости. — Где она сейчас? — спросил он, беря дочь за плечи. — Я должен казнить её! Должен заставить её ответить за всё! — Она мертва. Её кто-то убил, — Дейнис аккуратно убрала его руки. — Достаточно с тебя крови. И с нашего дома. Сейчас важно то, что она действовала не одна, а с помощью кого-то, и этот кто-то имеет свои глаза и уши в нашем замке. Когда я к ней пришла и вывела её на чистую воду, она побежала и упала вниз по лестнице, сломав себе шею. Перед этим она крикнула про какого-то насекомого, но я не поняла, что она имела в виду. Кто-то столкнул её намеренно, заранее предвидя, что она выдаст их общую тайну. Они были в ловушке. Он был в ловушке. Его намеренно спровоцировали на убийство Аддама, а затем и всего его рода. Он убил целый остров, совершив ложное правосудие! Кто он после этого? Убийца родичей, убийца королевы, а теперь и палач… если король узнает, то даже он не спасёт его от суда, который потребуют другие знатные лорды. Никто не потерпит в живых человека, что легко избавляется от союзников, пусть и из-за ложных доказательств. Дейнис, заметив его молчание, тотчас заверила: — Никто об этом не узнает. Я сказала слугам, что Корианна упала на лестнице от горя. Её похоронили где-то на пустыре. Дождь размыл всю землю, поэтому я не знаю, где именно. Да и неважно. Она не заслужила даже этой могилы. Эймонд взглянул на дочь совсем по-другому. Дейнис не выглядела убитой горем, как мать, да и держалась крепко, несмотря на смерть брата. В её прямом стане прослеживался холод, но в глазах блестел расчётливый и невозмутимый блеск. Это не та Дейнис, что боялась драконов и своих снов. То была другая… похожая на него. Его второе «я», знающее их общую тайну.***
Промозглый ветер пробирал до костей и бил по коже даже сквозь одежду. Ныне Узкое море было немилосердно к жителям острова. Погода вновь сгустила свои тучи над башнями Драконьего Камня, но дождь не шёл: облака показывали, что скорбели вместе с семьёй Таргариенов, но лили свои слёзы молча. Челядь замка столпилась неподалёку от сооружённого на утёсе погребального костра. Сиракс, склонив голову, ждала команды своего всадника. Её крылья, расправленные за спиной Эймонда, защищали его и дочерей от бешеного ветра, идущего от моря. И тепло от её пасти хоть как-то давало им силы стоять в этот прощальный вечер. Дейрон с Визеррой прилетели незадолго до этого. Он провёл дочь в выделенные для неё покои, а сам вернулся, чтобы проститься с племянником. Дейнис заметила напряжение между дядей и отцом: на Дрифтмарке с ними что-то произошло. Но это её не касалось. Всё, что она хотела — это утешить подругу после всех несправедливых ужасов, что она пережила. Дейнис чувствовала невероятный стыд из-за того, что теперь её муж гнил в земле, а бедная Визерра лишилась своего счастья. И всё из-за Эймонда. Всё из-за неё, которая не догадалась об этом сразу. Чёрный цвет стал их символом. Отец держался крепче всех остальных. На его лице не осталось следов былой скорби. Матушка чахла прямо на глазах, боясь смотреть на завёрнутое тело Мейгора в саван, так одиноко лежащее на костре. Шира ещё плакала, жавшись под полы плаща Марис. Одна Дейнис ужасалась последствиям их огромной ошибки. Подняв голову навстречу ветру, она увидела Вараксеса, скорбящего в небе. Дракон Мейгора все эти дни не находил себе места, кружа над ними, как чёрно-зелёный ястреб. После потери всадников драконы становились неуправляемыми и дикими. Морской Дым находился далеко от них и мог вымещать ярость на остатки своего дома, но Вараксес был в опасной близости к поселению, и эту проблему нужно было срочно решать. А пока… Марис покачнулась и чуть не упала. Эймонд вовремя подхватил её под руку и помог выпрямиться. Она, несчастная, отпрянула от него и дрожащими ногами подошла к сыну. Из-за ветра Дейнис не слышала, что та шептала на ухо безликому силуэту, но была уверена, что матушка снова плакала. Потом она поцеловала саван в голову — там, где должен был находиться лоб — и вернулась на место. Заботливая служанка накинула на её плечи шерстяную накидку, но вряд ли Марис была заинтересована в собственном комфорте. Потом с братом простилась Шира. Сестрёнка лишилась не только своих озорных глазок и бесноватых идей, но и всей своей прыти. Брак не по любви не убил её. Но смерть родного человека превратила её в тихого котёнка, смирившегося со своей участью. Дейрон тоже не остался в стороне и сказал пару слов над костром покойного, но после ушёл в замок. Его волнение можно было понять: Визерра как никогда нуждалась в помощи. Теперь остались только Эймонд и Дейнис, что не простились с Мейгором. Эймонд не мог сделать и шага: что-то удерживало его на месте. Стыд, разочарование, горечь? Дейнис приковала себя к земле, чтобы не видеть труп, завёрнутый в тряпки. Из-за злости, страха, сожаления? Так или иначе они сказали свои последние слова: ими послужила скорбная песнь Сиракс, вторящая отцовскому «Дракарис». Дракон изрыгнул пламя, костёр разгорелся. Тело покорно приняло огонь. Марис не могла на это смотреть и вернулась в замок с Широй, которая помогала ей идти по камням и булыжникам, разбросанными под ногами, но Эймонд и Дейнис продолжили стоять, пока не догорел костёр, а пепел не собрали в урну и не похоронили на пустыре рядом с малышом Эйнисом, что так и не открыл глазки. Они простились не только с сыном и братом, но и с местью, которая унесла жизни многих людей в прошлую ночь. С жизнями невинных людей, что не желали их семье зла. С жизнями целого дома. Эта почва пропиталась ненавистью и сожалениями, и, возможно, когда-нибудь в ней произрастут плоды их ошибок. Но пока им приходилось только ждать и надеяться на лучший исход. Возвратившись во двор серого замка, Дейнис заметила жёлтые стяги Баратеонов. У ворот их поджидал дедушка Боррос и сир Корвен. По морщинистому лицу Борроса было всё ясно: он знал о смерти внука и был глубоко этим опечален. Из всех детей Марис именно Мейгор был любителем часто наведываться в Штормовой Предел, что сделало его не только долгожданным гостем, но и самым близким внуком Борросу. — Дорогая, как ты? — он поцеловал Дейнис в лоб, беспокойно теребя чёрную мантию. — Где Марис и Шира? С ними всё хорошо? — Они внутри, — прежде чем Дейнис успела ответить, Эймонд бесшумно подошёл сзади. — Мы только что вернулись с похорон. — Корона получила ваше письмо сегодня утром. Штормовой Предел скорбит вместе с вами, — Боррос старался выглядеть вежливо, но холодок, который он питал к неудачливому зятю, всё равно прослеживался. — Сегодня же скончался сир Гвейн Хайтауэр от яда наших врагов из Эссоса. Его величество желает видеть вас и принца Дейрона на семейном собрании, поэтому он попросил меня сопроводить вас. Эймонд на миг застыл, Дейнис потеряла дар речи. Гвейна отравили прямо под носом короля! И как удачно: сразу же после смерти Мейгора… — Сопроводить? — с вызовом вскинул голову Эймонд. — Мне было бы достаточно и письма: вы, как никто другой, знаете, что я следую приказам короны. — Но, тем не менее, вы обрушили свою ярость на дом Веларионов без разрешения его величества, — заметил мастер над войной. — Пусть я и одобряю это, но по всем законам их должны были судить, а не убивать, — он тяжело вздохнул: старость напоминала о себе. — Пока вы будете собираться, я бы хотел увидеться с дочерью. — Прошу, — Эймонд жестом пригласил его к дверям. — Она будет рада. Боррос извинился перед Дейнис за свою спешку и вместе с Корвеном поспешил навестить Марис. Последний, правда, задержался перед входом и обернулся к принцессе — хотел что-то сказать, но передумал — и растворился в темени коридора. Дейнис не хотела ничего слышать. Достаточно с неё слов поддержки и скорби, этого чёрного цвета и запаха от погребального костра. Ей хотелось надеяться, что они поскорее забудут этот кошмар и вернутся в прежнюю жизнь. Только она никогда такой не станет. Их семья стояла на пороге войны, и они должны были встретить её во всеоружии. Но перед этим залечить свои раны. Она спросила у слуги, в каких покоях находилась Визерра. Ей было непонятно только одно: почему её вернули на Драконий Камень, а не обратно в Сумеречный Дол? Да и возле её комнаты стояла стража… не будет же Визерра сбегать отсюда? Да и зачем ей, если она уже дома? Дейнис недоумённо помотала головой, постучалась и вошла внутрь. — …я не посылал мейстера, Визерра! — Дейрон не находил себе места, мечась из стороны в сторону. Он выглядел так разбито, так удручающе, что сердце Дейнис облилось кровью при виде его попыток помириться с дочерью. Визерра, заплаканная и яростная, стояла напротив него в углу, спрятавшись за тенью дубового шкафа, будто он мог спасти её от здешних людей. Её ноги дрожали, платье стыдливо топорщилось из стороны в сторону, приоткрыв её белые стройные ноги. Она держалась руками за кресло то ли чтобы не упасть, то ли скрываясь за ним. — Может я могу чем-то помочь? — несмело подала голос Дейнис. Дейрон облегчённо вздохнул. — Убеди её, что она в безопасности. Она меня совсем не слушает и боится. Может, хоть тебя услышит! Отцовский взгляд, полный надежды, дал ей сил. Она не знала всех подробностей, какие произошли на Дрифтмарке, но поведение Визерры было оправданным. Она злилась и печалилась. Лишиться за одну ночь всей семьи и мужа — немыслимое горе! Особенно по ошибке. Поэтому Дейнис попросила дядю уйти, чтобы не напоминать той о трагедии. — Только не говори, что ты тоже будешь убеждать меня в том, что всё произошедшее — правильно! — зло хохотнула Визерра, одёргивая платье. От её недоверия и звериной враждебности Дейнис стало вдвойне тяжело. Как за короткий срок между ними возникла такая пропасть? — Нет, Виз, конечно нет, — она сделала шаг ей навстречу, но та отступила. Боялась. Не верила. Дейнис осталась на своём месте, чувствуя себя отвергнутой и брошенной. — Ты имеешь право злиться. Я очень, очень сочувствую твоим потерям. Ты обрела настоящее счастье вместе с Рэйтаном… — Не смей произносить его имя! — взвизгнула подруга чужим голосом. — Твой отец подстроил всё это с самого начала, и ты наверняка об этом знала! Мы не убивали Мейгора, и пусть Семеро будут свидетелями моих слов! Дейнис поморщилась. — «Конечно не убивали… Веларионов просто подставили, как и моего отца. Знала бы ты, что я тебе верю. Но я не могу признаться в этом, не могу раскрыть эту тайну и оголить отцу шею. Кто-то очень хочет его смерти, но пока я не узнаю, кто именно…» — Почему ты здесь, а не в Сумеречном Доле? — Дейнис попыталась увести разговор в другое, менее болезненное, русло. И тут Визерра тоже расхохоталась, да так, что не смогла остановиться. Этот жуткий хохот впился в уши настолько, что заставил бояться её. Бояться подругу, которую она знала с самого детства. Испугавшись того, что сейчас Визерра лишится рассудка, Дейнис позвала мейстера. Старик тут же примчался с настойками и тряпками, а стража помогла уложить девушку на постель и открыть ей рот, чтобы влить туда маковое молоко. Успокоившись, Визерра расслабилась и уснула. — Она же придёт в себя? — спросила Дейнис, заботливо кладя подушку под её голову. — Да, со временем, — кивнул мейстер, складывая примочки в свою корзинку с травами. — Душевную боль, увы, нельзя излечить, пока человек сам этого не захочет. Всё зависит от нашей головы, — он указал на свой седой и плешивый висок. — А пока мне остаётся только следить за её здоровьем и здоровьем её малыша… С этими словами он тяжело вздохнул, пробурчал что-то под нос и ушёл. Малыша… Дейнис сжала рот руками, чтобы не заплакать навзрыд. Визерра была беременна! Её ребенок только что лишился отца и всей своей семьи по вине Эймонда! Семеро, за какие смерти ей придётся расплачиваться ещё? За какие жизни она будет испытывать вину и ответственность? Её подруга осталась без мужа, а её будущий ребёнок — без отца. Теперь Дейнис поняла, почему отец удерживает Визерру тут, а не в Сумеречном Доле. Внутри неё жил последний наследник Веларионов.***
Королевская Гавань встречала двух братьев чёрными стягами и скорбной тишиной. Моросил лёгкий дождь. С Черноводной пропали все корабли: в столице закрыли порты и ворота. Драконы, на удивление, были неспокойны, не говоря уже о своих всадниках. Простолюдины встречали прилёт всей королевской семьи недобрым знаком. Поначалу на улицах, даже в самых грязных и откровенно мерзких уголках, ходили слухи о жестокой расправе над принцем Мейгором, и никто им не верил, но как только люди воочию увидели Эймонда Одноглазого в чёрных одеяниях — вопросы отпали сразу. Дядя короля скорбел, а это значило только одно — не за горами ждала месть обидчикам. Если она уже не свершилась. Лорд Боррос приплыл вместе с Эймондом и Дейроном. Сир Корвен остался на Драконьем Камне — Марис как никогда нуждалась в семейной поддержке, раз сёстры не приехали, сославшись на личные дела, или вовсе отказались. Эймонд оставлял дом с тяжёлым сердцем — возвращаться в столицу оказалось сложнее, особенно, когда их ждало прощание с дядей Гвейном, тело которого повезут в Старомест, чтобы захоронить с почестями. Гвейн был славным малым. Будучи вторым сыном безземельного сира, он знал с самого детства, что в жизни ему ничего не перепадёт просто так. Когда же под руководство Отто перепал Хайгарден, замок и надел получил его старший сын Бриндон. Собственные усилия привели Гвейна на службу в городскую стражу и в тёплый угол подле короля, о чём ещё можно было мечтать? Так он и покинул свой пост — в семейном кругу, преданно служа короне. Эймонд в последний раз взглянул в лицо дяде, перед тем как Молчаливые Сёстры накрыли деревянный гроб, отделанный золотом и изумрудом, крышкой. Его внутренности забальзамировали, поэтому от него разило не гнилью и дерьмом, как в последние минуты жизни, а ладаном и шалфеем. Тут сделали всё, чтобы Гвейн запомнился весёлым и статным — таким, как и все Хайтауэры. Нужных слов у него не оказалось. Да и мёртвым они уже не нужны. — Они подавятся этим ядом, даю слово, — пообещал он напоследок, после чего покинул покои с закрытым гробом. А когда он вошёл под своды Малого зала, в котором собралась вся семья, то больше не почувствовал благовония мёртвого и звенящее одиночество. Вместо этого на него устремились все взгляды — сочувствующие, скорбные, печальные. Эймонд не выносил жалость, даже к себе. Особенно к себе. Но больше он ненавидел чувствовать слабость. Ведь сейчас их семья была ослаблена, как никогда. — Эймонд… — Алисента попыталась обнять его и выказать свою скорбь, но тот отпрянул и не позволил до себя дотронуться. — Я в порядке, мама, — он повысил голос, чтобы его услышали все. — Я похоронил его вчера. Теперь он с Эйгоном. Она безмолвно кивнула, чтобы не выдать глубокую неловкость и отчаяние от холодного жеста собственного сына. Кристон Коль посадил её за стол, где с таким же отрешённым видом сидел Отто. Впервые все видели его таким тихим и пустым, а главное — старым. Он всем казался несгибаемой опорой, густым плющом, обвившим стены Красного замка, не раскалённым железом, а теперь в глаза бросилась и видная седина, и морщины, которыми был испещрён его лоб и глаза. И больше не было уверенности, что всё будет хорошо. Был только страх неизведанного. Джейхейрис беспокойно ходил у окна. Видок у него, конечно, был не самым лучшим, а вкупе с его всегда бледной кожей и красными глазами и вовсе смотрелся болезненно. Но сейчас он выпрямился, пусть и неуверенно. Да и корона Завоевателя не съезжала с его лба, как это было всегда, когда он горбился, выслушивая нудные доклады на заседаниях совета. Вот он остановился, увидев дядю. Взор сиреневых глаз не глядел осуждающе или холодно, как представлялось Эймонду, — скорее, понимающе. И от этого ему сделалось вдвойне паршивей. — «Признаться не признаюсь, но в глаза смотреть… скажу потом, не сейчас. Сейчас у нас есть проблемы важнее», — пообещал Эймонд, со стыдом признавая свой страх перед государем и племянником. Страх опуститься в его глазах и перестать быть идеалом, к которому Джей стремился всю свою жизнь, был больше, чем страх перед справедливым правосудием. — Ваше величество, я… — хотел было извиниться Эймонд, но Джей его перебил, пряча шестой палец. — Ты сделал всё правильно, дядя. Веларионы получили по заслугам, — впервые он говорил с какой-то серьёзностью и вязким чувством отмщения. — Я и подумать не мог, что они решатся на такое! На убийство королевского кузена! Никто не смеет безнаказанно убивать драконью кровь, никто. И обнял Эймонда, хоть тот и хотел воспротивиться. Только украдкой взглянул на стоящего у стены Корлиса Велариона, который стал последним представителем своего дома по мужской линии. Юнец держался сильно, несмотря на набегающие слёзы. Эймонд отвернулся. Хотелось искупить перед ним вину, но как — он не имел понятия. Остальные члены Королевской гвардии расположились по всему залу. Кристон Коль усилил охрану, но не поставил в нее Титоса Ланнистера. Сынка Тиланда не было видно. Ланнистеры оказались не в милости короны, и это могло навлечь новую беду. Джей сел во главе стола и пригласил Эймонда занять место подле. Дейрон и прилетевшая Бейла уже сидели, тихо обсуждая прошедшие дни вдали друг от друга. Алисента и Бриндон дали последние указания эскорту, готовящемуся увозить гроб с их братом в Старомест. Хелейна и Элдрик Аррен вместе с Дейгоном держались тихо и несколько отстранённо, кроме последнего: он игрался с кинжалом и совсем не обращал внимания на семейное настроение. Мейлор скорбел один. Недоставало только Джейхейры, которой сделалось дурно накануне совета, из-за чего мейстер оставил её в покоях с сыном. Они все были в сборе. — Я выражаю свои искренние соболезнования вашей утрате, принц Эймонд, — проговорил Элдрик Аррен, сведя светлые брови домиком, будто пытался разжалобить своими словами самого себя. Тот только кивнул, не собираясь вести с ним светскую беседу. — «Если твои слова искренни, то почему же пальцы так сильно сжали ворот голубого дублета, соколёнок?» — про себя усмехнулся Эймонд, пряча усмешку за сжатым кулаком. Хелейна нисколько не поддержала супруга. За её сдержанной маской скрывалась мать, которая тоже волновалась за своих детей, и тётя, присутствовавшая в жизни Мейгора. Годы пролетели так быстро, но они не позволили Эймонду забыть о страшном пророчестве, что сказала Хелейна когда-то в Долине, когда война не казалась им разрушительной и была надежда на победу и жизнь. Кажется, они подумали об одном и том же, из-за чего встретились взглядами и тут же отвели их. Эймонд злился на неё за те слова, потому что любил Дейнис, несмотря на её дар. Хелейна же злилась на него за эту любовь, потому что из-за неё умрёт их семья. Она не знала как, когда и почему, но чувствовала подсознательно, что Дейнис несла в себе смерть. А она не позволит своим детям умереть, особенно сейчас, когда на пороге стояли новые испытания. — Сир Гвейн был любим нашей семьёй… — откашлялся Джейхейрис, видя, что Отто не способен здраво мыслить и, по традиции, начать совет. — Как и принц Мейгор. Как вы уже знаете, Гвейна отравили Слезами Лиса, и сейчас люди Лариса Стронга ищут виновников, чтобы допросить… Но не успел он закончить свои мысли, как Элдрик Аррен снова вставил слово: — Государь, дом Арренов скорбит вместе с вами, но я бы хотел узнать, так ли важна месть за наших умерших? Отравители находятся по ту сторону Узкого моря, в нашей недосягаемости. Это не Веларионы, что уступали драконами и армией, а настоящая империя. Как же красиво он лил в уши! Аж приосанился и вытянулся, блеснув умом или тем, что от него осталось. И всё бы ничего, но даже Джейхейрис раздражённо фыркнул в ответ на его замечание: — Милорд, как вы думаете, зачем же тогда мы посылали Эймонда Стронга в Браавос и другие Вольные города? Элдрик нахмурился и открыл было рот, как Дейгон, покрутив в руках кинжал, уронил его на столешницу. Тот с глухим ударом приземлился напротив Джея, сверкнув огромным рубином на рукояти. Парень виновато охнул и протянул руку за своей игрушкой, но король с невероятной для себя скоростью взял её первее. — Сир Дейгон, откуда это у вас? — прищурился он. Эймонд разглядел предмет. Валирийская сталь была заметна даже невнимательному глазу, а лезвие, огранённое столь ловко и искусно, не оставляло сомнений — это был тот самый кинжал отца, с каким когда-то набросилась матушка на Рейниру. После смерти Визериса кинжал перешёл Эйгону, но с побегом из Красного замка в Хайгарден потерялся. Где он был всё это время — известно только богам. Или родителям этого маленького соколёнка. — М-мне мама подарила, — пролепетал Дейгон, потупив глаза. От его прежней спесивости не осталось и следа. Джей потемнел, и было в его взгляде такое, из-за чего Хелейна занервничала. — Но я не дарила его тебе, сынок, — её голос задрожал. — Кинжал хранился всё это время у меня, и я собиралась подарить его тебе, Джей. Не знаю, как он его нашёл… Дейгон, извинись перед своим братом немедленно. Юноша вжал голову в плечи под натиском матери, но Элдрик, чувствуя близившуюся опасность, встал на защиту сына: — Это я вручил ему кинжал. Дейгон уже достаточно взрослый, чтобы иметь собственное оружие. — Это «оружие»… — Джей со скрипом отодвинул стул и затряс лезвием с таким гневом, что даже Эймонд невольно откинулся на спинку стула, чтобы его ненароком не задели. — …передавалось от отца к наследнику. Им когда-то владел Эйгон Завоеватель, а после него все короли, что восседали на троне, включая моего отца. Это последнее наследие, оставшееся от Эйгона, мама, и твой супруг вручает его не мне, как положено, а твоему сынку! Король впервые выглядел очень разъярённым. В нём говорила обида и горечь, и вовсе не из-за какого-то ножика, а от поступка матери. И та об этом прекрасно знала. Но сказать ей было нечего. Зато избалованный Дейгон имел совесть вмешаться в семейную разборку: — Так вы вернете мне кинжал? — Закрой рот, Дейгон! — рявкнула Хелейна, не выдержав. Элдрик покачал головой, прижимая сына к себе. Его многозначительный взгляд обещал жене вечерний разговор, но та на него даже не обратила внимания. Джей окинул побочного брата презрительным взглядом и сел на место, сжимая рукоять как своё спасение. Эймонд одобрительно кивнул ему, за что получил от Хелейны мысленную пощёчину. Она была разочарована и зла на саму себя. И ей было невероятно завидно той связи, что установилась между её сыном и братом. Но кто виноват в этом, если не сама она? Из-за начавшейся ссоры все сперва не заметили, как в дверях показался слуга. Он что-то шепнул на ухо принцу Мейлору, из-за чего тот живо встрепенулся: — Брат, Эймонд Стронг нашёл отравителя! Его сейчас приведут. Все забыли о кинжале и устремили взгляд на порог. Даже Отто, молчавший всё это время, поднял седую голову и попытался сосредоточить взгляд. Один Элдрик недобро косился на Джея, прижимая к себе сына, будто малолетнего ребёнка, что обидели дети. Арренам было не место на семейном совете, и если бы не король, любивший мать толикой своего ранимого сердца, то давно выгнал бы их восвояси. Эймонд встал со стула, приблизившись к пришедшему лорду Стронгу и мужчине в кандалах, которого, залитого кровью, побитого и почти мёртвого, поставили на негнущихся ногах. Принц был наслышан о пытках, которые проворачивал Ларис Стронг; как-то раз он застал его за этим делом в Харренхолле, но чтобы так же умело мог и его сын… он перевёл внимательный взгляд на парня, совсем не похожего на вестеросца. Кудрявые каштановые волосы и чуть загорелая кожа от жаркого солнца Эссоса делала его старше. Большие зелёные глаза совершенно не сочетались с его тёмно-коричневым дублетом и плащом, перекинутым через плечо и скрепленным медной брошью. Несмотря на тощий вид, Эймонд Стронг держал себя достойным пыточником. А когда он заговорил с заметным восточным акцентом, чуть певуче, чётко расставляя слова, Эймонд в очередной раз убедился, что годы, проведённые за Узким морем, сделали с юношей своё дело. — Ваше величество, принцы и принцессы, этот негодяй был найден в гавани на лодке, что должна была уплыть к кораблю, ожидающему в Глотке, — проговорил Стронг, вальяжно поклонившись королевской семье. Он украдкой взглянул на принца Эймонда и продолжил: — После долгих, изнурительных и кровавых допросов он признался, кто заказал сира Гвейна. Или, если быть точнее, кто его не заказывал. Алисента недоумённо нахмурилась: — Не заказывал? Милорд, объясните, о чём вы говорите. Эймонд улыбнулся одними губами и ткнул бедолагу в бок, располосованный и кровоточивший. За то время, что они тут стояли, он наследил кровью от самых дверей. — Говорите, мой приятель, — мягко пропел он, словно вовсе не пытал и вёл светскую беседу. — Ваша королева требует. — У-убийцы… — прохрипел человек, обессилено роняя голову. — Люцерис и… Л-лисандро… — Мы уже догадались об этом, — разочарованно подал голос Джейхейрис. — Вы зря пытали его, милорд. Милосердней было бы убить. — Нет-нет, милосердней будет убить его после того, как он об этом будет умолять, — Эймонд стукнул отравителя по животу, и тот выблевал на пол сгустки густой крови, если не все внутренности. — Говори то, что сказал мне! Перед тобой не твой король-бастард. — Целью был не рыцарь… — засипел человек. — А… он. Кривой — наверное, сломанный — палец поднялся вверх, указывая на Джея, и опустился. А отравитель, потеряв сознание от боли, упал в лужу собственных слюней. — Вы все слышали? — спустя минуту тишины громко спросил лорд Стронг. — Люцерис Уотерс послал человека убить самого короля, но по какой-то случайной ошибке весь яд достался сиру Гвейну. Целью были вы, ваше величество. Нам бросили вызов. Хелейна громко ахнула, закрыв рот рукой. Алисента сдержала горький крик. Бейла единственная из женщин, что оставалась в здравом уме; она больше хмурилась, нежели говорила. Эта мысль крутилась у всех на устах, но когда Эймонд её озвучил, осознание приближающегося накала стало резким и страшным. «Чёрные» покусились на жизнь короля, зная, что его гибель приведёт Вестерос к хаосу, ведь ему наследовал маленький и болезненный принц Эйнар. Под угрозой расправы Люцерис с лёгкостью бы переубедил лордов встать на его сторону, а не на сторону ребёнка. Все обернулись к Джейхейрису. Он встал как вкопанный, сжимая в шестипалой ладони валирийский клинок. На его глазах наворачивались медленные, сухие слёзы, но он сдержал себя и откинул жалость, сделав это с невероятной грацией. Он опустился на стул, пока семья ожидала его ответа, но первым, что он сказал, было пренебрежительное: — Уберите его отсюда и бросьте в Черноводную. Лорд Стронг шикнул на стражников, и те отнесли отравителя восвояси. Принц Эймонд внимательно следил за переменами в своём племяннике: неужто он стал вести себя как государь, а не как мальчик, нуждающийся в помощи? Надежда затеплилась в его груди. Надежда на короля, который был им нужен в самый погибельный час. — Сир Гвейн умер ошибочно, и я не позволю нашим врагам убивать моих людей в стенах моего же замка, — грудь Джея бешено вздымалась под натиском волнения и мести. Он посмотрел на Эймонда, выискивая на его лице безмолвное одобрение, но дядя был непроницаем. Выбор был за ним. И он его сделал. — Я созываю знамёна. С этого момента мы вступаем в войну против Люцериса и его приспешников.***
Дейнис запахнулась в плащ, подбитый мехом, чтобы не мёрзнуть под холодными порывами ветра. Стоять на утёсе во время непогоды было самым глупым решением в её жизни, но находиться в одном замке с подругой, которая её ненавидела, было невозможным. Такое чувство, будто стены были пропитаны слезами и горечью; они давили на неё и раз за разом повторяли: «Это твоя вина, ты виновата, ты виновата…» Если бы она только научилась распознавать сны! Видеть в них то, что было сокрыто для её сознания! Тогда бы не убили Мейгора, и отец бы не стал нападать на Дрифтмарк и лишать Визерру её счастья. Теперь бедняжка чувствовала себя преданной, запертой, лишённой свободы. Дейнис как сможет договорится с Эймондом об её отправке в Сумеречный Дол, но это мало что изменит. Её ребёнок навсегда окажется под внимательным прицелом стрелы, ведь он последний наследник дома Веларион. Ещё убийство Гвейна Хайтауэра… всё смешалось в сплошные череды смертей, и теперь приходилось сидеть в ожидании того, кто станет следующей жертвой. Она простояла здесь целый день. Её ноги превратились в камень, а сама она — в статую, одиноко провожающую солнце. Когда её окликнули, Дейнис даже не обернулась, но когда на её плечи опустилась тяжёлая шубка, пахнущая теплом, она подняла голову. Сир Корвен Баратеон в своих белых доспехах выглядел намного унылей, чем она, замёрзшая и покинутая. — Простите меня за моё вторжение, принцесса, — сказал он, опуская голову со своей тёмной шевелюрой. — Я наблюдал за вами целый день. Вы стоите тут, на холоде, с самого рассвета, и наверняка успели замёрзнуть. Дейнис чуть улыбнулась посиневшими губами. Заиндевели даже мышцы лица. Всё это время она не думала о морозе, но с приходом Корвена начала ощущать, каким свинцом налились её руки и ноги. — Спасибо, — поблагодарила она. — Как мама? — Она спит, слава богам. Мы с принцессой Широй уложили её после ужина. Рыцарь говорил это с невероятной скорбью на лице. Он, наверное, был самым близким родственником для Марис, а сейчас стал ещё ближе. Дейнис на мгновение охватила злость за то, что её тети Кассандра, Флорис и Эллин не приехали навестить сестру во время такого горя, но она так же быстро прошла, когда ветер хлестнул её по розовой щеке. Главное, что Корвен рядом. И Шира. Ей даже стало жаль Беатрис, которая до сих пор не узнала о смерти матери. Сводная сестрица не была ей близкой подругой, но имела право попрощаться с Корианной, а её лишили даже этого. В последнее время она стала жалеть всех и вся. Пора прекращать… — Вам накрыли стол для ужина. Извольте проводить вас домой, — Корвен любезно подставил ей плечо в начищенных латах, и Дейнис взялась за него, хотя от доспехов разило холодом не меньше, чем от воды. — Да, кажется, я немного проголодалась… Они шли молча. Лишь бренчание меча в ножнах на его поясе било по ушам, пока рыцарь не заговорил: — Принцесса Визерра несправедлива к вам, не расстраивайтесь. Когда она придёт в себя, то простит вас и вашего отца. Так или иначе он поступил так, как поступил бы любой отец на его месте. — Вы так обеспокоены моим состоянием, — с трогательной ноткой ответила Дейнис. — Шубу принесли, домой завели, поддержали добрым словом. Чем я заслужила такое добро? — Я чувствую ответственность за вашу семью, — честно и искренне признался Корвен. — Всё это я имею благодаря вашему отцу. — Вы принижаете свои собственные достоинства, сир. Эймонд только порекомендовал вас Кристону Колю, но дальше вы продвинулись сами, своими усилиями. Не делайте вид, будто не заслужили звание королевского гвардейца. Они посмотрели друг на друга: Корвен — трепетно, Дейнис — по-заботливому. Рыцарь не походил ни на Мейлора, всё мечтавшего о турнирах и развлечениях, ни на Мейкара, что стремился заполучить её внимание всеми возможными силами. Корвен был… простым. Простым и даже по-своему наивным, как она. И его можно было благодарить вечно за обыкновенную внимательность к ней. Даже хорошо, что здесь нет её мужа, иначе бы он устроил очередную сцену ревности. Внезапно ветер усилился. Дейнис запахнулась в шубу, но это не спасло ее от холода, проникшего за ворот. Оказалось, что это был не просто ветер… С громким визгом над ними пролетел Вараксес, обдав их порывом воздуха. Чёрно-зелёная чешуя ярким пятном блеснула в последних лучах солнца, пока дракон не растворился в облаках, снова стеная по своему умершему всаднику. Ему было плохо. — С Мейгором он был диким и озлобленным, но без него стал совершенно неуправляемым, — буркнула Дейнис, проходя за ворота. — Когда-нибудь он ненароком что-нибудь сделает… — Прикажете выловить его и посадить на цепь? — с готовностью спросил Корвен. — Нет, вы его не поймаете. Вараксес быстр как ураган и вдвое свирепей. Тут улыбнулся и Корвен. — Я присутствовал в столице, когда он вылупился. Это был счастливый год: тогда вернулся ваш отец из долгого похода в Дорн, его величество закрепился на престоле, а королевства процветали. Рождение маленького дракона было одним из счастливых знамений. Только вот странно… Яйцо ложили к вам в колыбель, но оно проклюнулось, когда его подложили к вашему брату. Я не знаю всех деталей… Он продолжил говорить, но Дейнис его не слушала. Всё остальное она запомнила как в тумане. Отец ей про такое не рассказывал… конечно, она спрашивала его о яйце, но тот отмахнулся, сказав, что оно просто не вылупилось. Но чтобы так… Впервые ей стало… больно? Неужели даже какое-то чёртово яйцо не смогло у неё проклюнуться, когда как у брата всё получилось? Она ведь ни на капельку не меньше Таргариен, чем он! Уже в замке Корвен замолк, увидев смятение на лице принцессы, снял с неё шубу и проводил до пустого зала. Ему хотелось извиниться за лишние слова, которые он, наверное, сказал, но Дейнис выглядела такой потерянной, что он невольно стушевался. Сегодня она ела одна. Ночью ей не спалось. И хоть везде были закрыты окна, а камин растоплен, ноги всё равно зябли под несколькими одеялами. Дейнис повернулась на один бок. Потом на другой. Ворочаясь с места на место, в конце концов она села. Мысли не оставляли её в покое. Слова Корвена били по ней раз за разом. Разочарованное «Моё яйцо проклюнулось у Мейгора» впиталось в её кожу и не оставляло до сих пор, хотя она перемолола эту историю до крупинок. Но почему же не проклюнулось? Что с ней такое, что даже яйцо решило выбрать брата, а не её? Принцесса походила по комнате, погрелась у камина, потом снова забралась под одеяло, чтобы уснуть. Но как только за окном крикнул Вараксес, она вскочила с места и оделась. — «Это дракон брата, а не твой», — говорил её разум, когда она выскользнула в пустой коридор. — «Ты не посмеешь забрать последнее наследие Мейгора». Не посмеет, правда. Она лишь вернёт своё. Каким бы не был её страх перед существом, вдвое и даже больше превосходящим её по размерам, в Дейнис проснулось то упрямство, что могло свернуть горы. Она никогда не испытывала такой азарт, как сейчас. Зная потайной ход, который они использовали с Широй, Дейнис проскользнула в него, пока их все не заколотили. А выбравшись наружу, она прислушалась к шуму. Протяжный драконий стон раздался в лесу, в пещерах. И Дейнис пошла к нему навстречу, скрываясь в тени деревьев и кустов, чтобы часовые не пробили тревогу. Чем ближе она подходила, тем ощутимей становились колики по всему телу, а земля под ногами будто бы разверзлась жаркой лавиной. Аккуратно переставляя ноги, она ухватилась за каменную стену пещеры и смело вошла внутрь. Хруст под ногами с каждым шагом становился громче: это останки дичи давали о себе знать. Когда пещера расширилась, звук прекратился. Она чувствовала горячее дыхание дракона перед собой. Он обдавал её лицо теплом, но заставлял тело сжиматься от внутреннего страха. Не все из тех, кто пытался оседлать драконов, были в живых. Чаще всего от них оставалась только горстка пепла. Сможет ли она не превратиться в труху? Гортанное рычание исторглось из глотки Вараксеса, а вслед за ним из пасти затеплился клубок огня. Дейнис ощутила, как искры сыпятся из его клыков, а рога на макушке склоняются, чтобы убить свою жертву. В его бездонных глазах она увидела отражение себя и самое главное… отражение того страшного сна с горящим городом и столкнувшимися в небе драконами. «Наследник мой Железный занял трон, и заревели все драконы, как один дракон». Дейнис закрыла глаза.