Без меня будет лучше

Джейн Робертс просыпается утром в свой единственный выход от звонка в дверь. Просыпается и юный Джейсон, который улегся только к утру. Девушка не замечает как уснула в униформе официантки и сейчас, помятая и растрепанная с одним полуоткрытым глазом, идет открывать дверь. В дверном глазке она кое-как видит ухоженную в деловом костюме женщину с папкой в руке. Начинает быстро думать, кто это может быть? Полиция? Управляющая компания? Кто-то из «мы благословляем Иисуса, давайте с нами?». Дебора – да, та самая – говорила, что в Техасе сейчас свирепствует новая группировка мафии, пара парней заходила в ее смену на ланч с пистолетами, что выглядывали из карманов. Только этого сейчас не хватало. — Мисс Робертс, вы дома? — раздается голос снаружи. Джейн вынужденно открывает дверь, перед этим попытавшись хоть как-то привести себя в порядок: зализать волосы назад, поправить юбку, что задралась, стереть с лица засохшие слезы и слюни. — Да? — невинно улыбается она женщине, которая уже чувствует неладное. — Я из службы опеки над детьми, пришла сюда по запросу. — Запросу? Женщина вздыхает. Сколько сегодня таких женщин она видела и сколько еще предстоит увидеть? В рванном костюме официантки, с давно нестриженными волосами, мешками под глазами и пахнущих дешевыми сигаретами? — Поступила жалоба на плохое обращение с ребенком, — заглядывает в папку. — Джейсон Джошуа Колчек, 1972 года рождения, все верно? Опека – это хреново, это Джейн знает еще с детства. Уяснила с первого раза, когда ее забрали такие же «женщины в костюмах» от пьющего отца, что забыл о своем ребенке в парке и разгромил магазин неподалеку. Не помогла даже вовремя прибежавшая мама, которая отпросилась с работы – Джейн еще долго проверяли на предмет «а не лишить ли родителей прав на тебя? Не отдать дедушке с бабушкой, которым еще больше плевать?». Не отдали, слава всем богам мира. Но от этого лучше не стало. — Что за жалоба? — девушка только сейчас начала просыпаться. И осознавать какая жопа ее ждет в документах. — Она анонимная, но мы реагируем на любые прошения о проверке. Я могу войти? Робертс ничего не остается как пустить незнакомку в дом, которая быстро вызовет копов, если Джейн начнет сопротивляться. Мама никогда не сопротивлялась, отец пытался... и тут же отправлялся в места не столь отдаленные. Джейн Робертс всему этому обучена, хоть курсы по «воспитанию детей в трудных условиях» веди. Женщина осматривает скромное жилище с высоко поднятым носом и скривившейся рожей, аккуратно обходит давно не стиранные вещи, что валяются вместе с объедками на старом ковролине, и наконец доходит до ребенка. Джейсон лишь рад наконец увидеть кого-то опрятного, от кого воняет не потом и табаком, а пусть и пахучими, но сладкими духами, как будто перед ним стоит фея из мультиков – эта сотрудница знает, как задобрить детей. — Прививались давно? — спрашивает она девушку, беря в руки мальчишку: также аккуратно, боясь запачкать свой костюм. — Да, согласно календарю, — тут же отвечает Джейн. — Коклюш? Гепатит B? Столбняк? — Да, все есть, — все еще пытаясь проморгаться, отчеканивает Робертс. — Все есть. Работника все еще смотрит на нее подозрительно, думает придраться ли к ее ненормированной работе, судя по униформе, или к внешнему виду жилища, которое совсем далеко от стандартов? Даже минимальных. — У педиатра давно бывали? Джейн не может вспомнить, пытается напрячь свою стонущую от боли голову – слишком рано ее разбудили – понимает, что в последний раз с ним ходил Джим. Или не ходил, хер теперь узнаешь. — Мисс? Отвечать надо быстро, так ее учили. В школе, дома, в университете. Медлить нельзя, упустишь момент, но так тяжело соображать, когда вслед за мужем ты можешь потерять тут же и ребенка. — Не могу сказать, — протирает она глаза, на подушечках остаются следы вчерашней туши вперемешку с темными тенями, а значит сейчас она выглядит как помойная панда. — Не давно были, точно, где-то месяц назад. — Вы не помните? — уточняет женщина. — Или не знаете? Пытается подловить ее на горячем. Как же дико болит голова, отдает по вискам. Сейчас бы опрокинуть ее на ближайшее кресло, да хоть на этот загаженный ковролин. — Я не помню, — повторяет Джейн, даже не смотря на сотрудницу опеки, чье доверие она только что окончательно потеряла. Это и так понятно. — Ясно, — заканчивает дама свои расспросы. Джейсон уже вовсю играет с бутылочкой в кроватке, даже не вопит и не ноет, как обычно любит это делать по утрам, искоса посматривает на свою бедную мать и Джейн думает, что в глубине душе он уже все понимает – ему ее искреннее жаль и он пытается хоть как-то помочь. — Мисс Робертс, — сотрудница всем своим видом показывает, что разговор окончен, но последнее слово все равно будет за ней. — Я знаю, как это тяжело быть матерью-одиночкой. Дорогие подгузники, детское питание, которого вечно не хватает... все это я понимаю, сама мама. — женщина делает паузу, чтобы с жалостью посмотреть на девушку, позволяет даже положить свою тяжелую руку с острыми, как когти, ногтями на плечо. — Но есть правила, дорогая, и ты им, пока что, не соответствуешь. Когда они успели перейти на ты Джейн даже не уточняет – не в ее положение права качать. Ей не надо объяснять, чему она там не соответствует, и без гнилой бабищи в костюме это давно уже сделали другие. Провожая сотрудницу опеки как можно скорее из дома, не забыв попутно поблагодарить за все «бесценные советы», она закрывает дверь на два замка и ждет, пока ее машина отъедет подальше от дома. Эта дама больше не вернется, по крайней мере сегодня так точно. Отойдя от двери, она расставляет руки в боки, не забыв закатать рукава, и пытается оглядеть весь происходящий пиздец в доме. Выходные Джейн всегда проходят одинаково: сначала уборка за либо пьющим на диване, либо отсутствующим отцом, потому что мама работает, потом – уборка за таким же мужиком, только еще и наркоманом. Вся жизнь – вечная чистка чужого дерьма. Заканчивает она к вечерку, отказывается пойти с подругами выпить, как планировала, потому что теперь некому смотреть за ребенком. Не все знакомые ее понимают: у кого-то есть дети, но ситуация намного лучше, кто-то вообще еще не вырос. 20 лет отстойный возраст, который точно не стоит проводить сидя на кухне, пытаясь разобраться со счетами. Блядь, Джим должен был все оплатить! Она же давала деньги! Даже не хочется думать на что он их в действительности спустил. Рука интуитивно тянется к недопитой бутылки пива, которое по вкусу напоминает кошачью мочу, но пить все равно больше нечего... в холодильнике уже не только мышь, она бы сама повесилась, сейчас главное потратить последние центы на питание Джейсону, протянуть бы хотя бы до зарплаты. Девушка посматривает на малыша когда тот изредка издает звук. Пялится в телевизор, пытаясь хоть как-то развиваться и выбраться из осточертевшей люльки, уже ни раз с нее навернулся. Джим все говорил, что купил новую, по возрасту, но все потом... и потом... и потом. Вот потом и наступила. — Хей, Джей-Джей, — ласково обращает она внимание на себя, бросив копаться в пожелтевших бумажках – все равно от сейчас никакого толку. Если завтра не отключат свет, уже будет счастье, а если отключат – придется доставать свечи и отгонять маленького Джейсона от жгучего пламени. Джейн вытаскивает дитя из люльки, вместе с ним садится напротив экрана телевизора, чтобы обоим было видно. Поздно понимает, что забыла прихватить с собой ту бутылку пива, но не встает – мальчик хорошенько уже устроился в ее ногах, залипнув в документалку про животных. Жаль, что в свои неполных два года он видел ту же собачку лишь на страницах журналов, соседи и то не перестали животных заводить. Но в душе Джейн Робертс надеялась, что наскребет когда-нибудь на зоопарк и сводит туда сына. Или уже он ее. — Смотри, — показывает она ему вперед – передача закончилась, сменившись великолепными видами Манхэттена, реклама каких-то экскурсий. — Это Нью-Йорк, малыш, и видит Бог, мы когда-нибудь побываем там. Вместе! С тобой вместе! Джейн, пытаясь как-то развеселить не то себя, не то сына, не то обоих сразу, поднимает маленькие ручки вверх, отчего Джейсон начинает заливаться смехом. Он смотрит на мать со всей своей детской любовью и Робертс надеется, что любить он ее будет и без всяких Нью-Йорков. И без всяких собачек.