Благословленные Магией. Часть 3

Прошло почти три года спокойной жизни - ну, насколько жизнь вообще может быть спокойной, когда за каждым углом может таиться какой-нибудь сюрприз или сами Наследники, которые этот сюрприз и приготовили – когда разразился скандал, приведший к трагедии… Все эти годы Поместье было закрыто и надежно спрятано от посторонних, но раз в год, во время летнего солнцестояния, Малфои традиционно давали бал. Именно на этом бале официально было объявлено о заключении магического брака между Люциусом и никому не известным мужчиной. Также Люциус и его супруг, дарованный ему Обручальными Камнями, принесли искреннее соболезнование Андромеде – единственной Блэк, оставшейся в живых. Заключенные Азкабана во время их заточения живыми не считались. Именно поэтому Люциус, чтобы полностью соблюсти традицию, был вынужден связаться с Андромедой, которая верой и правдой служила Дамблдору. Гарольд и Грюм были против этого, но отца поддержали дети. Драко хотел провести полный Ритуал Прощания для той, что подарила ему жизнь, а для этого надо было, чтобы хотя бы один Блэк принял традиционный Дар и склонил голову перед статуей в родовой усыпальнице. Опять же традиционно все подобное проводилось именно во время бала летнего солнцестояния. Андромеда прибыла не одна, а с дочерью. Люциус едва сдержал эмоции, глядя на то, как юная барышня, потенциальная Леди Блэк, если Сириус и Беллатрикс так и останутся в тюрьме, одета неподобающе и совсем не обучена контролировать свой недоразвитый и ущербный Дар. Как истинный Оборотень Малфой вообще болезненно воспринимал подобное… увечье. Тем более у подростка. Будь Нимфадора ребенком, он мог бы исподволь повлиять на ее магию, исправляя ущерб, нанесенный маггловской кровью, но сейчас девочка была слишком взрослой для вмешательства. Она сжилась со своей ущербностью и никогда не познает радость и свободу истинной метаморфозы. Гарольд старался держаться от Андромеды с дочерью как можно дальше. Он только недавно начал восстанавливать свое материальное тело вне кокона и плохо переносил физический контакт с посторонними. В последних из Блэков было нечто неправильное. Солар четко ощущал это, но никак не мог определить, что конкретно ему не нравится. Именно поэтому мальчикам было строжайше запрещено без присмотра посещать открытую для гостей часть Поместья, а Грюму был дан настоятельный совет не показываться гостям. Бал прошел без эксцессов. Все присутствующие поздравили «молодоженов» и преподнесли подарки. Ни один аристократ не поинтересовался, почему саму церемонию бракосочетания держали в тайне. Чистокровные маги суеверны и разумно опасаются сглаза. Особенно это касается таких важных событий, как свадьба, похороны или рождение детей. Собственно, многие аристократы догадывались, что после бала будет проведен полный Ритуал Прощания с усопшей Леди Малфой. Иначе зачем Люциус пустил в свой дом Андромеду? *** Люциус же хоть и не показывал тревоги, но внимательно следил за всеми гостями. Комнаты и залы, открытые для посторонних, были пропитаны родовой магией и опутаны сетью сложнейших чар. Малфой хотел исключить даже малейшую возможность конфликта или неприятностей. Особенно он опасался за Гарольда. Дети решили не показываться на глаза гостям, да и не принято это было. Грюм развлекал мальчишек очередным уроком. Гарольд же был слишком уязвим, но сам настоял на том, чтобы быть официально представленным аристократии Великобритании. По официальной версии, Люциус привез себе мужа из поездки на Восток, чем можно было объяснить необычную внешность мужчины. Колдуны дальнего Востока не считали зазорным родниться с магическими народами, и от таких браков иногда рождались воистину уникальные и прекрасные существа. Другое дело, что подобные создания всегда были бесплодны и хоть и обладали выдающейся силой, не были способны ее использовать. Многие знания были утеряны, и некому было обучить дитя контролю и использованию своей немереной мощи. По этой легенде Гарольд принял европейское имя и добровольно запечатал собственную магию, чтобы случайно не навредить супругу или детям, которых принял как своих. Поэтому Люциус следил больше не за окружением супруга, а за ним самим. Если что-нибудь случится, то Гарольд ответит ударом на удар. Острый язык мужа может послужить началу конфликта. Если же нападут магически или попробуют коснуться… Люциус великолепно знал уровень Гарольда и прекрасно понимал, что от обидчика даже пепла не останется. Внешне холодный и словно эмоционально вымороженный супруг обладал истинно огненным темпераментом и был немного мстителен. Но бал подошел к концу, и брауни сообщил, что последний гость покинул Поместье. Остались только Андромеда с дочерью, которые отдыхали в гостевых покоях. Ночь предстояла длинная. Полный Ритуал Прощания требовал немало сил, выдержки и терпения. Люциус сразу отправился в родовую усыпальницу, чтобы подготовить все необходимое и закончить подготовку специально обработанного магического серебра, из которого по окончании Ритуала «родится» статуя Нарциссы. Не будь Малфой магическим существом, ему пришлось бы пригласить несколько волшебников, чтобы те напитали металл магией, а уже потом транспортировать на место будущей статуи. Это было в высшей степени недопустимо. Веками в усыпальницу Малфоев входили только представители Рода или же те, чье присутствие было жизненно необходимым для ритуалов. Подпитка серебра магией необходимой не считалась. Маг должен быть способен сам достойно проводить своих близких в последний путь. Или он не достоин Рода. К полуночи Гарольд привел в родовую усыпальницу детей. Блэйз расстроился, что ему пришлось остаться с Грюмом, но, несмотря на то, что мальчика признала сама Магия, он не имел права участвовать в церемонии. На самом деле и Корвин с Драко не должны были присутствовать. Нарцисса им была посторонним человеком. В мальчиках не было ни капли ее крови. Лишь Гарольд, будучи супругом Люциуса, имел полное право поддержать мужа в трудную минуту. Брауни привел Андромеду с дочерью. Малфои недовольно посмотрели на последних Блэков, пришедших на церемонию в тех же мантиях и платьях, в которых танцевали на балу. Это было, как минимум, неприлично и являлось знаком неуважения к покойной. Сами Малфои облачились в еще более праздничные и красивые одежды светлых цветов, от чего все четверо были пугающе похожи на Перворожденных. Андромеда, полностью поддерживающая Дамблдора в его политике притеснения магических народов, неодобрительно фыркнула. Уж лучше быть замужем за магглом, чем так явно подчеркивать свое нечеловеческое происхождение. Женщина не помнила, что подобные одежды считались традиционными в день Прощания с усопшим. Слишком давно ведьма ушла в маггловский мир и отреклась от своего Рода. Только то, что она была последней, позволило ей присутствовать на церемонии. *** Родовая усыпальница Малфоев мало походила на то, что показывали в маггловских фильмах, и Нимфадора с любопытством вертела головой, рассматривая искусно выполненные серебряные статуи, живущие в этом светлом и совсем не жутком огромном помещении. Чем-то усыпальница была похожа на Малфой-мэнор. Такая же большая, красивая и богато украшенная. Тут даже мебель и вазы с живыми цветами были. Статуи сидели на роскошных диванчиках, замерли во время беседы у французского окна; близнецы лет сорока мирно «пили» кофе из тончайших чашек, а на столе перед ними стояла вазочка с джемом. У одной престарелой Леди на коленях дремал огромный лохматый кот. Все выглядело настолько настоящим, что девушке казалось, что кот сейчас дернет ухом и посмотрит на нее зеленым глазом, а Леди погладит его по спинке. Пара у окна завершит движение и возьмется за руки. Близнецы сделают по глотку и возьмутся за ложечки, чтобы полакомится вареньем… Таких композиций было много. Где-то две статуи, где-то больше, а некоторые находились в одиночестве. Но все они казались пугающе живыми. Девушке тут нравилось, но еще больше она боялась. Чуждая ей магия окутывала сознание, словно туман, и мешала мыслить здраво. Нимфадора несколько раз оглядывалась, чтобы убедится, что статуи за ее спиной не смотрят им вслед и остаются в прежних позах. Каждый раз оказывалось, что все осталось прежним, но ей все равно чудилось, будто нечто неуловимо изменилось. *** Люциус уверенно шел туда, где все было приготовлено, чтобы увековечить память о Нарциссе. Рядом со статуей его матери, навечно застывшей с незаконченным кружевом в руках, стояло еще одно изящное кресло, лежали вышивальные принадлежности, и находился огромный слиток ярко сияющего серебра. Мать была существенно старше отца и ушла раньше. Люциусу тогда было тринадцать лет, и он сильно горевал. Спустя два года траура он провел Ритуал Прощания для прекрасной Леди Малфой. Абраксас был свято уверен, что у его непутевого сына не хватит магии, чтобы сделать все, как дОлжно, и нелюбимая им супруга, навязанная брачным договором, никогда не обретет свое место в Родовом Склепе. Абраксас ошибся. Люциус всегда был сильнее своих сверстников и умышленно скрывал свой магический потенциал. Став Лордом Малфоем, Люциус отказал своему отцу в достойном посмертии. Его статуи не было в Родовой Усыпальнице. Будущие поколения никогда не вспомнят о Абраксасе Малфое. Он был искусно вымаран собственным Наследником со всех картин и семейных портретов. Только Родовое Древо хранило его имя, но и там оно выглядело тусклым и блеклым. Магия признала отца Люциуса недостойным своего Рода. Если бы сам Люциус остался человеком и продолжил служить Темному Лорду, то его постигла бы та же судьба. Рабы, в отличие от тех же сквибов, на генеалогическом древе Рода Малфой не отображались. Люциус опустился на колени подле статуи матери и с нежностью коснулся ее теплой руки. Прошли годы и годы, но Малфой продолжал любить и уважать ту, что подарила ему жизнь и воспитала. Прикосновение активизировало наложенные чары и пробудило магию, заключенную в серебро. Мертвые не могли управлять этими статуями, но у них была возможность смотреть их глазами на мир живых. Вот и сейчас Люциус чувствовал присутствие матери и знал, что та смотрит на него. Гарольд с детьми встал за спиной супруга, а последние из Блэков расположились со стороны входа. По крайней мере, они думали, что именно в той стороне находится выход. Они не знали и не могли знать, что выйти из этого места можно только там, где пожелает Малфой. Иного способа покинуть Усыпальницу не было. - Мама, - прошептал Люциус. Он знал, что будет не только увиден, но и услышан. Его слова не предназначались для родственников Нарциссы, и те были уверены, что Малфой читает какое-то неизвестное заклятье. – Сегодня я хочу познакомить тебя с Нарциссой. Она была моей женой по законам Министерства. Она не была мне достойной спутницей, а я ей - преданным супругом. Как жена она принесла в наш Род проклятье, а я не дал ей стать хорошей матерью. Но она выносила моего младшего сына, была мне надежной подругой и отдала свою жизнь во благо нашего Рода. Я признаю свою вину перед ней: не пожелал сделать ее счастливой. Прошу, позаботься о Нарциссе в посмертии. Надеюсь, она будет тебе достойной компанией. Люциус встал с колен. Его услышали, а в его сердце мать прочла все, что пожелала, и дала свое разрешение, чтобы «последнее пристанище» Нарциссы, ее статуя, находилась рядом с ней. Малфои верили, что если две статуи умершего и погребенного по всем правилам мага поставить рядом, то те встретятся в посмертии и всегда будут вместе. Поэтому обязательно испрашивалось разрешение. Иногда оно давалось, а иногда нет. Проводивший Ритуал Прощания всегда знал ответ испрашиваемого. Ведь Малфои верили. Верили истово и всей душой, как только маги могут верить в настоящее Чудо. И эта усыпальница была истинным Чудом, где искажались законы мироздания, а умершие могли смотреть на мир глазами статуй. Они могли слышать и дать ответ. Были даже случаи, когда дитя, последнее из всего Рода, оставалось одно, и из дверей усыпальницы выходил его предок, чтобы учить и наставлять, не дать линии прерваться, а знаниям - пропасть. Малфои верили, и именно поэтому их вера была реальностью. Люциус подошел к слитку серебра и начал литанию в память о Нарциссе. Он вкладывал в слова свои мысли и чувства. Он вспоминал жену и плел тонкую сеть чар, чтобы перекинуть мосток из этого мира в тот, и женщина могла обрести свой покой в посмертии. До этого, как верили Малфои, душа усопшего, невидимая и неощутимая, скиталась по Миру. Только через два года дух полностью освобождался от тяжести материального мира, и именно тогда для него перекидывался этот мостик, который не сжигался за его спиной. Ритуал Прощания у Малфоев был светлым праздником. Им завершался двухгодичный траур и символизировалось начало новой жизни. Для живых - в этой жизни, но уже без усопшего, а для мертвого - переход в мир иной. Помимо чар, Люциус выплетал сложную сеть преобразования и ждал, когда же Андромеда или Нимфадора присоединятся к нему. Он не мог провести всю церемонию один. Не имел на это права, ведь тут присутствовали ее родная сестра и племянница. Но последние из Блэков молчали, своим молчанием отвергая Нарциссу и не признавая родства с ней. Если бы Люциус мог, он бы проклял этих двух… ведьм. Они обе были слишком глухи, чтобы услышать горестный и безнадежный плач Нарциссы, из-за них обреченной навечно остаться в усыпальнице и никогда не обрести покой. Люциус чувствовал, как утекают последние силы, но не мог остановиться. Ритуал должен был быть доведен до конца. И когда у мужчины уже пред глазами поплыли цветные пятна и его начало подташнивать от крайнего истощения, в литанию вплелся голос Гарольда, а потом к нему присоединились и дети. Супруг вливал свою магию и силу, поддерживая Люциуса и помогая ему. Гарольд в своей прошлой жизни знал Нарциссу и теперь тоже вспоминал ее, благодарил за Драко и прощался с ней. К тому же, Джеймс Поттер приходился ей близким кровным родственником - его бабка по матери была из Рода Блэк. Дети… магические близнецы обладали единой памятью, и они оба тосковали по Нарциссе. Они тоже прощались с той, кого искренне считали частью своей семьи. Люциус же был их проводником к душе Нарциссы. Она слышала их и радовалась, что о ней помнят и что ее любят. Семья Малфоев прощалась с той, от кого отреклись Блэки в лице Андромеды и Нимфадоры. Из-за стен слышался тихий голос Блэйза. Мальчики признали его равным себе. Во всем. Люциус ошибся, когда подумал, что бывшему Забини нечего делать в родовой Усыпальнице. *** Андромеда была изрядно озадачена всем происходящим. Блэки скармливали тела умерших своему Родовому Алтарю. Их усыпальница была формальностью. Хотя основной ритуал был схож с тем, что она видела. Другое дело, что Блэки проводили его сразу после «погребения». Да, женщина прекрасно осознавала, что от нее сейчас требуется, но не желала тратить ни толики силы ради той, кому всегда завидовала. Ей, средней сестре, не была дана такая красота, как Нарциссе, или такое внимание родителей и магическая сила, как старшей Беллатрикс. Помимо этого, Андромеда считала, что обе ее сестры недостойны полного ритуала. Одна безумна и заключенная - фанатичка! Другая вышла замуж и родила от магической твари, мужеложца. Одно другого не лучше. Нимфадора вообще ничего не понимала. Инстинктивно она чувствовала, что от нее требуется какой-то поступок, но магия этого места пугала, а рука матери на плече удерживала от необдуманных действий. Девушка до самого конца так и не решилась даже поднять глаза от пола. Она старалась не смотреть на Малфоев. Мать много рассказывала о магических тварях, и девушка привыкла считать их опасными и уродливыми чудовищами. Но эта семья совсем не походила на чудовищ, скорее наоборот. Они, все четверо, были потрясающе красивы. Супруг Люциуса Малфоя, казалось, вообще излучает свет. Нимфадора не чувствовала Тьмы в этих людях и не понимала, почему их стоит опасаться. В тот момент, когда к литании Люциуса присоединились голоса его семьи, Нимфадора впервые засомневалась в словах матери. Малфои были прекрасны. Их Ритуал был наполнен светлой печалью и радостью. Сомнения окрепли, когда Нимфадора увидела, как из огромного слитка серебра рождается еще одна статуя. Живая и двигающаяся. Нарцисса Малфой, которую девушка никогда не видела, оказалась красивой женщиной с мягкой нежной улыбкой. Статуя опустилась в подготовленное для нее кресло и взяла в руки незаконченную вышивку. Сомнения пустили корни в сердце Нимфадоры Тонкс и окрепли, был сделан первый шаг к возрождению почти угасшего великого Рода Блэк. *** Нимфадора не видела. Не могла видеть, что рядом со статуей стоит маленькая девчушка с двумя косичками и улыбается своей семье. Тем, кто не только избавил ее Род от проклятья, но и подарил свободу выбора в посмертии. Теперь она обрела утерянную память с личностью и могла уйти за грань или остаться в том далеко не маленьком мире, в который ушла сразу после Ритуала. Нарцисса стала свободной душой, не обремененной обязанностями или долгом. За это Малфои достойны были особой благодарности, и мудрая женщина, выглядящая десятилетней девочкой, могла сама отблагодарить их. Люциус почувствовал, как по усыпальнице от статуи Нарциссы расползается непонятная, но не враждебная волна магии. Нечто непоправимо менялось, сдвигалось с положенных мест. Малфой, закончивший Ритуал, переглянулся с Гарольдом, но тот выглядел не менее озадаченным. Даже Солар, как никто другой четко ощущающий границу между мирами и ворожбу, изменяющую ее, не мог определить, что происходит. Мог только с уверенностью сказать, что изменения не принесут вреда. Андромеда с Нимфадорой не смогли даже ощутить происходящее. Магия, творящаяся в усыпальнице, была направлена на весь Род Малфоев *. Гарольд насторожился. Он почувствовал отголосок некротической энергии, пытающейся вплестись в ход проходящих изменений, и инстинктивно впитал ее. Поддерживать физическое тело пока было трудно, и дополнительная подпитка не помешала. Жаль, что источник так быстро иссяк. Солар, наплевав на присутствующих посторонних, раскрылся. Глаза магического существа полыхнули ослепительным светом, и Блэки испуганно отшатнулись от него. Люциус озадаченно посмотрел на супруга. Тот впервые использовал свои способности в физическом теле. Гарольд осмотрел усыпальницу и остановился взглядом на десятилетней девочке, стоящей рядом со статуей Нарциссы. Именно этот ребенок был источником происходящего, но от нее не пахло мертвечиной. Юная блондинка была источником света, тепла и, можно сказать, благодати. Именно она вносила изменения в окружающий мир, а вмешавшаяся некротическая энергия появилась извне. Солар озадаченно осмотрелся, пытаясь обнаружить источник энергии, которая пришлась ему по вкусу. На подобном почти диетическом питании он гораздо быстрее сможет покинуть кокон Перерождения и начать полноценную жизнь. Странно, но магией мертвых пахло от старшей из Блэков. Но она была жива и почти здорова. Значит, нечто, спрятанное на ее теле, послужило проводником. Гарольд отругал себя за то, что выпил этот передатчик досуха и инстинктивно перекрыл все связи с источником. Надо было действовать тоньше и умнее, но мужчина, по меркам своего народа, был очень юн и не прошел соответствующего обучения. Некому было его учить, а книг в Малфой-мэноре было очень и очень мало. Что ж, придется внимательнее присмотреться к последним Блэкам и проследить за ними. Такая питательная энергия не только благотворно повлияет на все еще слабого Солара, но и может причинить вред магам, контактирующим с источником. Гарольд хмыкнул и закрылся, захлопывая, словно устрица раковину, врата плоти, что окружала его настоящее тело. Глаза мужчины снова стали светло-карими, почти золотыми, но даже теперь он видел маленькую блондинку. Девочка была ему знакома. Гарольд смотрел на нее и пытался вспомнить, откуда он ее знает и почему уверен в том, что она не навредит его семье. Его память отказывалась выдавать нужную информацию, и тогда Солар взял мужа за руку, делясь с ним своей способностью видеть. Люциус сначала не понял, зачем Гарольд коснулся его, но когда посмотрел на статую Нарциссы, то едва удержал изумленный возглас. Рядом со все еще формирующейся статуей стояла десятилетняя Нарцисса. Именно такой Люциус впервые увидел свою будущую жену. Только у той Нарциссы в глазах пряталась затаенная боль, и волосы были убраны в сложную прическу, так не подходящую маленькой девочке. Бывшая Леди Блэк заметила, что на нее смотрят и заговорила. Гарольд слышал каждое ее слово, но не мог поделиться с мужем этой своей способностью. И так приходилось прилагать слишком много сил, чтобы Люциус мог увидеть свою бывшую супругу по законам Министерства. Поэтому Гарольд старательно запоминал. Люциусу не требовалось слышать слова Нарциссы. Он прекрасно умел читать по губам. - Я благодарна тебе, друг мой, - говорила девочка с мудрыми глазами женщины. – Ты подарил мне настоящую свободу. Я вижу в твоем сердце вину передо мной. Не вини себя. Это я должна вымаливать у тебя прощение. Именно поэтому в этот день, когда у меня есть право и Власть влиять на мир живых, я облекаю свою благодарность в материальную форму. Прими ее, друг мой. - Принимаю, - одними губами прошептал Люциус, хоть и не совсем понимал, о чем именно говорит Нарцисса. Он поклялся себе, что никогда не забудет эту женщину. Она была достойна занять почетное место в семейной картинной галерее. По крайней мере, это он мог для нее сделать. Это, и еще передать явно не шикующим Блэкам ее украшения, чтобы Андромеда могла обеспечить своей юной дочери хорошее образование и предоставить ей достойное приданное. Когда Нарцисса закончила свои дела и ушла тропой мертвых, Люциус приказал брауни принести шкатулку с ее драгоценностями и повернулся к Блэкам. Увиденное не понравилось ему, но мужчина промолчал. Он не хотел омрачать этот светлый праздник склоками, но страх и зависть в глазах старшей женщины запомнил. Точно так же, как и любопытство девушки и ее сомнения. Появился брауни со шкатулкой и, открыв ее, протянул Люциусу. Тот выбрал любимый комплект супруги и отдал его Гарольду. Тот надел диадему на статую и отошел в сторону. Магия, заложенная в украшения, вступила в силу, и на серебряной Нарциссе появились браслет, серьги, колечко и колье. Полный гарнитур из платины был выполнен в виде полевых цветов, украшенных крошечными переливающимися «росинками» аквамарина. Холодная статуя тут же приобрела несколько хулиганский вид, и Люциус почувствовал одобрение не только покойной супруги, но и матери. Та славилась своими несколько эксцентричными поступками. Даже незаконченное кружево в ее руках, если знать, как правильно смотреть, принимало более чем непристойные очертания любовников. Да и венок полевых цветов, одетый к шикарному вечернему платью был вполне в ее духе. Люциус достал из безразмерного ларца сережки в виде маленьких снежинок и отдал их сыновьям. Пусть те помнят Нарциссу. Гарольду досталось кольцо, которым Люциус обменялся со своей супругой во время заключения брачного договора. Себе Малфой ничего не стал брать. Ему не нужны были вещи, чтобы помнить. Он и так всегда сможет прийти в это место и поговорить, зная, что будет услышан. После чего ларец был закрыт и предан Блэкам. Андромеда взяла его и подумала, что вот он, тот ключик, который позволит надавить на Малфоев и подобраться к ним. Альбус будет ей очень доволен. Откуда Андромеде, средней дочери побочной ветви, было знать, что традиции Малфоев не предполагают выкуп за загубленную жизнь? Малфои искупали свою вину перед чужим Родом услугами, но никак не материальными ценностями. Но Андромеда о подобном не подозревала. Ее этому не учили. Также женщина и не догадывалась, что ее младшая сестра только что сделала все, чтобы защитить свою семью, и ее смерть не удастся использовать против них.