Параллельные перекрестки

*** …- Человеческий разум – явление… весьма занимательное, Геральт. - Ты сейчас о чём? - Не знаю, поможет ли тебе… - Иоахим фон Гратц неторопливо передвигал склянки в шкафчике над столом, сортируя их в ряды. – Думаю, мы еще долго не сумеем разгадать все его тайны, да и неизвестно, сумеем ли вообще. Мы можем сказать, что разум обладает гибкостью – так люди приспосабливаются к новым обстоятельствам. Мы можем сказать, что разум хрупок – так кто-то сходит с ума, не сумев принять какую-либо травмирующую ситуацию… - Хочешь сказать, Лютик… сошел с ума? Из-за какой-то… - Только не говори, что тебе так проще всего думать, - перебил хирург. Мерзкое, душное ощущение, похожее на стыд, вместе с кровью прилило к лицу ведьмака, и, если бы не мутация сосудов, он наверняка бы покраснел. Впрочем, от отсутствия видимых проявлений самому Геральту легче не стало. - Иоахим, я просто хочу понять. - А я пытаюсь объяснить. Со своей точки зрения. И ты не дослушал, - голос фон Гратца по-прежнему звучал спокойно. – Я как раз собирался сказать, что, судя по моим наблюдениям, человеческий разум склонен к самозащите. Вот чтобы не довести собственную хрупкость до того порога, где всё начинает трескаться и распадаться на кусочки, разум просто может стереть из памяти травмирующие моменты. Или – если то, что ты мне рассказал, правда… - Зачем мне врать? - Ты меня опять не понял. Если воспоминания Лютика действительно искажены… и да, если в этом не замешана магия, тут уж не по моей части… значит, по каким-то причинам, он хочет помнить какие-то события именно так. Значит, ему почему-то важно испытывать к тебе неприязнь, не доверять тебе. И не знать Золтана и Присциллу. Шаткий рассохшийся табурет жалобно скрипел, грозясь развалиться прямо под Геральтом, и ведьмак старался лишний раз не шевелиться. Уверенности, что после услышанного он сможет твердо стоять на ногах, почему-то пока не было. - Как считаешь, с чем это может быть связано? Если дело не в магии, конечно. - Если не в магии… - фон Гратц задумчиво повертел в пальцах очередную склянку, поставил ее на место. – Я бы предположил неприятный опыт из прошлого. Событие, которое… не знаю, фигурально выражаясь, вывернуло наизнанку, перевернуло все с ног на голову, лишило иллюзий, изменило взгляд на мир… потом, конечно, все вернулось на круги своя – благодаря той самой гибкости разума. Но трещина – осталась. - И теперь она… разрастается? - Думаю, Лютик сказал бы так, - усмешка хирурга была невеселой. Спиртовой запах невидимым облаком окутывал помещение. Раздражал глаза. Настойчиво забивался в нос, пробираясь к лёгким. - Что могло стать причиной? - Потеря. - Почему ты так решил? - Понимаешь… …- Ты ведьмак. Геральт на всякий случай отложил нож. Подогретая вчерашняя рыба остывала снова, но слова Лютика стоили такой маленькой жертвы. - Ведьмак. - Почему они зовут тебя Геральтом? Он посмотрел на стиснутую в пальцах вилку. Положил ее рядом с ножом и отодвинул столовые приборы и тарелку от себя. Завтрак безнадежно пропадал. Однако тот факт, что менестрель первым заговорил с ним, на лестнице приоритетов для ведьмака находился сейчас на ступеньку выше необходимости утолить голод. - Потому что это мое имя, - откликнулся Геральт, призывая себя к терпению и спокойствию. Ничего лишнего, только ответы на вопросы, четкие и однозначные, без иносказаний и предположений. Как бы глупо всё это ни выглядело и ни звучало. - Ты ведьмак… Сцепив зубы, чтобы не сорваться на очевидное и раздраженное «Мы только что это выяснили!», Геральт просто кивнул головой и неторопливо развернулся на стуле, мысленно попрощавшись с трапезой. Лютик стоял возле выхода на балкон, прислонившись к дверному откосу и скрестив на груди руки. По-прежнему защищаясь и отгораживаясь, менестрель все же, кажется, то ли ощущал, то ли вел себя чуть спокойнее, чем вчера и позавчера. В его позе, до сих пор настороженной и напряженной, уже не читалось враждебности и откровенной неприязни, почти ненависти – только не спешащее рассеиваться недоверие, сомнение и какая-то затаенная растерянность. Как будто Лютик сам толком не понимал, что с ним произошло, хотел с этим разобраться, но не знал – по каким-то причинам забыл, – кто готов и желает ему помочь. - Ты ведьмак… - в третий раз повторил менестрель. Геральт промолчал, уловив повисшую в воздухе недосказанность. Лютик не утверждал и не спрашивал – он рассуждал вслух, то ли вспоминая что-то, то ли пытаясь выстроить для себя из разрозненных кусочков увиденного и услышанного относительно цельную картину, какую-то опору для своих дальнейших действий. - Седые волосы, два меча – сталь и серебро… - перечислял тем временем менестрель, потирая забинтованной ладонью висок. – Глаза… вертикальный зрачок, непривычно, но, может быть, просто такая разновидность мутации. Медальон… массивный и объемный, не такой как обычно, ведь у других же разные… Похож… очень похож, до жути похож… вот только шрам еще… если бы не это, можно было бы подумать… но ведь серебро… У Геральта на языке вертелась пара вопросов. Один – касательно собственных глаз, о форме зрачка которых менестрель сам когда-то давно доставал ведьмака вопросами и отстал лишь тогда, когда Геральт нехотя подтвердил наличие этой отличительной черты у всех, прошедших Трансмутацию. Второй вопрос относился к медальону, который всегда был одной формы и совершенно одинаковый у каждого ведьмака, ни в коем случае не «разный для других»… и для каких «других» вообще? Можно подумать, Лютик кроме Геральта многих ведьмаков видел… ну разве что Кота из Йелло, так тот вообще из другой Школы ведьмачьей, а с Беренгаром едва ли они в Темноводье пересекались хоть раз. Все же Геральт придержал вопросы при себе. Сейчас сделать это было намного легче, достаточно вспомнить вчерашний – точнее, все-таки сегодняшний, состоявшийся за полночь – разговор с Золтаном. Краснолюд, очевидно не желая больше держать Геральта в неведении относительно возможных причин странного поведения барда, поведал ведьмаку то, что и обещал. На совершенно трезвую голову. Одну из трех бутылок темного стекла Хивай утащил с собой, но уже после беседы. Геральт понимал друга – после услышанного самому было впору залпом опрокинуть в горло содержимое оставшихся двух. А еще разговор с фон Гратцем – тоже подкинул сложностей, когда оправдались подозрения ведьмака относительно «переклички» с полученной от Золтана информацией… - …зрачок, шрам, медальон… зрачок, шрам, медальон… - монотонно бубнил едва слышно (но не для ведьмачьего слуха) Лютик, и Геральт перевел дыхание, когда менестрель, похоже, сам не замечая своих действий, отошел от балконной двери (да, вчерашнее утро до сих пор не желало убираться прочь из памяти) и присел на аккуратно застеленную кровать. – Зрачок… шрам… медальон… нелогично, полное сходство было бы предпочтительнее… и серебро, оно же препятствовало бы мимикрии… и мечи никуда не делись… Последние фразы друга – про серебро, мимикрию и мечи – навели ведьмака на одну идею. Рискованную, правда, и пока что едва ли осуществимую, для этого требовалось как минимум если не наличие у Лютика полного доверия Геральту, то хотя бы предпосылки к его возвращению. Но ведьмак сделал заметку на оформившейся мысли, намереваясь реализовать ее при первом же удобном случае. А сейчас следовало сосредоточиться на обрывочных репликах менестреля, попытаться зацепиться хотя бы за это звучавшее бессвязным бормотание, которое для барда определенно было значимым, пусть Геральт и не представлял себе ни в малейшей степени, чем именно. Форма зрачков, наличие шрама, вид медальона – Лютик почему-то зациклился именно на этих деталях, словно они могли как-то объяснить для него самого ту причину неприязни и враждебности по отношению к ведьмаку. И если шрам более или менее вписывался в ситуацию, то все остальное… - Геральт. Ведьмак вздрогнул. Не от того, что услышал свое имя, а от интонации, с которой оно было произнесено. Задумчиво-взвешенной и неожиданно спокойной. Лютик, чуть наклонив голову, прислушивался к звучанию. - Геральт, - повторил он. И хотя на обращение это было мало похоже, ведьмак, помедлив, отозвался: - Слушаю тебя. Менестрель повернулся к нему. Хмурился – едва заметно, словно пытаясь сопоставить для себя имя и того, кому оно принадлежало. - Что произошло в Посаде? Вот теперь он точно спрашивал. - Наше… первое совместное приключение, - осторожно ответил ведьмак, надеясь, что о смысле вопроса догадался верно. – Заказ на сильвана… Торкве, он воровал зерно для эльфов из Долины Цветов. Нас поймали и намеревались избавиться, как от нежелательных свидетелей, но нам повезло выбраться из той переделки живыми. Лютик медленно кивнул, все еще хмурясь – похоже, сказанное совпадало с какими-то сохранившимися у менестреля обрывками неискаженных воспоминаний. Геральт неслышно выдохнул. Праздновать победу было преждевременно, но закрепить успех крошечного выигранного противостояния хотелось, и ведьмак, осмелев, добавил: - В качестве компенсации за причиненные… неудобства ты получил свою лютню, с которой не расставался до тех пор, пока… Он хотел сказать «…пока не увлекся уроками музыки с дочерью вызимского купца», вспомнив, как выручал захмелевшего от горя друга из той ситуации – но вовремя осекся, заметив, как дрогнули в попытке сжаться перебинтованные пальцы и стремительно потемнел взгляд менестреля, скользнув к рукам. Вот, значит, как… обстоятельства, в которых Лютик утратил свой любимый музыкальный инструмент, совпали по времени с получением ожогов, если вообще не были теми же самыми, понял Геральт. Кто-то по непонятным пока причинам вознамерился лишить барда двух его главных творческих инструментов – рук и лютни, практически завершив первое и, видимо, преуспев со вторым… и этот «кто-то» сейчас беспрепятственно ходил по дорогам Континента, надежно скрываясь в измененной памяти растерянного и испуганного менестреля… Геральт задавил в себе похожее на ярость (или являющееся ею) чувство, не имевшее – пока что – имени и направления. Разговор следовало уводить в сторону, пока Лютик снова не спрятался в свою раковину отрешения и недоверия. Ведьмак поднялся на ноги, подхватил стул и мягко приземлил его возле кровати, садясь напротив друга. Скомандовал: - Подними рубашку. Лютик вскинул голову – ошарашенный, выдернутый неожиданным требованием из созерцания собственных травмированных рук: - Какого х… - Рубашку. Подними, - с нажимом повторил Геральт, забирая с прикроватного шкафчика полученный от фон Гратца пузырек с до сих пор нетронутой крышкой. Сам сглупил вчера, подумал ведьмак, откупоривая мазь от ушибов, лекарство-то отдал, а как наносить его забинтованными руками Лютик будет, не подумал. Присцилла и Золтан до сих пор оставались в неведении относительно еще одной травмы их друга, просвещать их по этому поводу, доставляя лишнее беспокойство, Геральт не хотел. Да и сам Лютик, очевидно, из-за недоверия к незнакомым ему (забытым) девушке и краснолюду, не спешил детализировать количество полученных ушибов. - Зачем? – попытался, однако, взбрыкнуть бард. Ведьмак вздохнул. Терпение, Геральт, терпение. - Лютик… - надеясь на остатки благоразумия друга, к «Аксию» он все же приготовился. - Да иди ты знаешь куда!... - неожиданно огрызнулся менестрель, отчего-то разозлившись на упоминание своего имени. С детализацией маршрута он, правда, замешкался, и ведьмак, воспользовавшись этим, схватил Лютика за рубашку, рывком вытаскивая ее из-за пояса брюк. Менестрель зашипел, дернулся, попытался оттолкнуть Геральта и одернуть мятую ткань – но ведьмак уже увидел. Огромный кровоподтек, растекающийся по всему правому боку живописными разводами густо-багрового и синевато-пурпурного… странно, что Лютик не стонал и не жаловался при каждом шаге, запоздало представил ведьмак, какой болью должен был отзываться подобный ушиб при малейшем движении. Почему менестрель умолчал об этом при встрече с Присциллой и Золтаном, почему, обнаружив давящую повязку, наложенную фон Гратцем, предпочел скрыть это, позволяя девушке оказывать ему помощь только с лечением ожогов, почему не рассказал вчера, даже находясь под «Аксием»? Если бы Иоахим не уверил ведьмака, что опасности для жизни барда нет… - Как тебя угораздило, Лютик? – выдохнул Геральт. - Упал, - мрачно буркнул тот, на сей раз пропустив мимо ушей обращение по имени. - Сам? – решил на всякий случай уточнить ведьмак, а то ведь с друга станется… - Толкнули, - нехотя откликнулся Лютик. - Кто? - Ведьм… Гер… Твои… - менестрель прикусил губу и помотал головой. Затем, помедлив, все-таки задрал рубашку и, стиснув зубы, медленно и неловко повернулся боком. – Неважно. Ага, жди-дожидайся, неважно ему, подумал про себя Геральт, однако тему решил пока не развивать. Осмотрел кровоподтек – господство красных тонов тревожило, но вот пробивающаяся синева немного успокаивала, косвенно подтверждая заверения главного хирурга. Широкая и длинная тряпица для бинтования, скомканная и не самая свежая, была затолкана под подушку – после вчерашнего омовения бард не смог правильно наложить себе давящую повязку сам. - Потерпи, - велел Геральт, зачерпывая мазь и выстраивая в голове не самые мирные планы по обнаружению неизвестных пока «ведьм», «гер» и «своих». – Обработать надо. - Не на… - Заткнись, а? – беззлобно рявкнул ведьмак, осторожно нанося густо-медовую субстанцию на обширную площадь ушиба. – Лютик, давай для начала вылечим твои травмы, а выделываться будешь потом, договорились? Или придется… - …принуждать меня посредством Знаков? – неожиданно тихо и непримиримо отозвался менестрель. – Ахтыжчерттебяпобери… Последнее относилось к слишком резкому – из-за слов барда – движению ладони Геральта, надавившей на бок сильнее, чем это требовалось. Ведьмак отдернул руку – еще не хватало, в его задачу входило помочь менестрелю, а не ухудшать течение и без того медленного выздоровления. - Извини. - За что? – сощурил глаза в подозрительном, но, кажется, искреннем недоумении Лютик. - За неосторожность, - пояснил Геральт, вновь напоминая себе о терпении. – И… за «Аксий» тоже. Мы помочь пытаемся. А ты сопротивляешься, и тем самым еще больше себе вредишь. Меньше всего я хочу заставлять тебя делать что-то… но, боюсь, пока ты не оставляешь мне выбора. Ты ведь так и не поел – ни вчера, ни сейчас. Немудрено, что все так плохо заживает – твой организм тратит силы для поддержания тебя в сознании, а не на регенерацию травм. Лютик молчал. Долго. Или нет. Часы – или всего секунды. Геральт ждал. Не торопил. Вспоминал разговор с Золтаном. Беседу с Иоахимом фон Гратцем. Свои вчерашние слова – тоже не самым лучшим образом высказанное менестрелю предложение самостоятельно сходить на рынок, купить продукты и приготовить их… это с обожженными-то руками, ведьмак, ты о чем думал вообще? - Ладно, - внезапно проговорил бард. Поморщившись, снял рубашку полностью, поднял правую руку и завел ее за голову, облегчая Геральту процесс обработки ушиба. – Договорились. - Договорились, - повторил ведьмак, немного настороженный тем, как быстро недоверчивая растерянность в синих глазах сменяется мрачной решимостью. Слишком быстро. Подозрительно быстро, царапнула колким холодом по краешку сознания мысль, но Геральт отогнал ее прочь, сосредоточившись на оказании помощи менестрелю. Тот терпел вполне мужественно, лишь пару раз прошипел что-то непечатное сквозь зубы, напомнив ведьмаку тот уже ушедший далеко в прошлое случай, когда стрела едва не снесла Лютику голову – ошалевший от вида собственной крови, бард стонал и «умирал» до тех пор, пока к делу не приступил Регис… вот там да, вот там менестрель не проронил ни звука, хотя обработка пострадавшего виска была наверняка не менее болезненной, чем само ранение. - Готово, - закрепив бинт, Геральт выпрямился на стуле и протянул Лютику рубашку. – Завтра утром обработаем снова. Менестрель дернул плечом, то ли соглашаясь, то ли сдаваясь. Ведьмак настаивать на ответе не стал. Проследил, чтобы Лютик оделся, затем кивком указал на стол: - Поешь, пожалуйста. От твоего упрямства хуже только тебе. Бард глянул на него исподлобья. Ничего не сказал. Геральт пожал плечами, в очередной раз за утро напоминая себе о том, что Новиград не сразу строился… в смысле, терпение, терпение и еще раз терпение, к главной цели (выяснить, что, твоего ж риггера за щупальца, случилось!) через маленькие победы вроде сегодняшней короткой беседы и принятие менестрелем помощи… …Забрав свой так и не доеденный завтрак (вчерашний нетронутый Лютиком ужин), ведьмак спустился на первый этаж и приветственно кивнул друзьям, воззрившимся на него в ожидании новостей. Успокоив Золтана и Присциллу информацией о том, что ночь прошла тихо (и не упоминая, что на всякий случай слабым «Аксием» он все же воспользовался, чтобы довести до измотанного сознания Лютика очередную необходимость дать организму отдых), Геральт поделился возникшей у него во время разговора с менестрелем идеей. - Ну, не знаю… - с сомнением откликнулся, выслушав, Хивай. – Тут слишком много неизвестных этих… короче, неизвестных. Хорошо, если что-то выйдет, а коли нет? И Лютика перепугаешь, и… - договаривать он не стал, но Геральт понял друга и без дальнейших пояснений. Возразил – скорее машинально, чем действительно отказываясь признавать правоту краснолюда: - Хотя бы что-нибудь, Золтан. Маленький, самый крошечный намек. На место, на время… на участников, на случившееся. - Тебе мало того, что сказал господин фон Гратц? – нахмурился Хивай. Геральт покачал головой. Сказанного главным хирургом, а впоследствии и самим Золтаном, было для него сейчас более чем достаточно, и хотя могло прояснить в определенной степени некоторые моменты поведения Лютика, до полной картины было еще очень далеко – причина, заставившая эти самые детали проявиться именно сейчас, так и оставалась неизвестной. А еще это непонятное письмо, из-за которого менестрель сорвался с места… листок бумаги с текстом, взволновавшим Лютика настолько, что тот даже не счел нужным сообщить ни Золтану, ни Цираночке причину и цель столь внезапной поездки… является ли одно следствием другого, или же эти два события друг с другом никак не взаимосвязаны кроме отрезка времени, в котором имели место? Никакой ясности. Вот совсем никакой. Информация, полученная от Иоахима и краснолюда, относилась больше к прошлому… но опять же… - Не знаю, Золтан, - вздохнув, признался он. – Может быть, я хватаюсь за соломинку. Но мы все равно не сможем отправиться в Оксенфурт раньше, чем руки Лютика заживут в достаточной степени, чтобы удерживать поводья… да и лошадь где-то найти надо – я ведь правильно понимаю, Пегас, или как там теперь зовут Лютиковых коней, испарился в неизвестность? - Пегас, - с невеселой улыбкой подтвердила Присцилла, складывая в маленький холщовый мешочек склянку с лекарством от ожогов и чистую ткань для перевязки. – И да, в отличие от Лютика, Пегас, похоже, пропал… - девушка покачала головой, закусив губу. – Посмотрим, в крайнем случае, мою лошадку возьмете, если что. Когда вы поедете в Оксенфурт, Геральт? - Все зависит от того, как быстро будут заживать ожоги, - отозвался ведьмак, мысленно добавив «и ушиб на боку». – На короткие действия, не требующие особых силовых затрат, Лютик вполне способен уже сейчас, однако верховая езда – это дело другое. - Ну да… - девушка направилась к лестнице. – Геральт, думаешь, твоя затея сработает? - Если честно, то не уверен, - не стал лгать ведьмак. – Но все-таки до Оксенфурта хотелось бы узнать хоть что-то. Зацепку какую-нибудь. Что-то наверняка есть, Цираночка. Должно быть. - Тогда попробуй. Только, сам понимаешь, с обоюдного согласия. - Само собой, - иное Геральту и в голову не приходило. - Ну и хорошо… Уффф, мальчики, пожелайте мне удачи. - Удачи! – хором отозвались ведьмак и Золтан вслед исчезающей за лестничным пролетом Присцилле. У Геральта было странное, но почему-то очень отчетливое и спокойное ощущение, что у менестреля сегодняшнее утро пройдет менее экспрессивно, чем вчерашнее. Может быть, Лютик все-таки перестанет устраивать демонстративную голодовку. Может быть, поговорит с Присциллой. Может быть, позже сможет объяснить, откуда у него подвеска – раз уж точно уверен, что она должна была быть… …подвеска, чертыхнулся про себя ведьмак. Гладкий золотой ободок на цепочке, появившийся невесть откуда и сейчас мирно лежавший в кармане куртки Геральта. Так жаждавший ее найти, встревоженный отсутствием оной, будучи под воздействием «Аксия», Лютик не спросил о кольце ни вчера вечером, ни сегодня утром. Позабыл о нем сам? Решил, что потерял – до момента обнаружения себя на рыночной площади? Или молчал по каким-то другим причинам, из того же недоверия, растерянности… страха? Подвеска могла что-то значить – или же не играть вообще никакой роли? Немного успокаивало, наверное, одно – медальон на кольцо не реагировал, не распознавая наличия в нем магии, враждебной или дружественной. Это могло быть обычное ювелирное изделие, купленное, найденное, украденное (боги его знают, что могло случиться с Лютиком, чтобы сподвигнуть его на такое, но вариант невозможным не являлся), подаренное какой-нибудь любвеобильной мазелькой или же намеченное к продаже… как бы там ни было, пока менестрель о подвеске повторно не упоминал, Геральт тоже помалкивал. Показал он кольцо только Золтану – Присцилле, дабы лишний раз не беспокоить девушку, оба единодушно решили ничего не говорить. Правда, краснолюд и сам толком не мог ничем помочь – кольцо и кольцо, как тысячи ему подобных. Единственное, что, скорее всего, новое – гладкое, без потертостей или царапин, едва ли ношеное. Персиваль Шуттенбах, предположил Хивай, вертя в пальцах золотой ободок, наверняка сказал бы больше, в ювелирном деле разбирается… но мастерская его по сей день заколочена, не тащить же это колечко в Карбон… ведьмак умолчал, что при малейшем подозрении на то, что подвеска небезобидна, и сам бы повез, и не только в Карбон. Однако, похоже, ничего особенного в кольце не было – помимо того, что оно фигурировало в утрачено-искаженной памяти менестреля, которая короткой вспышкой проявилась под влиянием «Аксия»… - Золтан, - проговорил Геральт, глядя, как друг перечитывает продуктовый журнал и аккуратно вычеркивает в нем строчки. – Ты мне точно всё рассказал? Перо на мгновение замерло над буквенной вязью, затем уверенно легло на начало страницы и решительно заскользило в сторону, оставляя после себя тонкую линию. Краснолюд пожал плечами, отозвался спокойно: - Всё, что происходило до твоего возвращения с этого, как там… Острова Яблонь. …да, когда хотел, обычно прямолинейный Золтан Хивай мог вывернуться не хуже Лютика. - Было еще и «после»? - А вот про это… - краснолюд поднял голову, одарив ведьмака неожиданно тяжелым взглядом, - …ты не спрашивал. - Золтан… - вздохнул Геральт, не особо рассчитывая на пояснения относительно «после», как оказалось, имевшего места быть, потому как тон услышанного ответа пресекал (по крайней мере, временно) дальнейшие расспросы. – Если это касается Лютика, если это может быть как-то связано с его состоянием, если… кикимора тебя раздери, Золтан, ну что за гребанные секреты?! - Секреты? – Хивай подчеркнуто неторопливо отложил перо и закрыл журнал. – Геральт, секретов тут никаких нет. Всё было на виду, и у тебя перед глазами в том числе. Ведьмак, стиснув зубы, все же саданул кулаком по прилавку – не столько от злости, сколько от раздражающей беспомощности. Да, Золтан поведал, что произошло после событий в Ривии, и да, Геральт действительно какое-то время сидел за столом, невидяще уставившись на непочатые бутылки, что поблескивали и манили в отсвете единственной зажженной свечи – остальные ведьмак загасил, дабы не потревожить заснувшего Лютика… и да, искушение напиться было сильным. Напиться – и забыть всё услышанное, убедить себя в том, что ничего на самом деле страшного не случилось, а этот чертов Лютик по своему обыкновению влез в очередную проблему, потому что… ну ведь даже ему нельзя быть таким идиотом! Потому что, черт побери, это глупо, такое поведение, такие мысли недостойны спокойного и уравновешенного человека и философа, коим Лютик себя всегда воображал, это… неправильно!.. Он бы не поверил, услышав эту историю от самого менестреля – решил бы, как обычно, что Лютик в своей манере приукрашивает… …вот только Лютик предпочел молчать. А не верить Золтану, не склонному к излишним сантиментам, причин просто не было. Гребанный Лютик, какой же ты… болван… - Мебель не ломай, на новую денег пока нет, - вплелся в невеселые размышления грубоватый голос краснолюда, и на прилавок приземлилась знакомая бутылка темного стекла. Непочатая. Геральт обернулся: - ??? - Обратно забери. Я всё-таки надеюсь, что, когда Лютик опомнится, мы вместе разопьем эту штуку, - пояснил Хивай. - Я же… - ведьмак оперся локтями о прилавок, склонив голову и упершись лбом в сжатые кулаки. Слова почему-то застревали в горле не вычурной литературной метафорой, а вполне себе по-настоящему. – Я ведь… не знал. - Да. Ночью ты уже об этом говорил, - спокойно отозвался краснолюд. - А ты сказал, что я и не должен был знать. И оставался бы в неведении, если бы… не это вот всё. - Геральт… - тяжелый вздох Золтана был одновременно и укоризненным, и понимающим, и сочувственным. – Вот скажи мне, только честно, это бы что-то изменило? - Да. Нет. Я НЕ ЗНАЮ!.. – повысил голос ведьмак, резко выпрямляясь и поворачиваясь. – У меня только после Вызимы в памяти брезжить что-то стало… да и то обрывками, по большей части относящимися к периоду побега с Острова. А о том, что до Ривии было, я вообще… Он замолчал. Помотал головой, снова отгоняя прочь вот совсем неуместные сейчас ощущения растерянности и злости. То ли на Лютика – за глупость менестреля (потому что по-другому его тогдашнее поведение назвать было нельзя, ну ведь нельзя же, так?!). То ли на себя – за то, что не задумался, не увидел, не понял… или за то, что просто не знал, зачем ему это – задумываться, смотреть, понимать. - Ты как будто оправдаться сейчас пытаешься, - Золтан смотрел с хмурой заинтересованностью, словно неожиданно открыл для себя в привычном и знакомом образе нечто новое. – Но ведь тебя не обвиняют, Геральт. Никто и ни в чём. Ведьмак закрыл глаза. Верно. Никаких обвинений. Никто. Ни в чём. Тогда почему ему сейчас так… паршиво-то, а?... … - Понимаешь… поначалу он меня немного раздражал. Приходит к Присцилле, веселый и как будто даже не осознающий всей серьезности ее состояния, болтает с ней, рассуждает про дуэт, на лютне бренчит и песенки какие-то бормочет. Уходит, лютню по рассеянности забывает, и в голову даже не берет, что таким поведением расстраивает девушку еще больше – да, говорить она может, но вернется ли к ней способность снова петь… Я думал, ну что за идиот… - Это же Лютик. - Лютик, да… - Иоахим фон Гратц неторопливо закрыл дверцу шкафчика, завершив расстановку склянок с лекарствами, и примостился за узким обшарпанным столом. – Бестолковый. Недалекий. Слишком восторженно-воодушевленный, показушно-вычурный и при этом как будто эмоционально глухой… Геральт, - главный хирург поднял голову, и серьезность его взгляда уколола ведьмака куда-то под ребра. – Я был прав. И в то же время сильнее еще не ошибался… В горле почему-то пересохло. Следующий вопрос пришлось практически вытолкнуть из себя: - Ошибался? В чем? - Я как-то раньше обычного пришел, увидел Лютика возле госпиталя, - фон Гратц, подперев кулаком подбородок, смотрел куда-то за плечо Геральта, и если бы ведьмак не был уверен, что за его спиной лишь глухая стена, точно обернулся бы. – Но не у двери, а на улице, в стороне. Где выход в канализацию… по которой утопцы бегают, ну, ты знаешь. Геральт знал. Черт побери, знал слишком хорошо. - Что Лютик там делал? Погеройствовать решил? Не подумал, что быстрее сам сгинет, чем кого-то утащит за собой?.. Попытка придать голосу насмешливый тон провалилась, стоило увидеть, как главный хирург покачал головой: - Мне кажется, подумал, Геральт. Подумал. Шутить расхотелось. - Но… - Да, я тоже решил – ну что за глупость, - перебил ведьмака Иоахим фон Гратц. – Неужели Лютик забыл о Присцилле, для которой он, может быть, и не самая желательная поддержка, но все же лучше, чем никакой? И в чем вообще может быть причина подобного поведения – ведь дела шли на лад. Медленно, но все-таки шли… а потом… Потом, Геральт, он увидел меня. Ну, а я – его. Пауза, оборвавшая спокойную фразу, затягивалась и не нравилась ведьмаку. Спиртовой запах становился невыносимым – или так лишь казалось, Геральт не знал. Чувствовал только, что каждый вдох даётся с трудом, обжигая легкие невидимыми пара́ми… может, это тоже было иллюзией, и ощущение нехватки воздуха просто возникло из-за неудобной позы. Всего лишь. - Знаешь, я повидал многое. Многих. И сделал – тоже многое, что когда-то считал правильным, но чем не горжусь теперь. И делаю – то, что считаю правильным сейчас. Чтобы предупредить. Спасти человека до того, как над ним нависнет реальная угроза. - Ты это к чему, Иоахим? - Я догадываюсь, что со впечатлительными людьми вроде Лютика такое может случиться – если что-то происходит с близким человеком. Мысли – мог ли я что-то сделать? Что-то изменить? Или всем было бы лучше, если бы меня не существовало – может быть, такого и не было бы вообще?.. Геральт вспоминал. Тишину. Повисшую после того, как спасённый от Боклерского эшафота менестрель, и без того долго хранивший молчание, всё же спросил о случившемся с друзьями после их расставания… и им, Геральту и Цирилле, пришлось ответить. И делить эту тишину на троих. Тяжелую. Липкую. Душную. - Присцилла жива! – почти выкрикнул ведьмак, на мгновение забыв, где находится. – Лютик же ее не потерял!.. - Её – нет, - Иоахим фон Гратц поднялся из-за стола и прислонился к стене, скрестив на груди руки. – Но кого-то другого, когда-то раньше – да. Кого-то важного. Не предотвратил. Не смог. Не успел. И всё его веселье – не более чем притворство. Способ хоть как-то сохранить разум и эмоции на допустимой грани. Спрятать – от других. Как предохранитель. Чтобы не беспокоить, не тревожить и не настораживать. Не сломаться. Чтобы… выжить, наверное. Ему не казалось. Дышать действительно было тяжело. …Лучше бы это была магия… лучше бы – чертова магия! Лучше. Проще. Легче... … - Геральт! И снова голос краснолюда выдернул в реальность. Ведьмак вздрогнул, открыв глаза. Ощущение давящей тяжести было почти настоящим. - Геральт, тебя в какие дали унесло? – Золтан держал в руке увесистый кувшин, очевидно, намереваясь устроить ведьмаку внеплановое освежающее обливание холодной водой. Ну, или по затылку огреть, чем не вариант. Тем более что от последнего Геральт, наверное, и сам сейчас не отказался бы – если бы точно знал, что это вышибет все мысли и воспоминания. Потому что вот в этот самый момент не хотелось ни думать, ни помнить. Знать – тоже не хотелось. - Да так… - неопределенно отозвался он, заставляя себя сосредоточиться. Он все-таки думал, помнил и знал, и по дальнейшем размышлении приходил к выводу о том, что скрывать это самое узнанное обрывками, ненароком и под давлением обстоятельств, от него все же не следовало. Может быть, как говорил Золтан, это ничего бы не изменило. Или что-то пошло бы иначе. Рассуждать, конечно, легко, приписывая себе мысли, которые, возможно, и не возникли бы, узнай он обо всем в свое время… Но он узнал сейчас. Потому что захотел узнать. Потому что посчитал себя вправе узнать. Потому что начал спрашивать. И теперь со всем этим нужно было что-то делать. Проблема была в том, что Геральт не представлял – что конкретно. Так он и сказал другу, не видя смысла скрывать собственной растерянности. - Причина, - выслушав, задумчиво отозвался краснолюд. – Ищи причину. - Но она же очевидна, разве нет? - Так кажется тебе, - возразил Золтан, косясь на лестницу и прислушиваясь к тишине третьего этажа. – Так мне может казаться. Но так ли это на самом деле, решать только вам с Лютиком. И с последствиями только вам и справляться. Что произошло, то произошло, тут ничего не поделаешь. Будь Лютик в относительном порядке, вам достаточно было бы одного простого разговора. - Думаешь? – не удержался от невеселой усмешки ведьмак. Хивай пожал плечами: - Ну, не одного. Или не простого. Геральт, сейчас задача не в том, чтобы выяснить, откуда возник этот самый… пре-до-хра-ни-тель, черт, мудреное слово… А в том, чтобы понять, почему он сорвался. Что или кто приложил руку или заклинание – ведь случилось это в период отсутствия Лютика в Новиграде, а его не было всего неделю. - И как… - Геральт забрал у друга кувшин с водой, сделал несколько глотков, освежая пересохшее горло. – Как с этой «всего неделей» согласуется наличие застарелых ожогов, да кафтан, который сшит по меркам Лютика, но при этом изношен так, что его явно таскали гораздо дольше нескольких дней?!.. Краснолюд, не задетый ни сорвавшимся выкриком, ни резким тоном, нырнул под прилавок и достал оттуда кружку. Придвинул к ведьмаку, кивнул на кувшин – мол, так удобнее будет. Геральт вздохнул. Тихо чертыхнулся. Налил себе воды, выпил залпом, едва не поперхнувшись. Налил опять, на сей раз отпивая понемногу и неторопливо. Снова вздохнул, успокаиваясь. - Я как на развилке, Золтан, честное слово. Не знаю, в какую сторону шаг сделать. - Лучше идти хотя бы куда-то, чем топтаться на месте, - откликнулся, помедлив, Хивай. – И в любом случае – намного лучше, чем пятиться назад. - Да… - хмыкнул Геральт. – Помнится, Регис говорил что-то подобное… Он снова замолчал. Неспешно отставил кружку. Регис. Высший вампир с не одним веком прожитых лет за плечами. Реликт Сопряжения, древняя сущность, вызывающая страх и ненависть, существо, способное быть сильным врагом, но ставшее верным другом. Каким-то удивительным и непостижимым образом бывший человеком больше, чем некоторые называющие себя таковыми. Повидавший и переживший на своем пути многое, даже собственное убийство, причем не единожды. Сильный и справедливый. Порядочный и честный. Насмешливый и мудрый. Может быть… - А почему и нет, Геральт? – краснолюд повертел опустевший кувшин в руках, спрятал его под прилавок. – Какую-то практическую помощь он вряд ли окажет… но, может, теорией какой поделится? Может, слышал о подобном? Где он сейчас, кстати? - Пока в Нильфгаарде, но вроде собирался в Корво-Бьянко заглянуть… - машинально откликнулся ведьмак. Потом до него дошло. – Золтан, откуда ты… а, чёрт, думаю, лучше не спрашивать. - Тоже мне, секрет, - фыркнул Хивай, снова открывая журнал. – Он тогда к нам среди ночи в «Хамелеон» заявился, когда Лютика к тебе выдернул… ох, и ошалели тогда мы, конечно, Лютик в особенности… - Так, стоп! – резко вытянул руки перед собой Геральт. – Слишком много информации. - Как скажешь, - покладисто кивнул краснолюд. – Вот после Оксенфурта в Туссент и поезжайте. Тем более Лютик там у тебя в гостях не раз был, может, в спокойной да безопасной обстановке у него в голове и прояснится что-то… - Что у меня прояснится в голове? …Твоего ж кокатрикса… Как такое вообще случилось? Чтобы он, ведьмак Геральт, с его чертовым ведьмачьим чутьем и острым слухом, вот уже второй раз умудрился упустить менестреля из виду? Как вышло, что он не услышал неторопливых осторожных шагов на лестнице, негромкого шепота Присциллы, поддерживающей за руку менестреля, которого все еще пошатывало от голода? Ведь не могут же искаженные воспоминания так повлиять на человека, чтобы изменить само его восприятие другими? …или – могут? - Лютик! Цираночка! – приветливо, но немного напряженно отозвался тем временем Золтан, отодвигая раскрытый журнал и поворачиваясь к лестнице. – Утро доброе! Лютик, ты пожр… поел, наконец? - Я… эээ… - менестрель, все еще растерянный, перевел взгляд на пустую тарелку в своей руке, словно недоумевая, как она там оказалась. – Да, я… то есть… спасибо. - Пресвятые си… э, гру́ди Великой Матери! – краснолюд резво обогнул прилавок и устремился к обоим бардам. – Лютик, ну и нагнал ты страху на нас с Цираночкой! Слушай, чучело-певучело, не знаю я, что с тобой приключилось и чем мозги переклинило, да и говорить ты нам не говоришь, мне, если честно, вот сейчас это до жо… одного места. Как вернешься в норму, мы с Присциллой тебе все это еще припомним, и не по одному разу, даже не сомневайся… но сейчас хотя бы от Геральта не шарахайся, лады? Он же… мы же… - Золтан, Золтан!.. – Присцила выпустила руку Лютика, забрала тарелку, легко преодолела последние две ступеньки и подбежала к пышущему праведным негодованием и одновременно рассерженным облегчением краснолюду, успокаивающе приобняв того за плечи. – Золтан, ну пожалуйста!.. - Цираночка, ладно я, но ты…! - Простите… К лестнице все трое обернулись одновременно. Уже успокоившаяся и даже повеселевшая Присцилла – чуть удивленно, все еще сердитый Хивай – настороженно, сам Геральт – пока не зная, чего ожидать. Лютик стоял на третьей ступеньке, вцепившись в перила для устойчивости. До сих пор немного бледный и осунувшийся, со впалыми щеками и заострившимися скулами. Заботливо зауженная Элихалем в плечах рубашка не то что не болталась мешком, но, как показалось Геральту, была менестрелю очень даже по размеру… ткань, что ли, состиралась? Рубашка исчезала за поясом брюк, перехваченных ремнем с выбивающейся из общего достаточно скромного облачения чеканной пряжкой. Картину завершали отсутствие тщательно сбритой щетины (скорее всего, помогла Присцилла), прикрывающие шею волосы – чуть растрепанные, но чистые, – новые сапоги и выуженная из самых дальних закромов Лютиковского гардероба (судя по удивительной простоте расцветки) жилетка в пояс из темного плотного бархата приглушенно-сизого цвета. Немного опешивший от столь пристального внимания к себе, менестрель откашлялся и повторил, негромко, но твёрдо: - Простите. Ведьм… Геральт… - имя ведьмака он произнес с каким-то сомнением. – Короче, он довел до моего сведения, сколь невежливым и непочтительным было мое поведение по отношению к вам, достопочтенный красн… господин Золтан, и к тебе, прекрасная дев… госпожа Присцилла. Посему я приношу свои глубочайшие и искренние извинения за оскорбившие вас поступки и слова с моей стороны, и… - Геральт… - не позволив барду договорить и не сводя с него медленно округляющихся глаз, прошептал Хивай то ли в нарастающем ужасе, то ли сдерживая смех. – Геральт, признавайся, чем ты его там шарахнул, а? - Ничем… - точно в такой же манере глядя на друга, отозвался ведьмак. – Вот сегодня точно ничем. Лютик резко повернул голову. В синих глазах вспыхнуло неприкрытое – и да, черт возьми, очень знакомое – возмущение: - Зато вчера и позавчера развлекся по этому поводу! - Я не развлекался! – ответно возмутился Геральт. - Он не развлекался! – в удивительном согласии хором подтвердили Присцилла и Хивай. Менестрель прикрыл лицо забинтованной ладонью. Выдохнул, шумно, глубоко и протяжно, словно то ли отгонял раздражение, то ли собирался с мыслями. Цираночка и Золтан обменивались непонимающими, но вроде как уже не такими настороженными взглядами – будто что-то в поведении и словах барда странным образом успокоило их тревогу за друга. Геральт же присматривался. Прислушивался. Ровное сердцебиение – чуть учащенное, но не настолько лихорадочное, чтобы говорить о страхе или подозревать ложь. Спокойное дыхание, неторопливое и медленное, лишь немного сбивчивое – неудивительно, при таком-то ушибе и одновременно необходимости наполнить легкие воздухом. Негромкий голос, без привычных интонационных подчеркиваний, но все же не монотонный и равнодушный. Общее впечатление человека, оказавшегося в непривычных, чужих ему обстоятельствах, и не знающего, как поступить… …по каким-то причинам, он хочет помнить какие-то события именно так. Значит, ему почему-то важно испытывать к тебе неприязнь… Почему так, Лютик, подумал Геральт, вновь ощущая внутри короткий укол холода. Почему произошло то, о чем рассказал Золтан – причина в этом? Но тогда в чем причина того, что это вообще случилось? …Потеря… Кого-то важного. Не предотвратил. Не смог. Не успел… Болван ты, Лютик. …Не… прощу… А может быть, и не только ты. - Ладно… - тем временем опустил руку менестрель. – Хорошо. То есть, нет, не очень. Вряд ли хорошо то, что я не помню случившегося и не зн… не узнаю́ никого из вас, кроме разве что ведьм… Геральта, - вновь в тоне барда проскользнуло сомнение, словно он честно пытался, но не мог до сих пор увязать в своей памяти имя и образ. – Но это необходимо. Понять, и если вы… - Ух, загнул-завернул! – Золтан Хивай шагнул к лестнице, потянулся вверх и схватил барда за рукав рубашки, осторожно, но решительно дернув к себе и заставляя Лютика преодолеть последние ступеньки. – Дружище, оставь свои графские замашки да вежливость аристократическую для гостей, актеров да музыкантов. С нами по-простому можно, свои же. Не помнишь – учись заново!.. Геральт заметил короткую гримасу боли, исказившую худое лицо менестреля – дал о себе знать ушиб, – однако промолчал. Заметил он и другое – как вспыхнули настороженностью глаза друга, когда краснолюд упомянул графство и аристократизм… видимо, эта деталь собственной биографии из памяти Лютика тоже не пропала. А может ли быть такое, что в этом замешана его семья, внезапно пришла в голову мысль. Вдруг Леттенхофу-старшему не по душе, что отпрыск да наследник рода по Континенту шатается да в сомнительные мероприятия ввязывается, вот и нанял он чародея какого-нибудь, чтобы тот и музыки Лютика лишил, и против друзей настроил, а то и вообще из памяти их вычеркнул… …да уж. Еще вчера утром версий не было вообще. Сегодня их уже больше, чем нужно, и не факт, что хотя бы одна соответствует истине… - Господин Золтан… - Еще раз господином назовешь – меж глаз получишь, не посмотрю, что уже травмированный! - Золтан… - имя сорвалось с губ менестреля почти легко и вместе с коротким смешком. – Вы… ты что-то говорил про Оксенфурт и… Туссент? Почему именно эти места? - В Оксенфурте работает Шани, - пояснила Присцилла, утягивая Лютика к столу. – Медичка, она… твоя подруга. - Подруга, в смысле…? - В смысле друг, - отозвалась девушка, пока уже успокоившийся Хивай направился на кухню за порцией повторного завтрака для всех четверых. – Друг, как мы и Геральт. …Твою ж. Мантикору. За жало… Он это услышал. Как тычок под ребра, сбивший с ног удар и полузадушенный вздох. Не у него, нет. У Лютика. Ведьмак не подозревал раньше, что человеческое сердце может так внезапно замедлиться, резко и вдруг, опасно затягивая момент следующего сокращения, посылающего по жилам новый ток крови. Странная – и очень настораживающая реакция то ли неприятия, то ли отторжения того, что имя ведьмака и слово «друг», являющееся, черт возьми, истиной, оказались рядом в одном предложении. …ему почему-то важно испытывать к тебе неприязнь… Странно было не только это. Ведьмачьи инстинкты снова работали безотказно – но им как будто теперь требовалось время, чтобы настроиться на одного конкретного менестреля. Словно Лютика окружало невидимое подобие щита, через который, конечно, пробиться можно, но не сразу. И каждый раз заново. Опасно это, с тревогой подумал Геральт. Лютика теперь от себя ни на шаг отпустить нельзя будет, пока они до Оксенфурта, а потом и до Туссента добираться станут. Не приведи боги, влипнет в историю, а чутье как раз в это время не сработает… - …поможет, обязательно, - продолжала между тем не заметившая ничего Присцилла. – По крайней мере, с ускоренным залечиванием ожога. Насчет памяти твоей, правда, я не знаю, но… - Не боись, Лютик, - уверенно призвал Золтан, возвращаясь из кухни с тяжелым подносом. – Мы с тобой через это уже прошли, когда у Геральта память отшибло напрочь, так что теперь его очередь тебе подсобить в правильной перестановке мозгов… Ух!.. – тяжело и весело обрушил он на стол поднос, одновременно приземляясь на стул. – Давай-ка лопай еще, музыкант, а то без слез не взглянешь на тебя. И не серчай, но «Хамелеон» мы пока с Цираночкой на себя возьмем… Присцилла, ты как? - Кто бы был против, только не я! – улыбнулась девушка, осмелев и легко поцеловав Лютика в щеку. Тот вздрогнул, но не отстранился. Лишь растерянно моргнул и попытался улыбнуться: - Вас это… не затруднит? - Ты нам нужен прежним, - посерьезнел Хивай, подаваясь вперед через стол. – Нормальным. А не вот этим непонятно кем, на себя не похожим. Так что отправляйтесь вы, за лечением да за памятью твоей. Что бы с тобой ни случилось, Геральт поможет разобраться. - Обязательно, - подтвердил ведьмак, садясь на соседний рядом с краснолюдом стул. Заметил, что менестрель опять вздрогнул. …Да что ж такое-то? Почему ты продолжаешь меня бояться, Лютик? Неприязнь – это одно, страх же – совсем другое… - Обязательно, - твердо повторил он, не сводя с барда внимательного взгляда. – И дабы не затягивать, после завтрака мы с тобой посетим одного из трех… - замешкавшись со словом «человек», Геральт решил обобщить, - …наших знакомых. Возможно, ты их не помнишь… - У меня есть выбор? – в голосе Лютика проскользнул тихий, но отчетливый вызов. Ведьмак покачал головой: - Идти к ним или нет – прости, Ard Taedh, но это решать не тебе. Однако ты можешь выбрать, кто удостоится чести лицезреть тебя первым. Тот, кто перевязывал твои раны. Тот, кто не оставил тебя без одежды. Или тот… - Геральт бросил предупреждающий взгляд на Цираночку и Золтана, собиравшихся возразить против такого поспешного решения, - …кто может дать нам зацепку относительно случившегося с тобой. Вот. Вот оно. То самое, что зацепило, насторожило ведьмака в сегодняшнем утреннем разговоре с Лютиком. Неприятная колющая мысль, от которой не стоило отмахиваться так быстро, потому что, как подозревал Геральт, она еще не раз напомнит о себе, и не в самых приятных обстоятельствах. Та самая мрачная решимость в синих глазах, сменившая собой растерянность, но не сумевшая побороть недоверие. Лютик не меньше каждого из них хотел знать, что же с ним произошло – да, в этом он не обманывал. Вот только ведьмака не отпускало поселившееся внутри и отогнавшее прочь уже было зародившуюся надежду на благоприятный исход тяжелое и горчащее на языке подозрение, что менестрель вовсе не жаждет делиться с друзьями тем, что намерен о себе узнать. …Боги. Пожалуйста. Пусть это будет долбанная магия. С ней хотя бы можно бороться… - Ard Taedh… - внезапно с мягким удивлением проговорил Лютик, чуть наклонив голову. – Ты меня так еще не называл. В потемневших было глазах вспыхнула искренняя и чистая растерянность. И уязвимость, не виденная Геральтом прежде. Или – замечаемая раньше, но проигнорированная. Дышать почему-то стало чуть легче. К чертям, решил ведьмак. Магия или нет, вмешательство чародеев или дело людских рук, связанное с письмом и кольцом-подвеской или не имеющее к ним никакого отношения – что бы ни случилось, в какую бы пропасть ни швырнуло менестреля, какой бы масштаб ни приняла произошедшая с ним хрень, они разберутся. Выяснят. Найдут тех, кто за этим стоит, и надерут им задницы… то есть, конечно, надерет Геральт. И руки-ноги-головы поотрывает, если надо. А Лютик потом сложит очередную балладу о новом приключении верных друзей – Белого Волка и Великого Барда. - Ну, что ты решил? Кто первый на очереди? Лютик тщательно прожевал кусок мяса. Запил его неторопливым глотком воды. Посмотрел поочередно на Присциллу, Золтана и Геральта. Вздохнул и проворчал: - Я могу хотя бы доесть для начала? Хивай расхохотался. Присцилла улыбнулась. Геральт пожал плечами, пряча усмешку. Они разберутся. Обязательно. ***