Управление мёртвыми. Дело № п/п 1

      Прошло полтора часа от начала суда. Без перерыва. Судья намерен закрыть дело здесь и сейчас.       — Думаешь, виновны? — поворачиваю голову налево к сидящему рядом напарнику.       Полный зал народа. Нет обвинителя. К сожалению, мёртвые не дают показания. Двое подсудимых. Посадят одного или обоих? Ещё месяц назад эти парни шли по делу, как свидетели, а теперь они сидят за решёткой.       — Что-то не складывается, Ев, — шепчет криминалист. — Вроде всё очевидно, а вроде ничего не понятно.       — Что говорят улики?       — Одновременно указывают на подсудимых и отталкивают от них. Что говорят тебе человеческие лица?       — Парни нервничают. Когда тебя обвиняют в убийстве, и не такие эмоции будешь испытывать. Однако они скрывают некоторые детали. Их глаза заметил? — я показываю на пухлого за решёткой. — То бегают, то сосредоточены.       — Наркотики? Успокоительное?       — В изоляторе нет ни того, ни другого.       — Я про ломку. Возможно же такое.       — Нет, Ян. У наркоманов иные жесты и мимика.       Мы с криминалистом в зале суда присутствуем в качестве зрителей. Уж больно громкое дело в нашем городе. А всё началось с новостей по телевизору и в интернете, продолжилось в телешоу и вот, куда привело.       — Твоя ставка, Закаржецкий, — протягиваю Яну руку.       — Посадят — не посадят?       — Ага. Я ставлю, что посадят. Всем надоела эта история.       — Моё мнение ты услышишь после допроса последнего свидетеля.       — Судмедэ́ксперт уже описал заключение.       — Да, тот который делал вскрытие погибшей. Но мать девушки раскошелилась, — Ян потёр двумя пальцами, — и купила независимого э́ксперта.       — Его показания можно не брать в расчёт. Он даже труп не видел, опирается на готовое заключение.       — Так в этом-то и суть, Ев, — брюнет с проседью приблизился лицом, — фотографии и буквы могут сказать больше, чем труп?       — Не думаю.       — Послушаем э́ксперта, а после закончим пари, Мелина.       Прокурор просит о ходатайстве. Судья вызывает последнего свидетеля обвинения. Или защиты?       — Пригласите Кайдановского.       В зал заседания заходит мужчина лет 50-и. Как я это определила? По белой седине на висках и бороде. Очки — кажется, все доктора носят этот аксессуар. Серый костюм, чёрный галстук и оранжево-розовая рубашка в клетку. Разве так выглядят люди, которые препарируют мёртвых? Нет, я понимаю, что он не придёт в халате, но чтобы так… ярко? Ростом выше меня, но ниже Яна: средний. К судмедэ́кспертам всегда такое внимание со стороны обычных людей. Тот, кто работает с мёртвыми, считается так же мёртвым. О чём можно думать, чтобы связать свою жизнь со смертью?       — Кайдановский Эдуард Карлович, — зачитывает с листка судья, — доктор медицинских наук, доцент кафедры судебной медицины Городского университета.       Препод?       — ДМН круче же, чем кандидат? — шепчу Яну.       — Конечно. Это как народный артист. Почётный.       — Всё верно? — продолжает судья.       — Да, Ваша честь.       На удивление, голос приятный. Это обман, да? Противные тётки с гнусавыми голосами сидят в поликлиниках специально, чтобы мужчины с сексуальными тембрами прятались где-то от живых пациентов. Мягкий, слегка тягучий, речь без дефектов, идеальной высоты: не тонкий и не басистый. А главное — молодой. Голос не соответствует возрасту и внешности человека.       — Вы провели свою экспертизу? — спрашивает судья.       — Независимую. Я не опирался на заключение судмедэкспéрта, проводившего аутопсию. Мною были изучены результаты анализов, ткани, органы, а также просмотрены фотографии с места преступления и найденные криминалистами улики.       Говоришь, как кот: сладостно загадочно.       — Судмедэ́ксперты нынче дорогие? — шепчу в правое ухо соседа.       — Очень, — Ян обхватывает бицепсы двумя ладонями. — Особенно квалифицированные.       — К какому выводу Вы пришли, Эдуард Карлович? — привлекает меня голос судьи.       — Во-первых, никакого изнасилования не было. Нет характерных повреждений. Мелкие растяжения и раны вполне можно получить от грубого полового акта или полового органа, не подходящего по размеру влагалищу. Несколько движений, и девушка могла получить подобного рода травмы. От такого умирают? Нет. Теряют много крови? Нет, даже с учётом, если её вовремя не остановить. Убитую не изнасиловали, незадолго до смерти у неё был грубый половой акт. Защищённый? Нет. Судя по анализам внешних и внутренних половых органов, контрацептивы не были использованы — нет наличия специфической смазки. То же самое касается лубриканта.       Мы никогда не говорили с Яном о сексе, поэтому как-то неловко сейчас находиться рядом с коллегой. Он же в свою очередь держится спокойно, хоть и поглядывает на меня, слегка улыбаясь. Ян женат, есть ребёнок, я же в свободном плавании.       — Что ещё Вы обнаружили? Какие несоответствия с заключением?       — Смерть наступила в результате удара по голове тяжёлым, неровным предметом. Да, я согласен с этим. Судмедэксперт не уточнил, что наносивший удар был левшой. Как ударить в темноте? Смерть наступила в 3:30 ночи. Удар чёткий, уверенный. Убийца знал наверняка, куда бить. Даже на ощупь нельзя предугадать, где находится у человека напротив висок. Однако удар был нанесён сзади, со спины. Этого нет в заключении.       — Ваша честь, — прокурор просит разрешения на вопрос, — свидетель, скажите, убийца мог переложить предмет специально в левую руку? Допустим, камень лежал слева от него. Он поднял его и тут же ударил.       — Если человек правша, левая рука не способна выполнять все функции с такой же силой и ловкостью, как и другая. Предмет, я не утверждаю, что это камень, довольно тяжёлый. Правая рука не почует веса, а вот левая — вероятнее всего. Вопрос другой: человек намеренно мог разрабатывать вторую кисть — резиновые эспандеры кольцевидной формы, они тугие. Ещё один вопрос: человек — амбидекстр.       — Владеет двумя руками одинаково?       — Верно, — звучит, как похвала.       Как интересно. Следствие не проверяло руки подсудимых.       — Смерть девушки наступила в 3:30 ночи? — вопрос к судье. — Нет. Она наступила в пять утра, когда темнота сошла, и солнце поднялось в небо. Судмедэксперт принял синяки на внутренних сторонах бёдер за трупные пятна. Гематомы нанесены не ударами, а с помощью сжимания кожи. Некто трогал убитую за эти места руками в толстых перчатках. Это следы от пальцев.       — 3:30 имело место быть? — спрашивает прокурор.       — Нет, его вообще не было. Просто время, в которое, вероятнее всего, многие спят.       — Убитая имела сексуальную связь в 1:20 ночи, затем заснула, и в пять утра её убили ударом по голове, — выстраивает логическую цепочку представитель правопорядка.       — Половой акт не может длиться больше двух часов. Стимулирующие препараты увеличат процесс, но остановят сердце самому здоровому мужчине. Могут ли двое молодых людей пребывать в возбуждённом состоянии столь долго? Самая прекрасная девушка и дикое вожделение не возьмут верх над организмом мужчины, как бы сильный пол не восхвалял себя. Акт длился не более десяти минут — тот, который в 1:20. А первый, в 23:15, ещё меньше. За несколько часов убитая имела две интимные связи, которые никоим образом не повлияли на смертельный исход.       Два секса? А нам известно лишь об одном. Пухлый парень признался, что убитая «дала» ему, поэтому подозрения упали на него, ведь он видел её последним. А вот брюнетик умолчал, оказывается, парниша тоже «там» побывал.       Как итог: следствию придётся изучать вопрос дальше, а парней отпустить, потому что к пяти утра оба были дома, к тому же искать левшу или «двоерукого» мужчину. Десять минут допроса независимого э́ксперта перевернули полностью дело об убийстве 18-летней девушки.       Доктор поворачивается к зрителям и свидетелям передом. Практически лицо в анфас, чуть отведено в сторону. Нижняя губа надута почти над подбородком. Проводишь кончиком языка по зубам? Мужчина занимает свободное место на стороне «защиты».       — Я же говорил, — Ян берёт меня за руку для рукопожатия и разбивает обе кисти, — что парни не убийцы.       — Так не честно! — шиплю я. — Тебя надоумил э́ксперт!       — Но ты ведь тоже теперь считаешь, что следствие только начинается?       Суд признал двух парней невиновными и продолжил следствие по делу убитой девушки.       — На следующее заседание я не пойду, — говорю я, когда мы с Яном выходим в коридор.       — Почему? Весьма занятно оказалось.       Он стоит в конце коридора: в одной руке прямоугольная сумка, в другой — телефон, с кем-то разговаривает. Интересно, сколько доктор получил денег от убитой горем матери?       — А он неплох, — Ян поправляет на себе пиджак и кидает взгляд в сторону одинокого мужчины, — даже очень-очень неплох.       — Говори, как есть.       — Уделал всех: и медика, который не мог прочитать труп, и следствие, которое заподозрило в неладном невиновных людей. С таким доком нужно быть начеку.       Он закончил разговор и надвигается на нас. Голубые глаза под тяжёлыми веками. Проходит мимо, не обращая на меня и Яна внимания.       — Мелина, ты запомнила его фамилию? — Закаржецкий смотрит вслед уходящему в сером костюме.       — Кай… «Кай-какой-то-там». Я запомнила, что его зовут Эдуард.       — Нужно уточнить у прокурора.       — Зачем тебе? — удивлённый и озлобленный взгляд на Яна.       — Кажется, мы нашли хорошего медэ́ксперта.       Криминалист в тёмно-синем пиджаке джинсового кроя, голубой рубашке и коричневом галстуке ставит руки на пояс. Мешки под глазами говорят о трудном подъёме. Больная супруга, собака, с которой нужно гулять, и сын-школьник. И так последние четыре месяца.       — Ев, пора закрыть дело о студентах, которые приходят к своим родителям во снах.       — Тридцать лет прошло с той трагедии. Думаешь, этот… док скажет что-то новое? Он же не поведётся на сказки о том, что мёртвые хотят правды для родителей.       — Все смерти должны быть объяснены, Ев, и этот человек способен прочесть правду.       Позволишь ли ты поговорить с тобой? Выслушаешь или выгонишь нас? Может, как специалист, ты первоклассный, но, как человек… никто не знает, что происходит, когда место костюма занимает медицинская экипировка.       Эдуард? Эдик? Странный выбор имени.