Управление мёртвыми. Дело № п/п 1

      Глоток чая и отставленная кружка. Папка раскрывается на первом студенте.       — Я не буду углубляться целиком в дело и рассказывать своими словами, что, где и когда произошло. Наверняка Вы читали его ни раз. С меня травмы и комментарии к ним. Договорились? Опустим душераздирающие теории и станем основываться только на фактах. Медицина — это наука с базой знаний и практик. Выдумывать не будем, логически поразмыслим.       — Карочэ, бэз воды! — бурчит в кружку Рубен.       — Да, давайте говорить начистоту, — соглашаюсь я с Кайдановским и Рахмановым, беря без спроса стопку белой бумаги из принтера и ручку из стаканчика.       Кайдановский достаёт очки из футляра, надевает на лицо и опускает голову к документу. От него пахнет мылом.       — Стоит отметить погодные условия. Мурманск не Москва. Там холодно. Если брать зиму, то в среднем минус десять градусов, а то и меньше. Много снега и сугробы по колено. Это 80-е годы, раньше зимы были в разы холоднее, чем сейчас, и более… м-м… однообразные, скажем так. Не наблюдались резкие переходы температур.       — День идёт снег, а на следующий — слякоть, как у нас.       — Да, это я и имею в виду. К тому же лес, в лесистой местности всегда заснежено. Дует ли там ветер? В городе препятствием служат высокие здания и жилые дома, а там — деревья, но голые стволы не спрячут от ветродуя. Я склоняюсь к тому, что после Нового года, то есть, ещё зимой, было холодно. А потом начинается весна, и температура увеличивается. Да, ещё лежит снег, но воздух прогревается потихоньку.       — Переохлаждение? Вы ведёте к нему? — основаная причина смерти.       — Громко сказано, — он посмеивается, — мы ещё подойдём к этому. Я уверен на девяносто девять процентов, что студенты умерли не от переохлаждения.       — Алиса Баровская, — записываю имя девушки на листе. Кайдановский водит указательным пальцем по строкам и переводит взгляд с бумаг на окно сбоку.       — Её нашли первой, в феврале, почти месяц спустя после пропажи. Она маленькая, худенькая. У неё разбито лицо, — прерывается и смотрит на окно возле Рубена, — разбито достаточно сильно. Скулы, — трогает область под правым глазом, — лоб, — касается своего, — надбровные кости черепа, — снова касание, — челюсти, — проводит пальцами по бороде. — Любой перелом — болезненный. Вообще, любая травма на лице очень опасна. Достаточно одного точного удара, и человек моментально умрёт. У девушки нет зубов, — обращается к документу, — двадцать два зуба сломаны, — смотрит на меня, — это практически все. Слово: «сломаны». Не вырваны. Их сломали. Зубы не так легко сломать, они твёрдые, особенно задние, так называемые «бабки». И что ещё важно, — опускает глаза к экспертизе, — корни остались в дёснах, а в ротовой полости много крови, — удивительно, как ты рассказываешь; объясняешь, не используя сложную терминологию. Спокойно, обрисовывая страшную картину, не опираясь на кровавую реальность. — Всё остальное, а именно отсутствие носа и глаз — это посмертные травмы.       — Белка?       — Зимой всем хочется кушать. Открытые части тела, выпирающие, очень притягивают животных. Хрящи, кожа, мякоть. Если были бы волки, то от этой девушки ни осталось и конечностей. Крупных животных не пугают тяжёлые кости, — взгляд на окно. — Студентка хорошо одета, вполне неплохо, за исключением обуви. В одних носках сложно ходить по сугробам, а в феврале они ещё были. У неё стёрты ступни, — проводит одной ладонью по второй, — то есть, подошвы. Когда мы опускаем ногу в снег, она проваливается, но до крови не стирается.       — Шла басыко-о-м, нэ жалэя… — напевает Рубен сзади. — Проститэ, чьто-то вспомнилос. У мэнья Наирка слушаэт всякыэ плаксивыэ пэсэнки.       Шла босиком? Смотрю на Кайдановского — задумчивый.       — Эти потёртости неравномерные и, более того, старые. Образовались корки, как на царапинах, когда они заживают. Девушку обнаружили спустя месяц после исчезновения, но раны за это время затянутся. Здесь же идёт наслоение. Где она могла ходить столько времени? Босиком, напоминаю.       — Погодите, — хочу уловить смысл, — она ходит, стирает ноги, проходит время, и затем она снова ходит? Сама себе причиняет боль?       — Мазахыстка! — кричит Рубен.       — Вопрос в том, по чему она ходит? Это неровная поверхность, грубая. Так называемые «чёрточки» на пятках — длинные. Значит, происходит воздействие на кожу. Мы же как ходим? Прямо ставим стопу. А здесь как будто эффект «лыж», — Кайдановский ведёт ладонью по столешнице вверх ко мне.       — Она бежала?       — Нет, — он покачивает головой. — Сначала я думал, что она бежала, по крайней мере, эти раны так описаны в деле, что человек бежал, однако на фотографии из морга следы совсем иные: описывают одно, на трупе — другое.       — А если не бежать, а карабкаться? Например, по дереву.       — Тогда бы и на руках были отметки, характерные захвату веток. Однако у девушки обломаны ногти.       — Как раз! Хваталась за ветку!       — Ладони чистые. Мы же хватаемся не кончиками пальцами. Задействованы полностью фаланги. А у неё сломаны ногти, — он показывает свои немного отросшие. — Вот, у неё были такие же, чуть-чуть побольше. В то время девушки не носили длинные. Твёрдые пластинки отогнулись вверх, — приподнимает свой ноготь, и мне хочется отвернуться, потому что подобные пытки ужасны, — и треснулись. Она действительно за что-то хваталась, впивалась ногтями. Мы могли бы понять, за что, ведь материал остался на погибшей, но экспертиза не проводилась, а теперь это невозможно узнать.       — А картина в целом?       — Её подвесили над землёй, привязали к дереву. В трупе белка сделала дупло. В принципе, ничего необычного.       — Как умерла Алиса Баровская?       Кайдановский обращается к делу, переворачивая страницы многочисленных описаний травм, и находит абзацы с ответами.       — «Переохлаждение» — пишет судмедэксперт, проводивший вскрытие.       — То есть, она замёрзла?       — Меня больше привлекает версия: «Перелом лобной кости черепа». Это удар тяжёлым предметом вот сюда, — дотрагивается до морщинистого лба.       — Этот удар есть у Алисы.       — Да, и множество других ударов по лицу. «Потеря крови»? Она потеряла её не так много. Причём даже не чувствовала и не понимала. Когда Вы порежетесь, то осознаёте, как силы Вас покидают с жидкостью?       — Нет, я думаю о том, как её остановить.       — «Кровоизлияние в гортань». Опять же, да, кровь текла, когда ломались зубы. Да, это жутко неприятно, но это не то, Ева Александровна.       — Удар по голове?       — Да. Её ударили, она не упала. Возможно, если бы был только один перелом лобной кости, можно с натяжкой сказать, что девушка упала на что-то тяжёлое, что проломило её череп. А другие переломы куда деть? Произошёл обвал камней? Камнепад? Она оступилась и упала в яму с камнями? Почему тогда только голова и в частности лицо? У неё нет на теле ссадин и синяков.       — Хорошо, а при чём тут дерево?       — Антураж.       — Вы можете поэтапно описать момент смерти Алисы?       — Я считаю, что её убивали в двух местах. Большую часть ударов нанесли не у дерева, не у оврага. Разбили лицо, выбили зубы. Потом привезли на непосредственное место происшествия. Привязали к дереву ещё живую. Привязали высоко — специально, чтобы не было возможности отвязаться. А в конце был удар в лобную кость.       — Она умерла сразу?       — Нет. От перелома у неё пострадал мозг, который не вытащили при вскрытии. Она жила до тех пор, пока работала центральная нервная система. Десять-пятнадцать минут.       Алиса могла видеть, как уходят убийцы. На листке я записываю: «Причина смерти: удар (перелом лобной кости)». Медленный и очень болезненный уход из жизни. Сломанные ногти? Стёртые ступни? Пока остаются под вопросом.       — Пётр Ясинский, — диктует Кайдановский и смотрит на экспонаты за спиной Рубена, — найден в марте, почти через месяц после обнаружения первой погибшей. Лежит на спине в овраге. Одет хуже Алисы. Много оголённых частей тела. Ему ещё холоднее. Трупное окоченение явное. Руки символично застыли в определённых положениях. Он мёртв не первый день, смерть наступила раньше начала марта. Вот здесь, — ноготь большого пальца занимает место между передними зубами обеих челюстей, — что-то не так, в этой смерти что-то не так. Отделение головы от туловища меня смущает. Поедание, определённое. Вот тут уже не белки, не мелкие грызуны, потому что отсутствуют шейные позвонки, кости.       — Глаза, нос? — если честно, я не помню подробных травм.       — Глаз нет, но ещё нет пальцев на ногах. Не отрезаны — съедены, но давно, потому что успели зажить.       — Примерно сколько требуется времени для такого заживления?       — Месяца будет вполне достаточно. Ему откусили пальцы на ногах, и только через месяц он умер. Что происходило в это время? Уже вопрос не ко мне. Здесь явное сокрытие истинной причины смерти.       — Отделение головы от туловища?       — Пётр Ясинский умер от асфиксии.       — Задушили?       — Было иное воздействие. Падение. Тело резко упало, из-за чего разорвались межпозвонковые диски, и повредился спинной мозг.       — Павэсили парэнка, — Рубен успел навести порядок на столе, убрав сладости и пустую кружку.       — Это повешение, Эдуард Карлович?       — Да.       — Его повесили.       — А какая разница: сам или не сам? Спина не ответит на вопрос. Убийство или самоубийство? — поджимает губы и приподнимает брови. — Механизм одинаковый.       — Парня причислят к суициднику или назовут убиенным? Это разные вещи, Эдуард Карлович.       Кайдановский пропускает мимо ушей моё замечание и вообще отворачивается, приковывает взгляд к шкафу:       — Его правая рука указывает на горло, левая — на пах. На нижнем белье обнаружены классические следы эротического удушения. У него были эрекция и эякуляция. В деле, — указательный палец стучит по раскрытой странице, — не зафиксировано подробное описание этого процесса. Судмедэксперт написал, что найдены белые пятна. Возможно, не хотел порочить мёртвого или оговаривать.       — Мат видэла в моргэ сына со стояком?       — У девушек половые органы описаны, у парней — нет.       — От удушения возбуждаются? — я далека от темы иных сексуальных предпочтений.       — Да, но обильного семяизвержения не происходит.       — Чьто, он залил всэ трусы спэрмой?       — Что-то иное его провоцировало, возбуждало, — резкий поворот головы на окно, не останавливаясь взглядом на мне. Всячески обходит тему секса. — Вероятнее всего, Ясинский был девственником.       — А Алиса?       — Девственная плева не повреждена.       Секс был иным в те времена. Люди влюблялись и занимались любовью. Каждая девушка мечтала о парне, за которого впоследствии выйдет замуж, а мужчины искали целомудрие.       — Петра били?       — М-м, — Кайдановский листает страницы, — «в области левой щеки дефект мягких тканей неправильной формы». Возможно, удар чем-то не очень тяжёлым и травмирующим.       — Не тем, чем били Алису?       — Нет, гораздо легче. Это свежая рана, предсмертная.       — Его так же убивали в двух местах?       — Под телом снег не успел опуститься. Нет, Петра перенесли, положили специально в овраг. Он умер от асфиксии, о чём говорит одна из причин — мозг увеличился в размере из-за углекислого газа.       — Это тоже долгая смерть?       — Боль в спине, шее — да. Руки и ноги не связаны, но петлю снять невозможно, убежать — тоже. Человек болтается на верёвке и всё это время умирает. Не более пятнадцати минут.       «Причина смерти — асфиксия». Повешение? Сильное возбуждение. От кого? Почему? Удар в щёку — кулак? Зачем откусили пальцы?       — Багир Мохов, — Кайдановский снимает очки и трёт глаза; какой противный хлюпающий звук. — Апрель. Снова месяц. Хорошо одет. Уже не так холодно. Костюмированный. Складывается ощущение театральщины. Спортивный костюм, кеды, свисток, часы. Почему летняя одежда? Зимой в тонком спортивном костюме не проведёшь занятие или зарядку.       — В лагере был спортивный зал. Утренняя зарядка не каждый день проводилась на улице. Игры, лыжи — да, но маленькие дети не могут постоянно заниматься физкультурой на морозе.       — Физически он очень сильный: высокий, крепкий. У него сбиты костяшки на обеих руках. Точно парень дрался. А также получал удары или удар. Голова разбита. Вот тут, — Кайдановский касается виска над правым ухом, — и с другой стороны. Могли бить попеременно по правой и левой части, а могли ударить по левой лобной доли, а тело упало на правую лобную.       — Он мог ударить Ясинского?       — У того одиночный удар, а у Багира костяшки стёрты от многочисленных ударов. По времени не совпадает. Раны Мохова свежие, он бился перед смертью, в это время Ясинского уже не было в живых примерно месяц.       — А глаз?       — Правый не тронут, левый болтается. Почему так? Где животные после зимней спячки? Багира не убили возле оврага. Перетащили и специально положили лицом вниз.       — А порванная одежда? У него были переломы, — я несколько раз перечитывала травмы Багира, потому что именно с него всё и началось.       — У него сломаны рёбра, — ищет в деле нужный фрагмент. — «…справа со второе по пятое по средней ключичной…» — это по этой линии, — показывает на свои ключицы, — «…и средней подмышечной линии…» — это тут, — поднимает правую руку и проводит кистью вниз от подмышки до поясницы, — слева перелом такой же, только по седьмое ребро, чуть-чуть съехало, и без подмышечной линии.       — Чьто-о-о?       — Что смущает, Рубик?       — Заэхала, проэхала, а как съэхала?       — О чём вы? — перевожу взгляд с Рахманова на Кайдановского.       — «На наружной и передней поверхностях правого бедра в средней трети разлитой кровоподтёк с кровоизлиянием в туловище кожных покровов».       — Опьят нэ съэхала.       Парни, я вам не мешаю?       — А руки? — я отодвигаюсь, чтобы им было лучше болтать.       — Подньял ввэрх или в стороны.       — Его не держали, следов связывания нет. Он просто лежал на спине.       — Он нэ просто лэжал, он лэжал рьядом с чэм-то, раз съэзда на рьобра и второэ бэдро нэ было.       Кайдановский откидывает голову назад, на подголовник:       — Это переезд. Багир лежал на спине, когда на него с правой стороны заезжала машина. Колесо, — проводит поперёк груди, — второе колесо, — опускает взгляд на ноги.       — Смертельный?       — Да. Причина смерти: «Закрытая травма груди с кровоизлиянием в сердечную мышцу». В этом все медики согласны.       — А голова?       — Сначала была травма головы, по всей видимости, из-за которой Багир и не мог убежать от надвигающейся машины. У парня повредился мозг, в такие моменты ни о чём не думаешь, кроме как о наступлении смерти. Он бы умер от полученных травм через несколько минут, но тут появляется автомобиль.       — Автомобы-ы-ы-л! — Рубен орёт на весь кабинет. — Я жэ говорыл, чьто буду мэсшат тэбэ.       — А разве расстояние между колёсами такое маленькое? Сколько тут? — прикладываю руки к груди и к бедру. — Полметра?       — Небольшая машинка, не грузовик, легковушка. Утрировано, конечно, — Кайдановский качает кистью в воздухе, — но что-то из этого рода.       — А снегоход может быть?       — Он легче машины, к тому же имеет лыжи. Стоит ли для такого убийства перестраивать транспорт?       — «Запорожец»?…       Кайдановский пристально смотрит на меня. Ну давай же. Ты знаешь, чем и какие травмы можно нанести.       — Я сказал, что это может быть небольшая машина. Догадки будут высказывать полицейские, если возьмутся за это дело. Более утверждать я не имею права.       Багир Мохов. «Причина смерти — травма груди». Что с глазом? Ты дрался? Тебя били? Неужели тебя переехала машина?       — Ирина Корабельщикова, — Кайдановский чешет носовую пазуху, — последняя. Найдена через пять дней после Мохова. Самая раздетая, — трогает бороду, — в нижнем белье. Странность заключается в её положении: почему перевернули?       — Что?       — Труп лежал на спине, когда нашли девушку, а медики увидели тело, лежащее лицом вниз. Зачем переворачивать? Я понимаю, когда наоборот. Человек лежит лицом в снег, и, чтобы опознать, его переворачивают. Кто перевернул? Поисковики? Следственные органы? Это действие нарушает целостность происшествия. И более того: ни один труп не покрыт снегом.       Их убивали грязно и жестоко, а потом аккуратно положили, чтобы найти. Чтобы найти.       — Что у Ирины по травмам?       — Лицо чистое, в отличие от других. Я забыл сказать, что у Мохова нет губ — это тоже посмертное, как и у первой девушки. У этой студентки на пояснице есть осаднение кожи ярко-красного цвета в виде полосы. След от удара гибким предметом, многочисленные удары. Били с силой, кожа не порвалась, но в одном месте произошёл перелом рёбер, каких именно — не описано. Да и на фотографии не особо виден перелом. Зато тут появляется гистология, а гистологии следует верить. Далее, — Кайдановский надевает очки и опускает взгляд к экспертизе, — «в задних, боковых и передних областях лодыжек и запястий ссадины буро-красного цвета, вдавленные над поверхностью кожи», — ставит локоть на стол и показывает на ремешок часов. — Вот это, на обеих руках и ногах. А также растяжения под мышками и вывихнутые плечевые суставы, — поднимает обе руки вверх, — так, — скрещивает запястья, — или так.       — Подвешена?       — Что-то заставляло её поднять руки и держать их в таком положении. Это «что-то» было и на ногах.       — Вэрьовка? — Рубен уже, оказывается, не сидит в кресле, а стоит у стола: лицом к нам, задом прислонившись к столешнице.       — Что-то, чем можно зафиксировать запястья и лодыжки.       — Э-ео били в таком положэнии, — Рахманов отрывается от стола и поднимает руки вверх. — Запьястья пэрэвьязаны вэрьовкой, свисающэй с потолка, а ноги, — скрещивает лодыжки, — тожэ пэрэвьязаны. Ты сказал, слэд на посницэ? В э-ео положэнии ошэн просто нанэсти удар, — делает поворот вокруг своей оси. — Дэвушка нэ споротивльяэца, тэло открыто. Вывихи могут произойти из-за того, чьто она дьоргаэца от боли, — двигает руками назад, тем самым выгибая плечевые суставы.       — А чем били? — вопрос к Кайдановскому.       — Гибкий предмет, он опоясывает, как змея. Удар пришёлся на спину, — подставляет тыльную сторону ладони к пояснице, — а предмет пошёл дальше, — кисть обводит бок и появляется на животе.       — Не доска? Не палка?       — Нет. То, что способно закругляться.       — Ветка?       — Поломается быстро. Нечто прочнее.       — Хлыст, — Рубен стоит рядом со мной, руки в карманах, а Кайдановский покачивается в кресле.       — Гибкое, прочное, не тяжёлое. Не мне подбирать предмет.       Не строй из себя козла! Говори, как есть. Мы не будем тут гадать на кофейной гуще! Почему Рубен не боится высказывать предположения, а ты следишь за каждым произнесённым словом?       — Что-то ещё?       — Половые губы зашиты, — он дотрагивается двумя пальцами до рта, — но перед этим девушка изнасилована.       — Вах! Какой кошмар!       — Это немного иное насилие.       — Прэдмэтом? — а Рахманов-то как включился в разговор!       — Предмет оставляет грубые следы и разрывы, обильное кровотечение. Клитор чёрного цвета, внешние половые губы опухшие, девственная плева порвана.       — Членом? — спрашиваю, как думаю.       — М-м, размер неподходящий, — Кайдановский двигает пальцами на правой руке. — Половой орган в среднем достигает десяти сантиметров в состоянии эрекции, в девушку входило нечто короче.       Я не отрываю взгляда от коротких пальцев с отросшими ногтями:       — Мастурбация? А клитор тогда почему чёрного цвета?       — Половые органы неточно описаны. Может, это кровь на клиторе? А может, синяк?       — А можэт, угольок? — подожгли?       — Я уверен, студенты были девственниками, и Ирина в их числе, но изнасиловали только её одну, а затем зашили половые губы, спрятав тем самым или, наоборот, указав на факт сексуального воздействия.       Рубену тяжело слушать издевательства над девушкой. У армянской нации особое отношение к женскому полу.       — Причина смерти? — моя ручка наготове.       — Я не знаю, — самое страшное, что можно услышать от судебного медика. Кайдановский в растерянности.       — Не может быть.       — Ева Александровна, у меня нет сведений. Что пишут после вскрытия? — тычет пальцем в слово. — «Переохлаждение» — три медика дали такое заключение. Есть вариант кровотечения из-за перелома и изнасилования. Выбирайте, — кладёт обе руки на раскрытую папку и приковывает взгляд ко мне. — Лично я не согласен ни с одной причиной.       — Э-э… пэрэлом одного рьобрышка от хлыста нэ можэт спровоцироват силноэ кровотэчэниэ, изнасилованиэ палцами — тожэ. Э-ео зашивали, когда она была жыва.       — Она была жива, — приговор. — После полученных травм девушка осталась живой, но почему-то умерла. Все вопросы к тем двум медикам, которые проводили аутопсию. Они вскрыли её тело, изъяли органы и обратно зашили. Они ничего не зафиксировали. Почему? Потому что что-то обнаружили. Ева Александровна, то, что они нашли — это и есть причина смерти. Где эти люди? Молчат?       — Умерли.       — Почему именно эти судмедэксперты занимались делом студентов? Почему не вызвали из Москвы?       — Лучшие из лучших.       — Нет. Кто они?       — Учитель и его ученик.       Две ладони накрывают лицо. Кайдановский обречённо дышит, словно сам допустил нелепую ошибку.       — Что мне сказать матери Иры?       — Переохлаждение.       — Это неправда.       — Другого варианта нет. Её дочь умерла, потому что замёрзла.       — Всех убили, и только Корабельщикова умерла сама!       Сволочь, не отступай назад! Дожми до конца! Поставь свою фамилию на это дело!       — Пытки, — Рубен перебирает бороду, — это пытки. Их долго пытали. Пэрвой — ступни. Второму — палцы на ногах. Трэтьэму, — задумывается, — глаз-з, мнэ кажэца, чьто глаз э-ему нарошно вытащили. Чэтвьортой — лэшили нэвинности. А потом произошли казны. Пэрвая — удар в лоб. Второй — повэшаниэ. Треэтьэму — пэрээзд машиной. Чэтвьортая — нэизвесно.       Кайдановский не комментирует — трёт щетину. Что тебе мешало подвести итог? Так печёшься о репутации? В один миг ты стал мне противен. На секунду я увидела в тебе человека, а ты показал своё истинное «я», дав заднюю, поставив крест на последней жертве.       — Эдуард Карлович, их убили?       — Они умерли от полученных травм.       — Кто это сделал?       — Всё это дело рук человеческих.       Мы смотрим друг на друга: я нападаю, ты защищаешься. Ты лжёшь — я вижу это. У тебя есть версии. Зубы стиснуты под сомкнутыми губами, глаза неестественно статичны. Тебя разрывает интерес, касаемо Ирины Корабельщиковой. Труп без причины смерти. Ты не отступишь, не узнав правду.       Звонит телефон. Мой. Он в куртке на вешалке у стола Рубена. Ян. Неужели эксперимент завершился?       — Да? — разговор будет быстрым, поэтому из кабинета судмедэкспертов не ухожу, к тому же хочу сказать Закаржецкому, как Кайдановский лоханулся.       — Это… Лев, — слишком медленно, слишком чётко выговаривает буквы.       — В смысле? Я слышу тебя.       — Ева, на Анну напал Лев.       Не хватает воздуха, перехватывает дыхание. Я падаю на стул у стола Рубена, а Рахманов бежит наливать мне остывшую воду из чайника.       — Подожди, ещё раз. Я не понимаю.       — Он проводил допрос Анны, и сам же выдал себя. Допросную оформили, как его кабинет. Он сам, — снова выделяет голосом, — привёз весь интерьер. Ева, коврик, шерстяной коврик с… с женскими волосами. Анна пролила на него чай, и Лев на секунду занервничал. Этот чёртов коврик забрали на экспертизу, уверен, там обнаружат волосы всех убитых женщин.       Рубик обмахивает меня тоненькой папочкой и подаёт ко рту кружку с водой. Я отказываюсь.       — Он её изнасиловал полгода назад?       — Да.       — Но он же…       — Гей? Я огорчу тебя, если скажу, что это ложь? Гомосексуалы не насилуют женщин.       — Что сейчас с Анной и с ним?       — Лечащий врач ранен. Лев выстрелил в него. Ты знала, что он имеет пистолет? — нет, чёрт побери! — А я ранил Льва. С Анной всё хорошо, относительно. Её кошмар закончился.       — А мой начинается…       — Вот поэтому поехал я, а не ты. Потому что Лев — твой знакомый.       Рубен сидит передо мной на коленях и обдувает губами. Кайдановский даже задницу свою не поднял из кресла.       — Как дела со студентами?       — Ян, я… я потом тебе перезвоню, — трясущаяся рука кладёт на стол сотовый.       — Мая харошая, чьто случилос? — армянин так и сидит на коленях передо мной.       Семь лет я знакома с убийцей. На протяжении нашего знакомства он насиловал и убивал женщин. Я бы не стала его очередной жертвой, потому что не подхожу под типаж убитых. Какой из меня профайлер, если так спокойно позволила обвести себя вокруг пальца?       — Поехали в Мурманск? — смотрю на Кайдановского.       — Для чего?       — Чтобы Вы узнали правду.       — Хотите, чтобы я увидел овраг? Реконструкция многого не даст, Ева Александровна. Эксгумация запрещена. Разговор с родителями погибших? Они жаждут услышать имя убийцы, но это им никто не скажет, тем более, судебно-медицинский эксперт.       — Один человек поведает правду.       — Повариха, которая пугала студентов маньяком? Водитель автобуса, который дал наводку на несуществующий оранжевый «Запорожец»? Заместитель директора, которая не проследила, чтобы вожатые доехали до пункта прибытия? Тридцать шесть лет прошло. Это дело нельзя рассекретить.       Я залпом выпиваю остывший кипяток и поднимаюсь со стула, чтобы подойти к Кайдановскому.       — Ему — 92 года, он болен Паркинсоном. Детям и внукам он оказался не нужен, они сдали его в дом престарелых. Глаза потеряли цвет, суставы поражены артрозом. Ян нашёл его, этот человек не покидал Мурманск.       — Цыган, — нижняя челюсть Кайдановского выдвигается, кожа на шее трясётся.       — Он видел меня и Яна. Он знает, что мы ведём дело студентов. Вас он не знает.       — Чьто? — Рубик подбегает к рабочему столу коллеги. — О чом вы? Я нэ панимаю! Эдь, ты е-эдэш в Мурманск?! А как жэ я?!       — Нужно ехать, пока не наступила зима. Там очень холодно. Сколько лететь на самолёте? — Кайдановский берёт телефон.       — Я… я боюсь летать…       Никогда не летала. И не собираюсь. Тем более, в местность, где круглогодичная зима.       — Один день двенадцать часов на поезде, — читает информацию в интернете. — В понедельник и во вторник у меня пары, я не могу их пропустить.       — Э-езжайтэ на выходных! На то они и выходныэ!       — Мы должны приехать обратно, максимум, в понедельник утром. Сколько времени нам потребуется в Мурманске?       — Полдня с запасом.       — Значит, выезд в четверг вечером.       — А патница?! Ты работаэш со мной в патницу!       — Ты же прикроешь меня?       — Клирисглох! Нэнавизжу тэбья! — Рубен идёт водить армянский хоровод, бормоча себе под нос родные слова и выдирая густые волосы с головы. — Казьол лысый! Эва Алэксандровна, на чьто Вы подписываэтэс! Два днья с этим пэнком в одном кьюпэ! Поджалуста, одеваэтэс тэплээ, в Мурманскэ ошэн хольодно. И помнитэ, чьто Эдь можэт надэт подтьяжки и облэпит двумья рэзынками соски! Бозжэ! Бозжэ!       — С меня билеты — я пригласила.       — Пополам — нас двое.       — Не расценивайте поездку, Эдуард Карлович, как свидание.       — И не думал. Кажется, мы едем работать? Я умею вести себя в обществе женщины, надеюсь, и Вы не станете покупать копчёную курицу и варить яйца в дорогу.       Я бегу в другой город от убийцы. Нет, я не готова смотреть в глаза Льву. Одного голубоглазого меняю на другого: адвоката на судмедэксперта. Еду в холод к потенциальному преступнику. Спасаюсь от маньяка и иду на встречу к сумасшедшему. Три дня в компании не особо знакомого и дружелюбного мужчины. Будь у меня муж или парень, он бы не позволил мне так поступать — как дура.