Управление мёртвыми. Дело № п/п 1

      Ленинградский вокзал. Четверг. 18:00. Отправление через полтора часа. Интересно, что она возьмёт с собой? Зубная щётка, две футболки, двое трусов, несколько пар носков, штаны для сна, три пачки сигарет. А что ещё брать в дорогу мужчине? Бóльшую часть времени мы проведём в пути. Деньги: наличные и карточка. На мне тёплая куртка, шапка, кожаные перчатки, штаны с подкладкой и ботинки на толстой подошве. Я не хочу заболеть, мне ещё пары вести. Рюкзак на спине: еда и лекарства.       Она идёт в тонкой куртке. С ума сошла! И без шапки. Джинсы в обтяжку и песочные тимберленды. Пожалуйста, скажи, что в рюкзаке шапка и перчатки.       — Добрый вечер, — Мелина кивает мне. Выбритые виски, а холодок я чувствую на своих.       — И Вам того же, — показываю на перрон. — Пятый вагон. Не будем медлить, сразу займём места, чтобы не мёрзнуть на улице.       Вчера она скинула мне деньги на карточку, и я купил билеты. Сегодня она идёт со мной по перрону, и женщины-проводники видят в нас «парочку».       — Места двадцать семь и двадцать девять, — напоминают у вагона, — смешанное купе.       — Спасибо, мы помним, — электронную регистрацию не проверяют.       — Приятной поездки, — «рабочая» улыбка.       Туалет через купе. Хорошо: и умыться, и покурить. Я взял нижние места. Надеюсь, к нам больше никто не присоединится. Я, правда, не хочу, чтобы нас было четверо. Крохотный столик, «синие диваны» внизу, пара розеток, несколько выключателей на обеих сторонах, маленький телевизор, четыре подушки и столько же одеял.       — Сидеть внизу, а спать наверху? — не понимает Мелина.       — Эти «сидушки» трансформируются, — я показываю на уголки, — поднимаются, и получается спальное место такое, как и на верхних полках. Но если Вы хотите, если больше пассажиров не будет, можете занять, — указываю под потолок.       — Нет, пожалуй, останусь на земле, — она снимает рюкзак и ставит на кровать, — хотя бы падать меньше.       Есть вешалки — это хорошо. Не люблю, когда одежда лежит. Раздеваюсь и остаюсь в тонкой кофте с длинным рукавом и клетчатой шерстяной рубашке. Под курткой на профайлере водолазка. Мелина садится за стол, вытаскивает из рюкзака телефон и бутылку газировки. Я же пока просто за ней наблюдаю.       — Только не говорите, что нужно было брать с собой стаканы.       — Нам принесут.       — А чайник?       — Вы собрались пить чай? — достаю из рюкзака термос: ещё горячий. Мелина делает удивлённое лицо.       — Вообще-то, я говорила о кипятке.       — Мне казалось, что Вы уже ездили в Мурманск. Забыли обычаи поездов?       — Плацкарт — не купе. Я отсидела себе… в общем, неважно.       — Много раз Вы бывали в Мурманске с напарником? — вытаскиваю из рюкзака толстую папку и кладу на верхнее место. Не мозоль мне глаза! Телефон на стол, пачка сигарет неудобно лежит в боковом кармане штанов.       — Кажется, три раза. Мы с Яном общались с родителями погибших и искали тех, кто ещё жив.       — Ян Андреевич отпустил Вас с чистой совестью?       За прошедшие дни мы с Мелиной толком и не разговаривали: созвонились пару раз и всё, не договариваясь, кто и что берёт. Она не отвечает за мои действия, я — за её.       — Да, он знает об этой поездке и очень надеется на положительный результат. Я рассказала ему Ваши теории, — бутылка газировки «пшикает», если бы не я, Мелина глотнула из горла. — Ян воодушевлён.       — Почему это дело так важно для него? Другой город, другая эпоха.       — Он наткнулся на него случайно. Наверное, зацепила несправедливость.       В 19:40 поезд трогается. Улыбчивая проводница приносит в купе стеклянные стаканы в подстаканниках и небольшой чайник. Одна розетка занята — вода нагревается.       — Думаю, следует внести правила в нашу совместную поездку.       — Правила? Мне разговаривать и совершать действия по Вашему разрешению, Эдуард Карлович?       — Информировать.       — «Можно мне в туалет?» Так?       — Если Вам нужно побыть одной в купе, только скажите, и я уйду, — она не понимает. — Переодеться, Ева Александровна. Вы же не будете спать в водолазке и в ботинках.       — А Вы? — профайлер кивает на мои мартинсы.       Если бы подошва была чистой, я бы спал в обуви. Нужно как-то прятать левую стопу от постороннего глаза и при этом не выглядеть подозрительным. Мелина не должна понять, что со мной что-то не так.       — Знаете, после слов Рубика мне как-то неудобно снимать с себя рубашку, потому что эти штаны я ношу с подтяжками, а они в свою очередь…       — Приглаживают Вам соски двумя резинками, — Мелина порывается залезть в рюкзак, но чувство неловкости останавливает. — Перестаньте, Эдуард Карлович, у меня нет привычки разглядывать малознакомого мужчину, к тому же мужчиной Вы мне не видитесь, исключительно врачом, к тому же не самым… э-э, классическим.       — В присутствии терапевта Вам бы было комфортнее?       — Да, потому что он не орудует скальпелем и пилой.       — Надеюсь, Вы не представляете мои руки в крови? — я специально дотрагиваюсь пальцами бороды. — Врач без перчаток — не врач.       Чайник вскипает. Почему ты не берёшь его? Ведь именно тебе он был нужен.       Я тяжело вздыхаю и снимаю очки:       — Доставайте уже то, что вязли с собой.       — Да ничего такого, — она мотает головой, но взгляд выдаёт её, — просто немного поесть.       — Мы только отъехали, и десяти минут не прошло, а Вы уже проголодались.       — Какие-то проблемы? — я узнаю контейнер, обёрнутый прозрачной упаковкой. — В дороге всегда есть хочется.       — Но не такое же! Хотите посадить себе желудок? Лучше бы сварили яйца.       — Это быстро, питательно и вкусно, — коробка раскрывается, длинные пальцы по очереди высыпают пакетики с приправами.       — «Доширак»? — пожалуйста, только не с креветками — он самый вонючий. — Спасибо, что собираетесь его заваривать, а не хрустеть сухой лапшой.       Я слежу за тем, как она наполняет ёмкость кипятком и закрывает крышкой, кладёт поверх крошечную вилку. Вторая вешалка занята моей клетчатой рубашкой. Ничего у меня не выпирает под кофтой! Никакие широкие резинки не приглаживают мои соски!       — Ну а Вы? — Мелина наливает в стакан чёрную газировку.       — А я дома поужинал, — кидаю взгляд на чайник. — Можно?       — Конечно… нет, — серьёзный тон с «подколом». — Я же еду одна в этом пятизвёздночном номере! Тут всё принадлежит мне.       — А чем Вас не устраивает купе? За такую цену здесь можно неделю жить.       — Попутчиком, — Мелина приподнимает крышку и проверяет содержимое. — Берите чайник, куда мне столько кипятка?       — Попутчиком? — наливаю в стакан горячую воду и добавляю к ней готовый чай из термоса. — Вы же сами умоляли меня поехать с Вами.       — Вот скажите, Вы всегда такой душнила? Пятнадцать минут прошло, а Вы всё душите и душите меня.       — Что я делаю не то? Мы разговариваем: как умеем, так и говорим. Я не виноват, что Вы задаёте глупые вопросы.       — Глупые? Ах, глупые? Значит, я для Вас глупая? Простите, не заканчивала медицинский.       Боже, я с ума сойду с ней!       — При чём тут это? Я не считаю себя самым умным человеком, а Вас — глупой девушкой. Мы разные, почему бы и нет? Не всем же быть такими эрудированными, как я.       — Напыщенный, токсичный душнила. В принципе, именно таким я Вас и разглядела на суде.       Коробка открывается, вилка перемешивает лапшу. Со вкусом говядины. Больше года я не ел «Доширак». Надо будет купить по приезде домой.       — Можно без молодёжного сленга? Я слишком стар для современного жаргона, — глоток чая. Как хорошо, что в рюкзаке ещё десять пакетиков.       — Привыкайте. Ваши студенты будут помладше меня, — Мелина не разламывала лапшу, поэтому длинные макароны медленно и с громким хлюпаньем попадают в рот. Не спорю, губы у неё весьма красивые. — Я давно закончила университет.       — Какой, если не секрет?       — Я училась на психолога, — и, видимо, не доучилась.       Ей нет и тридцати, она молода. Почему меня постоянно окружают девушки, не достигшие четвёртого десятка? Потому что я женился на Элине, когда ей было 26 лет?       — Стесняюсь спросить, сколько этой дряни у Вас в рюкзаке? — она так вкусно ест, что и мне захотелось.       — Ну стесняйтесь, разрешаю не спрашивать. Я много не ем, большого количества еды мне не нужно. В отличие от Вас, я не буду голодать.       — С чего Вы взяли, что я буду голодать? У меня нет проблем с приёмом пищи.       В подтверждении слов достаю из рюкзака два контейнера: в одном — куски белого хлеба, в другом — колбаса. Не ожидала? Смотришь на еду и завидуешь, потому что я знаю, что к «Дошираку» очень хорошо подходит бутерброд.       — Что такое? — замечаю смятение на её лице, когда кружок ложится на кусок. — Обычная еда выглядит вкуснее, чем заваренная?       — Ну и ешьте свои бутерброды с сырокопчёной колбасой. Мне хватит и лапши с картошечкой, и шоколадок с печеньками, и… — она замолкает, когда я двигаю к ней сделанный бутерброд.       — И? А с чем у Вас печенье?       — Две пачки «Тук’а»: с сыром и луком, — да, они вкусные, — и упаковка «Вдохновения», — стоит своих денег. — А у Вас что с собой? — Мелина становится мягкой, её колкость пропадает. Странно, но мне нравятся твои перепады настроения. Смотрю на тебя надменно — ты нападешь, смотрю задумчиво — ты смущаешься. Я действительно сойду с ума с тобой.       — У меня «Твикс», «Милка» с воздушными пузырьками, кекс, несколько глазированных сырков, сыр в «платочках» и питьевое детское пюре в банках.       — С яблоком? — она забывает о лапше и поглощает бутерброд. В дороге обычная еда становится вкуснее.       — С яблоком, грушей и бананом. А, и ещё я взял огурцы с мандаринами, — ты улыбаешься от моей улыбки. Ладно, так уж и быть: я почищу тебе.       — Бутылка шампанского и салат Оливье у Вас случайно не затерялись в рюкзаке?       — М-м, к сожалению, нет.       Только без варёной морковки. Наконец-то я достиг того возраста, когда могу исключить этот продукт из своей жизни.       — И Вы продержитесь на этом?       — Конечно. Но если Вы угостите меня «Тук’ом», то я буду счастлив.       И почему ты была такой колючкой? Пытаешься соответствовать своим причёске и тонкой куртке? Дырки в ушах, но серьги не носит.       — Можете не переживать, — достаю из рюкзака прозрачный контейнер, — самое главное я взял.       — Что это?       — Лекарства. Всё необходимое.       — Например?       — Жаропонижающие, обезболивающие, йод, пластыри, пакетики трав, градусник, спирт, бинт и обеззараживающие средства. Если Вы заболеете, Ева Александровна, я смогу Вас вылечить.       Ты удивляешься, но я стараюсь этого не замечать, делая и себе, и тебе бутерброды. Со мной ты в безопасности. Я не дам тебя в обиду болезни.       — А я думала, Вы только по мёртвым.       — Мёртвые не болеют.       Два часа пролетают незаметно. Звук поезда не угнетает. Больше мы молчим, чем говорим. Больше мы отводим друг от друга взгляды. Стеснение пропадает, когда каждый занят своим делом, но появляется, когда глаза встречаются.       Всё же хорошо, что мы вдвоём без посторонних. Верхние места стали полками, на которых лежат наши вещи. Мелина взяла из Москвы пижаму, средства гигиены и несколько целлофановых пакетов, в которых, понятное дело, женские штучки. Кровати разобраны: подушки крохотные, а одеяла могли быть и подлиннее. Сказал человек, который спал на конференции в Казани!       — Я пойду умоюсь и переоденусь, — в одной руке паста и зубная щётка, в другой — ночная одежда, не говоря уже о пачке сигарет в боковом кармане штанов. — Пятнадцати минут Вам будет достаточно?       — Да мне хватит и пяти. Зачем Вы будете переодеваться в туалете? Я освобожу купе…       — Не надо. Всё в порядке.       — Будете ругаться, если я скажу, что не чищу зубы на ночь?       — М-м, нет, — потому что я тоже этого не делаю! — Я не стоматолог, Ева Александровна.       Первым делом — вентиляция. Вторым — чёрная сигарета в рот. Четыре часа не курил. Я не заядлый курильщик, очень мало «дымлю», но сейчас, сидя на унитазе, чувствую себя превосходно. Вторую? Да, определённо. Хорошо иметь бороду — не нужно бриться каждые три дня. Кто-то дёргает за ручку — занято. Правильно, иди отсюда. Я не чищу зубы два раза в день и больших проблем не имею. Однако во время поездки не хочу, чтобы Мелина почуяла от меня запах сигарет. А может, она курит? Тогда чего я парюсь? Ладно, изо рта пахнет мятой, а вот кожа попахивает. Жидкое мыло — отлично. Умываю руки, лицо и шею. Да вроде не пахнет от меня табаком. А теперь переодеваться. Серые спортивные штаны и полосатая футболка. А носочки-то попахивают. Конечно, в тёплых ботинках! Надо будет отложить их в пакет и убрать в отдельный отдел рюкзака. Левая стопа… я смирился… я ведь случайно поранился. Длинные полосатые носки — пускай Мелина думает, что мне холодно по ночам.       Она пугается, когда я возвращаюсь — стоит у дверей с поднятыми руками:       — Не против телевизора? — светло-розовая футболка с коротким рукавом и серые спортивные штаны. Отлично, мы закупаемся одинаковыми вещами в одном магазине!       — При условии, что Вы не будете смотреть музыкальный канал.       — Не любите музыку?       — Не в десять часов вечера.       Телефон разряжен на восемь процентов. Не буду ставить будильник — утром на работу не нужно, а значит высплюсь! Если моя соседка не ранняя пташка. Большой свет выключен, горит лампа. Кладу вещи на верхнюю полку и убираю носки в рюкзак. Ботинки ставлю подальше — напротив тимберлендов.       У меня широкая спина, или это спальное место такое узкое? Запах шоколадки ударяет в нос. Мелина забралась на полку под одеяло и жуёт полоску «Вдохновения».       — Что? — ей снова не нравится мой злостный взгляд.       — Не наелись?       — Я всегда ем, когда смотрю телевизор, — тычет в меня надкусанной половинкой. — Хотите?       — Благодарю. Я спать.       Перестаю видеть Мелину — поворачиваюсь лицом к стенке. Думаю о ноге и прячу её под одеяло. Не дай бог, она выскочит наружу, прямо на глаза Мелиной. Подушка маленькая — а у меня башка огромная. Борода завернулась и щекочет. Да что такое-то, а?       В десять вечера сон ещё не приходит, но я слышу знакомую мелодию, а после множество голосов. Парни, девушки, разные комнаты, пары. Даже дети!       — Вы серьёзно? — смотрю на Мелину, ты распустила волосы.       — Вам можно смотреть «Битву экстрасенсов», а мне нельзя «Дом-2»?       — Да, и я намерен посмотреть новый выпуск в субботу, когда мы поедем обратно в Москву, — какой-то кошмар показывают по телевизору. — Ева Александровна, я был о Вас лучшего мнения.       — Поэтому не перестаёте душить меня до сих пор! Кстати, Вы храпите? К чему мне готовиться ночью?       — Ночью я сплю.       Низкий стол не позволяет хорошо видеть её, а так хочется. Сейчас испачкаешь пододеяльник шоколадкой. А, нет, я ошибся в тебе. Хочу смотреть на твоё лицо без преград, но, увы, не могу. Отвернуться — лучший вариант. Заснуть — идеальный.       — Жирная корова, — Мелина бубнит под нос, — какая же ты противная, Черно.       Я выключаю лампу на столе, но ты снова видишь злость на моём лице. К сожалению, тебе не видна улыбка, когда я поворачиваюсь спиной. Почему ты заставляешь меня улыбаться и умиляться? И это прошло всего четыре часа.       — Какой же ты дебил, Йось… — комментируй, мне нравится это.       «Пшикает» бутылка газировки. Нет, ты не ранняя пташка.       — Долго у Вас эта ерунда будет идти?       — До часу ночи.       Нет, я не сойду с тобой с ума. Ты меня в могилу сведёшь.