Контроль

Девушка никогда не знала, что такое семья, это понятие было где-то за пределами её понимания. Её названный отец был слишком далёк от того, чтобы показать ей, что это такое.  Она привыкла к этому. Она привыкла делать всё, что он ей говорит, привыкла выполнять приказы, как бездушный робот.  Даже те приказы, которые причиняли ей боль и страдания, она молча и покорно исполняла. 

***

В восемь лет она пошла с ним на войну, только потому что он так сказал. Не она выбирала такую жизнь, за неё уже всё решили с самого начала. Она была марионеткой в руках своего собственного «отца».  На войне было тяжело, особенно если учесть, что там происходило. Мир был жесток: девочка это хорошо усвоила. Когда другие дети игрались с куклами, она думала, как выкинуть из головы ужасные образы, сводящие её с ума.  На войне все думали о смерти, все её видели, вспоминали жестокие убийства, которые сами же и совершали. Хоть девочка и не воевала, но её предназначенная роль была другой. Отец знал о её силе и способностях, и он хотел, чтобы она вышла за пределы своих возможностей. Несмотря на все жертвы.  Девушка встречала солдат с войны. Они всегда были в плохом расположении духа, всегда думали о смерти: о том, как она дышит им в спину, о том, как забирает чужие жизни. Было невыносимо находиться рядом с ними, голова гудела от жестоких картин, посещавших её голову. Одно воспоминание было изощренней другого, и они, как правило, надолго заседали в маленькой детской голове. Ужас, всплывающий в мыслях сотнями картин под самыми разными ракурсами, мучительно терзал. Она не могла остановить поток, пока находилась с солдатами в одном месте, пока они думали об этом. Но и уйти не могла. Так сказал отец.  А потому приходилось терпеть и страдать.  Девочка могла читать чужие мысли, но не контролировала это. Из-за этого она применяла способность ко всем солдатам одновременно, и отец позаботился о том, чтобы в такие моменты маленькая девочка находилась в одном с ними месте. Каждый раз она терялась, пыталась всячески контролировать силу, не читать их мысли, но результат всегда был одинаков. Она валилась в обморок от болевого шока и мигрени. Но не проходило и минуты, как просыпалась и снова оказывалась в этом безумии. Йосано постоянно возвращала её в кошмар, и в эти моменты она всегда была возле девочки. Поэтому девочка и возненавидела Йосано, особенно то, с каким одолжением она возобновляла страдания.  — Лейко, сколько можно? — Йосано недовольная залечивала ослабленную девочку. Акико никогда не интересовалась, почему девочка падает в обморок, ей было достаточно оправдания, придуманного её «отцом».  — Не злись, Йосано, ты же знаешь, как наша маленькая Лейко реагирует на кровь. — «отец» всегда потакал капризам Йосано, Лейко даже в столь юном возрасте возненавидела этот его притворный голосок, который натягивался каждый раз при разговоре с капризной девчонкой. Она знала, какой он на самом деле, и знала опасность, исходящую от него. Лейко боялась его.  — Ты слабачка! — каждый раз Йосано напыщенно задирала нос, оскорбляя измученную девочку.  У Лейко даже не оставалось сил ей что-либо ответить, мысли солдатов снова заполоняли её голову. Она точно знала, что от этого не сможет избавиться, пока не сможет обуздать способность или хотя бы подавлять её. Всё будет повторяться, её будут постоянно возвращать обратно, снова и снова. Она опять будет мучиться. Будет беззвучно изнывать от боли, не в силах даже двинуться или ответить. Лицо её уже было уставшим, мешки под глазами давно украшали его.  Так происходило раз за разом, каждый день, каждую ночь. Она даже не засыпала, сон стал таким драгоценным сокровищем. Почти всегда девочка лежала в кровати без возможности увидеть желанные сновидения. Она лежала в полудреме, мысли людей всё также доходили до неё.  В таком темпе Лейко сбилась во времени, дни слились в один, всё повторялось по одному сценарию, будто кошмар, из которого невозможно выбраться. С Йосано она предпочитала не общаться. У неё была к ней неприязнь по понятным причинам, но, невзирая на всё, Акико продолжала тянуться к красноглазой. Вероятно потому, что Лейко была единственной ровесницей врача. Красноглазая постоянно отталкивала её, но та продолжала болтать без умолку, в определенный момент Лейко и вовсе перестала ей отвечать, делая вид, будто молча слушает её, но ту всё устраивало.  — Если продолжишь быть такой, у тебя совсем не будет друзей! — она, как обычно, Йосане не ответила, даже не посчитав нужным повернуться на негодующую девочку. Лейко не нужны были друзья, она сомневалась, нужен ли ей кто-либо вообще, — А Мори и правда твой отец? — впрочем, девочка быстро позабыла о своем негодовании, моментально переключаясь на совсем другую тему. Хаотичность разговора, да и вообще её мыслей, была непредсказуема, Лейко больше всего недолюбливала таких людей, их мысли неприятнее всего. Мысли таких людей намешанные, они думали обо всем подряд, что заставляло терять концентрацию. Больше всего она не любила непредсказуемых. Красноглазая пожала плечами, тем самым ответив девочке. Она посчитала, что этого вполне достаточно.  — Как ты не знаешь, твой ли он отец? — Йосана была чересчур эмоциональной, это раздражало. Лейко сморщилась от громкого вскрика, не скрывая пренебрежения к её персоне.  Лейко не была уверена, что он её отец. Будь он её семьей, не стал бы подвергать собственную дочь пыткам. Хотя не ей судить, она и не знала, что такое семья, может, для семьи это нормально. Но подобные мысли пресекались, когда девочка освежала в сознании воспоминания других людей об их семьях. Эти воспоминания были такими теплыми и трепетными. В силу своей способности она многое знает, не по своей воле. Иногда она чувствует эмоции других, только в тех случаях, когда эмоции очень сильные. И воспоминания о семье у всех очень сильные и чаще всего приятные. Даже те же солдаты в самые тяжелые моменты, когда они хотели сдаться и отпустить руки, помнили своих родных. Свою семью. Эти воспоминания грели душу солдат и душу девочки. У неё же при упоминании отца возникали только страх и ненависть.  Может, её семья неправильная. Солдаты были измучены и доведены до безумства, она это чувствовала, и сама была в безумстве в последние дни или месяцы: она не знала, сколько времени прошло. Контроль способности не улучшился и не ухудшился, не сдвинулся ни в какую сторону. Постепенно она сходила с ума, но уже привыкла к этому, она привыкла к боли. Единственное, что улучшилось, — это её реакция и болевой порок. Теперь Лейко не падала в обморок, а образы, всплывающие в голове, стали обыденностью, и девочка уже спокойно наблюдала за новой смертью, за новыми картинами, казалось, она знает все способы убийства. Глаза её стали пустыми, она не видела смысла реагировать и стала точно как робот.  Йосано же узнала всю жестокость своей способности, в девочке тоже что-то сломалось. Похоже, она поняла, какую боль приносит, поняла, что из себя представляет «отец» Лейко. Они уже не разговаривали, да и смысла в разговорах никогда не было. Все погрузились в свою трагедию. Но в один день что-то в Акико переклинило, и она обозлилась на красноглазую.  — Почему ты всегда ходишь с таким лицом?! — видимо, чувство несправедливости сыграло в ней: ей было больно принять, что способность, которую она всегда считала благословением, обратилась в кошмар для окружающих. Вдобавок к этому она не понимала, почему Лейко делает вид, будто страдает больше неё. Лейко знала это, её мысли были для неё открытой книгой, — У тебя нет такой ужасной способности, так чем же ты недовольна?! — Йосано в ярости схватила её за воротник, чтобы Лейко не смогла проигнорировать её или уйти от ответа, как делает всегда, она хотела услышать, что та скажет. Это было впервые, когда она спросила, почему с ней что-то не так. Лейко бы как обычно ушла, оставив ту без внимания, но решила посмотреть, как же Йосано отреагирует, и потому ответила.  — Я читаю мысли. — Йосано дернулась, как от удара электричеством, — Каждый раз ты возвращала меня в кошмар. — она перехватила её руку, которая всё еще держала за одежду, и с силой оттолкнула в сторону.  Зрачки Акико забегались в испуге и потрясении, она застыла на одном месте, не в силах сказать что-либо. Постепенно кусочки паззла в её маленькой голове сложились в одну целую картину, но принять правду было куда тяжелее. Она не хотела думать, что её способность принесла мучения еще одному человеку. Ей стало жалко подругу, она считала Лейко другом. Она причинила ей боль, нотка сожаления промелькнула на её лице.  — Мне не нужна твоя жалость. — только сейчас Йосано заметила пустоту в глазах подруги, до этого она не обращала на это особого внимания. И осмысление того, что из-за неё в глазах Лейко было уже обыденное безразличие, казалось, подкосило Акико ещё сильнее. Красные глаза отчужденно смотрели в напуганные лиловые, — Может, — легкая кровожадная улыбка проскользнула на устах Лейко, Акико вздрогнула, испугавшись этого взгляда: взгляда безумца, — тебе показать то, что видела я? — не дожидаясь ответа, она схватила голову Йосано обеими руками.  Она не знала, сработает ли её задумка, она никогда не пробовала делать этого ранее, но гнев, захвативший разум Лейко, не давал продумать дальнейшие свои действия, она делала всё по интуиции. Девушка вспоминала ужасные образы и пыталась передать их Йосано. Всплеск эмоций и желание принести ей такие же страдания захватили все мысли, не позволяя рассуждать трезво.  У неё это получилось. Колени Акико подкосились, у неё не осталось сил держаться, и она беспомощно свалилась на землю, схватившись за голову. Она панически пыталась вдохнуть воздух, пыталась сфокусировать поплывшее зрение. Йосано ощутила неосязаемую тяжесть, которая давила на неё, давила на все органы. Теперь уже Лейко жалко смотрела на задыхающуюся «подругу», глаза её всё также остались кровожадными.  — Прости, прости, прости… — Йосано начала бормотать слова, будто мантру. — Ты слабачка. — раньше именно Акико называла её так, — Я не показала тебе даже ничтожную часть того, что видела! — красноглазой будто нравилось наблюдать за страданиями своего бывшего мучителя, — Я никогда тебя не прощу. — прошептала она совсем тихо, опустившись к уху Йосано и положив руку на плечо девочки. Затем встала, оставив ту страдать: она не испытывала сожаления или жалости. Лейко хладнокровно на всё реагировала, как обученный убийца. Ей были чужды какие-то чувства, она не считала нужным их проявлять.  Мори, наблюдавший за этим всё это время, широко улыбнулся, будто достиг своей цели.

***

Дазай с Ацуши вернулись обратно в агентство. С ними был Танизаки в сильно потрепанном виде, он еле дышал. Они сразу же поплелись в кабинет врача агентства, Йосано, увидев парня, незамедлительно принялась за лечение, каждая минута была на счету.  Уже после исцеления пострадавших, когда все раненые сидели в кабинете, Йосано задала вопрос, волновавший её больше всего.  — Кто же вас так потрепал? — спокойно спросила девушка. Директор агентства, пришедший узнать подробности нападения, стоял у входа в кабинет вместе с Рампо, внимательно слушая.  — Пёс из Портовой Мафии. — после ответа шатена Йосано незаметно передернулась, к счастью для неё, никто этого не заметил. Она всегда при упоминании Мафии погружалась в старые и неприятные воспоминания, навязчиво всплывающие каждый раз.  — Кто-то с сильной способностью? — она решила осторожно задать вопрос.  — Можно и так сказать. — безразлично пожал плечами шатен, — Человек, появившийся после, был куда страшнее. — он не мог не знать об отношениях Йосано с мафией, ему было интересно посмотреть на её реакцию. Он понимал, что они с Лейко знакомы, догадался. Для него это было нетрудно.  — Кто это был? — директор агентства заинтересовался, раз даже Дазай признавал силу противника.  — Слишком просто. — по-детски пролепетал Рампо, — Это Лейко Ринтаро. — Эдогава надул щеки, показывая, что ему не понравилось, что загадка была слишком легкой.  Акико сильно удивилась, она упустила момент, когда Лейко стала настолько опасным человеком.  — А чем она опасна? — Ацуши беспечно задал интересовавший вопрос, чем подсобил и Йосано.  — Она умеет читать мысли. — ответил Дазай, но Ацуши это не принесло пользу: он не считал, что чтение мыслей может причинить ему вред. Шатен, увидев, что ответ никак не помог беловолосому, добавил. — Умеет контролировать мысли.  На этом моменте вздрогнули не только Ацуши и Танизаки, но и Йосано с Фукузавой. Только Рампо беззаботно поедал сладость, давно разгадав загадку.   Их противники становились сильнее.  — Это как зомби, что ли? — озадачился Танизаки, это позабавило шатена, и кабинет разразился легким заливистым смехом Дазая.  — Гораздо хуже зомби. — ответил он, наслаждаясь всей ситуацией.  Рампо всё также поедал свои снэки, уже переходя на картофельные чипсы, и только хруст закуски разрезал тишину, образовавшуюся в кабинете. 

***

Лейко поднималась на самый высокий этаж здания: там располагался босс Портовый Мафии. Ей нужно было отчитаться перед ним, красноглазая получила задание, с которым успешно справилась. Другого он от неё и не ожидал. По возвращении с задания она совершенно случайно наткнулась на передрягу, в которую попал Акутагава. Девушке не нравилась его своевольность, это мешало ей. После ухода Дазая из мафии его повесили на неё. Он постоянно доставлял проблемы своей чрезмерной импульсивностью, фанатичностью и даже одержимостью к бывшему наставнику. Как и в этот раз. Ей позвонил один из подчиненных, в работу которого входит отчитываться о каждом шаге Рюноске. Лейко привыкла всё контролировать, она предпочитала знать подробности, чтобы потом осознавать, с чем она имеет дело. Но это касается только работы, личная жизнь уже не её забота, её не интересует то, с кем он проводит время, её интересуют все подозрительные вещи, которые Акутагава может выкинуть, а ей позже за это отхлебывать. Ей было совершенно плевать устраивает ли это его, он наверняка знал о факте слежки за ним. Парень послушно молчал и не возникал, делал всё, что она ему прикажет. Она приучила его к этому. Даже если в действительности он не соглашался с ней.  Вот и сейчас он смиренно шел позади, не говоря ни слова. Она могла бы запросто прочесть его мысли, но в этом не было нужды. Лейко и так знала, о чем он думает.  — Скажи уже, твоё безмолвное раздражение мне осточертело. — девушка остановилась в одном из коридоров, который они проходили, смотря на парня. Её черное пальто и такого же цвета волосы колыхнулись из-за внезапного движения.  — Зачем вы отпустили его! Он же нас предал! — он колебался, стоит ли выражать все свои чувства, но негодование парня вырвалось из него плевками. Несмотря на эмоциональное высказывание Акутагавы, девушка в лице не изменилась, даже не двинулась, когда он во время своего заявления чуть не задел её рукой, размахиваясь.  — Что бы это изменило? Акутагава, — девушка холодно заговорила, бесстрастно смотря ему в глаза, — тебе бы не помешало иногда включать мозг. — после последних слов он рассердился, но ничего не мог сказать, у парня будто образовался ком в горле, не давая произнести ни слова больше. Он понимал опасность ситуации, он её разозлил. Хоть при первом взгляде не было видно, но она была недовольна. Парень слишком хорошо её знал, чтобы чувствовать это нутром.  Она тяжело вздохнула, потерев переносицу, слабо махнула рукой и продолжила свой путь, не посмотрев на Акутагаву. Он быстро её нагнал, в силу разницы в росте, и уже не выражал тихого недовольства, а спокойно шёл позади. Акутагава думал о её словах, о своем опрометчивом поступке. Но он не мог иначе, он бы всё равно поступил точно так же. И она это знала. Она всегда знала о тяге Акутагавы к Дазаю. Лейко не понимала этого фанатизма: вместо ненависти он испытывал уважение и жаждал его признания. Они были в схожих ситуациях, но это никак не улучшало их взаимоотношения. Только, в отличие от него, она не хотела признания. Даже ненависти уже не испытывала. Раньше она всей душой ненавидела отца, но сейчас поняла, что ей сложно испытывать ненависть, ведь она бы съела её изнутри. Лейко не испытывала к нему ничего. Сложно испытывать какие-то эмоции, легче не чувствовать к данному человеку ничего, ведь он не заслуживает этого.