***
МРТ не показывает ничего нового, и Чесапикского Потрошителя снова выпускают в мир. Уилл предлагает отвезти Ганнибала домой, поскольку тот якобы не помнит, где живет. — Ну? — спрашивает он, входя в дом вслед за Ганнибалом. — Что думаешь? Ганнибал смотрит на свой дом так, словно действительно не узнает, исследуя обстановку комнаты. Он проходит дальше, в столовую, и Уилл следует за ним, пока они не замирают у Леды и Лебедя. Ганнибал смотрит на картину с толикой юмора и удовольствием. — Я бы сказал, что у меня исключительный вкус, — его лицо принимает выражение, которое, вероятно, кто-то другой мог бы назвать неуверенностью, но пристальный взгляд Уилла умудряется найти искру озорного блеска в темных глазах. Грэм с трудом удерживается от того, чтобы не закатить глаза, вместо этого сосредоточив внимание на картине. Леда, зная о махинациях и лжи Зевса, о фарсе его маскировки и все еще притворяясь невинной, послушно раздвинула ноги перед богом. Мысли Уилла выходят из-под контроля от этой ассоциации. — Мне пора, — говорит он. Мимолетная мысль о том, чтобы позвонить Джеку, впервые за все эти дни приходит ему в голову. Он поворачивается к доктору, все еще избегая смотреть ему в глаза, и вместо этого сосредотачивается на знакомом плече. Независимо от того, насколько хорошо сидит его новый костюм, монстр уже проснулся и теперь может учуять малейшие сомнения в Уилле, и поэтому сейчас, когда они зависли в какой-то пограничной точке, Уилл не хочет терять ту крохотную позицию, которую успел завоевать за эти дни. Но он боится, что Ганнибал, кем бы он сейчас ни был, сможет заглянуть внутрь его мозга и добраться до того запутанного узла преданности и непринятых решений, что все еще роятся в глубинах его существа, сознательно отброшенные и игнорируемые. Если бы Уилл посмотрел в пустоту, пустота могла бы посмотреть в ответ. И все же провести несколько дней в этих невинных, новых отношениях было опьяняюще. Это было приятно. Уилл ловит себя на том, что не хочет терять эту легкость, и, судя по лжи Ганнибала, доктор чувствует то же самое. А может, это просто очередная манипуляция. Кто знает? Точно не Уилл Грэм. Не тогда, когда в этом замешан Ганнибал. — Ты справишься тут самостоятельно? — спрашивает Уилл, и слова тут же возвращаются бумерангом: паук приближается к нему и кладет одну из липких лап на его предплечье. — Физически? Думаю, да, — с напускным безразличием произносит Ганнибал. — Но мне не помешал бы друг. — Я мог бы зайти в гости, — предлагает Уилл (потому что в нем не осталось ни капли самосохранения), снова сосредоточившись на плече доктора. — Я бы не хотел монополизировать твое время, — легко лжет Ганнибал, и Уиллу хочется рассмеяться. Какой смысл бояться монополизировать то, что уже и так принадлежит ему? У Уилла давно нет уроков в Академии, и вся его работа заключается лишь в том, чтобы проводить время с Ганнибалом и отчитываться перед Джеком. Он проводит свободное время, думая о Ганнибале. Его сны и кошмары также были взяты им в заложники. — И все же, не мог бы ты задержаться еще ненадолго, Уилл? Я хотел… — оговорка, всего лишь оговорка. Рога торчат из черепа Ганнибала. «Я хотел бы пригласить тебя на ужин». Уилл поднимает глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ганнибал спохватывается, зашивая эту крошечную прореху в ткани костюма. Его глаза не чисто тепло-карие, но и не кроваво-красные. — Должен признаться, я уже привык разделять с тобой обед, — поправляется он. Уилл заставляет себя улыбнуться. Он берет метафорическую лопату, которую использовал в последнее время, чтобы закопать то, в чем не может разобраться, и яростно лупит по одиночеству, которое снова пожирает его, загоняя это чувство в яму прочих безответных вещей. В какой-то момент ему придется разобраться с ними. Он полагает, что должен сделать это до того, как похороненные им чувства начнут вылезать из норы и заставят Уилла во всем признаться. Бог знает, что случится тогда. Он не смог разобраться с ними даже поодиночке. Уилл видит, как Ганнибал игнорирует пакеты с мясом в своем холодильнике и закапывает в яму очередной приступ голода из тех, что ему все ещё не хочется признавать. Его терзает вопрос, случайна ли была оговорка Ганнибала. — Хочешь пасты? — спрашивает Ганнибал, и он лишь молча кивает в ответ.***
Джек звонит сам. Похоже, у него кончилось терпение — его звонок раздается посреди ночи. Он взбешен молчанием Уилла. — Доктора Лектера выписали, — говорит он в качестве приветствия, и Уилл едва сдерживает ответный вздох. — Я навещал его каждый день и отвез сегодня домой. Он… — Уилл колеблется. Если Ганнибалу хочется поиграть и если сам Уилл этого хочет… то что плохого в том, чтобы провести еще немного времени с этой его безобидной версией? — Он все еще ничего не помнит, — заканчивает Уилл. Он отчётливо слышит, как Джек скрипит зубами на другом конце провода, и задумывается, исходит ли звук из динамика или он действительно достаточно громкий, чтобы дойти до Вулф Трап. Кто знает. Его давно не тревожат галлюцинации, но даже если подобное и случается, то Грэм всегда уверен, что они лишь проявление нестабильности его разума, желанное или не очень. Он ожидает визита темного призрака в форме лебедя сегодня ночью, и когда тот не появляется, Уилл злобно запинывает свои гнев и разочарование туда же, внутрь себя. Ему интересно, не слишком ли поздно выкопать яму поглубже.***
Один день становится двумя. Два — тремя. Три дня плавно перетекают в неделю, потом в две, и фарс все продолжается. Уилл все так же ест за столом Ганнибала, Ганнибал все еще лжет о своих воспоминаниях и спокойно живет своей новой жизнью. Они не возобновляют своих сеансов, но Ганнибал возобновляет прием пациентов. Не похоже, чтобы он хоть раз заглянул в файлы Уилла, чтобы освежить память (по крайней мере, так полагает Уилл), и Грэм не собирается поднимать эту тему. Чесапикского Потрошителя больше нет, и в тарелке Уилла нет мяса. Иногда Ганнибал берет Уилла за руку, когда они сидят за столом, и Уилл позволяет ему это. Уилл игнорирует TattleCrime. Трупы безответных чувств и откровений продолжают накапливаться, накапливаться и накапливаться — до тех пор, пока внутри него просто не остается больше места: он так и не смог выкопать яму поглубже. И в какой-то момент Уилл наконец срывается. — Это все — ненастоящее! У него явно отсутствует чувство самосохранения, потому что он выпаливает это на кухне Ганнибала, пока тот орудует ножом. (Снова чертова шутка вселенной и все прочее, что и составляет его долбаную идиотскую жизнь) Ганнибал даже не поднимает взгляда, продолжая невозмутимо нарезать овощи. — Я искренне надеюсь, что ты говоришь не о моей стряпне. Уилл фыркает, не зная, злиться ему или раздражаться. Он опирается на стойку и хмурится, с трудом проталкивая слова сквозь стиснутые зубы. — И о ней тоже. По крайней мере, о какой-то ее части. Ганнибал не вздыхает, но складывает руки на груди, глядя на Уилла с бесконечным терпением, а затем аккуратно вешает костюм на спинку стула и смотрит на него — во взгляде кровь. Уилл подавляет дрожь, которая хочет пробежать по его спине при виде глубокой пустоты в глазах Ганнибала. — Это не принуждение, Уилл. Эта фраза — самая близкая к признанию вещь, которую, как уверен Уилл, он когда-либо сможет услышать от Ганнибала. Джек отправил бы бесчисленное количество Мириам и Уиллов на бойню, чтобы услышать эти слова лично. Уилл знает, что принуждение не является частью его патологии, но это не значит, что сдержанность ничего не стоит доктору. В конце концов, сколько бы Ганнибал ни утверждал, что сможет это сделать — сможет жить в этом практически идеальном, кукольном мирке, в какой-то момент одного лишь присутствия Уилла в его жизни станет недостаточно. Собственнический, навязчивый монстр снова завладеет им, и этой жалкой иллюзии не хватит, чтобы защитить Уилла. Рано или поздно их отношения закончатся кровью. Лучше раньше, чем позже, считает Уилл. — Ты не хочешь останавливаться, — обвиняет Уилл. — Не лги мне, мы выше этого. Ганнибал выглядит почти оскорбленным. — Ты не веришь, что я способен поставить твои желания выше своих? — Я думаю, что ты способен манипулировать моими желаниями, пока они не станут соответствовать твоим. Ганнибал улыбается ему с терпеливым, понимающим весельем. Он считает это комплиментом, чертов мудила, понимает Уилл. — Я скучал по своему другу, — из чистой мелочности выплевывает он и видит что-то темное и голодное, мерцающее в образе Ганнибала, неспособного скрыть эту искру в отсутствие костюма. Ревность. Ганнибал выпрямляет спину и расправляет плечи, снова надевая костюм. Тон его голоса отличается, когда он снова заговаривает. Мягче. Спокойнее. Фальшивее. — Ты сможешь получить его обратно. Мы будем связаны безумием. Почти буквально. — Folie à Deux, — шепчет Уилл, отводя глаза. — Две половинки одного испорченного целого. Ганнибал покидает свое место за столешницей и медленно обходит ее. Его шаги эхом отдаются в комнате, специально для того, чтобы Уилл точно знал, где он находится. Мало-помалу он поправляет костюм, пока не оказывается перед Уиллом застегнутым на все пуговицы, ласковыми пальцами помогая ему поднять подбородок. — В яблочко. — Почему?! — требовательно выдавливает Уилл сквозь стиснутые зубы. — Как ты можешь смотреть мне в глаза и говорить, что сможешь быть счастливым вот так?! Ганнибал сглатывает с громким щелчком, отдавшимся эхом по всей кухне, и опускает взгляд, выглядя почти смиренно. — Ты просил меня не лгать тебе, поэтому я не стану. Я бы предпочел, чтобы ты принимал меня таким, каков я есть, но я знаю, что не в том положении, чтобы предъявлять требования. Если это единственный для тебя способ принять меня, то это то, что я тебе предложу, — Ганнибал делает паузу, и Уилл видит, как от напряжения у него между бровей подрагивает складочка. Его маска спадает вместе с тяжелым вздохом. Фасад рушится, и Уилл видит едкую горечь искренности в его глазах, когда их взгляды встречаются. — Я создал себя когда-то, но для тебя я могу отказаться от этого. Я могу собрать себя заново, Уилл. Ради тебя. Уилл смотрит на него, действительно смотрит, в глубокий темный кровавый провал пустоты в его глазах, сквозь мягкий, теплый карий цвет. Он смотрит, пока его руки не начинают дрожать, а дыхание — сбиваться. Он смотрит, и пустота смотрит в ответ. Разум Уилла озаряется вспышкой, ослепительным пониманием, что так внезапно и болезненно отдается в висках: Уилл может сделать с ним все, что захочет, и Ганнибал позволит ему это. Поприветствует и даже поощрит его. — Нет! — задыхаясь, восклицает Уилл, резко отталкивая Ганнибала и принимаясь метаться по кухне, будто запертое в клетке животное. — Нельзя вернуть того, кого никогда не существовало, не принижай меня этим! Не пытайся убедить меня, что это возможно! — Уилл в бешенстве поворачивается, чтобы встретиться глазами с Ганнибалом, и нервно взмахивает между ними рукой. — Это все — ты, я… игра в дом, игра в амнезию. Это все — фальшивка! Ганнибал спокойно переносит его вспышку, хотя его терпение явно иссякает. Уилл видит, что он так же устал от него, как он сам устал от Ганнибала. Он видит, как пульсируют жилки у него на лбу, и один лишь феноменальный самоконтроль спасает Уилла от взмаха ножом, способным навсегда покончить с его дерзостью. Уилл почти слышит, как Ганнибал мысленно называет его невыносимым, раздражающим мальчишкой. Он бы рассмеялся, если бы Ганнибал не был так близок к ножу. Он хочет толкнуть Ганнибала еще дальше, заставить его сорваться. Заставить его понять, что то, что он ему предложил — невозможно. Он хочет вернуть настоящего Ганнибала. Уилл приближается к нему, готовый одной рукой прижать его к стене, и обвиняюще тычет пальцем ему в грудь. — Ты лжешь себе, и я сыт по горло твоей ложью! В ответ раздается рык, и Ганнибал резко перехватывает его запястье с силой достаточной, чтобы причинить боль. Достаточной, чтобы явить монстра, годами ломавшего кости и таскавшего трупы. — Ты закончил свою истерику? — рычит Лектер, полностью сбрасывая костюм. Уилл рычит ему в ответ, заставляя монстра еще сильнее сжать запястье. После паузы Ганнибал глубоко, медленно вдыхает, пытаясь взять себя в руки. Его человеческий костюм все еще на полу. — Ты всегда был загадкой, — произносит он, склонив голову и глядя на Уилла как на забавного, но невоспитанного щенка. — Тебе нравится, что я устраиваю тебе встряски, — фыркает в ответ Уилл, кивая туда, где Ганнибал все еще держит его за запястье. — Если бы не это, я бы не выжил. Ганнибал смотрит на свою ладонь так, будто только сейчас осознал, что именно делает, и следом сжимает слабое запястье Уилла еще сильнее. Уилл не вздрагивает, пока Ганнибал продолжает мучительно терзать его кость. — Это так же больно, как и иметь дело с тобой, — сообщает он в итоге, наконец выпуская руку Уилла, и смотрит на него, позабыв о своем костюме. Он смотрит на Уилла клинически и бесстрастно, бездонные глаза внимательно изучают его, прежде чем доктор возобновляет разговор. Его голос обычный и ровный. — Знаешь, почему тебя так трудно предсказать? — Думаю, ты сейчас просветишь меня. Ганнибал улыбается, на секунду едва дрогнув губами, но затем подбирает что-то более естественное и адекватное его манере. Сдержанное веселье отражается на его лице, когда он заправляет непослушный локон Уиллу за ухо. Уилл смотрит на него, но позволяет это, пытаясь не обращать внимания на то, как по коже бегут мурашки, и ожидаемо перетерпевая неудачу. — Потому что ты не умеешь делать выбор, — шепчет Лектер, и Уилл раздраженно хмыкает в ответ. — И какой именно выбор ты собираешься сделать для тебя такая же загадка, как и для окружающих. А знаешь, почему? — Ганнибал наступает, и Уилл позволяет ему загнать себя в угол у стойки, позволяет склониться ближе, почти прижавшись носом к виску. Позволяет глубоко вдохнуть. Уилл внезапно понимает, как много он всегда позволял Ганнибалу делать с собой. Он не хочет прекращать позволять ему это. И даже не планирует задумываться о причинах своего нежелания. — Почему? — спрашивает Уилл тихим шепотом. Он оттеснен к стойке, прижат поясницей к краю столешницы и чувствует, как ее жёсткое ребро впивается в позвоночник. Он чувствует, как теплый выдох улыбающегося Ганнибала щекочет его ухо, когда доктор наклоняется еще ближе. Ганнибал прижимается к нему всем телом, и Уилл позволяет ему и это; он потворствует Ганнибалу, не отодвинувшись даже после ощущения тепла его плоти и колена, проскальзывающего между ног. Он поощряет доктора, еще сильнее отклонив голову, чтобы дать ему больше места, чтобы удобнее было горячо и влажно выдыхать очертания слов ему на ухо. — Потому что ты не делаешь выбор, пока тебя не заставят. Уилл издает тихий смешок, сосредотачиваясь на изгибе челюсти доктора, когда тот отодвигается на несколько дюймов. Теперь их лица совсем близко, и одна из сильных рук обхватывает его затылок. Уилл уже не в силах отвести взгляд, когда он вдруг падает на губы Ганнибала. Он остро осознает каждый дюйм их соприкасающихся тел, то, как близко сейчас губы Ганнибала к его губам, то, как искрит в воздухе — почти физически. Он приоткрывает губы, его тело напрягается и расслабляется вопреки здравому смыслу. Замерший в легких воздух с дрожью вырывается наружу, и Уилл в отчаянии вцепляется в столешницу, лишь бы не дать себе вцепиться в одежду Ганнибала. Он закрывает глаза, держась за показное равнодушие на лице, как за спасательный круг, и вспоминая, сколько раз его желудок вот так же подкатывал к горлу, когда Ганнибал оказывался рядом. И как невыносимо сильно он этого хотел. Уилл вздергивает подбородок, закрывает глаза и ждет поцелуя, которого не происходит. — Это такой позор, на самом деле, — шепчет Ганнибал, нависая над губами Уилла, но не касаясь их. — То, как ты позволяешь своей морали себя ограничивать. Уилл открывает глаза, разъяренный и разочарованный, и видит, как Ганнибал возвращается на свое место по другую сторону стола с торжествующей улыбкой. — Скажи мне, Уилл, — говорит он, снова возвращаясь к продуктам, раздражающе довольный собой, — ты полагаешь, что это все ненастоящее, потому что думаешь, будто мне станет скучно, или потому что боишься, что не сможешь жить вот так, не скучая по мне? Он поднимает взгляд и смотрит на Уилла мягкими теплыми карими глазами, в которых нет ничего, кроме кроткого любопытства. Ни намёка на доктора Ганнибала Лектера, лишь снова надетый костюм. Уилл резко выдыхает, потрясенный до глубины души тем, как легко Ганнибал возвращается в его глаза, так, словно эта личность всегда была его частью, а не тщательно продуманной иллюзией. В глаза, которые, как Уилл помнит, совсем недавно были честными, а теперь стали просто частью новой маскировки. Уилл вцепляется в столешницу изо всех сил, тщетно надеясь, что сможет оставить на ней следы своих ногтей, просто чтобы испортить хоть что-нибудь из того, что принадлежит Ганнибалу. — Я пойду накрою на стол, — рычит он в итоге и следом вылетает из кухни.