А если..?

      Не обращает внимания, абсолютно никакого.       Сколько бы Антон ни старался, какими маневрами бы ни пользовался, Рома просто игнорировал его. Петров врезался в него, умолял поговорить, и однажды смог поймать на выходе из класса. Хулиган был один, и этот момент казался зеленым флагом - маленькой, практически мертвой надеждой.       Петров был настолько измотан, что свои эмоции в себе сдерживать банально не мог. Прошла целая неделя, семь отвратительных дней, которые были пропитаны печалью и отчаянием.       Антон встал перед ним, загораживая собой проход. Помимо всего ужаса, который удалось пережить, на его лице закрепились режущая сердце злоба, липкая и мерзкая обида. И хулиган видел все нотки этой боли, видел и чувствовал, как тяжело человеку, за которого он мир готов порвать.       Но что он сделает?       Сам себе руки связал крепкой и колючей веревкой, рвать которую было уже поздно. Рома жалел, сглатывал ком отвращения к собственной слабости каждый день.       Петров стоял, он просто смотрел в родное лицо, которое отказывалось с той же теплотой принимать его в свою душу. На ясные, голубые глаза наворачивались слезы, он чувствовал, как в груди закипает агрессия. И объяснений ей не было, Антон так устал. Он готов ползти, чтобы бороться за свою любовь, но руки уже покрывают ссадины, которые режущей болью не дают совершить лишнего движения во имя любви. По щекам скатилась пара слёз.       Он не мог сказать ни слова, из него вырывались только рваные, истеричные вздохи. Антон старался сопротивляться этим странным порывам, старался дышать ровно и не подавать виду, но всё, что у него получалось - рыдать сильнее. От злости, или от грусти, он не знает.       Все смешалось и образовалась черная, глубокая материя внутри. Все его дни наполняла тревога, которая била по вискам каждый раз, когда он вновь находил силы открыть глаза.       Слезы торопливо скатывались по бледным щекам, а Пятифанов просто наблюдал. И держался, стойко контролировал каждую мышцу в теле, чтобы не дать ему понять, как сильно страдает сам. А в груди металась буря, сносила все живое. Это безумие, происходящее за ребрами, рождало чистую, ничем не замыленную агрессию ко всем.       Рома хотел сбежать, спрятаться и не чувствовать себя на грани потери контроля, но Антон не позволял. Он просто толкал его обратно, чтобы тот постарался его выслушать, даже если говорить ему будет крайне сложно.       — Не смей, не смей, блять, снова уходить! — вырвался отчаянный вскрик Антона, который принялся заталкивать хулигана обратно в кабинет. Рома нахмурился, заваливаясь в класс, который, к счастью, пустовал. Петров нервно смахивал слезы ладошками, которые заметно потряхивало.       — Ты поговоришь со мной, хватит! Объясни мне всё! — Антон не терял надежды на разговор, хоть и эта неделя не продемонстрировала никаких успехов в его попытках. Петров застыл, всматриваясь во взаимно смотрящие на него глаза. В этих скованных льдом глазах, он проглядел кое-что. Это что-то явно кричащее, что хулигану жаль, и он хочет объясниться, но в голубом омуте не разглядеть причины.       И всё же Антон отчетливо видел нечто критически значимое, застывшее на устах всепоглощающим безмолвием.       Петров уставился словно в удивлении, вглядываясь в потухшие глаза Ромы. В них, кажется, появился неестественный блеск. Это скапливающиеся слезы? По спине Антона пробежала дрожь. Парень почувствовал, как сердце сжимается под влиянием режущей боли. Он не смог ничего сказать - Пятифанов поспешно вышел из кабинета, несильно задевая Петрова плечом.       А Антон остался стоять как вкопанный, сжимая свои руки в кулаки до такого состояния, что на ладошках неприятно жгло, а короткие ногти впивались в нежную кожу. Ему не важно, что это было, самое важное, что Роме не плевать. И есть шанс, пускай, что крошечный.       Антон точно знает, что жить теперь будет в вечных смятениях, пока не добьется простого разговора.       И Петров воспринял недвусмысленную реакцию Ромы как что-то, развязывающее ему руки. Не всё ведь потеряно, так?       На следующий школьный день Петров пришел в школу в свитере, который не успел отдать его хозяину. В тот вечер он надел его исключительно ради безопасности и сокрытия их тайны, теперь же чтобы привлечь внимание Ромы. И у него получилось.       Когда Рома увидел Антона, его будто током ударили - нескрываемый легкий разряд прошелся по телу. Пятифанову понравилось увиденное, его одежда невероятно шла Петрову. Свитер был великоват, и это выглядело необычно для прилизанного отличника. Но осязаемы эти эмоции были только для него самого - недоступны ни Антону, ни кому бы то ни было еще.       Каждый раз видя это непоколебимое безразличие, Антон путался в паутине тревоги. Паническая атака, которая заставляла себя почувствовать оторванным от реальности, поверить, будто ты уже умираешь. Это чувство разыгрывало его воображение, внушало ужас от любой кривой тени дерева. И это не худшее, что происходило в моменты подобных срывов. Антону казалось, что лица окружающих искажаются. Приобретают неестественные, синие пятна, покрываются темными разводами от выпирающих вен.       Он старался бороться со всеми невзгодами, но, кажется, они становятся сильнее Антона. Сколько можно? У Петрова нет сил, нет ни грамма, но он продолжает бороться в этой войне, которую ведёт скорее с собой и со своей целеустремленностью.       Очередной урок, нудный, мерзкий и противный, вызывающий лишь острую головную боль. За эти сорок пять минут светлую голову посетила прекрасная идея. И этот план, пусть и был отчаянным, просто невероятно ужасным, но замутненному разуму показался гениальным.       Стоило прозвучать звонку, Антон выбежал как ошпаренный, рассекая коридоры своей непробиваемой уверенностью. Он пытался оживить себя, реабилитировать, чтобы не дать слабины. Эта идея поможет прощупать тонкие, спрятанные чувства в душе Пятифана. Она настолько же блестящая, насколько и безумно глупая. Но..       Петрову уже плевать на отсутствие рассудка в его поступках, у него есть одна цель, достижение которой важнее всего.       И его никто не в силах остановить.       Собственный страх?       Отголоски разума?       Инстинкт самосохранения?       Нет, ничего.       Петров мчался в поисках нужного скопления людей, которые, как по традиции, ждут своего главаря. Три неизвестных Антону парня стояли, бурно что-то обсуждая. Серьезный и мрачный юноша подошел к ним, всматриваясь в их лица. Сердце забилось в ускоренном темпе, кричало, что последующие действия - чистый бред. А Петрову безразличны его импульсы.       — Вы - дворовой сброд, ничтожные и глупые, и на более чем кулаками махать, вы по природе не способны. Животные! — Петров поджал свои губы, говоря четко и уверенно, вглядываясь в реакцию ошарашенных ребят.       А хулиганы пропустили парочку неловких смешков, опознав товарища главаря.       — Антоха, ты че? Денёк хуевый был? Понимаем, без вопросов. — неизвестный Антону парень говорил бесстрастно, может даже не обращая должного внимания на сами слова.       И это всё? Антон до такой степени под опекой Пятифана, что он может бросаться любыми выражениями, и оказаться абсолютно безнаказанным?       — Иди на хуй! Долбоёб! — Петров подошел ближе к парню, что казался менее устойчивым к подобным, громким фразам.       А тот лишь едва заметно нахмурился, выражая легкую форму раздражения.       — Все, завязывай. Никто тебе не позволял подобные вещи говорить, даже если за тебя впрягается Ромыч.       Антону всё происходящее казалось абсолютным фарсом. Руки гневно дрогнули. Почему никто не относится к нему с должной серьезностью? Родители, учителя, одноклассники - никто не может отнестись к Петрову как к такой же личности. Созревшей и сформировавшейся. И именно сейчас Антон почувствовал отвратительный комок агрессии, который берет контроль над его разумом, но отказывается от ноши грядущих последствий. Незаметно для самого обладателя нежного тела, кулак уже прорезал воздух своим резким движением, попадая куда-то в область носа парня напротив.       И Антон не испугался, он столько боялся, что физические побои - ничто по сравнению с тем ужасом, что ему удалось пережить на протяжении недели. Челюсти крепко сжались, затуманенные злостью глаза оглядывали товарищей пострадавшего. Те ошарашенно смотрели на Петрова, не сдвигаясь с изначального положения. Но, лишь на небольшой промежуток времени. Один из участников банды Пятифана подошел к Антону и схватил того за край одежды, вытягивая на себя.       — Ты че, очкарик?! Совсем ахуел? — а Петров продолжал настойчиво расправлять плечи, смотря на парня исподлобья.       Ему до дрожи в руках необходимо получить травму, и именно от них. Было неимоверно нужно, чтоб Пятифанов заступился за него, раскрывая свои чувства перед наблюдательным Антоном, у которого, кажется, уже крыша едет.       Добиться своего получилось. Искры, рассыпаясь перед глазами, складывались в хаотичные созвездия. Острая боль чувствовалась в районе переносицы, и Петров рухнул на пол, упираясь в собственные руки. Очки с громким звуком упали на кафель, что эхом раздалось в черепной коробке Петрова. Голова пульсировала, пыль оседала на легких.       Парни что-то кричали, громко обсуждали в своей тесной компании, но Антон не слышал. Все звуки ушли на второй план, этого недостаточно! Нет Ромы, не увидел или не успел застать, но должен был! Петров поднялся, расправляя плечи.       — Даже моя сестра сильнее бьёт.. — поднимая спокойный, замыленный взгляд, сказал Петров, расплываясь в улыбке. Кровь уже скатывалась по губам Антона, попадая на зубы и дополняя его безумный образ.       Парень который ранее ударил его, резко подошел к Антону.       — Тебе че, добавки надо?! - процедил тот сквозь зубы, но Петров продолжал улыбаться, пробивая своим уверенным взглядом нутро хулигана.       Антон пришел сюда не общаться, кидаясь громкими обещаниями предстоящей расправы. Он пришел воевать на этой тропе отчаяния за свои чувства, и решать все простым разговором - не в его интересах. Петров грубо оттолкнул парня, а после, нанес еще один удар, попадая в бровь. Антон никогда не занимался боевыми искусствами, у него не был поставлен удар, потому кисть отдавала неприятным, тянущим ощущением.       Его противник на короткое количество времени потерялся в пространстве, но быстро реабилитировался. Ну еще бы, все-таки в шайке Ромки. И Антон вновь почувствовал яркую боль, но теперь в области губы. Голова закружилась, землю из под ног кто-то точно украл. Петров вновь оказался на полу, прижимая ладонь к кровоточащему месту удара. Спасибо, что хоть зубы на месте.       — Ебанутый.. — послышалось от парня из компании, которая стала уходить от сидящего на полу Антона.       Но травмированному Петрову было абсолютно плевать, ему никто сделать больно уже не может. Избейте его хоть оравой из двадцати человек, парализующая рана в груди - хуже в тысячу раз. И Антону больно, Ромы нет. Не увидел, не захотел заступиться, или решил сделать вид, что не заметил? Петров поднял очки с пола, умещая их на привычное место. Мир двоился, был слишком ярким и невозможным для существования. И юноша точно знал - это не из-за полученных ран. Виной всему ураган эмоций, который бился из крайности в крайность. Антон чувствовал всепоглощающий страх, ощущал неконтролируемую агрессию и отвратительное унижение. Но с тем же выражением лица смог подняться, быстро удаляясь в туалет.       А наказание для тех самых парней наступило быстрее ожидаемого. Ведь Пятифанов всё видел, но решил действовать не на всеобщее обозрение. Как только ребята отошли от места разбирательств, двигаясь в другое крыло школы, их уже ожидал Рома, который смог достроить их дальнейший маршрут в голове. И Пятифан потерял снисходительность. Вбивая в своего товарища одно простое правило, он старался избавиться от скопившейся за всю неделю злобы. И Ромка бы продолжал, если бы его не оттащил Бяша, который по абсолютной случайности оказался в нужное время в нужном месте.       Парня, который и был единственным человеком, что нанес физический ущерб Антону, нельзя было назвать живым. Нельзя было даже сравнить с живым. Он развалился на полу, облокачиваясь спиной на стену, а на лице красовалось множество кровяных разводов и вспухших гематом. Один из его друзей старался привести его в чувства, но тот лишь мычал что-то неразборчивое.       — Попробуй, сука, позабудь! — лишь прокричал Пятифан, пока бурят выталкивал его в противоположную сторону.       Антон в то время уже был в туалете, облокачиваясь руками на раковину и наблюдая как вода, смешавшаяся с кровью, каплями оставалась вокруг. Если бы он знал, что вполне мог оказаться свидетелем демонстрации истинных чувств Ромки, не ушел бы по великой случайности в абсолютно другую сторону. И Петров смотрел на себя в старое, грязное зеркало, а в голове заел один вопрос:       — Кто ты? — и это не было вопросом, который касался его душевного содержимого. Антон вдруг перестал узнавать себя, чувствуя необъяснимую панику.       Воздух стал кончаться, и Антон знал, что сейчас задохнется. Тревога не позволяла ему дышать, заставляя выбежать в коридор и резко открыть первое попавшееся окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха. И юноше было абсолютно плевать какое мнение о нем складывается у окружающих. Он все еще выглядит побитым, воротник свитера украшали засохшие алые пятна, а из носа еще сочится кровь. И какая разница, если грудная клетка все еще страдает от термоядерной печали?       Его состояние заметила проходящая мимо Морозова, которая подбежала к Петрову и стала оглядывать безумно напуганным взглядом.       — Антон. Боже мой, Антон. Что с тобой?! Пошли к врачу, скорее. — Полина взяла его за руку и старалась оттянуть от подоконника, но тот лишь грубо вырвал ладонь.       — Ты можешь, блять, оставить меня в покое?! — внутри Антона не было ничего кроме злости. Но он быстро пожалел о том, что сказал.       Рациональное мышление еще не покинуло Петрова, и округленные глаза невиновной в этой ситуации Полины, быстро вернули его в реальность. Несколько лет дружбы все-таки не могли просто исчезнуть из его воспоминаний.       — Извини, пожалуйста. Просто дай мне время, не надо к врачу. — проговорил Петров сквозь разочарованный выдох.       Морозова всю неделю вынашивала под сердцем не свойственные ей сомнения. После случившегося на чаепитии, она почувствовала, словно разочаровалась в объекте её головокружительной любви. И пусть девушка чувствовала импульсы, намекающие на наличие симпатии, они не были такими же, как раньше. Но сейчас всё словно вернулось на свои места. Ей стало невыносимо жаль Антона, а когда он нагрубил ей, она почувствовала ту обиду, что приравнивают к вновь разбитому сердцу. Тревожный звоночек кричащий о том, что любовь никуда не уходила, видимо, позволила девушке ненадолго отдохнуть.       — Ничего, ладно, давай. Как я могу тебе помочь? — Полина явно нервничала, и это не скрывалось от смотрящих на нее голубых глаз.       Антон не хотел говорить, он просто прижал девушку в свои объятия, зарываясь носом в ее темные, густые волосы. Девушка вздрогнула от приятного чувства разливающегося в груди, и с вспыхнувшим вновь чувством обняла парня в ответ.       Следующие уроки прошли без Ромки, видимо ушел с последних. Причина Петрову неизвестна, но это гнетущее ощущение отсутствия информации раздражало. Всё раздражало, сводило с ума.       И когда уроки наконец закончились, Антон в числе первых выбежал из школы. Может ураган в груди стихнет благодаря свежему воздуху? Петров какое-то время еще постоял около школы, нервно черпая кислород полной грудью.       — Антоха! Поговорить надо, на! Пошли. — вырвал парня из самодеструкции звонкий голос Бяши, который был одновременно и строгим, и волнующимся.       Петров не хотел никуда идти, не хотел ни о чем говорить.       Всё осточертело.       — Мне домой надо, Бяш. В следующий раз. — отнекивался Антон, пока не почувствовал крепкую хватку на предплечье. Бурят тянул его за собой, даже не планируя выслушивать оправдания.       — Не, Тох. Ты прости конечно, но я заебался от ваших конченных обид, на. — Бяша был категоричен, а всю дорогу до конечной точки молчал. Антон не знал куда его тянут, но у него не осталось сил на то, чтобы противиться. Пусть будет так.       Долго идти по пушистым сугробам не пришлось. Ребята оказались у заброшенного здания, но и эта авантюра, от которой ранее бы Антон отказался, уже не вызывала никаких эмоций.       Повинуясь, Петров зашел внутрь. Бяша сел на место, которое явно должно было быть подоконником. Он свесил ноги в сторону улицы, перекинув их через раму, которая в прошлом обрамляла стёкла, и похлопал на свободное место около себя, намекая, что ждет такого же действия от Антона. И тот не стал сопротивляться.       — Что происходит, Тох? Я не слепой, на. И хочу знать больше, чем не многообещающее молчание. — бурят говорил аккуратно, тише привычного, словно боялся спугнуть Петрова.       А что может ответить Антон? Разве он может что-то рассказать?       Петров выдержал паузу, во время которой бился как птица в клетке. Какую историю придумать, чтобы Бяша больше не задавался этими вопросами? Оставил всех в заслуженном покое? А нужно ли?       Нет, Антон больше не хочет врать. Не хочет спасать того, кто довел его до такого состояния.       — А я и сам не знаю, Бяш. Я ничего не знаю.. — Петров рвано вздохнул, смотря на заснеженную улицу под ногами.       — Просто теперь всё вот так, но мне никто ничего не сказал. Я не знаю в чем я виноват.. — Петров почувствовал дрожь в голосе, боже, как же не хотелось сейчас плакать.       — И я бы сам хотел какой-то конкретики. Ты вообще ничего не знаешь? — Антон посмотрел на Бяшу с огромной надеждой, веря, что может узнать хоть что-то и исправить положение.       Бурят лишь помотал головой в разные стороны, растерянно пожимая плечами. В нем прослеживалась неоднозначная печаль, ведь он не мог в той же мере понять причину такого разбитого состояния Антона.       — Ромыч пиздец злой ходит всю эту неделю, на. Почти не общается со мной, после школы пропадает, на уроках с этой... Гадюкой, на. — Бяша хмыкнул, доставая пачку сигарет из кармана куртки.       — И ты какой-то потерянный весь, с нашими дерешься, лица на тебе нет, на. — бурят чиркнул спичкой по коробку и умело подкурил сигарету.       — Бяш, можно мне тоже? — спросил Антон, указывая пальцем на сигарету.       Бурят сначала нахмурился в недоумении, но после спешно выудил из пачки еще одну сигарету и протянул Петрову. Иронично, родители наказывали не общаться с Ромкой, ведь научится курить, а Антон закурил, когда Пятифанов из его жизни пропал. От такой череды мыслей Петров пропустил легкий смешок.       — Подкуришь без спичек? — спросил бурят, указывая на уже горящую сигарету.       Антон нахмурился, старательно пытаясь понять, как подкурить без огня. Парни уже разработали собственные магические трюки?       — Понял тебя, на. — Бяша забрал сигарету из рук Антона, и прислонив к ней уже зажженную, стал раскуривать.       И когда вторая сигарета зажглась от огонька первой, бурят вернул медленную гибель в виде табачного изделия в руки Петрова.       — Спички жалко, на. С деньгами туго. — объяснился Бяша, забавно хмыкая.       Раннее у Антона не было ни возможности, ни желания курить, так что этот раз можно с уверенностью назвать первым опытом. Петров неуверенно поднес сигарету к губам, делая первую за всю свою жизнь затяжку. Это показалось ему достаточно простым действием, пока бурят не сказал:       — Не-е-е, ты в легкие вдыхай, это не в затяг, на. — Бяша тихо посмеялся, наблюдая за дальнейшей реакцией Антона.       И попробовав сделать как было нужно, Петров закашлялся, недовольно хмурясь.       — И как вы это делаете вообще? — сквозь кашель проговорил Антон.       — Еще несколько раз и привыкнешь к раковой палочке, на. — Бяша подбадривающе толкнул собеседника в плечо.       И не соврал, спустя несколько повторных затяжек, юноша перестал кашлять. Антон быстро прочувствовал на себе некоторый эффект от этого действия. Расслабление и впрямь разливается по телу, а конечности становятся непривычно ватными. Прикрыв глаза, Петров вдруг начал сомнительный для их с Ромой общей тайны диалог.       — Что Рома говорил обо мне? В целом.. — Петров вдумчиво смотрел на небо, а в голове всплывали воспоминания, как они с Пятифаном лежали и звонко смеялись, когда тот сказал, что облако похоже на его нож.       — Ну... Когда-то говорил, что тебя трогать нельзя, на. И что ты ровный парень, но не в эту неделю, на — Бяша не до конца мог понять смысл такого вопроса, от чего его выражение лица сменилось на более озадаченное.       — Нет, не в эту неделю, в принципе. — Антон многозначительно посмотрел на бурята в ответ.       — Ну вот, что трогать тебя нельзя без него, на. С Бабуриным постоянно срался из-за этого. Ну это давненько-то было, классе так в восьмом. — Бяша говорил искренне, даже не задумываясь, что эта информация была невероятно важной для Петрова.       — В восьмом? — переспросил парень, словно не веря в то, что услышал.       Бурят кивнул головой, не придавая этому никакого значения.              А у Антона в груди что-то дрогнуло. Ромка с восьмого класса защищает его, действуя втайне? То есть он уже давно чувствовал то, что Петрову удалось ощутить лишь при более тесном общении, но молчал? Антон скрыл рвущуюся наружу улыбку, сохраняя стойкость в выражении лица.       А может.. К черту эти тайны?       — Знаешь, Бяш... — Антон выдохнул, смотря на друга предельно серьезно.       Он не мог понять, как сформулирует то, что хочет сказать. И не мог даже близко представить реакцию друга детства хулигана, который и от него всё это скрывает. И без того ощутимый груз стал тяжелее.       — Спасибо тебе за этот разговор. — Петров отвернул голову, так и не решившись сказать то, что было в планах.       Он во всяком случае не может так некрасиво поступить по отношению к Ромке, это и его ноша тоже. И раскрывая себя, он подставит Пятифанова в том числе, а в данных обстоятельствах освещать такую щепетильную тему крайне неразумно.       Бурят лишь улыбнулся, хлопая Антона по плечу.       И ребята разошлись, продолжая вынашивать недопонимание ко всей ситуации, ведь ничего друг от друга узнать не смогли.

Amber Run - I Found

I'll use you as a warning sign Я буду представлять тебя как предупреждающий знак.       Антон шел домой сквозь густой лес, снова ловя себя на мысли, что в его голове нет ничего и никого кроме Ромы. Мрачность атмосферы явно не способствовала избавлению от застывшего кома в горле. Проходя мимо сливающихся воедино темных очертаний деревьев, Петров будто ощущал пробирающий сердце холод и давящую враждебность исходящую даже от природы. Весь мир словно хочет сделать ему хуже, а даже если это не так, Антон в этом твердо уверен. And I'll use you as a focal point Я буду представлять тебя как точку фокуса,       Но от всего этого кошмара спасали теплые воспоминания, в которых всегда мелькала светлая улыбка Ромки. Она заставляла почувствовать себя хорошо, но при этом разрывала свежие раны в душе сильнее. Дорога домой - настоящая тропа в Виа Долороса, дорога скорби и проливающихся слез. И как по традиции, Петров снова ощущает скапливающуюся жидкость в уголках глаз. And I've moved further than I thought I could Я продвинулся намного дальше, чем ожидал,       Ноги, казалось, стали тяжелее, и тело окутало грузящей апатией. Антону ведь больше ничего не надо, лишь бы Пятифанов просто смотрел на него, открывая проход в свое сердце. Петров остановился, оглядываясь по сторонам. Никого не заметив, парень рухнул в сугроб, раскинувшись словно морская звезда. But I missed you more than I thought I would Но я не думал, что так сильно буду по тебе скучать       Предательские слезы скатывались по щекам, мешая во всей красе разглядеть небо, расстилающееся над головой. Но было ли оно так красиво, как в тот день, когда они смотрели на него вдвоем? Любые мысли упираются в одного человека, заставляя нервозно вздыхать. Петров повернул голову, представляя, что Ромка лежит сейчас здесь, около него, звонко смеется и притягивает его в свои теплые объятия. И Антон улыбался, прикрывая свои глаза. Он продолжал плакать, но улыбался. Oh, and I found love where it wasn't supposed to be Я нашёл любовь там, где не должен был,       За эту неделю у Антона испортились отношения буквально со всеми. Он срывался на родителей, иногда прикрикивал на сестру, и совсем не спасало ситуацию то, что он практически сразу шел извиняться. И Петров винил себя за невозможность контролировать это. Всё, что так долго строилось, стало песком, который проскальзывал сквозь пальцы. Всё потеряло смысл, накрылось абсолютным безразличием. Без Ромы больше нет спокойной, счастливой жизни. А его панические атаки всё прогрессировали, вызывая галлюцинации и развивая паранойю. Неконтролируемые вспышки агрессии, потеря связи с реальностью, ночные кошмары и сонные параличи. Чем он заслужил это? Right in front of me, talk some sense to me Прямо перед собой, вразуми же меня       Антону послышались чьи-то приближающиеся шаги, они были торопливыми и уверенными. Юноша испугался и вскочил, но вновь оказался в сугробе из-за резкого толчка обратно.       — Что? — шепотом спросил Антон, наконец поднимая глаза и смотря на человека, который нарушил его покой.       Его взору открылся до боли знакомый образ, и Рома улыбался, оглядывая заплаканного Петрова лежащего на снегу.       Юноша не успел ничего спросить или сообразить. Его губы быстро накрыло теплотой от других, которые сливались с ним в нежном поцелуе. Пятифанов нависал над Антоном, одной рукой прижимая его к себе сильнее. И Петров был рад, однако одновременно с этим чувствовал себя невероятно гадко. Нельзя же столь неуважительно бросать человека, повадно игрушке, которая не достойна даже объяснений, а потом приходить и просто целовать. Только вот Петров не станет разрывать этот поцелуй, боясь, что он исчезнет. Растворится в воздухе, пропадет как галлюцинация. Но ведь галлюцинации нет возможности ощущать, да? И каким бы сомнительным ни был момент, он долгожданный. Разрешающий выдохнуть, кричащий, что они наконец поговорят. And I found love where it wasn't supposed to be Я нашёл любовь там, где не должен был,       Антон резко открыл глаза. Конечности неприятно покалывало от холода, и он стал быстро подниматься на ноги. На улице заметно стемнело. И от осознания, что это очередной сон, в котором он был счастливее чем в реальности, стало еще обиднее. У парня огромные проблемы со сном, потому что кошмары не дают ему возможности спать, не вскакивая через час после долгожданного падения в небытие. Нигде у него нет возможности отдохнуть. Right in front of me, talk some sense to me Прямо под своим носом, вразуми же меня.       Петров поплелся домой в ускоренном темпе. Он так устал, что вот-вот будет ползти до желанной кровати, в которой стал проводить гораздо больше времени. Забыться - вот единственное желание Антона. Выкорчевать из себя все чувства, существовать как бесформенная материя, без человеческих проблем в виде эмоций. Что за дурак придумал их? Они ведь движут человеком не учитывая его мнения, отнюдь. Затмевают его личность, не давая жить привычной жизнью с такими же привычными мыслями. В чем тогда смысл индивидуальности?       Антон все же дошел до дома, игнорируя все приветственные слова и попытки сестры поговорить с ним, которые только усугубляли и без того печальное положение.