ID работы: 12787370

А если..?

Слэш
NC-17
Завершён
1420
автор
Размер:
464 страницы, 33 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1420 Нравится 660 Отзывы 373 В сборник Скачать

Глава 21. «Я люблю тебя. Я тебя очень люблю.»

Настройки текста
Примечания:
      — Антон. Ну что с тобой? — голос хулигана звучал заботливо, будто окутывал в теплое одеяло, которое спасало от тоски морозного вечера. Рома сел на край кровати, аккуратно касаясь бледной руки.       — Я люблю тебя. — Петров поморщился от этой фразы. Невольно закрадывается мысль - разве любящие люди делают так больно? Видят, что ты погибаешь в гнетущем одиночестве, бездействуют и говорят о любви?              — Я тебя очень люблю.. — и Рома видел его недоверие. Он положил голову Антона на свое плечо, ощущая, как по телу пробегает легкая дрожь.       А Петров чувствовал как кричит его раздирающееся в сотый раз сердце. Он стал пленником этой любви, погружаясь в ее мир с головой. И без возможности сбежать, остался там один, наблюдая за образовывающимися сколами на оболочке этого мирка. Бродил, старательно выискивая силы, чтоб воспрепятствовать трещинам. Но на то, чтобы самостоятельно преодолеть этот кошмар, сил у него не хватало.       Антон наконец переводит взгляд на Рому, видя, но не сразу замечая сожаление хулигана. Ромка же, в свою очередь всем видом старается передать необъятную теплоту. Антон всматривается в глаза напротив, пытаясь разглядеть хоть толику предательства, но видит лишь проницательность и откровенность, метафорично подчеркиваемые такими живыми бликами от настольной лампы. Заметны были и подергивания отражающегося света, которые могли выражать сомнения. Неясно лишь, дрожал смотрящий, ощущая колкую нестабильность, или лучи, желтоватым оттенком напоминая о шаткости. Ощущение легкого спокойствия все же поселилось в душе. Петров так боялся, что никогда больше не будет в его понимании любимым, что даже гордость начала постепенно сдаваться, отступая назад.       И Антон прикрывает глаза, громко выдыхая. В его груди бьются самые разные чувства. Одна их сторона умоляет простить, другая забыть, отрекаясь от непостоянности, жертвой которой он пал. Эта аккуратная, но не слишком осторожная война заставляла сердце колебаться, роняла спичку в разлитую по неаккуратности лужу бензина. А в груди осталась интерференция света - радужные пятна двух отраженных лучей. Своей душой Рома абсолютно черный - ахроматический оттенок, оставляющий острое послевкусие. И полюбил он бежевую, смешивающуюся в определенные моменты с кроваво-красным, многогранную душу Антона. Их взаимоотношения - логический оксюморон, а сами они - парадоксы, антонимы, абсолютные противоречия - им суждено сгореть в попытках друг друга согреть.       Петров понимает, что молча застыл, всматриваясь в глубокий взгляд Пятифанова, без возможности выдавить из себя хоть что-то.       — Я люблю и всегда любил тебя, Антон. — Рома говорит с ощутимой грустью, не понимая, чем на это ответит Петров. Ведь свою вину он признает и понимает, но в надежде на милость продолжает ждать вынесения вердикта, составления завещания или постановления диагноза.       А Антон просто утыкается лицом в сильное плечо, вдыхая до дрожи родной запах, по которому он безмерно соскучился. Без слез, без волнения и боли. Петров знает, что в итоге с его губ сорвутся слова о прощении. И противостоять этому нет сил, а может, и желания. Антон прикрывает глаза, наслаждаясь долгожданным умиротворением.       И два влюбленных сердца, которые стучат в унисон, окутывает пеленой успокаивающего молчания, застывшего в воздухе. Никак не воспротивиться, ведь стучат они громко, часто, ярко и всё это - лишь друг для друга.       Из дивного забвения вырывает ласковое поглаживание по руке, и Антон открывает глаза, вопрошающе поднимая голову.       Кроме Оли в комнате никого нет и не было.       — Ты чего, Тоша? — девочка волнительно оглядывает брата, присаживаясь рядом с ним на кровать.       Антон знал, что слишком часто стал впадать в подобные мечтания, путая реальность с видениями. Но это было единственным спасением от черной материи, которая, образовавшись, забрала все радости привычной и спокойной жизни.       — Да ничего, задумался просто. — Петров тяжело вздыхает, потерянными глазами бегая по комнате. Парень, под гнётом чувства вины, вынужден продолжить диалог. В попытках найти тему для разговора, он хочет зацепиться взглядом хоть за что-нибудь, но ситуация разрешается сама.       — Мама ужинать зовет, мы тебя ждем. — Оля слезла с кровати и выбежала из комнаты. Она постепенно теряет свою лучезарность из-за немногословности и грубости старшего брата, который был фактически её ближайшим человеком. Он всегда извинялся и зла девочка не держала, но чувствовала оставшийся в груди осадок. Оля отгоняла от себя это чувство, надеясь на то, что однажды все наладится и тяжелый период в жизни Антона подойдет к концу.       А Антон боролся с разного рода порывами в сердце. Он злился на себя из-за того, что неосознанно пропадал в таких мыслях, проецируя их в реальность. Ощущал чувство жалости к собственной персоне, которое заставляло терять контроль еще больше. И грустил, понимая, что поделать ничего не может.       Петров встал и направился к столу, морально готовясь к трапезе. Юноша не чувствовал голод, даже если отказывался от еды на протяжении всего дня. Все содержимое обеденных столов, буфетов и холодильники казалось отвратительным, и только через силу получалось съесть хоть немного, пересиливая отвращение. Хотя бы минимальное - для того чтобы не упасть в обморок - количество. Ведь желания умирать от изнеможения - нет, даже если наполненный желудок наравне с чем бы то ни было ещё, не приносит ни удовлетворения, ни тем паче радости.       На протяжении последних дней голова Антона забита в принципе одним шлаком, зачастую самоуничижительным. В определённые моменты всё комкается и, будто в тщетных попытках "починить" себя, рвёт тело изнутри. Весь белый свет ему не мил, всё только давит и гудит со всех сторон, сливаясь в бессмысленный белый шум. Слов через эту пелену почти не слышно, да и любые другие звуки едва ли выделяются из общей какофонии.       Состояние нельзя было назвать стабильным, разве что стабильно подавленным. Парень пытался найти отголоски положительных эмоций в ранее расслаблявших или радовавших его вещах, но каждый раз неизменно быстро сдавался. Он уже и не пытался делать перед семьёй вид, что всё в порядке.       « — Ха-ха. Такой волевой был, а тут взял да и сдался через каких-то жалких... две недели..? Меньше? » — снова этот надоедливый голос, указывающий на недостатки по поводу и без.       А может то собственные мысли.. Думать желания и резона не было, какая теперь разница? Ещё неделю назад он держался вполне исправно в сравнении с нынешним состоянием. А если отмотать время назад на все две - и представить ничего подобного не смог бы. А ведь правда, сколько прошло времени? Много истощенное сознание парня напряглось, бегло (насколько это возможно для подобного состояния) подсчитывая успевшие проползти мимо дни. Их нескончаемая вереница тянулась болезненно долго, с каждым из дней всё больше и больше напоминая не жизнь, а топи зыбучих песков.

Двенадцать дней

      Не то с тягостью, не то с облегчением подумал Антон. И если заунывную скуку, смешанную со всеми другими, самыми темными пороками человеческого сознания еще можно было объяснить, то облегчение показалось даже самому обладателю этих чувств чем-то неправильным. Он ведь не бежит от переломного момента в ожидании живительного чуда, напротив, ощущает себя всё хуже. Так откуда взялось это самое "облегчение"? Может ложное и сознание хочет себя успокоить хоть чем-то, даже если этой неправдоподобной фикцией?       « — Не ври себе, ты ждешь когда твоя макушка, наконец, скроется под поверхностью жижи, в которой тонешь » — Голос не сдавался даже после мучительно громоздкого количества раз, которое Антону пришлось стерпеть его колкости. Будто только подстрекаемый ответным молчанием, Голос с еще бо́льшим азартом каждый раз знал, какую давящую мысль поселить в хрупком сознании, которое успел дотошно изучить.       Посмотрев со стороны, безусловно, нельзя сказать, что именно творится в голове и в жизни парня, но изменения, произошедшие в поведении, а в следствие и во внешности, стали уже явными. Взгляд Антона и раньше мог быть печальным, задумчивым или тяжелым, но это было всяко лучше того, что читалось в нем сейчас. Петров всегда был из тех людей, раскусить которых - проще простого, особенно заглянув в глаза. Сейчас же они казались неживыми, опустевшими. Может, то и было навеяно общим его внешним видом, из-за которого наше сознание никаким другим этот взгляд воспринять и не могло.. Но даже цвет радужки, прежде такой мягкий, но, отнюдь, не тусклый, сейчас потерял прежний вид, став скорее светло-серым, "потухшим". Никто вокруг не обратил внимания конкретно на эту деталь, но если бы только кто-то достаточно близкий и чуткий сейчас взглянул на него поближе...       Рома в то время сидел в заброшенном пионерском лагере. Все было усыпано снегом, развалинами и покрыто большим слоем пыли. Но выглядело здание не так плохо, ведь оно получило статус "заброшенного" каких-то пять лет назад. Хулиган потерял надобность в общении с другими, нет возможности нормально вливаться в социум, отключая разгоряченную голову. Так что теперь ему комфортнее находиться на улице, проветривая хаотично танцующие мысли и губить сигареты несмотря на их стремительное тление. Один и не менее растерзанный, один и не более потерянный. Но в случае хулигана, его мать не сильно обращала внимание на внезапно сломавшегося подростка, что сильно контрастировало с ситуацией в семье Антона.       Карина строго оглядела сына. Она, как пусть и сильно от Антона отстранившаяся, но всё же мать, заметила его внезапные изменения, но связать их ни с чем не могла. На любые попытки контакта сын огрызался, язвил, или просто-напросто уходил, так что допрос пришлось отложить. Даже по обыкновению принуждающий выдать правду, менторский тон - не помогал.       И ужин прошел в уже привычной для семейства Петровых, гнетущей атмосфере, будто рядом сидят не родные люди, а соседи по коммуналке. Антон, и без того по бо́льшей части просто ковырявший еду вилкой, отвлекался еще и на гнетущие мысли, которые полностью выбивали из колеи и мешали что-либо делать - даже есть.       Но в моменты, когда сознание становилось более-менее светлым, он понимал, что задерживаться здесь нет ни капли желания, поэтому старался хоть немного, сквозь силу, поесть. Оставив в тарелке половину наложенной еды, как и попытки запихнуть в себя пару лишних сотен калорий, парень решил ретироваться в комнату. Не задумываясь о своем расточительстве и под недовольный бубнёж матери о том, как это невежливо с его стороны, он соскрёб содержимое посудины в мусорку и небрежно оставил ее в мойке, поднимаясь к себе.       Голова стабильно гудела от недоедания и беспокойного сна. Психосоматика несмотря на столь короткий период спада уже начала пагубно влиять на состояние всего организма. Уже успевшие сформироваться в голове Антона недоверие к жизни и страх вылились в бессоницу, вместе с чем его начали преследовать чуть ли не мигрени, - от ощущения собственной неполноценности. Парень водрузил свое тело на кровать, понимая, что верхом его радости сейчас станет разве что удовлетворение от комфортной позы для сна. С этими мыслями он положил голову на подушку и поерзал по простыне в попытках устроиться поудобнее.       Сопровождаемый самобичеванием, попытался уснуть.       В голове водоворот.       Его затягивает всё сильнее.       Как же выбраться..?       ...а нужно ли выбираться?       А должен ли я выб...       Изнеможение дало о себе знать. Мозг, редко получающий топливо, быстро сообразил, что сейчас энергию лучше поберечь. Желудок, удовлетворенный теплой плотной пищей, перестал ныть.       Тело расслабилось и позволило сознанию раствориться в долгожданном живительном сне. Ни кошмары, ни любые другие видения не посетили парня в эту ночь - сон был глубоким, крепким. Он и правда отдохнул, хотя бы физически. Вечером парень лег в кровать, авансом давая себе время на засыпание, ведь с этим в последнее время проблемы. Но поскольку уснул раньше планируемого - встал тоже раньше, чем обычно, хоть и не намного. Даже чувствуя некую, еле ощутимую бодрость.       На самом деле, этот день начался достаточно позитивно в сравнении с последними, уже, получается, тринадцатью. Возможно, из-за данного на "разгрузиться" времени, а может из-за усталости от ощущения безысходности и стагнации, но сознание выдало новую, можно сказать, революционную для себя мысль.       Не пора ли тебе что-то менять?       Пусть Антон пока не знал, что конкретно менять и не особо понимал, зачем вообще вылезать из этого состояния, но... Он явно понимал, что это - эмоциональная клоака, образовавшаяся в голове по чужой вине.       Даже Голос сегодня не так язвил. Антону удавалось приструнить и Его, и свою яркую болезненную реакцию на беспочвенные нападки. Он начал свой день со смешанными ощущениями, но с наибо́льшим за последнее время энтузиазмом, пусть и весьма вяленьким.       Чтобы поесть, парню снова пришлось потрудиться, но он знал, что в школе может упасть в обморок из-за просевшего здоровья, и посему через силу набивал щеки ненавистной кашей, как вдруг Антона озарило.       « — Не хочу идти ни в какую школу! Она только удручает, а настроение у меня только-только поднялось, да и так чуть выше плинтуса. »       Со стороны выглядело, наверное, странно.       Думал парень по объективным причинам не вслух, и с каждой последующей мыслью все медленнее пережевывал еду, немного выпадая из реальности.       Придя к окончательному решению, он взглянул на часы и без лишних раздумий поторопился к выходу, схватив полупустой рюкзак. До начала уроков оставалось достаточно времени, чтобы перехватить практически любого школьника хотя бы по пути к Дому Знаний, но Антону повезло и он увидел Полину на пороге ее собственного.       « — Правильно ли я поступаю? » — невольно задумался Петров.       « — Какая к черту разница, начну жизнь с чистого листа, а перед началом дам себе физический и моральный отдых. » — пронеслось быстрое оправдание своего безрассудства в собственной голове.       Катя вышла по направлению к школе, морозный ветер дул в спину как и всегда по утрам на севере, достаточно мощно. Но неведомое ощущение что просто надо, несмотря на пургу, обернуться, взяло верх. Увидев две знакомые фигуры девушка опешила, признав в них одноклассников, но, решив все же не задерживаться, поторопилась в школу, мысленно фиксируя это воспоминание для туманной возможности как-то использовать в будущем.       Увидев приближающуюся к себе с другой стороны улицы фигуру, Полина немного попятилась назад. Незнакомая походка человека, неумолимо надвигающегося на нее, к тому же, с другой стороны слабо освещенной улицы почему-то сильно напрягли ее. Полина встала на месте как вкопанная, и ждала пока человек выйдет на свет, показав лицо. К счастью, буквально за десять метров до столкновения, девушка узнала в "незнакомце" объект своего воздыхания. Странно, что она не поняла кто это еще издали смотря на парня, ведь общается с ним достаточно долго и наблюдает за каждым действием достаточно для того, чтобы подметить и более неочевидные нежели походка, тонкости.       Расслабившись, но в то же время опешив, она и не знала что сказать.       — Привет, Полина! — с несколько чрезмерным энтузиазмом выпалил парень.       — Привет, Антон... — ответила ему смятенная Полина, не понимающая, чем обязана такому визитеру.       — Ты чего это... ни свет ни заря? — она пыталась связать слова во внятные предложения, смущенная и не понимающая, чего парень хочет. Еще и такой взбудораженный.       — Да я, понимаешь, решил за тобой пораньше зайти, пока ты, вот, дома. Ну, около него. — неловко покосившись на здание, усмехнулся Антон.       — А чего это именно за мной? — девушка окончательно запуталась, а ведь услышала всего две фразы из его уст. Этот визит сильно сбивает с толку только начавшую попытки сепарироваться от Петрова Полину. Но в груди отдает сладкой болью каждый раз, когда со стороны парня идут любые, напоминающие нечто двусмысленное, импульсы.       Может и стоит дать последний шанс...       Ему, своим чувствам и надеждам, да хоть чему-то хорошему, наконец!       Полина смахнула в сторону тени сомнений и успокоила себя, с трепетом ожидая, что же услышит в ответ.       — А почему нет? Не чужие ведь люди, а почти не общаемся в последнее время. — как ни в чем не бывало, парировал парень, и настороженность девушки практически пропала, растопленная такими уверенными словами, фактически, адресованными ей.       — Ну что тогда, можем выдвигаться в школу? — уже расплываясь в улыбке, спросила девушка, всем корпусом было направившись в нужном направлении... Когда, к своему удивлению, обнаружила как Антон замешкался.       — Что-то не так? — торопливо продолжала она.       — Можем и прогуляться перед уроками, если ты хочешь, не обязательно же сразу туда идти. — будто оправдание своего опрометчивого первого предложения. Все же, как бы девушка ни пыталась перебороть себя, при виде Антона она быстро сдавалась и немного прогибалась под его интересы. Особенно на контрасте событий последнего времени. А сказанные только что слова стали катализатором, заставляющим еще сильнее поддаться.       — Н-нет, слушай... У меня такая идея, Полин. Не знаю, оценишь ты или нет, но я сегодня, вот хоть убей - не хочу в школу! — в интонации Антона были слышны нотки отчаяния и, немного, печали. Но проявленная инициатива заставила девушку оставить переживания где-нибудь за рамками этого дня. Пусть хотя бы в этот, один единственный день, все станет внезапно хорошо, а там видно будет.       — Я тебе вот что предлагаю. Поехали куда-нибудь, погуляем.       — Это куда например?        — Махнем в другой город. Посмотрим на что-то кроме нашего родного захолустья. он снова усмехнулся. Атмосфера была странная. Улица, тусклый фонарь, пурга.       Непривычно гиперактивный Антон, в довершение образа которого, из-под шапки торчали взъерошенные волосы, развеваемые ветром. Недолго подумав, девушка согласилась       Кое-как, из-за не благоволящей прогулками погоды, ребята добрались до места, знакомого всем местным жителям, но редко кем-то используемым. Железнодорожные пути. Вещь полезная, но особых нужд в передвижениях на такие расстояния ни у кого из села не было.       В момент пролезания сквозь дыру в сетчатом заборе Полина напряглась, но не так сильно, как когда им пришлось залезать на платформу. Прямо через рельсы! Но и денег с собой было взято не так много, чтобы платить за проезд. Антон, конечно, бессовестно взял из папиного кошелька пару купюр, но достаточно небольшого достоинства, чтобы никто не заметил - на это совести хватило.       Полина нервно оглядывалась каждый раз, слыша открывающуюся в общий вагон дверь, но контролеров ни разу так и не увидела. Антон же, с крайне мечтательным видом прилип взглядом куда-то к горизонту за окном. В его голове крутились уже навязчивые мысли о новой жизни. Не искренние, а именно навязчивые. Не осознанные желания, а подсознательные попытки убежать от тоски любым возможным способом.       Пейзажи, проносящиеся вдаль во время поездок, завораживали его всегда. Будь то путь, проделанный на машине или, реже - на общественном транспорте. Парень погрузился в свой, отдельный от реальности вакуум, бредя о том, что все налаживается. Утопичные мысли сопровождались фоновым наблюдением за красотой, созданной природой. Сначала Антон смотрел на почти неподвижные дали, у самого горизонта, где виднелись крохотные домики. Может, и соседней от их, деревеньки. Как и всё остальное, крыши были занесены снегом. Опуская взгляд чуть ниже, он заметил замерзшую речку, которая из-за бóльшей близости к поезду двигалась чуть быстрее относительно деревушки.       — Смотри, Полин, это же Ольховка наша? — благоговейно произнес парень.       Полина в ответ лишь застенчиво пожала плечами, поджимая губы и недоуменно хлопая ресницами, после чего Антон погрузился в свои мысли снова.       Чуть ниже речки был байрак, который особенно необычно выглядел под покровом снега. Но быстрее всего мимо проносились фонари, обрамляющие пути, и сами рельсы, но это только если приподняться и заглянуть поезду почти под колесную пару.       Полина не знала, с чего можно начать диалог, и нужно ли вообще, пытаясь понять это по виду Петрова, неловко пытаясь заглянуть в его отвернутое лицо. Сам же Петров выглядел вполне удовлетворенным рассматриванием ландшафтов за пластиковым, немного грязным окном.       Когда же поезд сделал очередную редкую остановку, Антон оживился, схватил девушку за руку и потянул ее за собой, выбегая из поезда, ничего не сказав.       Ошарашенная Полина также молча поддалась и буквально через пару секунд оказалась вместе с Антоном уже на платформе.       — Где мы? — робко начала девушка, пытаясь сориентироваться и, заодно, вытянуть хоть слово из настораживающе долго молчавшего Антона.       На этот раз плечами в ответ пожал уже он. Но бегло осмотревшись и зацепившись взглядом за большое табло, выпалил:       — Юрга!       — Спасибо... Получается, ты и сам не знаешь, куда идти? — дедуктивные способности Полины не произвели на парня впечатления.       — Получается, так.       Парень уже более осознанно огляделся, ища путь к отступлению, ведь внезапно вспомнил, что ехали они зайцем. К огромному несчастью, ни дырок в заборе, ни открытого выхода со станции не было. Пришлось перелезать через забор. Полине это не шибко понравилось, но откровенничать она не стала. Все-таки, у нее может получиться наладить отношения с человеком, в котором она души не чаяла. С человеком, который спустя несколько лет близкой, теплой дружбы просто взял, и отдалился от нее в кратчайшие сроки.       Полине не столько хотелось узнать почему, сколько болезненно хотелось вернуть все. Возможность хотя бы также задушевно общаться как раньше казалась сейчас уже чуть ли не мечтой, а ведь совсем недавно была реальностью. Имея - не ценим, потерявши - плачем. Она прочувствовала это на себе нагляднейшим образом, и чувствовать подобное больше не хотела.       Успев зацепиться всеми возможными краями подола пальто, капюшоном куртки и прочими элементами одежды, ребята все же преодолели ненавистную преграду, после чего посмеялись над нелепостью, но оба не совсем искренне.       Антон - потому что маниакально хотел создать иллюзию веселья хотя бы для себя. Полина - чтобы поддержать его.       Хотя доля души в этом и была, просто недостаточная доля. После сией авантюры ребята решили расслабиться, прогулявшись по новой для них местности. Вперед - в неизведанное.       Ребята неспешно проходили многие улицы, прогуливаясь по парку и любуясь желтоватым оттенком уличных фонарей. Жизнь в городе кипела, была наполнена другим ритмом и живыми эмоциями. И Антон чувствовал все, заряжался от этого темпа и испытывал несвойственное ему настроение. Слишком уж энергичное для привычного самоуничтожения. Может мозг решил таким образом защититься от груза полученных травм? А может, Петров просто стал утрировать всё вокруг, лишь бы вызвать в себе другие чувства? Ведь выглядел он достаточно импульсивным. И Полина отчетливо видела это.        Антон говорил иногда быстрее обычного, его глаза горели и цеплялись за любую мелочь, которую ему было просто необходимо обсудить. Морозова сначала посмеивалась, охотно развивая тему. Но после некоторых замеченных деталей, стала присматриваться к поведению собеседника внимательнее.        — Полин, может... — Антон понимал, что девушка скорее всего откажется, но именно сейчас ему хотелось сделать что-то не характерное собственной персоне. Зажить, смотря на окружающий мир другим взглядом. — Давай пива купим? — Петров остановился, заглядывая в светло-голубые глаза девушки. Она лишь слегка растерялась, немного более волнительно оглядев юношу.       — Я не буду, но ты если хочешь - можешь. — Полина легко улыбнулась, старательно скрывая свои внутренние переживания. Ей не хотелось бы разрушить прекрасную атмосферу между ними, которую не было возможности прочувствовать ранее.        — Хорошо, тогда надо попросить кого-нибудь. — Петров пропустил смешок от осознания его последующих действий.       Ребята быстро нашли небольшой магазин где продавалось то, что было необходимо. Но Антон еще долго выбирал из прохожих подходящий вариант. Он оценивал по внешности, по степени усталости, по серьезности и хмурости. Не хотелось позориться несколько раз, выслушивая категоричный отказ. И через какое-то время Петров нашел подходящего по его мнению кандидата.       — Здравствуйте! А можете, пожалуйста, купить мне... — Антон улыбался, стараясь показаться максимально дружелюбным. Но это скорее добавляло его образу детских черт, которые для такой просьбы были лишним дополнением. — пиво... — после небольшой паузы юноша закончил, не смея отвернуться и перестать смотреть на лицо незнакомца. Прощупать почву чтобы понять предстоящую реакцию стало уже привычным делом, как в семье, так и на улице, с абсолютно неизвестными людьми.       — О-о-ой, пацан, ты че? Нет, конечно. — мужчина зычно рассмеялся, обходя Антона и продолжая свой путь. Но Петров встал перед ним, загораживая проход.       — Я Вам сдачу оставлю. — Антон решил договориться так, как располагала ситуация. И кажется, получилось. Ведь мужчина едва заметно хмыкнул, протягивая руку для получения денег.        Долго ждать не пришлось, теперь у Петрова в руках стеклянная бутылка с пивом, которое, честно сказать, на вкус ему совсем не нравилось. Но в нем проснулся необъяснимый трепет. Маниакальное желание цепляться за все, лишь бы не допустить падения в ту бездну, в которой пребывал последние две недели. Какой-то частью своего сознания он понимает, что это вероятно ложные маяки, и любовь к парню, разгуливающему в олимпийке, никуда не делась. Но, хочется верить в перспективы будущего, особенно, после стольких слез. Даже если этим, вероятно, ты сделаешь хуже, когда магия этого состояния иссякнет.        На улицах уже темнело, Антон совсем не чувствовал себя уставшим. Хотя и гулял с Полиной весь день, даже не задумываясь о возможных последствиях. Ведь он не только из дома обманом сбежал, так еще и уроки прогулял.       — А что у вас с Ромой? — неожиданный вопрос от Морозовой заставил вздрогнуть. Она, конечно же, девушка далеко не глупая. И ей не сложно понаблюдать за всей ситуацией со стороны и сделать свои выводы. Но Петров никак не ожидал услышать это имя.       — Ничего. — Антон искренне не хотел развивать эту тему, надеясь на ее такое же быстрое завершение.        — Не волнуйся, Антош. Ты можешь мне доверять. — Полина рассчитывала услышать признание в том, что ее друг одумался. Смог понять, что она была права, переосмыслил свои приоритеты и вернулся на лучший путь.        — Я не знаю, Полин. У меня такой же вопрос, но к нему. — через громкий выдох сказал Антон, опуская глаза в пол. Это было лишним откровением.       Бутылка, выскользнув из рук, звонко разбилась. Антон ошарашенно смотрел себе под ноги, иногда бегло оглядывая лицо девушки напротив.       — Ты общаешься со мной только тогда, когда Рома пропадает из твоей жизни. Думаешь, я совсем ничего не понимаю? — Полина заговорила с примесью обиды, хмуря свои тонкие брови.       Морозова, кажется, поняла это только сейчас. Ранее у нее были подобные предположения, но девушка отчаянно их прогоняла, веря в лучшее. И не осталось никаких сомнений, осознание пришло слишком внезапно. Это не заблуждение, это жестокая действительность. Антон изменился, не переживая сложный период после испорченной компании, а пребывает в состоянии потерянности из-за отсутствия той самой компании. И их прогулка, дружба, всё это - ложь, лишь бы не остаться одним. Неискренность не нравится Полине, как бы это ни звучало, учитывая ее заговор с Катей. Петров, как бы она ни старалась отвлечься, пугал ее своей импульсивностью, настораживал появившейся вспыльчивостью, и она не понимает, как вообще согласилась на подобную авантюру. Девушка никогда не прогуливала школу, тем более, уезжая в ближайший город. И зачем? Чтобы убедиться в том, что Антон общается с ней лишь потому, что больше не с кем?       И Полине не нужно было больше слов, развернувшись, она ушла, старательно сдерживая скапливающиеся в глазах слезы.       А Антон замер, смотря на хаотично разбросанные осколки под ногами. Он присел чтобы собрать их и выбросить, предусматривая ранение детей или животных по неосторожности, но...       ...но подняв самый большой, острый осколок, Петров буравил его взглядом.

А что если...

      Антон поморщился, принимая боль от мыслей, которые его посетили.       Ему уже давно не кажется, что в его случае есть спасение, что все исправится и обретет те же краски, которые потерялись после истерики под деревом. Петрова ничего не держит больше. Нет любви, нет понимания, нет милости и уважения. Родители ругаются, дерутся и не воспринимают своего сына всерьез. Рома пропадает, избегает и язвит, лезвием ножа скользя по сердцу. Полина разочарованно ушла, и по ее глазам ясно то, что она напугана от такого поведения. И нет надежнее попутчика теперь у Антона, чем тревога. Вот она - его тяжелая участь награда за попытки скрыть свое нутро от себя самого.

Петров до острой боли сжимает осколок в ладони, чувствуя, как он прорезает верхний слой кожи и впивается глубже. Антон хмурится, прикусывая нижнюю губу.

      И его мысли не помогают ему избежать задуманное, а лишь подначивают сотворить глупость. Или он так слаб, что даже этого сделать не может? Не может понести ответственность за принятое решение, и не это ли доказательство справедливости отношения родителей к нему?

Антон разжимает ладонь, видя как осколок окрасился в алый, а кожа украшена того же цвета разводами.

      Его любовь, которая окрыляла и придавала сил, сейчас живет своей жизнью, не разрешая заглянуть в свой мир. Не впускает, сколько бы ты ни просил. И Петров понял это давно, но принять не сможет никогда.

Он берет его в руку и задирает рукав куртки, оголяя запястье на другой руке.

      Экзистенциальный кризис одолевает парня с новой силой. В чем смысл бренного существования, когда всем и так известен печальный конец? К чему этот муторный путь, который усыпан страданиями и попытками облегчить жизнь? Зачем пытаться ее облегчить, если все можно решить более простым способом?

Петров жмурит глаза, чувствуя кожей холод стекла.

      Он не будет жалеть о принятом решении, он не такой, каким его считают родители. Антон стойкий и может понести ответственность за мысли, хоть они давно стали неуправляемыми. Но теперь это дело разгоряченного принципа, отчаянного голоса души. Петров хочет доказать что-то в первую очередь себе, даже если бы на него были нацелены тысячи взглядов, и одна пара любимых, голубых глаз.

Мурашки пробегают по телу, от холода ли, а может, от предвкушения?

      Петров ощущает как в груди что-то колеблется, рвется наружу. Хочется закричать, но кажется, сколько бы ты ни вопил, никто тебя не услышит. Антон один, остался один стоять и наблюдать за сотнями жизней, за минувшими временами, за легкомысленными улыбками. И сейчас искренне верит, что все это обойдет его стороной. Он уже прожил свои счастливые деньки, а теперь будет вынужден страдать.       Каждую минуту, каждый час и каждый день.       Каждую неделю, каждый месяц и каждый год.       Постоянно, всегда, вечность.

Антон сводит брови к переносице, чувствуя, как стал надавливать сильнее.

      Голова стреляла резкой болью, тело зудело, как выбраться из оков человеческой тяжести и стать чем-то большим? Энергией, которая плавает по вселенной и наслаждается своим незамысловатым существованием.       Антон срывается с места, бросает осколок в сторону и бежит за Полиной. Ему нельзя больше допускать подобного развития событий, он сходит с ума и это перестает быть теорией. Нужно срочно спасать свое положение, помогать себе. Ведь если он потерял самое дорогое, стоит держаться хотя бы за сравнительно близкое. Иначе это не кончится ничем хорошим. Чувство вины разрастается, раздувается изнутри и ломает ребра. Будто сотня паразитов появляются в желудке и ползают по стенкам твоих внутренностей. Липкие, но до ужаса голодные и абсолютно не брезгливые.       Петров не оборачивается, морозный воздух покалывает щеки, глаза слезятся от ледяного порыва ветра, но он бежит прочь. И увидев на горизонте густые, длинные волосы, у парня открывается второе дыхание.       Подбежав наконец к Морозовой, парень останавливает ее, разворачивая к себе, и упирается руками в свои колени, стараясь отдышаться. Как после случившегося правильно сформулировать свою речь и добиться понимания? Как решить всё парой слов, чтобы не вызвать водопад встречных вопросов? Как помочь себе и остаться рядом с Полиной? Как передать, что единственное оставшееся желание - упасть ей в ноги?       — Полина, стой, прошу тебя, выслушай. - говорит парень, наконец выпрямляясь и заглядывая в нежные глаза девушки. Ее брови сделались домиком, Полина была готова покорно ждать, чтобы разрешить случившийся конфликт. Она не была любительницей подобных недоговорок, особенно, если речь шла об ее объекте воздыхания.       Антон знал, что сейчас скажет. Знал, что готов начать жизнь с нового листа. Понимал, что если все тянется уже две недели, вряд ли есть шанс что-то изменить. Для него это тянулось практически вечностью, во время которой он лишь ломался. И Петров старался, искренне верил в лучший исход. Позорился, унижался, вынуждал бить себя, получая заслуженные сравнения с безумцем.       — Давай встречаться?

____________

      Рома проснулся раньше обычного. Он мучался от собственных мыслей, от горечи, которую испытывал ежедневно. И его эмоции удивляли владельца своими масштабами, они не планировали давать времени на передышку. Только разрастались, открывая дыру в груди, которая умело поглощала все надежды и мечты. Пятифанов быстро выполнил череду привычных действий и уже вышел из дома, направляясь к школе. Всё происходило быстро, его единственной целью на данный момент был лишь один человек, и это Антон. Хулиган больше не может, не выдерживает, кажется, еще чуть-чуть, и его начнет трясти из-за объема недосказанного. Сигареты не помогают, природа не утешает, все они - враги, которые вызывают бурю агрессии. Рома словно по-детски вообразил из себя воина, который сможет пережить разорванное собственноручно сердце, но сейчас готов упасть, сжимаясь от боли. Видеть раз за разом в зеркале чудовище, которое выбрало дальнейший путь самостоятельно, лишь пробуждает ненависть к собственной персоне. Каждый раз открывая веки, Рома точно может разглядеть в отражении оскалившегося виновника. И во имя добра он бьет, но стекло без ответа. Нет сил понять, что нежить та - это он.       Стоя у входа в школу, перед лицом мелькало много знакомых лиц. Но того самого не было даже близко на горизонте. Рома зашел в теплое помещение и нетерпеливо ждал, пусть и в самом здании не было шанса спокойно поговорить, светлая макушка - уже фундамент под ногами. И по завершению пятого урока, Пятифанов не выдержал, и сбежал, держа свой путь к дому Антона.       Пробегая деревья, разные развилки, не возникало никаких сомнений или неуверенности в принятом решении. Всё потеряло значимость без лучезарной улыбки Петрова. Хулиган явно позабыл ее важность, раз смог даже мысль о подобном расставании допустить.       И путь оказался короче ожидаемого, сердце билось в ускоренном темпе не только от бега. Волнение скручивало и пробиралось под кожу, меняя местами любые слоги в примитивных словах. Рома застыл у входной двери дома Петровых, прожигая её взглядом. Сжатая в кулак рука поднималась вверх, желая постучать. Но что-то не давало этого сделать.       О гордости и речи не шло.       Это было чувство вины.       Пятифанов поморщился, так и застыв.       В память врезался нежный взгляд Антона. Глаза, что раннее были наполнены нежностью, сейчас покрылись глубокой трещиной. Пастельно-голубой оттенок пропал, затерялся в толпе с остальными, серыми, потерянными глазами. А кто виноват?       Избитые костяшки постучали по двери, и Рома тяжело выдохнул, стараясь собраться с мыслями.       За дверью послышались неторопливые шаги, подходящие к источнику звука.       Хулиган напрягся, подобрался и расправил плечи. Он прекрасно знал, что родители Антона его недолюбливают, напоминанием тому их встреча дома у Пятифанова. Но ответ на вопрос получить было важнее, чем бросить собственную гордость кому-то в ноги.       Карина открыла дверь, вопрошающе оглядывая гостя.       — Здравствуйте. Позовите, пожалуйста, Антона. — проговорил Рома, уверенно заглядывая в глаза Петровой.       Мать нахмурилась, ее глаза забегали по окружающей местности, и недопонимание уставшей женщины читалось без всяких трудностей.       — Он в школе, как и всегда в учебные дни. — Карина прищурилась, вновь посмотрев на Пятифанова. Она явно пыталась понять некоторые детали, которые упустила. Недоверие к ситуации в ее понимании обрело новые краски, с чего бы вдруг одноклассник Антона забежал к ним домой, пытаясь выяснить, где он?       — А, точно. — и Рома развернулся, уходя прочь. Он не смог сказать ничего более, это оказался предел его возможностей. И подставлять Антона он ни в коем случае не желал. В горле образовался ком, вот каково оно, не иметь ни крупицы информации.

Where's My Love

SYML

Cold skin. Yeah, that's my love Him hides away, like a ghost Холодная кожа. Да, это моя любовь, Он скрывается подобно призраку.       Но хулиган не был готов переставать бороться. Рома гулял по посёлку, заглядывал в каждое заброшенное здание и внимательно оглядывал каждую детскую площадку. Ходил около гаражей, пробегал там, где они прогуливались с Антоном, поддаваясь беспощадным воспоминаниям, которые лишь подначивали ускориться. Проходил около чужих домов, слышал детский смех, видел чужие улыбки и чьи-то следы на снегу.       Жизнь проходила мимо него, пока он лишь существует.       Обойдя весь посёлок, Пятифанов направился в лес, искать того, кто вынудил сердце совершить кульбит. И нет ничего более, нет мира и реальность отсутствует. На губах застыла фраза, которую срочно нужно сказать провокатору этих чувств: — Я люблю тебя!       И так сильно любит, что не смог победить это чувство. Был всегда непредсказуем, никому не принадлежал и не проигрывал. А сейчас признает неизбежное поражение, чувствует замкнувшиеся на руках наручники. И идет вперед, невзирая на мороз, на темень и враждебную атмосферу леса, в котором могут быть дикие звери. Разве может быть что-то важнее, чем твоя любовь, которая кричит о том, что ты обязан его увидеть? Does him know that we bleed the same? Don't wanna cry but I break that way Знает ли он, что мы с ним одинаково истекаем кровью? Не хочу плакать, но я сжигаю мосты.              На улице быстро стемнело. Время протекало мимо, не было понятно сколько парень уже бродит меж деревьев. Радует лишь, что Рома хорошо ориентируется в лесу благодаря Бяше и его походам, в которые он всегда приглашал лучшего друга в летнюю пору.       Нервозность окутывала каждый раз с новой силой. Не было ясно, вернулся ли Антон домой, все ли у него в порядке? И череда тревожных мыслей душила, заставляла частенько переходить на бег, чтобы оправдать ускоренный стук сердца. Нет никакой гарантии, что увиденное дальше не будет остывшим телом возлюбленного. Паника и паранойя развивались, невзирая на решение владельца этих чувств, но Рома еще мог держаться, не поддаваясь очевидному страху за жизнь Антона. Ведь если Петров навек покинет этот мир, не услышав правду, в чем дальнейший смысл? Уйдет, оставив хулигана здесь одного, и по вине Ромы бросит его, даже не попрощавшись. Исчезнет, не выслушав.       — Я тебя очень люблю. — тише прежнего проговорил хулиган, пытаясь разглядеть в непроглядной темноте леса хоть что-то. Cold sheets. Oh, where's my love? I am searching high, I'm searching low in the night Холодная постель. Ох, где же моя любовь? Я ищу его тут, я ищу его там в ночи.       Колючие ветки цеплялись за одежду, явно желая остановить любящее сердце, которое вынуждало продолжать поиски. Снег проминался под весом парня, вынуждая тратить на передвижение больше задуманного времени. Рома даже не в курсе, куда ведут его маяки собственного тела, но повинуется, продолжая идти. Он сделает всё, чтоб свет любви вновь наполнил нежные глаза Антона, даже если придется обойти весь злосчастный лес. Но найдет, из-под земли достанет, но найдет.       И бродит он так уже битые два часа. Не чувствует кончиков пальцев, которые кажутся заледеневшими. Но грузящее осознание отсутствие нужного человека берет верх, Пятифанов разворачивается, неторопливо идя в сторону дома. Он не спешил, все еще надеясь на то, что сможет уловить средь тьмы светлый лучик в лице Антона. Did him run away? Did him run away? I don't know Убежал ли он? Убежал ли? Мне не известно.       Но так и доплел до дома.       Вновь застыл, стоя у калитки собственного жилья.       Нет, это не то...       В данный момент Рома не потратил много времени на раздумья, сменил маршрут, двигаясь по проложенному в сердце пути. Под свой контроль хулигана взяла надежда, которая и заставила подумать, что попробовать достучаться до Антона снежками в окно, веря в то, что тот уже дома - идея неплохая. If he ran away If he ran away, come back home Если он все-таки сбежал, Если же он все-таки сбежал, пусть вернется домой,       И ведомый своими чувствами хулиган уже стоял у нужного окна, отчаянно стараясь проглядеть что-то за занавесками необходимой комнаты. Но тратить время впустую, стоя на морозе - не хотелось. Так что Рома сразу перешел к активным действиям, небрежно собирая снежки. Just come home Просто вернись домой...       Глухой стук по окну отдался шумом в голове у Пятифанова. Все было отвратительным, особенно осознание, что имеющиеся сейчас проблемы - полностью его вина. Но на звук никакого отклика не было, абсолютно ничего. Так что Рома принял решение, что будет разбираться с проблемой по-Пятифановски. If you bled, I'll bleed the same Если ты истекаешь кровью, я буду истекать вместе с тобой,       Нога аккуратно нашла выступ на деревянной стене, и Рома точно помнит, как уже исполнял подобный трюк. Так что по памяти возобновив ситуацию, хулиган выискивал последующие выступы. И быстрее прошлого раза оказался уже у окна, за просвечивающимися занавесками которого были заметны чьи-то движения. Резкое одергивание заставило слегка вздрогнуть, но вцепиться в точку опоры сильнее. If you're scared, I'm on my way Если тебе страшно, я уже в пути       Парни застыли, ошарашенно уставившись друг другу в глаза. Петров открыл окно, молча отходя и впуская хулигана в теплое помещение. Он и сам не понял как это произошло, потому что руки машинально сделали это, не спросив разрешения у хозяина. Его взгляд бегал по полу, оправдывая нависшее волнение. Пятифанов учтиво сел на подоконник и, постучав кроссовками друг об друга, сбросил налипший снег. Ведь это то, что он не сделал в прошлый раз, и оставил на полу в чужой комнате грязную лужу.       Неуверенно Рома перелез через раму окна. Хулиган молчал, слова не вырывались, все помутнело и потерялось. Только сердца стук был слышен в нависшем молчании, во время которого Пятифанов старался бороться с желанием просто притянуть Антона в объятия. Без слов, но это не та ситуация, в которой их можно назвать бесполезными.       Хулиган подошел к Антону вплотную, аккуратно поднимая его голову, дабы заглянуть в хрустальные глаза.       — Я люблю тебя. — будто стараясь отдышаться проговорил Рома, хмурясь и принимая то, что сейчас это всё, что может иметь значение. — Я тебя очень люблю. — в глазах хулигана появился неестественный блеск. Пятифанов сократил расстояние между ними, нежно целуя парня в лоб. — Давай поговорим, прошу. — Рома стал успокаиваться, но явно, зря.       Его резко оттолкнули от себя, заставляя покачнуться от неожиданности данного действия.       — Хватит приходить ко мне! Хватит, я не могу больше! — вырвался отчаянный вскрик дрогнувшего голоса. — Я хочу нормально жить, я не хочу каждый раз встречаться с тобой на протяжении всей своей жизни. Ты.. Ты... — Антон пытался собирать мысли воедино и говорить ровно, но не мог больше сдерживать в себе весь тот порыв. — Ты не можешь! Это моя жизнь! Ты ненастоящий! — Петров стал активно жестикулировать, пропуская рваные выдохи.       А Пятифанов застыл с округленными глазами, которые явно выражали его шокирующее состояние от услышанного.       Он ведь не приходил к нему, и, что значит "ненастоящий"?       Рома попытался подойти поближе, аккуратно выставляя руки перед собой, чтобы хотя бы немного успокоить вспыхнувшего Антона. Пятифанов испугался, его глаза не выглядели даже живыми. Он был так... Сломан..       — Нет, не подходи ко мне! Я прогоню тебя сейчас, и ты не придешь ко мне снова! — Петров отходил назад, старательно наращивая между ними расстояние.       — Антон, я не понимаю о чем ты. Я настоящий, я не приходил к тебе до этого момента. — Рома остановился, напугано оглядывая Петрова.       А тот замер, выискивая подвох в образе Пятифанова.       — Я хочу поговорить, выслушай меня, пожалуйста. Давай всё обсудим. — Пятифанов вновь стал подходить ближе. А Антон, немного хмурясь, прокручивал в голове все случившееся, чтобы найти весомый аргумент - почему Рома и вправду тот самый Рома, а не его затуманенная иллюзия, смешавшаяся с реальностью.       И пожалуй, жест, который хулиган сделал перед тем, как залезть в окно, оказался стоящим доказательством. Но, Антон пытался понять, мог ли он воссоздать по своим воспоминаниям другого Ромку, такого же, с такими же повадками и памятью, но по факту, не являющимся именно Пятифановым.       Погрузиться в размышления не вышло. Петрова прижали к себе в теплых, крепких объятиях, которые боялись его отпустить.       И Антон распахнул глаза.       Он удивленно оглядывал хулигана, пытаясь понять, что чувствует.       Ошарашенный взгляд привлек к себе внимание Ромки, но не успел тот что-то сказать, как сдерживающийся столько времени Петров, дал себе волю.       — Ты столько времени бегал от меня, оскорблял, пытался задеть за живое. А сейчас.. Приходишь и как ни в чем не бывало просишь поговорить с тобой? — Антону это показалось отвратительным, он даже не услышал банального извинения, его достоинство на его глазах топчут, смешивая с грязью под ногами. — Уходи, я не верю тебе. Я больше не хочу тебе верить. — в глазах Петрова закрепилась не та печаль, которую Рома видел каждый школьный день. Это был огромный ком обиды, срывающий ему голову. Он больше не смотрит на него так, как смотрел двумя неделями ранее.       Что же ты наделал, Рома?       Пятифанов вздрогнул, боль под ребрами протыкала насквозь, раздирала всё живое, оставляя кровавые лужи под собой. Не было возможности сдвинуться, всё исчезло, окончательно теряя краски. Нет больше вероятного добра. Злоба, нацеленная на себя, резкой болью осознания ударила в самое сердце. Пусть Ромка в спорте хорош, но этот удар пропустил, без возможности увернуться.       Сильнее физической боли, страшнее любой смерти. Нить, натянутая между ребятами до треска, разорвалась. Её красный цвет вымылся, из-за расстояния натерся, превращаясь в грязный, серый оттенок. Родственная душа кричит на тебя, приговаривая: « — С глаз долой, из сердца вон! ». Электрический звон в ушах перебивал любые звуки в реальном мире, Пятифанов просто стоял без возможности шевельнуться или выбраться. Это... Конец? Just come home Просто вернись обратно домой...
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.