А если..?

      Интересно, согласится ли человек с другого конца трубки на его предложение?       Есть только один способ узнать.       Злосчастные гудки раздавались один за другим, казалось, целую вечность, пока давно знакомый голос не развеял тишину.       — Алло? — задумавшийся Антон даже не сразу опомнился, пытаясь собрать мысли в кучу. Он что-то хотел сказать. Как будто что-то важное.        « — Как всегда невовремя. » — пронеслось в мыслях. И правда, эти замирания в своей голове парень не очень любил по большей степени из-за того, каким недотёпой они его выставляли.       — Алло-о..? — напомнил о себе голос в телефоне.       — Да, да. Привет! — Петров все еще не мог избежать погружения в собственную память, старательно выискивая там хотя бы намёк на то, что спровоцировало его сделать этот звонок.       « — Что-то важное... Точно! Я хотел... » — его мысли были безжалостно перебиты.       — Ах, Антоша, это ты! Чего звонишь-то? С праздником поздравлять рано, вроде как. Погоди! Не говори. — Антон смущенно замялся, уже было открыв рот для следующей реплики.       — Вроде забот по дому после полуночи никаких не планируется... будет желание - забегай, что ли. — девушка аккуратно хмыкнула, а по интонации можно было точно понять, что она улыбается.       « — А вот и идея моя, беспардонно украдена прямо из-под носа. Обидно, досадно - ну, ладно. »       — Хорошо. Звонишь сам, а почти ни слова не вымолвил. — парень буквально видел театрально надутые губы.       — Услышал твой голос - обомлел. — чуть усмехаясь на конце фразы, свёл на нет даже шуточную претензию Петров.       — Ой-ой-ой! Конечно. — девушка все же быстро сменилась в настроении, пропуская легкий смешок.       — Так и было, честное пионерское.       — Какое "пионерское", ты дату видел?       — Ну, допустим, видел. — улыбаясь, отвечал Антон. С того конца трубки раздалось возмущённое хмыканье.       — Всё, отстань, невежда.       — Почему невежда-то сразу? — парень чувствовал в этой беседе непринужденную атмосферу, которая наполняла его маленький мир приятным ощущением.       — Мало того, что их уже пионерами-то не называют, так ты им и не был никогда, хвастунишка.       — Вот так и шути при девчонках.       — Эй!       — Всё, до встречи в новом году. — снова усмехнулся парень, бросая трубку.       Ну, раз самому предложить погулять не получилось, а на встречное предложение он, как бы, и не соглашался, можно сделать своё появление сюрпризом. Такие приятные планы вполне устроили Антона, и он пошёл дальше хлопотать по дому.       Петров первый из всех пошел приводить себя в порядок, рассчитывая на комфортный и презентабельный внешний вид. Осмотрев весь гардероб, он остановил свой выбор на пастельно-бирюзовом свитере. Вещь была комфортная и приятная к телу, потому что ощущалась словно пушистой. Но, Антону показалось, что это недостаточно праздничный и официальный вид, потому, он добавил в свой наряд рубашку, которую надел под свитер. Со штанами долго думать не стал, решил оставить все же некоторую стабильность в виде привычных, черных брюк. Спустившись в гостиную, юноша оглядел комнату с особым удовольствием от праздничной атмосферы.       Стол в гостиной уже был красиво накрыт, в большой тарелке лежали мандарины, а вокруг салаты, запах которых вызывал неконтролируемую улыбку от воспоминаний этого праздника в детстве. Антон как сегодня помнит, как в один новогодний праздник они с родителями прогуливались по городу, любуясь яркими фейерверками. Снежинки празднично кружили, и мир был наполнен звонким смехом людей разных возрастов. Улыбки случайных прохожих вроде бы не должны были находить такой отклик в чувствах маленького Антона, но он подхватывал этот настрой, припрыгивая рядом с отцом, пока тот держал его за руку. А бенгальские огни! Как же они будоражили, но одновременно и пугали Петрова, пока тот был совсем маленьким. Где-то на подсознательном уровне он слышит их запах, предвкушая наступающий праздник. Парень прикрыл глаза, утопая в нежности момента из прошлого, но никто не планировал позволять ему надолго погружаться в омут собственных воспоминаний.       — Антон! Помоги, пожалуйста, Оле с сервировкой стола, раз ты уже готов! — послышался голос мамы из кухни. Карина торопливо доделывала оставшиеся дела, поглядывая на часы, которые указывали на восемь вечера.       — Мне тоже уже пора в порядок себя приводить, отец скоро приедет. — мама спешно вышла из кухни, снимая с себя фартук, и направилась в комнату.       Из кухни вышла Оля с тарелками, которые она предельно аккуратно несла к необходимому месту. Она была слишком напряжена и серьезна, будто бы их целостность - особо срочное поручение от самого президента. Маленькие пальчики впились в посуду, пока девчушка медленно-медленно шагала, иногда поглядывая себе под ноги. Такая забавная сцена вызвала у Антона непроизвольный смешок, и он подошел к ней, забирая тарелки.       — Иди пока за столовыми приборами, я расставлю. — блондин легко улыбнулся сестре, справляясь с сервировкой стола очевидно быстрее Оли.       Петрова же отлично справилась с приборами, раскладывая вилки около тарелок. Сначала она клала их ссылаясь на произвольные, выдуманные правила, но после того, как Антон напомнил ей, что вилка всегда лежит слева от тарелки, продолжила с особой серьезностью. Забавно нахмуренные бровки с поджатыми губами заставляли невольно засмеяться, учитывая, что на её ушках все еще висели ёлочные игрушки, а на плечиках лежала мишура.       Стол был накрыт, дом украшен, и у всех в душе проснулся трепет от знаменательного семейного праздника, на который каждый возложил особые надежды. Оля убежала переодеваться, и пока ей с этим помогала мама, Антон остался сидеть у стола и смотреть телевизор. Наконец закончилась известная мелодрама, любовь к которой Петров с мамой не разделял. Началась красочная программа с выступлениями известных артистов, которые поднимали бокал шампанского и произносили красивые речи с поздравлениями. Название было запоминающееся - "Волшебный фонарь". Много девушек с пышными прическами, большими начесами и яркой помадой подпевали нашумевшим песням, мужчины в ухоженных, статных костюмах разливали по бокалам шампанское. А в то время на сцене выступали три девушки, группа которых называется "блестящие". Антон не сильно вслушивался, но припев отчетливо слышал: " — Там, только там, только там, голубые жемчуга и цветные берега! " .       Антон в такой игре слов поймал двойной смысл, но, наверное, его там не было, просто призма под которой он вслушивается в песню, меняет изначальный посыл. И каждый раз Петров пропускал легкий смешок, без возможности контролировать рвущуюся наружу улыбку.       — И невозможно угадать, невозможно передать, что я знаю. — пели девушки, а Антон совсем потерялся в мыслях, связанных с Ромой. Где-то глубоко внутри себя он кивнул после этой строчки, как бы соглашаясь с услышанным.       И кажется, такая аналогия вызвала у Петрова чувства, что ему нравится эта песня. Он в целом считал себя человеком плывучим в плане музыкального вкуса, но, ему никогда не нравилась музыка подобного направления. Он предпочитал что-то спокойное, размеренное, но никак не танцевальное и клубное. Или, может понравилась всё-таки, из-за собственной череды мыслей?       — И невозможно передать, невозможно угадать, что мне снится. —       Петров откинулся на спинку дивана, уставившись куда-то в потолок. Он не может до конца бороться с тем, что расцветает в душе, пробивая массивную стену обиды. Парень знает, что чувствует необъяснимую тягу ко всему, что принадлежит хулигану и как-то касается его. И невероятно устал каждый раз ловить себя на осознании, что совершенно ненамеренно находит во всем двойной смысл, а сердце откликается от одного только образа, всплывающего в голове. Антон тяжело вздыхает, старательно прогоняя эти мысли прочь.       Парень не может просто взять и забыть тот факт, что его оставил в одиночестве родной человек, обделяя информацией и милостью. Не так он себе представлял отношения с Пятифановым. Петров одернул себя. Какие отношения? Они даже не говорили об этом, а он как глупый и наивный мальчишка уже успел себе нафантазировать всякого. Помотав головой в разные стороны, блондин сфокусировался на происходящем в телевизоре, дабы отвлечься. Но вернулся он к тому же выводу, что и всегда:       « — Это остается в прошлом году, наполненным сыростью, страхом и неуверенностью. »       Следующая песня была знаменитой группы "Дюна" про пионерский лагерь. Антон вслушивался в песню со смешанными ощущениями. Она была забавной, но по-своему странной в этом смысле. Петров поставил галочку в своем сознании, что именно такие песни - ему не нравятся. Но, его очень позабавила строчка: " — Петров, ты кончил пятый класс. "       Он, конечно, знал, что его фамилия достаточно популярная, но не знал, что настолько. Парень пропустил смешок, после чего вбежавшая в гостиную сестра заставила оторваться от происходящего в телевизоре. Мама заплела ей две чудесные косички, а на ней было очаровательное розовое платьице, украшенное разными блесточками. Оля энергично уселась за стол, бегло поглядывая то на Антона, то на оливье.       — Не расскажешь маме? — наконец спросил девчачий звонкий голосочек.       Антон тепло улыбнулся, помотав головой в разные стороны. Петрова вскочила, быстро хватая вилку со стола, и, наклонившись корпусом вперед, стала уплетать её любимый салат. Голубые глазки блестели, искрились от счастья и предвкушения семейного праздника. А от ее счастья, оживает мир вокруг, даря и Антону умиротворение и искреннее наслаждение ситуацией. Послышались мамины торопливые шаги по лестнице.       — Шухер! — шепотом сказал Антон, отодвигая от нее большую тарелку с оливье. Девчушка подпрыгнула, пряча испачканную вилку под тарелку. Она старалась быстрее прожевать всё то, что у нее осталось за щеками, которые она набивала, словно голодающий несколько дней ребенок.              Мама зашла в комнату в красивой, черной рубашке, и в цвет такой же юбке-карандаш. Она уложила себе волосы, подкрасила нижнее веко и добавила коричневых теней. Кажется, Антон уже не помнит, когда мог увидеть маму нарядной и с теплой, родной улыбкой. Она хитро посмотрела на Олю, приподнимая одну бровь.       — Так-так, маленькая проказница.. — девчушка распахнула глаза и поджала губки, волнительно смотря себе под ноги.       — Щеки бы вытерла для начала, а потом делала вид, что не притрагивалась к оливье. Воришка, ай-ай. — Карина улыбнулась, подходя к столу. Она аккуратно взяла со скатерти салфетку, и наклонившись к девочке, стала вытирать испачканную щечку.       — Я не удержалась... — Оля подняла глазки с пола, глядя на маму особенно умилительно.       Раздался шум от хлопнувшей двери, и младшенькая спрыгнула со стула, забегая в коридор.       — Папа! С наступающим! — мужчина приобнял девчушку, погладив её по голове.       — Да, хорошая моя, и тебя с наступающим. — отец пропустил легкий смешок, снимая с себя уличную одежду.       — А мы уже всё приготовили, всё украсили, всё накрыли и себя принарядили. — девчушка покружилась, как бы намекая, чтобы он обратил внимание на её платьице.       — Я хотела быть с игрушками на ушах, но мама сказала, что так я буду как ёлка. — Оля качалась из стороны в сторону, рассказывая о насыщенном дне с особой теплотой и лучезарной улыбкой. Антон в том числе вышел из гостиной, чтобы встретить папу.       Мужчина снял с себя верхнюю одежду и обувь, и сразу направился к жене, дабы оценить праздничный стол.       — Какие вы молодцы, Карина. Спасибо тебе. — отец наклонился к сидящей на стуле маме, аккуратно поцеловав её в щеку.       От такой картины у Антона в груди что-то ёкнуло, теплом разливаясь по телу. Невероятно приятно видеть хоть какой-то лучик мягкой близости между родителями. И Петров улыбался, неосознанно засматриваясь на их действия, стоя еще в коридоре. Мама в ответ улыбнулась, смущенно благодаря мужа за похвалу. Будто бы снова молодая, ни разу не уставшая от рутины, девушка, проснулась в её душе. Не всё потеряно, и это заставляет Петрова возрадоваться сильнее. Гирлянда в комнате мерцала, окутывая помещение разноцветными огнями. Мишура, разложенная Олей, казалась важнейшим дополнении к декору. И прекрасно дополняла картину украшенная пышная ёлка, придвинутая к углу. Антон не мог перестать улыбаться, пока отец доставал из пакетов шампанское, детское шампанское и какой-то сок.       — Прекрасно выглядите, девочки. — мужчина потрепал Олю по голове, которая вдруг стала аккуратно пританцовывать от какой-то песенки, играющей из телевизора.       Её забавный танец вызвал у каждого теплый смешок, и Антон аккуратно, будто бы боясь нарушить чудесную атмосферу, наконец зашел в комнату, усаживаясь на диван рядом с отцом. Мама сидела на стуле, который принесла из кухни, а второй, небрежно отодвинутый от стола, принадлежал Оле.       Время с таким приятным настроением пролетало незаметно. Семья радостно общалась, иногда подшучивая друг над другом, и искренне от того веселясь. Оля еще несколько раз вызывалась танцевать под особо энергичные песни, добавляя в свое выступление весь артистизм, которым наделила её природа. А отец даже пригласил маму на медленный танец, под песню Софии Ротару "Каким ты был". Петрова младшая тоже выразила желание потанцевать вальс, потому Антону пришлось подняться с насиженного места и продемонстрировать сестре верное к ней отношение. Он вежливо пригласил её на танец, по-джентельменски протягивая руку.       Петров был аккуратен к сестре, которая держалась за него своими маленькими ручками, иногда легонько наступая на ногу и от того резко говоря: — Ой...       И всё бы продолжалось в том же прекрасном, не слишком замысловатом ключе, но вот только из-за повторения одного и того же действия, невольно Антон стал концентрироваться на других вещах, в итоге вслушиваясь в песню.       — Зачем, зачем ты снова повстречался, — пропела женщина. Петров не сдержал грустной улыбки, опуская глаза в пол.       — Зачем нарушил мой покой? — юноша как-то особенно отнесся к этой песне, словно кто-то говорит понятную всем правду жизни, которая вселяет теплое ощущение ностальгии и тоски. И не возникало никаких противоречивых чувств, взрывающихся как ураган.       — В одном, в одном я только виновата, — Петров аккуратно провернул Олю под рукой, пока та хохотала. Но ни на миг не переставал слушать текст песни.       — Что нету сил тебя забыть. — едва заметно покивав головой, Петров не смог побороть непонятное ему чувство. Оно не было печальным и колючим, оно было смешано с невероятной тоской и разочарованием, вынужденным расставанием. И он воспринял это как особое наставление.       По завершению танца, Антон позволил сделать Оле поклон, выводя девочку перед собой. И Петров искренне надеется, что благодаря его трепетному подходу к ней, Оля с возрастом поймет, что отвечать взаимностью нужно только достойным молодым людям. А она, в первую очередь, должна научиться уважать себя, а не обесценивать.       Под звонкий смех, приятные разговоры и стуки бокалов, пролетело несколько часов. И вот передача была прервана вступлением мелодии новогоднего обращения. Труба, предвещающая появление президента на экранах, заставила оторваться от теплых бесед. Все уставились в экран, беря фужеры в руки. Отец достал закрытую бутылку шампанского, чтобы торжественно открыть её под бой курантов, и наполнить бокалы. На экране показывались красивые, густые ёлки, усыпанные снегом. Так же показывали громоздкий, невероятный кремль, завораживающий Антона своим шикарным видом. И наконец, Ельцин появился на экране, начиная свою речь.       Юноша слушал президента увлеченно, пока мама не спросила:       — Уже придумали, что загадаете? — и озарила всех своей мягкой улыбкой.       Антон призадумался, а чего бы он хотел? Речь Ельцина ушла на второй план, пока Петров в ускоренном темпе думал, чтобы успеть загадать желанное под бой курантов. Каким бы ни был его возраст и вера в то, что он парень уже взрослый, именно этот праздник заставит быть его вечно ребенком. Петров хочет во что-то верить, хочет надеяться и рассчитывать на лучшее, и подобные маленькие традиции помогают ему не опустить руки.       Антон прикрыл глаза, прокручивая все мысли, и цепляясь за самые желанные.       Что же, чего же...              Резкий удар курантов заставил распахнуть глаза, а после незамедлительно раздался громкий звук уже открытого шампанского.       Отец стал наполнять бокалы Антону и Карине, пока Оле еще предстоит дождаться открытия её персонального напитка.       Антон закрывает глаза, едва заметно хмурясь.       « — Я хочу, чтобы моя семья всегда была самой сплоченной и счастливой! »       Да, одним из самых важных аспектов в его жизни, придающим сил, была семья. Она медленно разрушается, и Петров это отчетливо видит, но праздник смог подарить надежду. И он зацепится за нее, старательно отгоняя печальные мысли из своей головы.       « — Я хочу, чтобы у Оли было прекрасное детство! И чтобы в следующем году её не обижали в школе! »       Сестра особый источник энергии, от которого у Антона всегда получается заряжаться, становясь сильнее. Он безумно хочет сделать её по-настоящему счастливой, здоровой и сияющей. Хочет, чтобы она никогда не затерялась среди серой массы, утратив свою яркую индивидуальность.       « — Я хочу, чтобы у отца получилось решить все проблемы на работе. »       Папу он всегда любил, хоть иногда он и грешил, позволяя себе поднимать руку на мать. Но, как сыну всегда и говорили: " — Мы взрослые люди, мы все сами решили, ты в это не лезь. " Так он и стал действовать, старательно прогоняя разумные мысли о том, что скорее всего никто из них не решил появившуюся друг на друга обиду, а лишь замяли, вспоминая о детях. Иначе бы это не повторялось, ведь так? А согласно логической цепочке - ссоры начались с момента их переезда в посёлок, из которого вытекают мамины переживания и вечное просиживание дней дома. И для решения всей проблемы нужна работа, которая и позволит им сбежать из этого будто проклятого места. Но смог бы Антон уехать?       « — Я хочу, чтобы у мамы всегда было такое прекрасное настроение. »       Карину Антон всегда стремился защитить, отгородить, хоть частенько и не мог понять её бурной реакции и непонимания, нацеленных на собственных детей. Он чувствовал её обиду на мир, понимал, как тяжело ей изо дня в день убираться, готовить и садиться за просмотр телевизора, который наверняка ей уже невероятно осточертел. И желает чтобы его родители наконец стали взрослыми, а семья, только крепче.       Но тут Антон застыл.       А ты чего хочешь?       Что ты пожелаешь себе?       Петров нахмурился, вслушиваясь в бой курантов и старательно пытаясь понять, сколько осталось до их окончания.       Никоим образом не хотелось не загадать ничего в итоге для себя. Парень стал торопливо думать, прокручивая в голове все возможные пожелания.       И решил, что будет лучше думать обо всех, чем в итоге не успеть ничего.       « — Я хочу быть здоровым и счастливым, хочу настоящих друзей и искренних эмоций, хочу рисовать еще лучше и развиваться! »       Парень нервно сжал руки в кулаки, чувствуя, как короткие ногти впиваются в ладонь.       « — Хочу радоваться жизни, хочу наслаждаться тем, что имею, хочу видеть, что я кому-то дорог. »       Антон нахмурился сильнее, поджимая губы.       « — Хочу любить и быть любимым. »       Громко заиграл гимн Российской Федерации, и семья в один голос закричала:       — Ура-а-а!       Пока Антон медленно открыл глаза, оглядывая их лица. Юноша почувствовал пробежавшую по телу дрожь, насильно возвращая себя в реальность и натягивая улыбку. Они стали чокаться бокалами, поздравляя друг друга с наступившим новым годом. Постепенно Петров все же вернулся в яркие события, происходящие за столом. Оля жадно смотрела на свою тарелку, пока мама любезно накладывала ей оливье. Отец же накладывал себе запеченную курицу, допив шампанское из своего бокала. У Антона хоть и было в том числе спиртное в фужере, его он пил аккуратно, лишь для поддержания праздничного настроения.       — Антон, тебе что наложить? — Карина осталась стоять с большой тарелкой оливье, заинтересованно поглядывая на сына.       Петров улыбнулся от такого маленького, но невероятно теплого жеста, соглашаясь на оливье. Он только сейчас смог заметить, что сильно проголодался. Видимо, во всей суете случайно не стал прислушиваться к организму.       Когда плотный ужин подошел к концу, Антон довольный и сытый откинулся на спинку дивана, смотря программу, которая продолжилась уже после речи президента. Все по очереди стали подниматься и говорить тосты, но лучше всех по понятным причинам получилось у родителей. Они вкладывали в это непривычную для детей теплоту, потому новый год можно считать успешно начатым, благодаря замечательным чувствам, расстилающимся в душе.       Выждав очередной момент, когда сын ненароком глянет в её сторону, Карина взглядом указала на дверь, намекая на разговор тет-а-тет. Антона, не привыкшего к таким жестам, безусловно удивила такая живость его обыденно скупой на лишние эмоции матери, и он кивнул, без замедления двигаясь по направлению к выходу из комнаты.       Карина, аккуратно прикрывающая за собой и за Антоном дверь, едва ли незаметно прятала за спиной в другой руке пакет. Немного прокашлявшись с слегка неловким, но всё равно торжественным видом, мать выставила перед собой руки, демонстрируя пакет уже со всей официальностью. Одна только улыбка так редко радующейся матери умилила парня. Он и не знал, чего можно ожидать в подарок, ведь деньги в семье лопатой не гребут, а всё равно ведь наскребли на что-то.       Приняв пакет, Антон понял, что варианта распаковать его наедине с собой нет, ведь Карина прямо-таки сверлила его ожидающим взглядом. Под её чутким взором в руках сына зашуршал полиэтилен, обнажая новенький набор разноцветных карандашей. На задней крышке металлической коробки красовались бабочки, ярко-зелёная трава и небо глубокого голубого цвета. Глаза Антона расширились. Он хотел такой набор уже несколько лет, с тех пор как увидел его на витрине магазина канцелярских товаров. Он не мог утверждать, но было очень похоже на дорогой и качественный зарубежный экземпляр.       — Мам... — он перевёл поражённый взгляд на радостную Карину.       — Мама, спасибо большое! — парень, не раскрывая коробки, прильнул к матери, обнимая её.       — Это ты папу благодари, он ведь за ними ездил. Последние выцепил.       « — И правда, Новогоднее Чудо, » — подумал Антон.        — Мам..?       — Что, сынок?       — Раз ты сегодня такая добрая, можно я схожу к Полине, прогуляться? — он сразу выпалил своё желание и уже приготовился к отрицательному ответу, который разрушил бы его планы на сюрприз, но...       — Конечно, сегодня ведь новогодняя ночь. Чего тебе со стариками сидеть?       — Ну ма-ам. — эта формулировка ему явно не понравилась. Будто разрешение какое-то неполноценное, с упрёком.       — Чего такое?        — Да ничего, спасибо. — решил не затягивать диалог парень.       Портить вечер даже такими незначительностями не хотелось, соответственно, зацикливаться на них не стоит.       — Передай и отцу большое спасибо.       — Нечего, сам передашь. — Антон, пусть и насупился, перечить не стал. Отношения у них напряжённые, но поблагодарить и вправду можно в глаза.       Решив долго не выжидать, парень, уже впечатлённый хорошим вечером и предвкушая такую же хорошую прогулку, вприпрыжку добрался до комнаты и оставил в ящике стола подарок, так гревший душу. Назад, во имя безопасности, вприпрыжку он добираться не стал, заранее подумав о том, что живёт на втором этаже. Также ответственно он решил, что мать поняла его мотивы и, предположим, знает, что он именно сейчас уходит из дома. А если не знает, то он этого, предположим, не понял сам.       Надев тёплую обувь, Антон тихонько затворил за собой дверь, даже немного прищуриваясь во время процесса, будто мимика может ему помочь в незаметности. Высоко поднимая колени во время ходьбы по сугробам на пороге, парень и не представлял как он в этот момент напоминает персонажа из советского пластилинового мультика, крадущегося по снегу... Преодолев, почему-то, особенно заснеженный двор своего дома, он пошёл уже спокойно, без карикатурных движений. Но, именно они, судя по всему, и спасали Антона от беды, ведь стоило ему перейти на нормальный шаг, как перед его лицом возник никто иной как Рома.       Пятифанов выглядел растерянным, но донельзя уверенным и хмурым, потому Петров даже от неожиданности вздрогнул, оставшись стоять в замешательстве от такой внезапной встречи.       Но, внезапной она была только для него.       Рома весь праздник не мог успокоить бушующую вьюгу из мыслей, что сносила всё на своем пути. Он пытался перенастроить себя, отвлечься, избавиться от чувства вины другим способом, без разговора с Антоном. Но чувства хулигана бурлили в груди, крича не только о любви, но и том, что просто необходимо поговорить с Петровым. И весь новый год Пятифанов старался переключиться на маму, которая в семейный праздник в том числе удивила своей мягкостью, но всё тщетно. Каждый раз он возвращался к одному и тому же человеку, а рваная рана под ребрами с треском разрывалась всё сильнее.       И стоило родительнице выйти за порог, сказав сыну, что и ему стоит прогуляться, пока она посидит с коллегами, Рому буквально передернуло. Он договаривался, что придет к Бяше, вот только противиться импульсам в груди не смог. Торопливо направился к дому, в котором живет желанная светлая макушка, старательно избегающая его. И всю дорогу хулиган терзался мыслями, пытался понять, как будет лучше изложить свои мысли, как правильнее раскрыть случившееся так, чтобы Антон точно понял. С попутным волнением и тревогой он дошел до дома, но только встал, не найдя в себе сил постучаться и попросить Петрова выйти. Просто стоял, облокотившись на дерево, и смотрел на мигающие огоньки гирлянд в окнах, докуривая сигарету.       Но Антон вышел сам, будто бы по приказу кого-то свыше. И Рома вышел из тени перед проходящим Петровым, заглядывая в округленные, удивленные глаза.       — Мы поговорим.. — тихо, сквозь крепко стиснутые зубы, сказал Пятифанов, стойко упираясь своим взглядом в ответный.       « — Ну до чего упрямый.. » — подумалось Антону, и тяжело выдохнув, тот принял решение молча обойти настойчивого собеседника, продолжая дальнейший путь.       Не хотелось ему общаться, не хотелось снова впадать в те чувства, из которых было выбраться тяжелее предполагаемого. Было единственное желание, оставить подобную пелену чувств в прошедшем году, и никогда не возвращаться, даже если где-то глубоко-глубоко спрятаны абсолютно противоположные грёзы.       Петров опустил глаза себе под ноги, быстро обходя Рому и двигаясь к первоначальному пункту назначения - к дому Полины. А от одних только голубых глаз в груди стали беспощадно резать своими тонкими крылышками бешеные бабочки, которых Антон так усердно травил всё это время.       — Нет, сука, хватит тебе бегать. — послышалось сзади, и Антон почувствовал грубую хватку на собственном запястье. Пятифанов бесцеремонно схватил его, утаскивая за собой в другую сторону.       — Ты чего делаешь? Отпусти, не хочу я с тобой общаться! Меня ждут! — Петров старался препираться, вырывать руку и оттягивать Рому в обратном направлении.       — Подождут, блять, ещё! — Пятифанов дернул Антона за руку посильнее, и тот поддался вперед, без возможности больше упираться и пытаться сбежать.       Петров был невероятно возмущен таким поведением, еще некоторую часть пути он не прекращал отчаянно вырывать руку, но позже смирился с тем, что это абсолютно бессмысленно.       — И куда ты меня тащишь? — Антон тяжело вздохнул, едва ли не закатывая глаза от недовольства происходящим.       — Увидишь. Туда, откуда так просто не сбежишь. — Рома ухмыльнулся, мимолетно взглянув на Антона. А тот заметно напрягся. Не было никакой уверенности в том, что его сейчас не свяжут для дальнейшего выяснения отношений в ближайшем гараже, вынуждая слушать эмоциональный монолог.       — Ты думаешь честно вот так похищать меня, даже не говоря, куда планируешь отвести!? — блондин вновь попытался вырваться, сопровождая данные действия легким рычанием и выбитыми из груди вздохами.       — Да, блять, ты успокоишься уже?! Не отпущу я тебя! — встряхнул его Рома, вцепившись в руку сильнее, потому Антон все же поумерил пыл, тихонько срывая с губ:       — Ай.. — Пятифанов выдохнул, слегка ослабив хватку на тонком запястье, но продолжил тащить заложника в неизвестное для него направление.       В воздухе повисло напряжение, смешавшееся с неподъемной тишиной. Петров хмурился, смотря на агрессивно утаскивающего его за собой Рому. Нервный, уставший и раздраженный, запутался в паутине переживаний. Поник, потеряв игривую искру, хаотично пляшущую в его глазах. Как давно Антон утерял возможность смотреть на него без пелены удушающих эмоций?       Спустя непродолжительное количество времени, блондин понял по предполагаемому маршруту, что ведут его к дому Пятифановых, и не ошибся.       И ведь там, только там, Антон наполнялся невероятными эмоциями, пропадая в безграничной любви, которая будто бы ощущалась на физическом уровне, замирала едва ощутимым резонансом на кончиках пальцев. И там, только там, Петров знакомился с другим, домашним и душевным Ромой, от которого глаз оторвать не мог, забывая все примитивные слова. И туда теперь возвращаться критически не желает, боясь почувствовать вновь то, что покинуло его не так давно.       Рома не отпускал его до тех пор, пока Антон не оказался на кухне, сидящим за столом, за который его любезно усадили.       И когда хулиган уже стоял в проёме, облокачиваясь на стену, на его лице новыми красками заиграли неуверенность и смятение, появившиеся явно издавна.       — Слушай, пожалуйста, молча. А когда я закончу, тогда и скажешь, что думаешь. — отчеканил Рома, подняв уставший взгляд на Антона. Тот едва заметно кивнул, переборов яркое желание громко ругаться, кричать и обвинять Пятифанова в том, что все планы с ним идут под откос.       Рома рвано вздохнул и поджал губы, устремив свой взгляд в окно.       — После того как мы разошлись в кабинете, я ушел разговаривать с кем-то, кто пригласил меня на беседу в подкинутой записке, помнишь? — хулиган не выжидал ответа, вопрос был риторическим. Но Антон пока не понимал, как это может быть связано.       — Катя, блять, откуда-то фотик нашла, сфоткала пока мы там с тобой обжимались, и условия выдвигать стала. — Рому, кажется, едва заметно передернуло, и он напрягся. Петров слегка округлил глаза, слушая Пятифанова более внимательно.       — Ну ты понял, какие конкретно условия, раз заметил, что я теперь, блять, с ней сижу и до дома провожаю. Но и основным было то... — хулиган опустил голову, прикрывая глаза. — что я должен был тебя от себя оттолкнуть, как и было сказано, оставить тебя Полине, — и с нескрываемой обидой и презрением он вновь поднял взгляд на Антона. — и ты чудесно справился..

сколько хочешь - номер скрыт

Не видеть тебя – это мой единственный шанс спастись

Водопада изгибы, уносящие к пропасти

      По спине пробежали мурашки, вынуждающие руки немного дрогнуть. Рома вправду полагал, что подобная причина может всё исправить? И, может, нашёлся бы компромисс, но вот они с ним толком не сойдутся ни на чём.

Моя выдумка, моя фикция

Распадается наша коалиция

      — То есть... — Антон слегка нахмурился, уводя взгляд. — Ты хочешь сказать, что оставил меня в неведении, потому что решил, что я не смогу помочь? — парень поджал губы, кивнув головой. — Ты решил, что вместо того, чтобы мы справились со всем вместе, лучше уничтожить мою жизнь? Так? — Петров звучал неестественно спокойно, его речь была наполнена равнодушием, которая старательно скрывает загорающийся за ней пожар.

Засыпает виновница счастья В ее снах не принимаю участия

      — Нет, блять. Это было эмоциональное решение, я думал, я, сука, правда думал, что этим сделаю тебе лучше! — Пятифанов стал закипать, активно жестикулируя и подходя ближе к столу. — В первую ебучую очередь, я думал только о тебе! — Рома нахмурился, наконец снимая с себя кандалы недосказанности, бушующей в груди.

Я бы поверил в то, что все это – вымысел Если б мог такую правду вынести

      За окном громким выстрелом прозвучали фейерверки, хаотично рассыпаясь в небе красными цветами. Но никто из парней не обратил на них внимания, они были лишь дополнением к напряженной картине, олицетворяя взрыв их эмоций. Невероятное цветное пламя играло на хмурой пелене чистых небес.

Но твой взгляд нашептал об обратном

Аккуратно, но десятикратно

      — Думал обо мне?! Ты даже не представляешь, что я за этот промежуток пережил, блять! И теперь.. — Антон резко встал, подходя к Пятифанову ближе. — И теперь думаешь, что я просто пойму и приму тот факт, что ты ничего мне не сказал тогда, когда должен был, заставляя мучаться! Я лез драться, я уехал в другой город, я чуть, я.. — Антон остановил себя, когда в голову врезались воспоминания с осколком стекла. — Я никогда в жизни не чувствовал тот пиздец, который пережил из-за тебя, и ты думаешь, что я тебя сейчас просто прощу!? — голос Петрова предательски дрогнул, становясь громче.

Сколько хочешь уходи за мой фарватер!

      — А что я должен был сделать?! Прийти к тебе и сказать, ебать, Антошка, извини, мы расстаемся потому что так надо?! И что дальше? — Рома громко ударил кулаком по столу, срываясь на крик. — И как бы я, блять, смотрел в твои глаза, когда знал, что ты всё ещё меня любишь?! — Пятифанов тяжело выдохнул. — Как бы я смог попрощаться с тобой, зная, что ты хочешь быть со мной, но не можешь, и я с этим сделать ничего не могу? — хулиган стал немного тише, пока Антон застыл, напряженно вслушиваясь в сказанное.

Волны принесут тебя обратно!

      Вновь с характерным звуком взлетели в воздух цветные декоративные огни, красочно расстилаясь на небе. Яркие вспышки украшали хмурый горизонт, взлетая ввысь над деревьями, и вид на них был бы поистине прекрасен из окна кухни, если бы на салют кто-то обратил внимание.

А я более, чем просто пленник

      — И каково тебе сейчас? — Петров подошел к Роме практически вплотную. Антон вреза́лся короткими ногтями в мягкую ладонь, до крови прикусывал губу, но не позволял рвущимся слезам вырваться наружу.

Меняю тление на вдохновение!

      — Каково смотреть в мои глаза? — Антон тяжело выдохнул, сводя брови к переносице и немного щурясь.

Сколько хочешь уходи за мой фарватер

      — Которые тебя больше не любят.. — Петров хотел пройти в коридор, одеться и убежать, но его остановила крепкая рука, толчком возвращающая его обратно на кухню.

Волны принесут тебя обратно!

      — Пиздишь.. — тише прежнего сказал Рома, натянуто ухмыляясь. А в глазах ведь колебался едва заметный страх, что сказанное Антоном может оказаться правдой.

А я более, чем просто пленник

      — Да что ты... — Петров покивал головой, хмыкая. — Тебе-то лучше знать, да? — блондин развел руками в разные стороны, отпуская неестественный, наполненный презрением, смешок.

Меняю тление на вдохновение!

      — Почему ты даже не пытаешься меня понять, блять? — голос Пятифанова вновь становился громче, а глаза налились непривычной для них болью, смешанной с разочарованием. — Почему ты просто уперся, как ебучий баран, и не хочешь меня услышать?! — Рома сильно стиснул зубы, отчего на скулах показались желваки.

Поверь, забвения не существует

      — Потому что ты ни во что меня не поставил! Ты вдруг решил, что только ты имеешь право что-то решать! Это по-твоему правильно?! Ты думаешь, что принял правильное решение?! — Петров боролся со всей болью в груди, что разрывала и без того изрезанную душу, чтобы не позволить слезам вырваться наружу. — Ты бегал от меня, ты толкал меня, ты обижал меня, ты.. Я ненавижу тебя! — вырвалось из разбитой души, а глаза, наполненные неестественным блеском, задрожали. — Ты умер для меня, ты не заслуживаешь никакого понимания, ты больше не существуешь в моей жизни! Ты эгоистичный, самоуверенный кретин, который хочет чтобы его все поняли, но сам кого-то понять в жизни не пытался! — Петров не мог остановить тот порыв, который смешался с абсолютной злобой, и высказывал всё без сожалений.

Это форма надежды на лучшее

      А в небе вновь замигали праздничные огоньки, громким хлопком окутывая весь посёлок. Динамично взрывались, постепенно исчезая с неба. Фонтаны искр, образующие букеты, возникающие и гаснущие вновь потоки огней, льющиеся водопадом. Разрывают ночной горизонт цветные звезды.

Поэтому не влюбляюсь в другую

      — Заткнись нахуй! Ты пожалеешь о том, что ты сейчас сказал! — Рома аккуратно толкнул его, стараясь отрезвить и будто бы перекричать громкие выстрелы салютов за окном.

Сердечко слушаю

      — А то что, ударишь меня?! — Антон рассмеялся, но быстро сменил выражение лица.

На безымянный не выдадут кольца

      — Ты совсем ебанулся там? — Пятифанов ни в коем случае не имел в виду то, что расправится с ним физическим образом. Он скорее говорил о том, что тот отойдет от бури эмоций и будет жалеть, что дал им волю. — Я бегал за тобой как опущенный, блять, чтобы ты мне вот этого наговорил?! — Рома вскинул брови, подходя к Антону еще ближе.

Не будет пользы, не будет спокойствия

      — А я не просил бегать за мной, опущенный, ты получил то, что заслужил! — Петров с уверенностью заглядывал в однажды радующие его глаза.

Не будет просто, но так интересней

      — Да следи ты, сука, за своим языком! С хуя ли ты решил, что можешь так говорить?! — раздался вновь громкий шум из-за сильного удара по столу кулаком. — То, что я выпрашивал с тобой разговор, не значит, что ты имеешь хоть какое-то право на такие выражения!       — Потому что не люблю я тебя больше, не люблю, не хочу тебя видеть даже! — голос вновь дрогнул, хоть Антон и пытался трепетно скрыть свои чувства, наверняка оставляя на ладошке покрасневшие, обжигающие впадины от впивающихся в кожу ногтей. — Ты ведь хотел, чтобы на тебя больше не смотрели влюбленные глаза.. — Петров внезапно стал значительно тише. — Так ты добился чего хотел, отъебись от меня. — Антон резко толкнул Рому плечом, выходя в коридор. На этот раз его никто не остановил, возвращая вновь к бессмысленному диалогу.

Я полюбил тебя сильнее, чем в песне

      А ведь Антон геометрию так кропотливо не учил, как Пятифанова. Вникнуть пытался в десятки его теорем, и с карандашом зависал над огромным плакатом схем. Он приближался к желаемому осознанию, с тем же успехом отдаляясь от себя. А Рома не на стену был готов залезть, а на потолок, лишь бы добиться лучезарной улыбки, которая будет устремлена только на него. И чтобы принадлежала только ему, всегда светила исключительно для него. Со взаимным желанием стать друг к другу ближе, видимо, слишком разогнались ребята, в итоге врезаясь и падая в противоположную от другого сторону.       Парень наспех влез в зимнюю куртку и обувь, выбегая из злосчастного дома и стремясь скорее потерять из виду место, где находится Пятифанов. Да уж, сегодня праздничность снежного хруста под подошвой, что-то, совсем не ощущается. Это забавное сравнение могло бы рассмешить его, имей оно другой контекст. Могло бы насмешить Бабурина и стать причиной очень меткой издёвки со, скорее всего, удачной попыткой надавить на больное. Этого забавного сравнения могло, в конце-то концов, и не быть вовсе.       Зачем оно появилось?       Рома лишь проводил взглядом убегающего прочь Петрова, наблюдая за ним из окна. Он свалился на стул, подпирая лоб рукой. В груди билось режущее отвращение к себе, к Антону, к положению и к жизни. Ко всему хулиган воспылал чистой ненавистью. И не сдержав в себе свои очередные гневные порывы, он вымещал эмоции на всём, что попадалось под руку. С громким шумом Пятифанов резким движением руки скинул утварь со стола, разбивая чашки, роняя ложки и вазу, в которой стояли уже завядшие цветы. Осыпаясь, погибшие бутоны отвалились, аккуратно падая на пол к хаотично разбросанным в ногах осколкам. Квартира наполнилась звоном и гневным шипением Ромы, сопровождаемые его же тяжелым дыханием.       Так долго сдерживаемые слёзы незаметно для самого Антона начали стекать по щекам, практически сразу становясь неприятно-холодными. Это не мешало парню, он не обращал внимания на физический дискомфорт, ведь внутри с новой силой зашлось то чувство, которое он усердно старался приструнить всё последнее время, затолкать поглубже в сознание, сердце, или в душу - не столь важно. Все побочные обиды на других людей и на себя с ещё бóльшей силой ударили по нему сейчас.       Но главным образом в пучине этих переживаний, стал всё же, Рома. Как ты ни старайся, ни сбегай от очевидного, рано или поздно придёт это смиренное понимание, и придётся честно сказать самому себе всю правду. Не в силах остановить уже целый ручей слёз, Антон начал проговаривать всё, что у него в голове, вслух. Не закралось ни толики ощущения неловкости от того, что кто-то может услышать несвязный монолог. Поток сознания рвался всеми возможными способами прочь из головы, не желая более задерживаться в ограничивающем его месте.       — Почему ты так ко мне относишься? Я что, правда заслужил? — всхлипывания сделали слова дрожащими и неразборчивыми.       « — Ненавижу, ненавижу, ненавижу тебя! » — эхом раздавалось в черепной коробке.       Антон искренне не понимает, за что на его хрупкие плечи упала такая ноша в виде растоптанного сердца и собственноручно поломанной любви. И все сбивается, нарушается логическая цепочка, отключается рассудок и иссякают силы. Подлинное величие длинною в момент, как прямое доказательство еще существующих чувств. Но Петров прогонит все, заставит раствориться в воздухе, развеивая их по ветру. Антон верит, что убежав от себя, он сможет облегчить свою дальнейшую судьбу. Не понимает, что его проблемы - выбранный им самолично путь. Петров идет напролом, невзирая на размеры сугробов. По щекам скатываются слёзы, скапливающиеся в небольшую лужицу около подбородка. Небо будто стало опускаться, придавливая юношу к земле и урезая ему кислород. Тесно и мерзко, словно тысяча паразитов копошатся под кожей, вызывая зудящее желание разодрать себя. Рвать, царапать мягкую, нежную кожу, оставляя кровь и куски оторванной плоти под ногтями. Захлебываясь орать, грызть себя изнутри, раздирая пластичные и податливые волокна. Ну какое счастье, всё-таки, быть до беспамятства влюблённым!       — Почему ты такой упёртый, почему ты такой отчаянный! — срывается парень на крик, сгибаясь напополам. В животе что-то обжигает, будто ядовитой смесью разливается по стенкам желудка. Антон жадно глотал воздух, даже не пытаясь воспрепятствовать водопаду слёз.       — Почему именно я влюбился в тебя, почему я стал жертвой твоих глупых решений?! — Петров обнял себя руками за плечи, поджимая губы.       — Почему Я не могу влюбиться в кого-то другого?! — Антон закрывает глаза, хмуря светлые бровки.       — И почему ты так сильно влюбился в меня? — сквозь неритмичные вздохи, которые можно было приравнивать к полноценной истерике, проговорил Антон значительно тише прошлого.       И тяжелое осознание всего случившегося настигло Петрова, пребывающего в еще особо эмоциональном состоянии. Катя... Антон нахмурился, пытаясь реабилитировать дыхание, но мысли о гадюке окончательно вскружили под ребрами вьюгу. Ведь всё было можно так просто решить: да выкрасть у неё эту дурацкую фотокарточку на крайний случай! Ведь Петров был готов двигаться бесстрашно, ради существования этой невероятной любви. Но ком обиды за такое количество времени стал неподъемным, невозможно с легкостью взять всё и забыть, разрешая любви ожить в продрогшей душе.       Нехотя он добрался до дома, застав свою семью на улице, завороженно наблюдающей за фейерверками, взрывающихся в небе. Антон нервно провел руками по щекам, стирая явные следы от слез. Меньше всего хотелось, чтобы его подлинное настроение смогли проглядеть родители. Парень аккуратно подошел к семье, натягивая неправдоподобную, но хоть какую-то улыбку.       — Тоша, смотри как красиво! Тут таки-и-ие салюты были, пока тебя не было! — восторженно сказала Оля, указывая маленьким пальчиком в небо.       — Видел... — с ощутимой печалью сказал Антон, поднимая голову.       « — А ведь они никогда больше не будут казаться мне праздничными... » — пролетела, словно беспечный ветерок, грузящая сознание парня мысль.       Семья дружно зашла в дом, родители направились обратно к столу, а Петров решил закрыться в комнате, переваривая всё, что с ним успело приключиться. Отбиться от энергичной Оли, которая напала с расспросами, всё же удалось, так что в заслуженном одиночестве юноша упал на кровать.       Мысли в бешеном темпе роились, вынуждая их обладателя уткнуться лицом в подушку и промычать что-то неразборчивое. Пальцы истерично сжимали одеяло под собой. Праздник был многообещающим, но завершился не так же торжественно. Не отпустить Антону этого человека, невозможно отстраниться от тепла его тела, нереально разорвать связывающую их красную нить, как бы того ни хотелось. И Антон хватается за злосчастную нитку, стараясь резко разорвать, разводя в разные стороны, но та лишь резкой болью обжигает его нежную кожу, оставляя покраснения. Петров накрывает голову своей подушкой, будто бы это легкое действие сможет помочь ему скрыться от собственных мыслей.       Через длительное время, понадобившееся на хоть какое-то успокоение, Антон уснул, оставшись в уличных вещах.

***

      Антон проснулся, физически ощущая опухшие глаза, отдающие болью в голову. Слёзные каналы неприятно ныли, напоминая о вчерашней ночи. С первой мысли и первого взгляда в потолок день задался неважно.       « — Да и вряд ли только один день. » — все возможные ощущения были наинеприятнейшими.       Парень не чувствовал бодрости, хоть судя по освещённости комнаты, день наступил уже давно. Только сильнее прежнего завернувшись в одеяло, Антон развернулся к стене, не желая вставать. Хотя не хотелось, честно говоря, ничего. Вообще. Но чтобы лежать хотя бы не придётся прикладывать какие-либо силы.       В течение дня парень практически не вылезал из кровати, и даже периодически забегающая в комнату Оля не поднимала настроения. Антон уныло отмахивался и зарывался поглубже в недра постели, если видел кого-то на пороге, раз на третий придумав отговорку: "простыл из-за поздней прогулки".       Следующий день прошёл лучше. Но не намного. Парень даже попытался сесть за обещанный сестре портрет, но так и не смог собрать себя в кучу. Беря карандаш в руку, он каждый раз чувствовал, что просто не может начать. На рисунок не требующий особой фантазии, по сути, и вдохновение не нужно, но карандаш в руке как из-за магнитного поля отталкивало в обратную от бумаги сторону, из-за чего он вынужден был прекратить свои потуги. Удивительно, одна встреча, один разговор, один человек - разрушил привычный, спокойный ход жизни на несколько суток.       Голова нещадно трещала, что вынуждало всё ещё с исправной частотой снова возвращаться в объятия одеяла. Еда, пусть и не вызывала такой же силы отвращения как раньше, шла достаточно трудно. Состояние в целом было весьма и весьма непонятным, не ухудшаясь, но и не становясь лучше.       Каникулы теперь не казались поощрением за самоотверженную учёбу, а тянущиеся ещё дольше от безделья дни выглядели как издёвка от кого-то свыше. Хотя, чёрт его знает. Дни, без сил проведённые в месте скопления неприятных тебе персонажей или попытки раствориться в четырёх стенах дома - что лучше?       Как-то раз матери удалось выгнать Антона на улицу - день на пятый, вроде бы. Успехом не увенчалось, но хоть подышал, полчаса поковырявшись носком ботинка в снегу. Полина, с которой в саму Новогоднюю ночь объясниться не получилось (да и не хотелось), он через силу созвонился через пару дней, тоже свалив всё на болезнь. По голосу было слышно, что девушка расстроена, но и самому Антону было не легче, а потому, уставший голос и правда напоминал больной. Девушка ещё пару раз пыталась связаться с ним, но телефон брали какие угодно кроме Антона члены семьи, вторя его словам о простуде. На уговоры позвать парня к трубке, все, заранее понимая безуспешность идеи, реагировали отказом, жалея встревоженную этим Полину.       В очередной день устало открыв глаза, Антон с удивлением понял, что ему нужно в школу. Хочешь - не хочешь, а препираться с родителями не хотелось даже больше, чем выходить куда-либо. Машинально повторяя привычные утренние процедуры, парень сам не заметил, как уже собрался и был готов к выходу. Холодное утро как никогда кстати бодрило, Антон даже было помечтал о продуктивном школьном дне, но быстро понял, что это только мечты. По пути через лес, и даже через деревушку близ школы никого знакомого замечено не было. "Вот и славно." На пороге здания парень ощутил необъяснимую тревогу, и, как оказалось, - не зря. В раздевалке его встретил тот, про кого Антон и думать забыл, но кто по сути являлся даже более неприятным чем Рома человеком - Бабурин.