***
Писк от включенного устройства раздался в пустой заспанной голове эхом, а голубоватый свет от дисплея врезался в привыкшие ко тьме глаза. Всё то время, что понадобилось телефону на включение, Буччеллати немного рассеянно разминал затекшую шею, параллельно рассуждая, сколько же он проспал. Комната, как и обычно, будто плавала в приглушенном торшерном свете, заслоненная от всего мира пробкой затхлого воздуха и светонепроницаемыми пыльными шторами. Бруно бросил взгляд на нерасстеленную кровать — похоже, он так и заснул, вернувшись домой с задания. Система исправно запустилась: скопившиеся уведомления стали приходить одно за другим, шокировав Буччеллати своим неожиданным количеством. Пропущенных звонков было в общей сумме около шестнадцати, пятнадцать из которых поступили от одного человека — Джорно Джованны — молодого студента-практиканта, стажирующегося под началом общего знакомого его и Буччеллати. Именно поэтому, вероятно, было не так странно увидеть от него один-другой звонок, но пятнадцать? Джорно, невероятно рассудительный для своего возраста, не походил на человека, для которого дозвониться могло быть делом чести. Бруно с наступающей тревогой вгляделся в экран. Что-то произошло? Учитывая, что звонки были от Джованны, можно было смело предполагать, что настал судный день или, например, ядерная война, которая свела к нулю всю накопившуюся работу Буччеллати, а Джованна позвонил пятнадцать раз, чтобы поздравить его с неожиданно продлившимся больничным. Бред. В любом случае, стоило бы всё-таки перезвонить и лично убедиться, что ничего ужасного не произошло, а за окном его не ожидают горстки термоядерного пепла и Хиросимские тени. Стоило навести палец на нужное место рядом с контактом Джорно, как по спине прошлись мурашки. Тревога нарастала, все подкидывая и подкидывая воображению новые страхи для визуализации. Буччеллати задумался — а действительно ли он хочет знать, что именно произошло? Незнание не освобождает от ответственности, поэтому, переступив через себя, нужный номер был набран, а в тихой комнате послышались первые гудки. Один, три, пять…неужели так тщетно пытался дозвониться, а теперь не возьмёт трубку? Джорно не был человеком, который списал бы поведение Бруно на неуважение или игнорирование, поэтому дело явно было не в старых обидах. Семь гудков, и мужчина уже планировал сбросить, но наконец надпись на экране сменилась счетчиком времени. — Да? Буччеллати? — приятный голос отозвался по ту сторону. Казалось, что он был взволнован, а шум на фоне казался из-за неисправных динамиков звуком «океана» из ракушки. Сначала Бруно не узнал голос и оторвал телефон от уха, проверить, правильный ли номер он набрал. Неужели он звучит старше? Буччеллати ровно на секунду усомнился, точно ли он спал три дня, а не три года. Может, это бы объяснило количество звонков? — Да, привет. Прости, что беспокою в довольно поздний час, но ты звонил так много раз, поэтому я начал подозревать, что произошло что-то важное и это не сможет подождать до утра. Это так? — Так, но…— Джованна замолчал. Он думал об этом диалоге последние пару ночей, но в нужный момент больше не осталось нужных слов, чтобы сообщить старшему товарищу о своих подозрениях. — Доппио пропал. Точнее, я, ну, не уверен… Мужчине показалось, что это шутка. Спор с кем-то? Проиграл желание? Что значит «пропал»? Как это мог взять и пропасть человек, который в своей жизни ни разу даже на работу не опаздывал? Быть не может, нет, это наверняка просто неудачная шутка. — Пропал? Что ты хочешь этим сказать? — в голосе слышалось нарастающее раздражение, подразумевающее, что тот не в настроении для розыгрышей и подобное, но Джорно всё ещё не подал виду, что говорит не всерьёз. — Он не появляется в участке уже третий день. Последний раз я видел его утром тринадцатого числа, а потом — всё, словно сквозь землю провалился. На работе нет, на звонки не отвечает, телефон вообще выключен. Я неоднократно спрашивал людей в участке, не видел ли кто его, но все молчат и избегают разговоров о Винегаре. Я считал, что Вы точно должны знать, поэтому и звонил, чтобы убедиться, но, похоже, Вы тоже не в курсе? — Джорно вздохнул. Было нужно ещё что-то, чтобы Буччеллати поверил и встал на его сторону. Он доверял этому человеку, поэтому больше всего боялся услышать от него «пойди займись делом». — Я хотел списать это на свою разыгравшуюся фантазию и не придавать слишком большого значения, но люди в участке ведут себя слишком странно, поэтому я подумал, что Вам точно необходимо знать об этом. Возмущение Бруно достигло своего предела, но он не мог вылить всю скопившуюся злость на Джорно. В конце концов, тот всё сделал правильно, а вот к мужчине вопросы имелись. В ступоре, Буччеллати не дослушал спотыкающуюся, неуверенную речь Джованны. Отбросив телефон в сторону, он тут же схватился за грудь, боясь, что сейчас задохнется от боли, сжавшей его со всех сторон. Все еще выглядело как плохая, неудавшаяся шутка, по законам жанра скоропостижно кончающаяся взрывами смеха на другом конце провода. Но Джорно все еще продолжал молчать, находясь где-то недосягаемо, за подсвечивающим экраном телефона, но и не вешая трубку. Чего он дожидался? Где-то глубоко под кожей, своим нутром, Бруно ощущал, что все происходящее вполне реально, и уже ничто не способно вынудить его собственный мозг отказаться от вынесенного приговора. Возможно, только живой, улыбающийся Доппио с огромной кружкой кофе в руках смог бы прогнать это наваждение. Буччеллати не мог понять, что он чувствует, в панике схватившись за черные, свисающие на глаза пряди, он легко бы смог их вырвать, приложи чуть усилий. Мутная бирюза глаз смотрела тупо вперед, расплываясь, не в силах сфокусироваться на комоде, стоявшем у стены. Он мысленно зацепился за небольшую любительскую камеру с кожаным ремешком, свисающим на пол, фото отца, глядящего на него будто с укором, но, решив на этой фигуре не задерживаться, перенесся к аккуратной фоторамке, в которой, даже в этих потемках комнаты, было отчетливо видно старую фотографию его и Винегара. Буччеллати сощурился, пытаясь угадать, чем вызваны эмоции на лицах на фотокарточке. Да, точно, Доппио, помятый, странно прижимал руки к груди, точно пытаясь защититься от чего-то, а Бруно удивленно смотрел в объектив, приоткрыв рот. Они только начинали работать вместе, Винегар казался более молодой версии Бруно слишком порядочным и правильным для такой работы — тот сомневался, что его напарнику хватит твердости в руках, чтобы удержать пистолет и спустить курок. Хоть они занимались и довольно непыльной работой, Буччеллати хотелось большего, а точно не мелких дел и краж. Ему претили кучи документов, нескончаемым потоком проявляющиеся на рабочих столах, черная гуща на дне кружек из-под остывшего кофе, а еще вечно безоблачное лицо Доппио, круглые глаза и приоткрытый, аккуратный рот с остатками детской припухлости, такой странной в его возрасте. Если бы Буччеллати сказали выделить еще одну странность напарника, он, не задумываясь, назвал бы странные и долгие разговоры по телефону, хаотично что-то отмечавшего в бумагах и умчавшегося с трубкой в другой конец зала. На удивление, после странных совещаний к Винегару приходило что-то вроде озарения, и он снова заполнял бумаги, правда, уже с математически нечеловеческой точностью. В день, когда фото было сделано, они вдвоем направлялись в участок к недавно найденному подозреваемому; Бруно постоянно старался вертеться поближе, пытаясь выяснить причину странностей Доппио, тот же, будто намеренно не замечая претенциозность устроенного допроса, тихо и послушно, но лаконично отвечал, склонив голову вправо. Сегодняшний вечерний маршрут тандема по воле случая проходил по одному из самых небезопасных районов Неаполя, Буччеллати и Винегар отправились из совершенно противоположной стороны города по вызову, по словам Доппио, именно тут и был самый короткий путь. Бруно привычным взглядом окинул пустую улицу, пару опрокинутых мусорных баков и дерущихся кошек между ними — как никак, сам он жил в квартале не лучше, а эта подноготная Неаполя стала чем-то очень близким пылающему и впечатлительному сердцу. Умиротворение нарушали только крики в конце улицы — какой-то бугай с отменной силой прикладывал мальчишку лет четырнадцати о бордюр, выкрикивая ему в такт ударам что-то угрожающее. В испанском квартале вымогательства и угрозы кровавой расправой были делом настолько частым, что полиция просто опускала руки, не в силах бороться с этим. Это была территория уличных банд и самых мелких пешек мафии, пытающихся контролировать район по указке стоящей выше одной из мафиозных семей. На подачки со стола синдиката жила вся Неаполитанская полиция, что уж говорить о слухах о том, что Польпо является одним из родственников Дона и может целый год просить готовить взяточные деньги под мясным соусом на все три приема пищи, при этом не обеднев ни на лиру. Надо сказать, хоть Бруно и относился к подобным слухам со вполне себе здравым скептицизмом, вставать на пути мафии ему сегодня явно не хотелось, кто бы ни давал приказы этим людям. Винегар резко остановился, подставив палец к губам Буччеллати, заставляя того замолчать больше от неожиданности. Щурясь, Доппио пару раз вздрогнул от глухого плача, хотя две фигуры и были довольно далеко. Неожиданно он оттолкнул от себя Бруно, заставив того пошатнуться, и ринулся вперед, уверенно выхватывая пистолет. Буччеллати успел заметить только перемену в его глазах, резко расширившихся до такой степени, будто зрачки с фонарными бликами готовы были лопнуть, а приятный карий радужек сменился на ядовито-зеленый, то как будто утонувший в белках. Недолго думая, Бруно с облегчением списал это на обман зрения, думая о проблемах насущных, а именно быстро удаляющемся силуэте Винегара. Пробурчав под нос что-то нечленораздельное, Буччеллати быстрым шагом устремился за Доппио, любопытствуя, что же тот собирается делать. Сначала спина Винегара будто на секунду остановилась, замерев, но даже отсюда Бруно мог отчетливо разглядеть рельеф мышц, в напряжении натягивающий тонкую ткань тренча — это напоминало хищного зверя за секунду до прыжка, уже упивающегося триумфом добычи. Так и произошло — Доппио тут же показался на свет, быстро, но метко ударив рослого парня прикладом пистолета, заставив того осесть на землю и завыть от боли в затылке. Не дожидаясь развязки действия, Винегар взвел курок, приставив дуло к виску нападавшего. В эту минуту выглядел он вполне решительно, чтобы уложить человека намертво, поэтому Бруно поспешил прибавить темп, чтобы остановить возможное кровопролитие и не позволить напарнику запачкать руки в крови. Человек, приставивший ствол к виску бугая, был одна капля воды с Доппио, но в нем уже не было и остатка добросердечности, наоборот, развернувшись спиной к Буччеллати, он с остервенением нашептывал что-то жертве на ухо, так еще и словно пытаясь вручную продырявить голову парня. — Винегар, какого черта происходит?! — вскричал Бруно, но подойти ближе пока не решался, боясь, что и он может попасться под горячую руку. — Это уже не по нашей части, не нам решать разборки местных! Да нас ебать не должно, что происходит даже у нас под носом, пока это не касается нас или работы! Сначала Буччеллати не узнал хриплый, незнакомый голос, похожий на деформированный голос Доппио, но звук раздался в висках Бруно подобно оглушительному духовому оркестру. — Тогда ты просто эгоист, Буччеллати. Словно ржавчиной по стеклу. Скрежетаще, четко, противно. Бруно с нахлынувшей ненавистью взглянул на напарника, Винегар же наконец отвел руку с пистолетом, выпрямляясь навстречу Буччеллати. Внезапно он схватился за голову и вновь согнулся пополам, выглядя так, будто его навеселе сейчас вырвет из-за переизбытка алкоголя в организме. Но нет, Доппио лишь приобнял себя за торс, расставляя ноги пошире и вновь пытаясь встать ровно. Он поднял голову, пытаясь поправить прямую розовую челку, выбившуюся из пробора и теперь закрывающую обзор. Свет и щелчок затвора, заставляющий Винегара вновь пошатнуться и испуганно закрыть глаза руками. Снова и снова. На второй или третий Бруно повернулся, заметив мальчишку, отползшего на приличное расстояние с его фотоаппаратом и сейчас снимающего их, видимо, в попытке ослепить, как это делают гангстеры в боевиках. Худая смуглая правая рука цеплялась за грязную повязку на глазу юноши, а волосы хаотично торчали в разные стороны. Звереныш в барьере, с камерой в левой руке. Видя, что прием не сработал, мальчишка, чертыхаясь, пулей вскочил на ноги, отряхнул от дорожной пыли широкие брюки и припустил вперед, скрываясь за ближайшим поворотом. В тот вечер Буччеллати и Доппио кое-как дошли до квартиры первого, ни разу не заговорив ни о происшествии, ни о мальчишке с камерой. Лицо Винегара вновь приобрело обычную доброту, а глаза перестали источать ядовито-зелёный. На следующий день Бруно обнаружит, что фото на камере, брошенной мальчишкой, все стерты, кроме одного, по его предположению последнего в этом цикле, изображающего уже вполне стоящего прямо Доппио и его, напуганного, молодого, с раскрытым ртом. Настоящий Бруно потер неожиданно разболевшуюся голову — он не мог вспомнить, что натолкнуло их распечатать этот кадр, а теперь еще и не мог спросить об этом Винегара. На Бруно нашло неожиданное отупение — он встал, на автомате повесив трубку — отупение, сменяющееся со временем острой болью, как разрезанные ткани под ножом хирурга на мгновение утрачивают чувствительность, а потом с новой силой начинают болеть. Должен ли он собраться с мыслями и отправиться в участок, чтобы банально выведать, что произошло? Второпях одевшись, Буччеллати выскочил на улицу, озираясь по сторонам. Холодный воздух возвращал в чувство, даря мнимое чувство свободы каплю потерянной твердости в ногах и уверенности в правильности своих действий. Доппио не мог просто взять и исчезнуть, за этим стояло нечто более зловещее. На улице Бруно ощутил и надвигающееся чувство опасности, дышащее в спину. Неужели достаточно спокойным временам пришел конец, а он обязан наблюдать за этим крушением, не в силах повлиять? С непонятной тоской Буччеллати представил серость и пустое место, оставшееся после Винегара. Он и не представлял, как справится со всем в одиночку. Было бы со стороны старшего товарища так эгоистично оставить его сейчас одного? Быстро кивнув самому себе и облизав засохшие губы, Бруно нырнул в темноту знакомого проулка, по которому в обычное утро он бы преспокойно добрался на работу. Туристам никогда было не добраться до низшего Неаполя, раздробленным вдребезги бедняцкими улочками. В такое время люди отдыхали где-то на освещенных верандах в ресторанчиках у берега близ моря, а не слонялись средь забытых всеми богами безликих обшарпанных домишек, что нерушимой стеной обступали улицу, провожая Бруно в путь. Эта часть города какой-либо культурной или паломнической важности в себе не несла, поэтому местные коммунальные службы мало беспокоило, что по наступлению вечера тут становилось так темно, что чёрт ногу сломит. Наверное, было несколько попыток осветить улицы, но местная фауна или воровала лампы из фонарей, или разбивала, поэтому и правительство в конечном итоге опустило руки, постановив, что освещенные улицы в бедных районах — не самая насущная проблема Неаполя. Что было куда важнее — малоимущие районы представляли из себя настоящую живую экосистему, где разобраться могли исключительно представители местного контингента. Бруно себя никогда не причислял к нищим и обездоленным, но жизненный курс просто не предоставлял ему выбора, где было бы что-то солиднее, чем старая жалкая квартирка, пропахшая сыростью и потом. Буччеллати бы хватило денег на что-то поприличнее, но он сам искренне считал гораздо более важным факт, что ему есть куда вернуться: куда конкретно — дело вторичное и веса в ритме его жизни не имеющее. В такое время дня было обыденным увидеть, что кто-то блюёт или ловит передоз на ступенях одного из домов, поэтому Бруно лишь снова и снова обнимал себя за плечи трясущимися руками, будто принадлежащими кому-то другому, и ритмично переставлял ноги, не оглядываясь по сторонам и, зачастую, стараясь даже не дышать. За все время, прожитое здесь, он вызубрил каждую выемку на дороге, его тело само помнило, где ему свернуть и куда протиснуться, чтобы спустя минут двадцать выйти на оживлённый вечерний проспект. Стоило смениться обстановке, как даже воздух вокруг из затхлой вони превратился в прохладный бриз. Ещё пара поворотов — и вот, полицейский участок, освещённый огнями со всех сторон, полный кипящей жизни. Путаясь в ногах и задыхаясь, Буччеллати оказался на лестничной клетке перед входом в кабинет Польпо. Недавние страх и беспокойство отошли куда-то вглубь, оставив после себя усталость и необыкновенную пустоту. Пару раз брыкнув ногой дверь, Бруно убедился, что даже сегодня Польпо верен всем правилам этикета, а особенно своему излюбленному — вход только по приглашению. Словно срубленное дерево, на подкосившихся ногах, которые точно успели налить свинцом, Бруно рухнул в обитое красной кожей кресло. Подперев щеку рукой, он беспокойно принялся возить носком туфли по полу, будто пытаясь успокоиться; однако, эта поза поддельной непринужденности не могла скрыть его явного отчаяния. Это приметил и мужчина, восседающий на диване напротив. Незнакомца распределили сюда совсем недавно — это было видно по его одичавшим, отливающим желтым глазам, и такому же пытливому взгляду, жадно поглощавшему краски приемной. Надо сказать, Польпо никогда не отличался особой изысканностью, в его распоряжении было безоговорочное влияние и деньги, нажитые по молодости не очень законными способами. Эта кричащая безвкусица в его личном царстве, состоявшем из кабинета и зала ожидания, отпугивала и вводила в замешательство, а колорит самих людей, работавших под его крылом, был еще более антуражен. Буччеллати был так погружен в собственные мысли, что не сразу ощутил всю тяжесть взгляда, так и прилипшего к нему. Видимо, человеку напротив окончательно наскучил интерьер, так как теперь все его внимание было сосредоточено на детективе. Бруно испытал странное смешанное чувство: с одной стороны, ему льстило, что его персона показалась незнакомцу настолько интересной, но, с другой, под таким внимательным взглядом он чувствовал себя откровенно неуютно. Мужчина напротив сидел чуть сгорбившись, наклонившись вперед и опершись на колени. Тонкая, светлая кожа добавляла его фигуре хищности и оттеняла синевой кисти рук и шею. Возможно, подойди Буччеллати поближе, он смог бы детально рассмотреть эту замысловатую сетку из вен. Прядка из светлых, коротко стриженных волос мужчины чуть торчала вбок, а темноватая помада на губах не смазалась ни на йоту, хотя незнакомец то и дело теребил губы. Сведя кустистые брови, Бруно вновь бросил взгляд на мужчину и столкнулся с хмурым, кособоким подобием ухмылки, покривившей темные губы. Буччеллати оскалился в ответ — что ж, не он начал первый. Покривив душой, он все-таки произнес раздраженно, хоть и пытаясь добавить фальшивой доброжелательности: — Так Вы тоже к Польпо? Мужчина угрюмо кивнул и повернулся к детективу боком, не особо желая поддерживать беседу. — Мы, выходит, что-то вроде конкурентов? — натянуто рассмеялся Бруно, но этот смешок прозвучал уж слишком искусственно и жутко, будто утонув в красной коже на мебели. — Всем известно, что Польпо допускает до своего кабинета как бог на душу положит. — Никогда не слышал, — сухо ответил незнакомец. — Я надеюсь, что могу рассчитывать на аудиенцию первым, — продолжал гнуть свою линию Буччеллати. Мужчина только и хмыкнул, но теперь вновь развернулся своими странными глазами к детективу, собираясь что-то сказать, когда из-за двери раздался вкрадчивый голос: — Буччеллати, прошу, проходите. С подчеркнутой веселостью Бруно вскочил, показывая свое превосходство во всех смыслах и бодрым шагом направился к двери, а невербальное знакомство с этим хмурым мужчиной тотчас же вылетело у него из головы, освободив место новым переживаниям о судьбе напарника. Зайдя в кабинет, Буччеллати молча остановился прямо перед Польпо, глядя выжидающе, чуть ли не зверем. Громадная туша будто расплылась в этом спертом воздухе, отирая руки полотенцем и щелкая пальцами. — Здравствуй, Буччеллати. Сколько лет, сколько зим... Кхм-кхм... Как здоровье? Бруно вновь злобно зыркнул на Польпо, уже откровенно ухмылявшегося в кулак. Ничего не отвечая, он лишь сжал пальцы, думая, почему он еще не выбил Польпо зубы. Будто прочитав его мысли, босс поднял руки в жесте «сдаюсь», и, резко посерьезнев, насколько это было возможно в такой неформальной обстановке. Он начал осторожно, издалека, будто боясь тронуть в Буччеллати тонкие ниточки холодной ярости: — Знаю, ты пришел не за этим. Винегар Доппио, твой напарник, пропал вечером тринадцатого августа. Он был отправлен по вызову о поджоге ратуши вместе с нарядом полиции, но в процессе операции они разминулись. Тело Винегара до сих пор не нашли, сейчас он числится пропавшим. — И? — Что «и»? — недоуменно переспросил Польпо. Бескровное лицо Бруно сделалось пепельно-серым, а вопрос повис в неимоверном напряжении. Четко и монотонно, негромко, но с явной угрозой, он произнес: — Ближе к делу, босс. — Это был упрек. Буччеллати произнес должность, так и сквозя ядом. — Как так вышло, что они разминулись? Почему никто не поднял меня, чтобы отправить с ним? Польпо вновь смущенно кашлянул, отведя взгляд куда-то в сторону. — Кхм, ты отлынивал от работы. На долю секунды Бруно застыл, только открывая рот, как рыба, выброшенная на берег, лихорадочно продолжал работать только мозг, подкидывая все больше и больше мыслей о дерьме, случившемся за последние несколько часов. И прежде всего Буччеллати задумался о том, какого черта эта жирная туша сейчас пытается втереть ему, что это он виноват в пропаже Доппио, резко скинув на него всю свою ответственность?! Не замечая перемену в настроении подчиненного, Польпо продолжил: — Нет-нет, я не хочу винить тебя, Бруно. Но я хочу поручить докопаться до правды именно тебе, насколько я слеп до слухов, но и тут ясно, что вы были близки. Я надеюсь, что ты отнесешься к делу со всей важностью, ведь я сам пока не отчаялся и молю судьбу о возвращении Винегара. Мысленно Бруно уже пинал и душил босса. Он согласится, больше деваться ему некуда, просто не будет работать из-под палки. Нет, Доппио не мог умереть так просто, особенно сейчас это казалось таким нереальным. Винегар вернется, и он, Буччеллати, об этом позаботится. Все в этом кабинете выглядело таким фальшивым, уж Польпо точно. Он точно не рассказал все известное ему, в этих сухих предложениях нет ни эмоциональности, ни капли сожаления. — Детали дела я скину по почте, — отчеканил босс, пресекая поток мыслей детектива. — Приступай как можно скорее. К слову, я хочу дать тебе посильную помощь, что-то вроде временного напарника. — Я все понял, — безучастно произнес Буччеллати. Напарник? Он не признает ни одного кроме вернувшегося Доппио. Развернувшись на носках туфель, Бруно тронул за ручку двери, случайно приложив из-за нахлынувшей злости вперемешку с адреналином больше силы, чем был должен. Открытая со всего размаху дверь уперлась во что-то твердое, но на секунду потерявший контроль Буччеллати не успел вовремя отреагировать и придержать её. Человек, оказавшийся в неправильном месте в неправильное время, успел произнести только одно — «блядь». Чужие лазурные глаза лишь на долю секунды показали вину и обеспокоенность, задержавшись на чужом бледном лице, искажённом неожиданной болью от глухого удара, что мгновенно сменилось прежним раздражением, когда он вышел и бросил вслед сухое «извините». Тот самый незнакомец из приемной Польпо, только и успел подумать Леоне Аббаккио. В произнесённых тогда паре фраз между ними не было ни капли агрессии, так что же такого могло произойти в кабинете между ним и Польпо, что тот так обозлился? Впрочем, Леоне бы покривил душой, если бы сказал, что ему откровенно не плевать с высокой колокольни. Что можно ожидать от человека, который со своей нервозностью и паникой на лице выглядит так, будто сидит на игле? Иначе как объяснить такую резкую перемену настроения у, задумайтесь, вроде бы взрослого человека? Очередная шавка Польпо, надеющаяся на повышение за красивые глаза и задравшая нос повыше Везувия. Хмыкнув, Аббаккио поправил форму и ещё раз глянул вслед уходящему. Что ему это «извините»? Он бы поверил в искренность этих слов, если бы их произнес тот, пытающийся скрыть переживания, голубоглазый брюнет из зала ожидания, а не урод, вымещающий свою злость на дверь чужого кабинета. Стукнув стену пару раз кулаком от обиды, Леоне все-таки сложил ладони в рупор, прокричав вслед: — Смотри, куда прёшь, хуеглот. Тот, кому эти слова адресовались, на мгновение застыл, а сам адресант, не удержавшийся от комментария, уже посмеивался, собираясь войти в кабинет. Однако, как натянутая струна, Буччеллати успел развернуться, также сложить руки в рупор и на прощание крикнуть: — С тобой, мудак, посоветоваться забыл. Умей ждать своей очереди, дебила кусок! Конечно, поведение обоих было вполне себе возмутительным, но это позабавило Польпо, поэтому он спустил это с рук полицейскому, переводя его внимание на себя, дабы пресечь возможность продолжения словесной баталии с детективом. Сам мужчина, уловив на себе чужой взгляд, проглотил несказанные оскорбления и закрыл за собой дверь. — Комиссар Аббаккио, верно? Не стойте в дверях, присаживайтесь. Тот парень, он… — Вошедший мужчина завалился в кресло напротив и махнул рукой, подразумевая, что хочет опустить этот момент и перейти сразу к делу, по которому его вообще вызвали.***
Тошнит. На выходе из участка с ним, кажется, поздоровался кто-то знакомый, но звон в ушах стал настолько неприятным и навязчивым, что Бруно первостепенно хотел просто выбраться на свежий воздух и перевести дух. Весь участок — зловонная яма похлеще района, где тот жил. То, что происходило в его стенах, не укрылось от наблюдений даже наивного и еще слишком незрелого Джованны, который никогда не стал бы подозревать, казалось бы, коллег в чём-то дурном на пустом месте. Бруно дураком отнюдь не был, поэтому теперь мог уверенно подтвердить догадки юного рекрута — они все знают что-то ещё. Что-то ещё, что неведомо ему одному. Была лишь одна вещь, в которой он был абсолютно уверен — он больше не в одной лодке с остальными. Его вышвырнули за борт вместе с балластом ответственности за случившееся, а Польпо, любезно доверивший это дело ему, только и делает, что смотрит, как его сотрудник идёт ко дну. Смесь из обиды и злости сдуло с первыми порывами ночного прохладного ветра. Отросшие кончики волос лезли в глаза и прилипали к мокрому лбу. Он вспомнил лицо Доппио, пропускающего эти локоны между пальцев ещё, казалось, совсем недавно, приговаривая, что Бруно стоит выкроить время и сходить в парикмахерскую, а тот, посмеявшись, сказал, что в этом нет необходимости. Да, Винегар, ты был прав, ты всегда был прав. И с парикмахерской, и с тем, что работу нельзя пропускать, и даже с тем, что Бруно — эгоист. Можно сколько угодно отрицать это, но, если Бруно и планировал винить кого-то ещё в случившемся — ему стоило начать и закончить на себе. Он действительно был блядским эгоистом. Буччелатти прекрасно помнил, как он напомнил Доппио об этих словах после того инцидента, плещущийся виски в стакане никогда-не-пьющего Винегара и порывистые, пьяные извинения. Предателем, который не выполнил даже свой мизер — посещать работу, быть отличным специалистом и хорошим напарником. Черт возьми, у них даже табельное оружие было одно на двоих! Доппио отказывался пользоваться им из-за своего мягкого характера и убеждений, что из любой ситуации можно выйти, не прибегая к насилию. А ещё и после того случая… Своим отсутствием он буквально лишил его всякой защиты и подставил в такой важный момент. Чёрт-чёрт-чёрт… Он не заслужил предаваться самобичеванию. Не имеет права. Пока он тут ноет, Доппио, возможно, ещё жив. Нет, он наверняка жив…живой…так ведь? Кажется, вспомнив что-то, Бруно ускорил шаг, а после и вовсе сорвался на бег, зайдя в свой район. Нужно домой, как можно быстрее добраться домой. Как же темно, Господи. Как же на этой ебучей улице было темно. Сердце бешено колотилось с каждым проулком, что приближал его к собственному жилищу, а сжатые в ладонях ключи острой частью уже давным-давно распороли небольшой участок кожи, окропив кровью грубые загорелые руки. Дом? Дом. Открыв дверь, он вошёл в темное забитое хламом помещение, только поднимая пыль своей спешкой. Даже не сняв обувь и не проверив, закрыл ли он дверь, он сразу бросился в спальню, схватив со стола ноутбук. Вот оно, да! Обещанные документы по делу от Польпо. От Польпо? Нет, имя стояло чужое, но какая разница, если наполнение целиком и полностью представляло из себя данные по инциденту с поджогом? «13 Августа, 18:00-20:40, пожар внутри здания городской ратуши. Предварительно было постановлено, что виной всему неисправность старой проводки и контакт с водой после дождя. Повышенная влажность воздуха ускорила процесс окисления медных проводов. Выехавшие наряды полиции сообщили, что все выходы были заблокированы со стороны здания, конструкция которых не подразумевала возможность случайной блокировки, значит, закрыты они были кем-то намеренно, а дело о пожаре меняет статус на дело о поджоге. Поиск улик среди обугленных остатков не увенчался успехом. Насчитано около 155 неопознанных тел, но раскопки завалов всё ещё в процессе. Среди жертв присутствуют дети. Уцелевшие тела переданы в морг №9 для вскрытия и дальнейшего изучения». И ни слова о пропавшем детективе, само собой. Бруно отчаялся: ему казалось, что предоставленная информация обязательно подкинет какую-нибудь подсказку, но по сути только увеличила количество вопросов. Он хотел было выключить ноутбук, как на почту пришло ещё одно письмо от того же адресанта. Имя, записанное в заглавное поле электронного письма, звучало крайне знакомо, но мысли Буччеллати сейчас занимало столько деталей, что воспоминания о таких незначительных вещах спрятались на подкорке сознания. В письмо был прикреплен файл, и в любой другой ситуации Бруно подумал бы дважды перед тем, как открывать что-то сомнительное, но, пожалуй, данную ситуацию вполне можно было назвать критической. Первая строка: «Буччеллати, давайте договоримся, что это останется исключительно между нами. То, чем мы с Вами занимаемся сейчас, не совсем законно, но тут есть кое-что интересное, что Вам, как мне кажется, следовало бы знать. После ознакомления, пожалуйста, удалите этот файл и само письмо с устройства, которое используется в данный момент. Благодарю». Такое введение только подогревало интерес детектива. Кажется, кто-то был на его стороне? На изучение всего содержимого ушло добрых минут сорок: несколько досье, фотографии, статьи, вырезки из газет и информационные колонки с новостных сайтов, которые были объединены одной темой — серией пожаров в разные года. Бруно нахмурился, прикидывая, есть ли у них что общее: да, точно, одно и то же объяснение, заключавшее в себе неисправность проводки. Человек, скинувший информацию, добавлял свои комментарии к каждому объекту и, если верить его наблюдениям, файлы тщательно проверяются и подчищаются время от времени. Всё, что собрано здесь — было своровано им и собрано в одном месте, а первоисточник, как и ожидалось, удалялся или оказывался «поврежден». В разгоряченном мозгу Бруно сходилось далеко не все: зачем полиции подчищать информацию, которая нужна для расследований? Не так много людей имели доступ к архивам, так что, неужели, это была чья-то оплошность? Или попытка выдать за оплошность намеренное сокрытие важной информации, чтобы покрывать преступников? Кому это может быть выгодно? Разве что коррумпированный Польпо мог быть нечист на руку, но он определенно не имел таких глубоких познаний в области техники, чтобы незаметно уводить информацию из-под носа работников архива. Буччеллати никогда не стал бы переживать за сохранность архивных документов, но, теперь в это оказался замешан еще и Доппио… Напряжение волной прокатилось по телу, заставив Бруно вздрогнуть и отереть холодный пот со лба. Спасенная незаконным путём информация не столько продвинула дело, сколько дала понять, что благоразумнее ограничить содействие с начальством, а коллегам — не доверять. Похоже, это было именно то, что и хотела донести информационная «сорока» до Бруно. Одумавшись, автор электронных писем поспешно стёр своё имя, но, увы и ах, Буччеллати так и не вспомнил, кому оно принадлежит. — Кто бы ты ни был — спасибо. Бруно выполнил свою часть условия и удалил с ноутбука всё необходимое, чтобы в будущем не подставить случайно этого человека, рискующего своей шкурой и должностью ради Буччеллати. Или, может быть, ради Винегара? Отложив ноутбук в сторону, Бруно стянул обувь и наконец-то лег обратно на кровать, рассматривая в темноте разводы на потолке. Блядски тяжёлые три часа.