Малышка

Оказалось, Хината может быть даже очень полезной. Тот факт, что она умеет писать и делает это довольно красиво и грамотно, вызвал бурю эмоций у мадам Лемье. Однако, уже на следующий день, настоятельница пригласила ее в свой кабинет и попросила написать несколько писем под диктовку. Это было лучше, чем выполнять задачи по дому, или отправляться в поля — наступила зима и работать в поле было очень тяжело — задачей девочек было собрать корневища от срезанной лаванды, а это был адский труд. Обычно туда отправляли старших, так как работа была не из легких. Хинате же доставались задания натаскать воды из колодца, выстирать вещи (в ледяной воде и стылом помещении это было очень сложно, но Хината радовалась этим заданиям — она сама могла добыть кусочки мыла, чтобы ночами мыться без зазрения совести в эти дни). Единственный плюс от того, что наступила зима, она могла украдкой нагреть воду, потому что печь топили перед сном и она сохраняла тепло всю ночь. Но, спать приходилось гораздо меньше, пока нагревалась вода, нужно было ждать около часа и Хината читала книги в гостиной, пока все спали. Самое любимое занятие для нее, конечно же, было присмотром за младшими детками. Но, ей редко его предоставляли, скидывая на нее задачу натаскать воды, или принести дров. Однако теперь, когда она написала настоятельнице свою первую записку, Хинату почти полностью отстранили от остальной работы. Мадам Лемье придерживала ее умения для себя, чтобы не писать длиннющие письма самой, а в преддверии Рождества их нужно было писать ну просто невероятное множество. Теплые вещи Хинате, конечно же, выдали. Они были поношенными, но довольно опрятными, девочке немного пришлось покорпеть над штопаньем дырок, но в целом, это было лучше, чем ходить в ветхом тоненьком летнем платье в холода. Наследницу клана Хьюга по таким странным обстоятельствам оказавшуюся в столь отдаленном от дома месте и совершенно не желавшую возвращаться туда, где выросла и не желавшую рассказывать об этом, теперь особенно невзлюбили старшие девочки. Их очень возмущало, что Рени Боден, одиннадцатилетняя новенькая девчонка, потрепанная и забитая, вдруг стала постоянно пропадать в кабинете настоятельницы. Ее не нагружали работой так, как остальных, а в последнее время она проводила время либо с мадам Лемье, либо с малышней, послушно следовавшей за ней гуськом. Им казалось несправедливым, что к новенькой было особое отношение. Особенно это задевало Жюли и Люси — двух самых старших и авторитетных девушек в приюте. За неделю до Рождества все собрались, чтобы украсить главный холл пансионата — небольшое помещение, которым гордилась чопорная мадам Лемье. Здесь они слушали истории и вышивали, когда было свободное время. Там же они собирались на вечерние молитвы, которые Хината совершенно не понимала, но не подавала вида. В конце концов, просто сидеть и слушать было ничуть не напряжно. Говорить-то она не могла. Теперь в этом холле дружно наряжали елку и девочка восхищенно наблюдала за тем волшебством, что витало в воздухе, смешанное с ароматом морозного воздуха, топленым воском зажженных свечей с улицы и свежесрезанной пихты. Она никогда не присутствовала на католических празднованиях и ее приводило в полный восторг то, что сейчас происходило вокруг. — Будут дарить подарки! — Восхищенно прыгала малышня. — И нас повезут в церковь на исповедь! Хината перепугалась, что это за исповедь в церкви. И зачем ехать в церковь? Но, спросить она никого из девочек не могла — никто не умел читать. А мадам Лемье бы сразу догадалась, к чьей семье она принадлежит, заяви Хината, что не следует католической религии. Хината шла по мощеной тропинке, подходя к дому и несла охапку свежих веток пихты, которые срезала в лесу неподалеку, чтобы вместе с малышней сплести венок, когда Жюли схватила ее за шиворот и резко потянула в сторону, прижимая к стене. Хьюга поморщилась от боли, прижимаемая к холодному и острому камню внешней стены пансионата, но, как всегда, не смогла даже вскрикнуть. Веточки пихты, так бережно нарезанные и сложенные в стопочку, разлетелись по дороге. — Ну-ка признавайся, что это за отношения у тебя с мадам Лемье? — Прорычала старшая девушка. — Стучишь на нас на всех, молчунья? Ты, ведь, для этого здесь? Смотришь за нами, шпионишь, а потом бежишь жаловаться! — Глаза Жюли горели недобрым огнем и Хинате стало очень страшно. — Если ты проболтаешься про меня и Анри, тебе не жить, поняла? Кто такой Анри и почему Хината должна о них болтать, она так и не поняла. Но ни запротестовать, ни сказать что-то в свою защиту она не смогла. Потому, что до сих пор с момента трагедии из нее не вылетело ни одного слова, кроме бесшумного шепота, которым она звала своих родителей. Дрожащими губами она пыталась объяснить обидчице, что никому ни на кого не стучит, но Жюли это мало волновало. — Ты хочешь сказать что-то, девчонка? — Рыкнула она. — Громче! Хината пыталась сдержать подступившие слезы — спина болела от впивающихся камней, затылок ныл от того, что она им хорошенько приложилась, когда ее прижали. А теперь такие бессовестные обвинения в ее адрес. Чувства беспомощности просто утопили девочку и она часто-часто задышала готовая вот-вот расплакаться. — Ну ты и дрянь! — Рыкнула Жюли, швыряя ее вниз себе под ноги. — Если кто-то узнает про меня что-то лишнее, знай, я буду винить в этом только тебя! Хината упала на каменную тропинку и больно ударилась, впечатавшись лицом в веточки пихты, которые сама же и обронила. Обидчица мгновенно испарилась, словно ее здесь и не было, а девочка принялась собирать с мощенной дороги свой оброненный груз. Руки саднили, затылок ныл, горло сдавливали непрошенные слезы. Это нападение было совершенно не заслуженное и Хината чувствовала себя униженной и беззащитной, словно ее раздели догола и забрасывают камнями. И, ведь, даже поделиться не с кем….

***

— Итачи! — Радостно верещала Карин, бросаясь ему на шею. — Вот это сюрприз! Саске не говорил, что ты приедешь! Оторопевший от такого странного поведения, старший из братьев Учиха бросил на младшего удивленный взгляд и неловко похлопал Карин по спине. Саске же безразлично пожал плечами. — А я должен был сообщить тебе об этом? — Конечно! Это же такая радость! Твой старший брат, наконец, приехал! Что будем делать? — Карин нетерпеливо запрыгала на месте, отступив на шаг назад. — Мы не планировали никуда идти. — Саске снова ответил очень резко. — И тебя здесь сейчас быть не должно! Он мгновенно охладил пыл девочки и на ее лице проступила досада. — Почему ты вечно так со мной разговариваешь? Я не сделала ничего плохого, просто пришла проведать… Итачи попытался найти более корректный способ объяснить ей, что сейчас им хотелось бы побыть с семьей. — Карин, мы обязательно встретимся на ужин, но, не сегодня. Я только вчера приехал и хочу провести больше времени с семьей. Ты не против, если завтра, или послезавтра мы нанесем визит вашей семье? Или вы зайдете к нам? Она надулась, обиженно вздернув носик. — К Хьюгам ты бы точно зашел в тот же день, как приехал! Уверена, они знали бы о твоем приезде заранее! — И Карин, развернувшись на каблучках, вылетела из дома Учих. Итачи так и остался стоять недвижимо. — Что это сейчас было? — Лишь выпалил он, обращаясь к брату. — Она помешалась на мысли о том, что займет место Ханаби, или Хинаты. Не прекращая болтает об этом, как же достала… Саске быстрыми шагами покинул прихожую, где только что они встречали гостью и опустился в просторное кресло в гостиной. Через мгновение к нему присоединился и старший брат. — Знаешь, эти пять месяцев после трагедии… Она постоянно напоминает мне о том, что случилось. Все время требует от меня каких-то доказательств, что я это отпустил. А я не отпустил… И даже пытаясь, не могу потому что мне постоянно об этом кто-то да напоминает… Итачи с сожалением глянул на брата. Конечно, ему было сложнее — он каждый день лицезрел этот черный мемориал и видел результат той страшной трагедии. — Но, все же, ты был очень груб с ней сегодня. — Мне плевать. Я хочу, чтобы она прекратила постоянно липнуть ко мне. — Надменно фыркнул Саске. — А ты говорил ей об этом? — Конечно! Но она словно не слышит ничего. Раздражающая девчонка! Итачи на миг задумался. Возможно, ему стоит поговорить с ней. Саске за эти полгода разлуки превратился из жизнерадостного мальчишки в дерганного и очень агрессивного, мама жаловалась, что он замкнулся в себе и в учебе. Брату определенно нужна была помощь, но чем помочь, старший брат пока не знал. Вечером следующего дня он решил зайти в гости к семье Узумаки, что и незамедлительно сделал. — Добрый вечер, дядя Нобору. — Поздоровался он. Его четвероюродный дядя по линии матери, они всегда общались вежливо-учтиво и никогда не проявляли никаких родственных чувств в отличие от того же Хиаши, с которым они были в менее близких родственных связях, однако старший Учиха считал клан Хьюга частью своей семьи. — Итачи, дорогой! — Мизуки появилась из-за спины супруга и с напускной радостью принялась обнимать гостя. — С возвращением! Я так давно тебя не видела. Ты пришел к Карин? — Да, я пришел пригласить ее пройтись. — О, я сейчас ее позову, погоди немного. — Мизуки поспешила вверх по лестнице главного дома Узумаки, оставляя мужчин наедине. — Ты пришел извиниться за своего брата? — Я не пришел говорить от лица Саске, дядя. — Итачи холодно качнул головой. — Я пришел пообщаться с родственницей, к которой обещал зайти. Нобору выжидающе посмотрел на него, впившись взглядом, словно пытаясь читать его мысли. Но, не успел ничего сказать. Раздался легкий топот сбегающих по лестнице ног, и перед ними предстала Карин. Она была облачена в ярко-красное платье и держала в руках более темного цвета дамский плащ. — Итачи! — Воскликнула она. — Я так рада, что ты пришел! Ты всегда сдерживаешь свои обещания! Она одарила его сияющей улыбкой и, поспешив облачиться в черные сапожки, схватила гостя под руку, счастливо улыбаясь. — Куда пойдем гулять? — Спросила она сияя. — Пройдемся по кварталу. — Кивнул ей Итачи. И они отправились по тропинкам прочь от дома Узумаки и мемориала, который находился совсем недалеко от них. Итачи все же считал, что должен извиниться за поведение брата. Но, дяде этого знать было не обязательно.