***
Итачи сидел в кресле и слушал рассуждения Саске на тему книг, которые он читает, готовясь к поступлению. В отличие от Карин, старший брат совершенно не считал, что брат стал готовиться слишком заранее. Наоборот, полностью поддерживал его мнение, что чем раньше, тем лучше. И Саске это очень радовало. Единственным примером для подражания, ну, помимо отца, конечно, был брат. И младший Учиха очень ценил его одобрение. В этой беседе Саске вел себя точно так же, каким был до той страшной трагедии, которая повлекла за собой его замкнутость и нелюдимость. Сегодня младший брат был открыт, полон интереса, а его глаза горели задорным огоньком и Итачи с удовольствием отметил, в что Саске впервые за время его возвращения на рождественские каникулы, улыбнулся. Они бурно обсуждали статьи из экономических журналов и с удовольствием провели не один час в обществе друг друга. Постепенно разговор зашел о самом университете и о жизни в кампусе. Саске было безумно интересно все о жизни там, потому что, кажется, он проецировал на себя все, что рассказывал ему Итачи, представляя себя уже в стенах Эдинбургского Университета. — Знаешь, все довольно размерено, если выстроить свой график. — Констатировал Итачи. — Я успеваю и много читать дополнительной литературы, и учиться и делать заметки, которые потом помогут мне в написании собственной научной статьи. Саске восторженно выдохнул, поражаясь организованности и дальновидности брата. Итачи был еще лишь на первом курсе, е уже думал о том, с чем подойдет к завершающему году обучения. — А друзья? Ты нашел друзей? Наверное, это то, чего ему здесь не хватало. Среди сверстников в его окружении была только Карин, которую в последнее время он на дух не переносил. Детям слуг не позволялось жить в квартале, они все жили в деревне неподалеку, куда Саске почти не выбирался. — Да. — Итачи утвердительно кивнул. — У меня есть один друг, однокурсник и товарищ с которым мы иногда совместно занимаемся научными статьями. — Вот это да! — Выпалил Саске. — А что ты делаешь в свободное время? В выходные? Вас же выпускают из кампуса? — Выпускают. Однажды я посетил выставку автомобилей. — Начал было Итачи, но Саске его тут же перебил. Старший брат, видя эти перемены в поведении младшего, старательно поддерживал казалось бы малоинтересную для него тему. Но, если Саске хочет знать об этом больше, если это смотивирует его продолжать так же усердно учиться и вернет его жизни хоть какие-то краски, он будет рассказывать обо всем ему бесконечно. — И даже не удосужился мне написать об этом! — Он обижено воззрился на брата. Саске прав. Совершенно прав, он действительно повел себя эгоистично по отношению к младшему брату и своим поведением причинил ему боль. — Прости, Саске. Я был так занят своей новой жизнью, что действительно позабыл о том, что мне есть кому все это рассказывать. — Итачи улыбнулся краешком губ и обиду Саске, как рукой сняло. — Пообещай, что когда я поступлю в университет, ты отведешь меня на какую-нибудь выставку. — Обещаю, отото. — Итачи улыбнулся еще шире. Он редко звал Саске младшим братом на японском, но знал, что тому очень это нравилось. Саске вообще был глубоким сторонником их культуры, прилежно учил родной язык и старался ежедневно практиковаться в каллиграфии и кендо, правда, учителей у него не было, приходилось учиться по книгам. — А как у тебя… Ну… С девушками обстоят дела? — В кампусе учатся только мужчины, но рядом в нескольких километрах есть женский колледж. Мой друг мастерски научился находить себе девушек оттуда. — А ты. — Я был занят, Саске. — Напомнил ему Итачи. — Но, твой друг тоже был занят учебой, он же нашел время… Итачи не любил, когда к нему в душу лезли с подобными разговорами, наверное, единственными двумя людьми, кому он мог это позволить сделать были Грег и Саске. — Я носил траур. — Перефразировал он, чтобы младший брат понял. Саске тут же охладился, меняясь в лице. — Вот как… Прости… Он чуть растекся в кресле, уходя куда-то глубоко в себя, теряя огонек в глазах, но Итачи не дал ему погрузиться в мысли. Просто перевел тему разговора обратно в русло обсуждения статей и университета, приняв для себя решение пока тему девушек не поднимать и не поддерживать.***
Этот странный сон… Холод… Все кружится вокруг… Боль… Мамочка… Папочка… Мне больно… — Подумала Хината, плавая в неизвестности. Голова шла кругом, ноги не находили опоры, она все летела и летела, кувыркаясь в бесконечность. Страшно. Перед глазами снова встал этот горящий дом. Ей все приснилось? Про приют? Про госпиталь? Она все еще лежит выброшенная из окна второго этажа… Вот и тень кузена мелькнула. Братик Неджи… — Хотела выкрикнуть девочка. Но, он растворился, разлетаясь пеплом по ветру. Потом возник силуэт сестры. Ханаби, моя Ханаби… — Хинате хотелось плакать, но почему-то она не могла. Как и произнести хоть слово. Сестренка тоже рассыпалась пеплом, развеваемым ветром по воздуху в небо. Она словно вернулась в ту ночь с полыхающим домом, гулом в голове, болью во всем теле и тяжелой тоской, сдавившей горло. Хината снова наблюдала за тем, как потеряла свою семью. Образы мамы и папы предстали последними. Мама протянула руки, словно сотканные из пепла, словно зовя подойти к себе. Но, Хината не могла шелохнуться. — Ты хотела пойти с нами. — Послышался ее ласковый словно отовсюду. — Тебе можно больше не ждать. Пойдем, доченька… Она хотела пойти следом. Хотела стать таким же пеплом и развеяться по ветру, растворяясь в это мире для того, чтобы появиться в новом. Но, Хината не чувствовала своего тела. Не могла протянуть руку в ответ. Ее сковывала боль. Я хочу пойти с вами! — Хотелось закричать во все горло. Но, она не могла сделать и этого… Единственное о чем она сейчас мечтала, чтобы ее обняли ее родители и превратили в черный перел, забирая с собой. — Идем. — Голос папы был такой привычно-мягкий, но при этом непоколебимый. — Теперь можно уйти вслед за нами, Хината…