О ссорах и не только

Праздник Сабзеруз в этом году проходил с невиданным ранее размахом. Невиданным для жителей Сумеру, естественно, но не для самого Аль-Хайтама, помнящего многотысячную толпу празднующих людей, шум и гам, одуряющий запах цветов и прочие сомнительные удовольствия. Хотя за прошедшие столетия и он успел отвыкнуть от этого организованного бедлама, поэтому последнюю неделю просто созерцал приготовления всего города, если не целой страны. Сама Нахида в это не вмешивалась — попыталась в начале, но ей не позволили, велели отдыхать и наслаждаться, вот она и ходила по улицам, изучала все творящееся безобразие. Однажды, правда, заглянула в кабинет Аль-Хайтама в Академии, где он разбирал прошения на финансирование от всех даршанов разом. — Что случилось на этот раз? — осведомился он, не отрывая взгляда от изобилующего оборотами речи прошения от Хараватата. — Ничего, — ответила Нахида, — скажи, Аль-Хайтам, посетишь ли ты Сабзеруз в этом году? Он поднял на нее взгляд, помолчал, раздумывая над ответом. Идти туда, где соберется чуть ли не весь город Сумеру, ему совершенно не хотелось, но, вероятно, многие ожидали, что он поприсутствует, и кто знал, чем обернется его игнорирование праздника, значение которого выросло в несколько десятков раз по сравнению с прошлым годом. Лишние проблемы ему нужны не были. — Остаться до конца не обещаю. Нахида, тем не менее, осталась довольна. — Достаточно и того, что ты хотя бы заглянешь к нам. Стоило Нахиде покинуть его кабинет, Аль-Хайтам тут же выкинул этот разговор из головы и сосредоточился на работе, отказал Хараватату в финансировании, так как слишком уж глупой была указанная причина, взял следующий документ. О том, что он пообещал посетить Сабзеруз, Аль-Хайтам вспомнил вечером дня перед самим праздником, когда они с Кави уже ложились спать. — И чего ты напрягся весь? — пробубнил сонно ему Кави в спину и прижался ближе, обнимая крепче. — Завтра Сабзеруз, и я дал опрометчивое обещание его как минимум посетить. Пойдешь со мной? Несколько минут было тихо, и Аль-Хайтам подумал, что Кави просто-напросто уснул, но потом он вздохнул, поцеловал мокро под лопаткой. — Нет, я завтра занят. — И чем же? Кави усмехнулся, опустил ладонь с груди Аль-Хайтама на самый низ живота, надавил мягко и выдохнул: — А ты как думаешь? Единственная мысль, посетившая Аль-Хайтама, была о том, что Кави наконец решил выполнить свое давнее обещание — или угрозу, как посмотреть. — В таком случае когда- Кави не дал Аль-Хайтаму договорить, накрыл его рот ладонью, привстал, подтянулся повыше и обжег чувствительное ухо горячим дыханием: — Нам обоим рано вставать, Хайтам, угомони свою исследовательскую натуру, если не хочешь завтра весь день проваляться в постели, потому что я оттрахаю тебя до потери голоса и способности ходить. Аль-Хайтам вздохнул и в самом деле расслабился, прикрыл глаза, приготовившись спать. К сожалению, на завтра у него было слишком много планов, откладывать которые было нельзя, поэтому никаких экспериментов. — Вот и умница, — шепнул напоследок Кави, коротко прикусил его мочку, заставив вздрогнуть, и улегся обратно, обнял крепко. И вскоре уснул. Некоторое время Аль-Хайтам таращился в темную стену, вслушивался в размеренное дыхание спящего Кави и не думал в кои-то веки ни о чем — вместо этого он пробовал на вкус то самое спокойствие, которое прежде ему было едва ли доступно. Как оказалось, ему всегда не хватало именно тепла. Теплом и добротой Пушпаватика его когда-то сразила, а Кави привязал к себе намертво. Он безнадежен. Проснулся Аль-Хайтам, что удивительно, позже Кави, вышел из спальни в гостиную и вдохнул полной грудью аппетитный аромат готовой шаурмы и прошел в кухню. Кави, уже полностью одетый и готовый выйти из дома в любой момент, стоял у окна и допивал свой кофе. — Доброго утра. Ты спал слишком долго, так что я позавтракал без тебя. — Разбудить было так сложно? Кави повернулся к нему, допил кофе и улыбнулся обаятельно. — Как я мог? Ты же такой прелестный, когда спишь. Молчишь, не хмуришься, не показываешь всем своим видом, сколь презренны окружающие тебя люди. — И тем не менее, — Аль-Хайтам сел за стол, — ты меня терпишь. Улыбка Кави наполнилась плохо скрываемым нежным восхищением, он поставил кружку в раковину, шагнул к Аль-Хайтаму и оставил легкий поцелуй на виске. — Иначе я не могу. Я пойду, закроешь? Правда, перед уходом Кави заглянул в свою комнату за чем-то, а вышедший в коридор Аль-Хайтам остановил свой взгляд на лежащих на тумбочке ключах. Один из них с большим брелоком в виде львенка невероятно выделялся. Аль-Хайтам чуть нахмурился и спрятал это недоразумение в кармане штанов. Кави пропажу, конечно, заметил, но, видимо, подумал, что уже взял ключи, чмокнул на прощание Аль-Хайтама в щеку и практически выбежал из дома. Проводив его взглядом, Аль-Хайтам закрыл дверь и вернулся к завтраку. В Академии он оказался спустя час, зашел в свой кабинет и сложил руки на груди, недоуменно рассматривая возникшую из ниоткуда огромную стопку документов. И даже не одну. Он только вчера разобрал последние прошения и ведомости, откуда это? — А вот и ты, — раздался позади голос Нахиды, Аль-Хайтам развернулся, — нас зовут на Базар. — В отличие от зовущих я должен работать. Нахида хихикнула и покачала головой. — Временами я понимаю, почему все вокруг называют тебя невыносимым и заносчивым. После я помогу тебе разобрать все это. Пойдем, ждут только нас. Ты же помнишь о своем обещании? О, Аль-Хайтам помнил прекрасно, как и все то, что мечтал забыть, но это не представлялось возможным, поэтому пришлось идти вслед за ней на Базар. На улице люди словно заранее с ума посходили: носились туда-сюда, кричали что-то друг другу, бурно радовались и, завидев Нахиду, оглушительно поздравляли ее. Если бы не наушники, Аль-Хайтам оглох бы, и он в самом деле не понимал, как все присутствующие еще не лишились своего слуха. На Базаре народу было еще больше, они толпились, наступали друг другу на ноги периодически, смеялись, ругались и все пытались продвинуться поближе к сцене театра. Точно, Нилу же должна была выступать, как Аль-Хайтам мог забыть об этом. Нахида провела его сквозь расступающуюся перед ней толпу людей за кулисы театра, где их ожидали Нилу, Сайно, Дэхья, Итэр с Паймон и остальные работники, а чуть в отдалении за столом сидела Коллеи и ела пахлаву. — А где Тигнари? — поинтересовался Итэр, завертел головой, даже выглянул из-за кулис. — Я его не вижу. — Он придет позже, — ответил Сайно, — он зачем-то понадобился Кави. Не знаешь причины? — Кави передо мной не отчитывается, — отрезал Аль-Хайтам. — Не рано ли мы все тут собрались? Праздник обычно ближе к вечеру проходит, сейчас же утро. Паймон взлетела повыше и открыла рот, чтобы что-то сказать, но Нахида мягко ее перебила: — В самый раз. Этот Сабзеруз отличается от предыдущих — гуляния будут проходить весь день и часть ночи, и театр Зубаира собирается работать все это время. Базар — сосредоточение праздника. — Так долго оставаться я не планирую. — Умерь свой эгоизм, Аль-Хайтам, это день рождения нашего Архонта, — проговорил холодно Сайно, сложил руки на груди. — Я не собираюсь заставлять кого бы то ни было присутствовать, — наклонила голову к плечу Нахида, — давайте хотя бы сегодня обойдемся без ссор. — Это будет сложно, — задумчиво обронила Дэхья, и Нилу согласно кивнула. Праздник начался еще через час, и Аль-Хайтам, считавший каждую минуту, подумал, что за это время вполне сумел бы разобрать какую-то часть завала в кабинете. А после началась форменная катастрофа и локальный конец света. Стоило Нилу выйти на сцену, как все то море людей внизу заволновалось, пришло в движение и в едином порыве качнулось вперед. Аль-Хайтам ушел вглубь кулис. Дэхья усмехнулась. — Кстати, когда ты успел волосы отрастить? Они сейчас доходили до лопаток, и Аль-Хайтам собирал их в низкий хвост. Кави каждый раз, когда он их распускал, издавал нечленораздельные звуки, зарывался пальцами и мурлыкал что-то себе под нос. И нет, доволен не был, он хотел, чтобы Аль-Хайтам отрастил волосы до бедер, как и было когда-то, и ради этого выполнял свою часть уговора — убирался стабильно раз в две недели. Это удивляло. — Еще не отрастил, я в процессе, — поправил он, — не так давно начал. — Ну, должна сказать, тебе идет, — фыркнув, признала Дэхья, — выглядишь…мягче? — Это комплимент? — Что-то вроде, я в этом не сильна. Пусть праздновал весь город, как Нахида и сказала, главное действо творилось именно на Базаре, поэтому она его и не покидала, наслаждалась радостью людей, вкусной едой и всеобщим весельем. С каждым часом градус безумия только нарастал, Аль-Хайтам подумывал уйти, но Нахида останавливала и просила подождать еще чуть-чуть. Была ли у такого поведения какая-то конкретная причина, он не знал, но терпеливо оставался в этом хаосе дальше. Отрезанность от основного пространства Базара кулис никак не помогала, скоро у Аль-Хайтама противно заныла голова. — Хватит. Уверен, я провел здесь достаточно времени, — сказал он Нахиде, сидевшей за небольшим столиком только для своих. — Конечно, я понимаю. Спасибо тебе. За все. — Меня не за что благодарить. Жду завтра в… Договорить он не смог из-за странного гадкого писка; Аль-Хайтам нахмурился и прижал ладонь ко лбу. Откуда этот звук? Кажется, обеспокоенная Нилу что-то ему говорила, даже перед лицом руками махала, только Аль-Хайтам ничего не слышал, кроме все нарастающего звона. Уши ошпарила короткая вспышка боли — и наушники раздельными половинками, к одной из которых крепился не имеющий практического значения провод, упали на деревянные доски. И грохот окружающего мира напал оскаленным зверем на Аль-Хайтама. Он закрыл уши ладонями, зажмурился и бессильно застонал, попятился назад и сполз на пол, упираясь спиной в стену. Голова моментально наполнилась бессчисленным количеством образов, эмоций, звуков и чужих мыслей, боль, пришедшая вместе с этой смесью, ошеломила и обвилась ядовитой скалящейся змеей вокруг черепа. Невыносимо, невыносимо, как же это было невыносимо. Его предплечья коснулась маленькая теплая ладошка, Аль-Хайтам распахнул глаза и очень постарался сосредоточиться на стоящей перед ним Нахиде. Внимание рассеивалось и рассыпалось мириадами витражных осколков, он слышал и дыхание Нилу, и слова ребенка, находящегося в сотнях метров от него, и щебет птицы где-то высоко в небе, и вылизывающуюся кошку в доме через пять улиц. — Аль… Меня… Что… — сумел он услышать от Нахиды, прикусил язык до крови и все же разобрал ее слова. — Аль-Хайтам, ты слышишь меня? Что с тобой произошло? Итэр присел рядом и протянул сломанные наушники, Аль-Хайтам отрицательно помотал головой, вдохнул глубоко пропахший специями и беспокойством воздух. — Чем мы можем тебе помочь? — спросила Нахида. — Ничем, — просипел он, мимолетно удивившись звучанию своего голоса. Он что, стонал? Главное, чтобы не кричал. Такого удара его самооценка не переживет. Итэр бережно положил половинки наушников на пол рядом с бедром Аль-Хайтама, присел на корточки. От выражения беспомощности и непонимания на его лице Аль-Хайтам скривился, хотя все явно подумали, что это из-за чего-то еще. Нахида опустилась на колени перед Аль-Хайтамом, и сознанием потянулась к нему. Агония от этого простого действия раскаленной магмой прокатилась по телу Аль-Хайтама, выжгла каждое нервное окончание и заменила собой кровь. — Не смей лезть в мои мысли! — зашипел он на Нахиду и прижал ладони к ушам плотнее. Это не помогло бы никогда и ни при каких обстоятельствах, но так руки были заняты хоть чем-то. Нахида отпрянула, округлив изумленные глаза, едва не свалилась — ее поддержал Сайно, встала на ноги. Аль-Хайтам закрыл глаза плотно и стиснул зубы. Ну же, ну же, должно же быть в этом хаосе хоть что-то, за что можно было зацепиться, на чем можно было сконцентрироваться. Аль-Хайтам перебирал все, что слышал, и никак не мог найти подходящее звучание — даже иголку в стоге сена было однозначно проще отыскать. Нарастающая боль давила на мозг, сжимала раскаленными обручами виски, вдалбливалась в его сознание какофонией самых разных отзвуков. Не получалось! — Прекрати, Сайно, — выдавил Аль-Хайтам с трудом. — Прекратить что? — Так громко думать. От Дэхьи пришла теплая смешливая волна и неровный строй мыслей-картинок, Сайно на долю секунды вспыхнул раздражением, но потух так же быстро, Нилу же ощущалась как спокойная вода, неторопливо текущий ручей. Совсем как Пушпаватика. Недаром они были так похожи, но почему-то сосредоточиться на ней Аль-Хайтам не мог — Нилу была слишком незаметной и прозрачной, поймать ее отблеск было невероятно трудно. Нахида пестрела любопытством и знаниями Ирминсуля, связываться с которым в таком уязвимом состоянии Аль-Хайтам не собирался. Итэр искрился десятками галактик и оглушал этим, а Паймон была и вовсе шумной настолько, что хотелось удавиться. В какой-то момент, почувствовав что-то теплое на губах, Аль-Хайтам облизнулся и ощутил на языке расцветающий металлический вкус собственной крови. Боль стала невыносимой, Аль-Хайтам уткнулся лицом в колени и попытался еще раз найти хоть какой-нибудь ориентир. А потом раздался такой далекий, но близкий крик: — Аль-Хайтам, мать твою, я убью тебя! Кави он ощутил всем своим существом и потянулся к нему, вслушался в привычно колотящееся сердце, в шумящую в сосудах кровь, в носящиеся цветастым ураганом мысли, в легкий скрип суставов и натяжение мышц и сухожилий, в движение кислорода в легких. — Кави, помолчи, — произнесла вполголоса Дэхья, — Аль-Хайтам… — Что? Без наушников? И без вас вижу, — огрызнулся Кави и тяжело осел рядом с Аль-Хайтамом, толкнул его в плечо своим. — Знаешь, Хайтам, это карма. Вслушивающийся в него и отсекающий один за другим все посторонние звуки-раздражители-угнетатели Аль-Хайтам позволил чужой руке залезть в его карман и извлечь ключи с брелоком-львенком. — Пожалуй, я уверовал в высшую справедливость, — протянул насмешливо Кави, дернул плечом и повернул голову, — если ты вдруг забыл, Сайно, тогда на ужине у вас с Тигнари Аль-Хайтам был без наушников. И все было замечательно. — Верно, помню, как я удивился, вперые в жизни увидев его без них, — добавил Тигнари. Вместе с Кави пришел? Наверняка. Кави сделал вздох, и Аль-Хайтам безвольно уронил руки, выпрямился. Забытая им за столь короткое время блаженная тишина ласкала все тело и успокаивала растревоженное сознание. — С возвращением, — Нахида улыбнулась, Кави же фыркнул. — Услышьте меня — справедливость еще не покинула наш грешный мир! — затем наклонился к Аль-Хайтаму и прошептал в ухо: — если ты так хотел, чтобы я пошел с тобой, мог бы просто сказать прямо, а не брать мои ключи. — Сработало же. — М-м, гениальный ты наш, ты и не думал, что я не приду, да? А если бы мы задержались? Что бы с тобой было сейчас, Хайтам? Аль-Хайтам промолчал. Понявший все верно Кави ухмыльнулся, поднялся на ноги и помог ему встать, развернулся к остальным. — Думаю, мы пойдем домой. Хорошо вам повеселиться. Подобрав пришедшие в негодность наушники, Аль-Хайтам следом за Кави направился на выход с Базара. Какой же отвратительный день. Уже дома, когда Кави устроился на диване с альбомом и карандашом в руках, а Аль-Хайтам сидел рядом и разбирался с наушниками, он спросил: — Нашел, что хотел? — Обижаешь, — Кави оскалился, — не волнуйся, Хайтам, совсем скоро ты получишь свою пробку.