⚜️⚜️⚜️
Поспав всего несколько часов, Чимин открыл глаза и сладко потянулся. Память бережно скрывала от него вчерашний вечер, решив не тревожить юную душу волнениями, и омега крепко зажмурился, потянулся носочками, сжал пальчики в кулачках и сладко зевнул. Комната уже залилась солнечным светом, за окном пели птицы, и взгляд Чимина упал на огромные старинные часы висевшие на стене — начало восьмого утра. Странно, что он не проснулся раньше, но еще более странным было другое — он точно помнил, что с вечера плотно закрыл шторы, сейчас же они были распахнуты настежь, а окно приоткрыто. Легкий ветерок колыхал занавеску, в комнате хозяйничал удивительный аромат, гонимый ветром из сада, и Чимин непонимающе оглянулся вокруг. От увиденного он вдруг вскочил в кровати и застыл в удивлении — на столе рядом со вчерашней розочкой лежал огромный букет поздних летних цветов: шапки георгин свисали своими огромными головами со стола, сверху умостились величавые гроздья гладиолусов, между ними — звездчатые астры, горящие огнем циннии, фиолетовые хризантемы и, конечно же, розы. Разноцветные бутоны еще дышали утренней свежестью, а некоторые из них даже начали раскрываться, яростно требуя для себя воды. Пак сел в кровати, едва не упав назад из-за мягкости пышного матраса, и потер глаза. Ему это точно снится, он вчера умер от страха и попал на небеса, а добрые ангелы напоследок решили одарить его цветами, которые он так любит. После того, как омега открыл веки, картинка никуда не исчезла. В добавок к ней от порыва ветра нетерпеливо стукнуло окно, заставляя Чимина быстрее проснуться. — Откуда это? — прошептал он, понимая реальность происходящего. Он осторожно, словно боясь быть застигнутым врасплох, подошел к туалетному столику и посмотрел на цветы, перебрал тугие стебли, расправил листья и понюхал каждый бутон. Опьяненный ароматом, омега застыл посреди комнаты. Неужели такое может быть? Он точно не грезит? Кто мог принести ему цветы? Он забыл запереть дверь? Посмотрев на опущенную щеколду замка, Чимин перевел взгляд на окно. Он наивно думал, что сюда попали через дверь, но все оказалось куда загадочнее — цветы принесли через окно, нагло вторгшись в его комнату, пока он спал. Голова отказывалась работать, потому что личность человека, принесшего букет, была ясна, как божий день. Это точно не мистер Менсон, не конюх и не малыш Генри, что спал в своей кроватке, досматривая последний сладкий сон. Пак снова засунул нос в букет и ему показалось, что все цветы пахнут герцогом. — Сумасшедший, — хихикнул Чимин, и снова засунул носик в цветы. Все в мире сосредоточилось в границах этой комнаты — ароматы, нежность, утреннее солнце и волнительное ощущение того, чьи руки касались этих стеблей. На миг омега забыл обо всем, наслаждаясь своим недолгим счастьем, заключенном в самом простом — букете, которых ему никто никогда не дарил. Это вообще первые цветы в его жизни, которые ему подарил альфа. Чужой альфа. Перед глазами вмиг встал образ хозяйки, будто становясь между Чимином и герцогом Лейнстером. Пак вздохнул, смиряясь с реальностью, бережно положил букет на стол и начал одеваться. Ему нужно попросить побольше вазу и принести воды, чтобы опустить стебли в воду, пока бутоны не завяли. А еще он обязательно должен поблагодарить герцога за такую милость, только не знал когда. Лучше, если он увидит его одного, а то леди Элизабет омеге точно шею скрутит. Чимин даже потер затылок, представляя гневный взгляд герцогини, а его кожа тут же покрылась мурашками. Пак осторожно выглянул в коридор, пока хозяева спали, но уже услышал шум и чьи-то шаги. Видимо, слуги вставали спозаранку, но для него это была вовсе не проблема — он тоже не привык валяться до утра и поднимался с первыми лучами солнышка. — Мистер Менсон! — Чимин босиком побежал за лакеем, едва завидев расшитый край его ливреи, скрывающийся за поворотом в конце коридора. — А Его Светлость в поместье? Могу я его увидеть? — Его Светлость? — Менсон остановился и подождал, пока растрепанный Чимин приблизится к нему. — Что-то случилось? — рассматривая гувернера, он удивленно приподнял одну бровь, словно Чимин спрашивал не про герцога, а про самого Господа Бога. — Мне очень нужно, правда, — запыхавшись от бега, Чимин вперился сверкающими глазками в лакея в ожидании ответа и замер. — Его здесь нет, — уже снисходительнее ответил слуга. — Он уехал рано утром по делам и будет либо поздно вечером, либо завтра, если решит остаться в лондонском доме. — В лондонском доме? — теперь уже пришла очередь удивляться Чимину. — У Его Светлости герцога Лейнстера есть дом в центре Лондона. Там он ночует, если того требуют дела, — важно добавил лакей, осведомленный о значимых деталях из жизни герцога Лейнстера. — И часто он там бывает? — не сдержавшись, спросил гувернер. — Часто. — Что же, спасибо, — вздохнул Чимин, сник и поплелся в свою комнату. Ему так хотелось поблагодарить и еще раз увидеть герцога, что от досады на глазах даже выступили слезы. Ничего, он обязательно найдет минутку, чтобы шепнуть ему об этом.⚜️⚜️⚜️
Первые дни в Рамсдене для Чимина пролетели быстро. Он понял, что за два посещения и один единственный рабочий день совершенно не рассмотрел поместье. А еще омега никак не мог привыкнуть к тому, что в его жизни наступили такие изменения, о которых еще пару недель назад он не мог и мечтать. Просыпаясь утром в незнакомой постели, Чимин сжимался до размера перышка, представляя себя здесь таким крошечным и почти невесомым, что боялся любого ветра перемен, грозившего безжалостно сдуть его из сказки, в которую омегу поселил герцог со своей легкой руки. И все бы было ничего, если бы трепещущее сердечко не замирало при каждом скрипе главных ворот и топоте копыт по мощеной подъездной дороге. При каждом окрике, звоне посуды или аромате раскуриваемой в гостиной трубки… Все это тревожило его ничуть не меньше чем вчера, с каждым днем все больше заполняя юношеские мысли. Первое, с чего начал свое знакомство с Оксфордширом Чимин, было само имение. Он имел возможность лицезреть Рамсден со стороны и уже тогда поместье казалось ему огромным, но кроме гостиной, собственной комнаты и покоев Генри он не бывал больше нигде. Обеденный зал не в счет — о нем гувернер просто не хотел думать, пытаясь загнать поглубже неприятные воспоминания. Прикрыв дверь своей комнаты, Чимин на цыпочках прошел до конца коридора, прислушиваясь к посторонним звукам. На половине прислуги было тихо, как на кладбище, а холодный ветерок очень даже соответствовал общей угрюмой атмосфере. Недоуменно пожав плечами, Чимин прошелся до лестницы и спустился вниз. С помещениями на цокольном этаже он разобрался быстро. Благо, здесь кипела жизнь, везде сновала прислуга и ему встречались по большей части знакомые лица, хотя имена всех гувернер еще не запомнил. Но Чимин вежливо кивал каждому и аккуратно, чтобы не потревожить работающий люд, с любопытством заглядывал во все комнаты. Кухня, где готовила Джен, Чимину знакома, столовая для прислуги тоже. Следом за ней размещалась разделочная комната, из которой неприятно пахло кровью и освежеванными тушками животных. Заглянув туда, Пак тут же отпрянул, когда увидел, как потрошили кролика. Безжизненное животное держали за задние лапки, а большой и сильный мужчина ловко орудовал острым ножом, вспарывая кролику живот и вытряхивая кишки на металлический стол. Прикрыв рот ладошкой от подступающей тошноты, Чимин поспешил удалиться отсюда, чтобы не испытывать организм на прочность. За разделочной следовала кладовая. Ее Чимин распознал сразу, ибо отсюда навстречу ему вышла помощница Джен, неся в руках головку сыра. — Доброе утро, Мисси, — присел Чимин в реверансе перед старшей омегой. — Не нужна ли моя помощь? — Доброе, Чимин, — она ласково улыбнулась и оценила то, что Пак готов подержать тяжелую ношу. — Спасибо, мой хороший, я справляюсь. Мисси удалилась в кухню, а Чимин продолжил путешествие дальше, суя свой маленький любознательный носик куда не лень. После кладовой он нашел прачечную и смежную с ней гладильную комнаты, где трудились незнакомые ему женщины. Из-за громкого разговора между собой они не заметили омегу, а тот с удивлением рассматривал огромный чан с кипящей водой, в котором женщины помешивали белье. Неподалеку стояли корзины с уже чистым и постиранным, а проворные мальчишки на побегушках таскали оттуда простыни, чтобы развесить их сушиться на заднем дворе. Лестница в подвал, у которой замер Чимин, манила его вниз, обещая раскрыть еще несколько секретов Рамсдена, и гувернер не сдержался, но обещал себе посмотреть хранилище только одним глазком. Уж очень вкусные запахи доносились оттуда. Спустившись в полутемное помещение, он набрел на комнату, в которой коптили мясо. — Стой! Не убегай! — парнишка, работавший там, едва успел схватить Чимина за руку, когда тот понял, что его обнаружили, и пустился наутек от страха. — Ты Чимин? — Да, — Пак мялся на одном месте, испытывая неловкость за свой неудавшийся побег. Действительно, глупо получилось — он ничего не украл, только лишь хотел посмотреть на Рамсден, но собрался бежать, как самый настоящий вор. — Откуда вы меня знаете? — Меня зовут Тэдди, — парень, чуть выше Чимина и, вероятно, на пару лет старше, наконец, отпустил руку гувернера и подарил ему ослепительную улыбку. — Я заприметил тебя еще давно, когда ты впервые тут появился. Моя тетя Джен работает у господина кухаркой, вот и меня тоже пристроила. — Простите, я действительно вас не помню, — смутился Пак, не желая лгать. — Ничего страшного, только не называй меня на «вы», — парень насильно усадил Чимина на стульчик рядом с собой и пристал к нему с расспросами. Смешной такой, с рыжими волосами и веснушками, что усыпали все лицо. — Мы переселенцы из Ирландии, — уточнил Тэдди, глядя, с каким интересом Чимин рассматривал его лицо. — Да и ты тоже не чистокровный англичанин. — Ты угадал, — пожал плечами Чимин. Он никогда не скрывал своего происхождения и не стыдился этого. — Мой отец кореец, а мать англичанка. — Тебе нравится здесь работать? — не желал отпускать Чимина парень. — Хочешь, угощу тебя вкусненьким? — Ну что ты, слугам это, наверное, нельзя, — Пак хотя и отнекивался, но у него слюнки текли от ароматов, скопившихся здесь. Когда-то в голодное время он точно бы потерял сознание, окажись в таком месте. — А мы немножко, — Тэдди вскочил со стула, приставил к огромном шкафу небольшую лестничку и достал оттуда копченую свиную ногу. — Возьми, попробуй, — он отрезал самый привлекательный кусочек от окорока и протянул Чимину. Пак откусил его и прикрыл глаза от наслаждения — за всю жизнь у него во рту не было еще ничего вкуснее. — Это божественно, — пробормотал омега, не проглатывая мясо, а медленно пережевывая и смакуя его как можно дольше. — И все это делаешь ты? Пак обвел комнату глазами и увидел много заготовленных продуктов. «Такое есть можно целый месяц и даже два», — подумал Чимин, вспоминая родных. Если бы он с отцом и братьями жил в таком огромном дворце, то они бы точно растянули удовольствие надолго. — Сметут за пару вечеров, — усмехнулся парень. — Да как же это? Сметут? — А ты что, не знаешь? Скоро же осенний бал! Сюда приедут гости из разных поместий, почтенные кавалеры и дамы в красивых платьях, музыканты и даже фокусники. Балы Леди Элизабет самые известные во всем Лондоне! Целые состояния стоят. — Ты так рассказываешь, словно сам был на балу, — с толикой зависти хихикнул Чимин. — Ну быть, конечно, не был, но за бальной залой подглядывал, а один раз даже помогал прислуживать. Тогда приехало неожиданно много гостей и Рамсден едва вместил всех желающих. Еще немного посплетничав с Тэдди, Чимин поторопился вернуться назад. Он хотел осмотреть верхние этажи, если успеет. Тэдди проводил его к лестнице и рассказал, что в самом конце коридора есть особая дверь, которая держится на замке, а ключ находится у дворецкого. Там был винный погреб с различными напитками, названий которых Чимин даже не знал. Еще одна комната в подвале — угольная, в которой хранились запасы топлива на зиму. — Вот и весь подвал, — довольно развел руками Тэдди, радуясь тому, что провел Чимину небольшую экскурсию и удовлетворил его любопытство. — Забегай ко мне, если проголодаешься, — шепнул он на ухо. — Обязательно, — пообещал Чимин и поднялся наверх. Знакомство с этим парнем, пожалуй, могло перерасти в крепкую дружбу. Омега остановился перед боковой лестницей, ведущей на второй этаж, и с замиранием сердца прикоснулся к широким перилам, гладя ладошкой их отполированную холодную поверхность. Отправляться наверх одновременно и боязно, и очень любопытно. Познакомившись с жизнью прислуги, Пак хотел увидеть — правда ли так красиво живут лондонские аристократы, как об этом ходили слухи в даунтауне. Набравшись смелости, Чимин таки решился подняться. Здесь находилась уже знакомая ему комната Генри, мимо которой он прошел на цыпочках и прислушался, что малыш еще спит; дальше — классное помещение для учебных занятий, музыкальный зал и огромная картинная галерея, больше похожая на широкий коридор. Он соединял правую и левую половину поместья, и если с одной Чимин уже более-менее ознакомился, то широкая дверь впереди еще таила внутри нечто необычное. Только приоткрыв ее, Чимин остолбенел. Перед ним простирался огромный зал, который он не мог даже оценить по размерам, но удивило гувернера другое — третьего этажа в этом крыле не было. Вернее, он был, но вместо потолка помещение своими колоннами взмывало ввысь, создавая то величие и пространство, в котором потерялся омега, вмиг чувствуя себя ничтожным размером с букашку. Сверху над Чимином зловеще нависала люстра с сотнями подсвечников в несколько ярусов, как в обеденной зале. Она была настолько огромной, что Чимин сжался перед ней в комок и даже присел, боясь быть пристукнутым насмерть такой громадиной. Да под ней стоять страшно, не то что танцы выплясывать. Омега постоял немного, завороженно рассматривая блестящий мрамор начищенных полов, и оглянулся по сторонам. Еще одна лестница неподалеку вела наверх. Поднявшись по ступенькам, он увидел карточную комнату, бильярдную, еще одно помещение, назначение которого ему было неизвестно, и несколько укромных комнат для леди. «Наверное, тут они отдыхают во время бала», — с ноткой зависти подумал Чимин, прикрывая дверцу. Он мысленно представил себя, сидящего в красивом платье на одном из диванчиков, а рядом кавалер целовал его ручку в тончайшей гипюровой перчатке и склонялся к ушку, чтобы нашептать слова любви. От неожиданной картинки в голове Чимин дернулся — настолько она была жива и реалистична, что даже по шее пробежали мурашки. А еще у кавалера было лицо герцога Лейнстера… — Да ну его, — прошептал негромко омега, испугавшись собственного видения. — Вот еще чего не хватало. Бродить дальше по огромному имению в одиночку стало боязно. А вдруг где-то в одной из комнат мог притаиться герцог? А если он вовсе не уехал? Картинки в голове впечатлительного мальчишки плясали, как причудливые фигурки в калейдоскопе в магазине мистера Вуда — там тоже все ярко и необычно, но очень далеко и неосязаемо. К прекрасным узорам, казалось, можно было дотронуться, но как только протягиваешь руку, выпрямляешь ладонь и пытаешься достать их пальчиками — иллюзия рушится за доли секунды. Вот и сейчас наивные мечты Чимина упорхнули из его головы: где-то вдалеке прогремел недовольный голос хозяйки. Гувернер решил как можно скорее убраться с этой половины, чтобы не схлопотать за своеволие. «Кто знает, в каком настроении сегодня Элизабет, и почему грымза уже кричит на весь дом так, словно сейчас стены рухнут», — подумал Чимин, спешно возвращаясь к непосредственным обязанностям — обучению Генри. Едва он встал перед комнатой своего подопечного, набрал побольше воздуха в грудь, поправил фартук и воротничок, пригладил волосы, как вдруг откуда ни возьмись появился Менсон и громко шикнул на Чимина: — Ты что, собрался молодого господина будить? — энергично замахал мужчина рукой, а кулачок Чимина, что так и не постучал в дверь, медленно опустился вниз. — А что случилось, сэр? — удивленно спросил Чимин. — Разве Генри не должен сегодня заниматься? — Должен, но не в такую рань! Тебе леди Элизабет таких тумаков отвесит, что мало не покажется. — А когда же Генри просыпается? — Не раньше десяти обычно, — Менсон, довольный тем, что смог предотвратить конфликт, отдышался и подошел к гувернеру. Он вытащил из кармана простенькие часы на цепочке и щелкнул крышкой. Под треснувшим стеклом циферблата стрелка показывала начало девятого. — У тебя есть еще пара часов отдохнуть, поэтому ступай отсюда, пока хозяйка не застала. — Спасибо, что предупредили, — прошептал Чимин. Он вздохнул, еще раз посмотрел на дверь, будто хотел расслышать за ней шорохи, но ответом ему была только тишина. — А почему я слышал голос леди Элизабет? Что-то случилось? Она чем-то расстроена? — Даже если ничего не случилось, ты можешь услышать ее крики настолько часто, насколько уезжает Его Светлость из поместья, — бросил беззлобно Менсон, но потом понял, что сболтнул лишнего, и тут же натянул вежливую улыбку. — Сегодня Ее Светлость не в духе — Ри занемог и не помогает ей у швеи, которая ни с того ни с сего приехала так рано, что леди Элизабет лишилась утреннего сна, приобретя вместо него очередной приступ мигрени. Услышав о том, что у грымзы разыгралась головная боль, Пак не смог сдержать улыбки. Он вспомнил, как она ругала его в саду — совсем не похоже, чтобы ее волновало что-то больше сорванного цветка, а уж мигрень так точно. Чтобы не выдать себя, Пак потер носик, закрывая ладошкой приподнятые уголки губ. Он смекнул, что в отсутствие супруга герцогиня Лейнстерская устраивала здесь настоящие представления, а прислуга, одновременно играя роль благодарных зрителей, пыталась то ли угодить актрисе, то ли избежать наказания. — Так что лучше сейчас ей на глаза не попадаться, — подытожил Менсон и щелкнул Чимина по носу. «Странная все-таки жизнь в Рамсдене», — подумал гувернер, провожая в спину добродушного лакея. Тот удалялся торопливо, постоянно осматривался по сторонам, будто пытался найти себе место, чтобы пережить надвигающуюся бурю; спрятаться в малейшую расщелину векового камня этих стен, только бы его обошел гнев Ее Светлости. Паку даже стало жаль старика Менсона — по его уставшему лицу видно, как он тягостно переносил безумные приказы леди Элизабет, которой нужно во всем угождать, хотя рядом с герцогом лакей всегда был улыбчивее, светлее и услужливее, будто стараясь сделать хозяину приятное в малейших мелочах. За это Менсон получал в ответ вежливую улыбку с благодарностью, а еще после прочтения газет герцог Лейнстер иногда делился с ним самыми интересными новостями из столицы, потому что для многих слуг мир уже давно ограничился Оксфордширом, и они больше знали о модном цвете платья в этом сезоне, нежели о том, что в Британии ежемесячно прокладываются все новые километры железных дорог, Ост-Индская торговая компания бороздит океаны, а у королевы Виктории, по слухам, настают напряженные времена с министрами и ближайшим окружением. Обо всем этом лакей слушал очень внимательно, склонившись перед Его Светлостью и внемля каждому слову господина Чона. Рассуждения герцога и его мысли о будущем Англии были сродни глотку свежего воздуха в запылившемся досужими сплетнями замке. — Почему здесь все кажется таким ненастоящим? — негромко сказал Чимин, направляясь в сторону лестницы. Чтобы прогнать наваждение, он даже тронул рукой стену, что вмиг одарила его живительной прохладой. Жара в конце лета стояла уже с рассвета, и омега задержался на мгновение, прислонившись лбом к холодному камню. Его не покидала мысль, что в поместье творилось нечто непонятное его разуму. Герцог Лейнстер вел себя так, словно не он давал обет семейной верности перед Богом, леди Элизабет и вовсе имела две личины — в отсутствие супруга она превращалась в деспотичную капризную даму с мерзким характером, но как только сапог герцога переступал порог, супруга менялась до неузнаваемости, становясь вмиг примерной женой и заботливой хозяйкой. Впрочем, только один ужин в столовой с хозяевами дал Чимину понять, что маски давно сорваны — напряжение между четой Лейнстеров сквозило слишком явно. Вспомнив не слишком приятный вечер, гувернер решил поскорее спуститься к себе, ибо голос леди Элизабет становился все громче, а нотки раздражения играли всеми оттенками истеричности — от бессильного исступления до скандальных угроз в адрес некой мисс Бернс.⚜️⚜️⚜️
Судьба в этот день к Чимину не слишком благоволила, ибо с мисс Бернс он имел честь познакомиться через пару минут, когда осторожно, на цыпочках, крался мимо коридора с многочисленными комнатами леди Элизабет, миновать которые было нельзя — желанная для побега лестница находилась в самом конце господского крыла. Лишь на мгновение залюбовавшись видом с балкона, омега задержал воздух и метнулся вперед, как услышал за собой громкое: — Чимин! Ах вот ты где прохлаждаешься? Пак остановился и что есть сил заставил себя обернуться. Получилось медленно и нерасторопно, а ноги и вовсе одеревенели. Сердце от страха заколотилось сильнее, и он стиснул кулачки, чтобы собраться с мыслями и выдержать натиск хозяйки. — Что ты здесь делаешь? — леди Элизабет была по-утреннему растрепана и стояла в нижнем платье, спустившемся с одного плеча и едва прикрывающем наготу. — Доброе утро, Ваша Светлость, — поклонился Чимин, пытаясь придумать отговорку, но тут же передумал отвечать. Если он признается, что только благодаря предупреждению лакея едва не поднял чуть свет малыша Генри, ему несдобровать — грымза его на месте испепелит своим взглядом. Решив обойти этот скользкий вопрос, гувернер не успел даже оправдаться, как получил от хозяйки безосновательное оскорбление и новый приказ: — Негодник! — бросила она так обыденно, будто делала это по сто раз на дню. — Иди сюда, будешь помогать мисс Бернс! Чимин захлопал глазами и вспомнил слова герцога: его работа — заниматься воспитанием и обучением Генри. «Действительно, учить хорошим манерам леди Грымзу уже поздно», — промелькнуло в голове у Чимина, пока он не решался ослушаться приказа Лейнстера и сделать шаг вперед. Коридор весь словно вымер, прислуги нигде не было слышно, и Чимин молил Всевышнего послать ему спасение в виде какой-нибудь более расторопной служанки вместо него. — Но я не… — заикнулся несчастный, видя, что ждать пощады не приходится. — Его Светлость станет ругать меня, — выпалил Чимин и замолчал, прикрыв глаза от страха. Вслушиваясь в замершую между ними тишину, он ждал своей участи. — В этом доме субретками распоряжаюсь я, — зашипела грымза, явно читая ответ в глазах омеги. — Если Генри еще спит — это не повод бездельничать. Когда мой сын уедет учиться в Лондон, Его Светлость вышвырнет тебя отсюда за ненадобностью, а я дам такое рекомендательное письмо, что дурная слава побежит впереди тебя. Чимин, слушая ее гневную тираду, упрямо поджал губы, борясь внутри с собственными страхами. Он еще помнил окрик герцога в столовой, когда супруга попросила омегу принести ей шаль, но в ушах стоял и вопль Элизабет, раздававшийся пару мгновений назад — выбор между двумя огнями чрезвычайно сложный. Единственный аргумент, что он здесь ненадолго, превысил страх перед Его Светлостью. Если ему придется искать работу, то Элизабет все испортит еще до того, как он войдет в первый богатый дом. С ее рекомендациями и посуду мыть не возьмут в самой захудалой таверне даунтауна. — Хорошо, — кивнул Чимин, слегка склонив голову. Смотреть Элизабет в глаза и признавать свой страх перед ней не хотелось. — Что нужно сделать? Фыркнув, герцогиня не удосужилась ничего объяснить, только кивнула, чтобы Чимин шел за ней в комнату. Помещение, в которое попал гувернер, поразило его своими масштабами. Наверное, оно по размеру не уступало магазину мистера Вуда, и даже вместе с кладовкой Пак мог поспорить, что комната для переодевания превосходила игрушечную мастерскую. Замерев на месте, пока Элизабет что-то выясняла с незнакомой ему женщиной средних лет, Пак осмотрелся вокруг. С высоких окон здесь свисали тяжелые, но светлые шторы, увеличивавшие комнату еще больше. На подоконниках стояли разнообразные вазочки и статуэтки, пузырьки и другие мелочи, которые смотрелись совершенно лишними. Они больше загромождали комнату, крали ее простор, да и в целом создавали несколько неопрятный, захламленный вид. Даже стены, драпированные причудливыми тканями, внешне перекликались с интерьером теми же навязчивыми мелочами, от которых хотелось прикрыть глаза и освободить свою память. Чтобы окончательно не поддаться угрюмости обстановки, он продолжил рассматривать нечто более занимательное — огромный платяной шкаф у стены. Там, за массивными приоткрытыми створками, виднелись одежды хозяйки самых разных цветов и фасонов, а сверху на шкафу в несколько рядов стояли коробки со шляпками. Чимин мог только догадываться, насколько они красивы и изящны, потому что шляпки были его слабостью. За всем этим величаво наблюдал старинный комод с резными ножками, стоявший в правом углу. Наверняка в его огромных ящиках хранилось бесчисленное множество всякой дамской всячины, о которой Чимин не мог и мечтать. Он грустно вздохнул, но тут же занял свои мысли разглядыванием других мелочей — столиком и диванчиком, загроможденными швейными принадлежностями и тканями, что привезла с собой гостья. Пак сразу смекнул, что швея тоже старалась угодить привередливой заказчице, поскольку в россыпи предлагаемых цветов и фактур сложно было не сделать свой выбор, но с этой ролью Элизабет успешно справилась. — Мне совершенно ничего не подходит, — брезгливо поджав губы, словно она разговаривала не со швеей, а с личной прислугой, грымза рассматривала разложенный на диване материал, но кое-что откидывала на столик. Мисс Бернс нервно закусила нижнюю губу и, теребя в руках платок, сосредоточенно наблюдала за герцогиней. Из многого, что забраковала хозяйка, можно было сшить отличные платья, но метры муара, шелка, репса, атласа и кисеи безжалостно валялись на полу, словно выброшенные на мусорку. «Наверняка грымза довела ее до слез», — смекнул Чимин, косясь на бледную худую гостью и наблюдая за ее дрожащими руками. Герцогиня же мало обращала внимание на присутствующих. Занимаясь только своей персоной, она прикладывала к груди материю, щурилась перед зеркалом и нехотя, делая огромное одолжение, выносила свой вердикт: — Пока можно оставить, — раздраженно бросила она ткань на столик. — Если пришить на груди рюши, то станет интереснее, — бормотала она едва слышно. «Да уж, с отсутствием оной и рюши будут смотреться как минимум смешно и вульгарно», — подумал гувернер. Госпожа была наделена красотой и при этом совсем не обладала вкусом. Цвет ткани делал ее кожу мрачнее, количество украшений переходило нормы, а вырез казался слишком глубоким. Чимин мало понимал в моде, но видел, как платье оказалось неспособным скрыть недостатки ее фигуры и продолжал наблюдать за хозяйкой, все еще не понимая, в чем состоит его помощь. — Вот это, — наконец, Элизабет взяла муслин темно-синего цвета, решив остановиться на нем. — Идеально, — с наигранным восхищением воскликнула мисс Бернс, хотя Чимин был уверен: она отреагировала бы так на любой выбор герцогини. Видно, сильно та допекла бедную женщину. — Подай корсет, — приказала Элизабет гувернеру, и Чимин послушно подал нужную вещь. Он сам корсетов не носил из-за их дороговизны, поэтому с неким благоговением прикоснулся к предмету женского туалета, осторожно передавая его герцогине, чтобы ничего не повредить. Элизабет подошла к зеркалу, приложила к себе корсет и попросила мисс Бернс затянуть его. Чимин не знал куда деть глаза от неловкости, но, немного освоившись, подошел ближе и с интересом наблюдал за ловкими пальцами швеи, которые профессионально справлялись со шнуровкой, продевая ее концы в нужные отверстия и затягивая так сильно, что те едва не лопались. С каждым шагом шнуровки талия леди Элизабет становилась все тоньше, спина — прямее и аристократичнее. Даже взгляд у нее, как показалось Чимину, изменился — стал более надменным и дерзким, будто вместе с корсетом Ее Светлость надела свою любимую маску властности и своенравия. — Все готово, Ваша Светлость, — заискивающим тоном произнесла швея. — Можем приступать? Ничего не сказав, Элизабет кивнула на выбранную ткань, а мисс Бернс тут же вручила один конец отреза Чимину. — Помоги мне здесь, — попросила она, ловко накидывая муслин герцогине на плечи. Пак даже не знал, что примерка цвета происходит так интересно. За несколько минут хозяйка уже облачилась в будущее платье, которое еще предстояло сшить по ее меркам, и все с тем же недовольным выражением лица осматривала себя в зеркале. — Может быть, сделаем спину более открытой? — предложила швея в ответ на ее неоднозначную реакцию и тут же замолкла.Слова мисс Бернс граничили с необоснованной вольностью, за что при плохом настроении герцогини можно вылететь из Рамсдена. — Это подчеркнет белизну вашей кожи и безупречность талии, леди Лейнстер. — Пожалуй, ты права, — рассерженная хозяйка от похвалы понемногу оттаяла, но ситуация в комнате все еще оставалась накаленной, и робкое затишье в ту же секунду грозило разразиться неистовой бурей. — Я покажу вам, — пробормотала Бернс и сдвинула ткань вниз. — Подержи здесь, пожалуйста, — снова обратилась она к Чимину. Пак, держа края муслина на левом плече, второй рукой аккуратно подцепил материю, фиксируя ее на нужном уровне. Он боялся сделать что-то не так, поэтому стоял, как истукан, не двигаясь с места, а еще откровенно любовался нежной кожей хозяйки, имея возможность рассмотреть ее так близко, как никогда. Темные волосы Элизабет змеями спускались по шее и проложили себе дорожку между худыми выступающими лопатками. По бархату спины они даже не ползи, а благоговейно отдыхали, пользуясь таким шикарным ложем. Поистине, кожа герцогини и ее осанка казались идеальными, без изъяна. Чимин обратил внимание, что его руки разительно отличались по цвету на фоне аристократической бледности Ее Светлости. Даже если он наймется стирать вещи в самый дорогой отель, то никогда ему не добиться такой белизны, как у хозяйки. И, наверняка, герцогу Лейнстеру такое тоже нравится. В голову неожиданно пришла мысль о том, что герцог мог целовать супругу там, где сейчас ее тела касался Чимин. От этого стало еще волнительнее и неуютнее, будто он подглядывал за супружеской парой и увидел нечто непотребное, что скрывают от всех и доверяют только спальням. Однажды маленьким он заприметил, как отец помогал надеть его матери фамильное украшение — сущую безделушку, которую она хранила на память о своей семье, но делал это так, будто держал в руках все драгоценности мира. Он приподнял ее волосы, медленно обвел пальцами по обнаженной коже, а потом вместо того, чтобы застегнуть замочек, поцеловал Айрис в шею. Она для отца и была той самой драгоценностью. Дальнейшего Чимин не увидел, потому что покраснел от стыда и тут же выбежал во двор, но эта сцена так и осталась в его памяти, пожалуй, самым ярким моментом в памяти из родительских отношений. — Здесь мы немного спустим с плеч, — продолжала бормотать швея, крутясь вокруг Элизабет. Вмиг очертания герцогини изменились, и Чимин подумал, как это хорошо — уметь шить платья. Настоящая магия управлять тканями, менять силуэты, придумывать фасоны. В этом, определенно, заключалось волшебство. Сам он умел делать лишь простые вещи — зашивать дырки да ставить заплатки, ибо подобной работой домашние его обеспечивали сполна, особенно Тэмин, который умудрялся упасть и всегда порвать на себе штаны. При воспоминании о младшем брате у Пака екнуло сердце, а на глазах выступили слезы. Как Ёндже там справляется? Взял ли отец расчет с завода, как и просил Чимин? Разминают ли Тэмину комочки в манной каше, из-за которых он ее люто ненавидит? В голове сразу промелькнули десятки вопросов, которые разбередили тонкую омежью душу и заставили предаться воспоминаниям. Он не видел семью не так долго, но уже безумно скучал по отцу и братьям, а до воскресного выходного еще не скоро. — Заколи здесь и помоги мне спереди, — снова сказала швея, уже по-свойски помыкая Чимином, как прислугой. Очнувшись от воспоминаний, гувернер взял швейную булавку, чтобы сколоть края. Его руки были напряжены от внезапного волнения, а пальцы сковала неловкость. Чимин боялся сделать что-то неправильно, чтобы не вызвать гнев госпожи. Он уверен, что смог аккуратно проколоть все слои муслина. Но Элизабет сморщилась, глядя на него с отвращением, а в её обращенном на него взгляде было столько холода, что омега застыл в страхе, а, слыша болезненный крик герцогини, весь сжался в тугой комок. — Ай! — раздался визг на всю комнату. Бледнея от страха, Чимин тут же отшатнулся. Он уверен, что не задел иголкой ее кожу, но лицо герцогини исказил гнев. — Ты совсем слепой? — сжав кулаки, она надвигалась на Чимина, когда швея в страхе выпустила из рук ткань, позволив ей упасть на пол. — Вот же мерзкое отродье! Ты сделал это специально? — Простите, — Пак быстренько проморгал слезы, скопившиеся от воспоминаний о родных, и виновато посмотрел на леди Элизабет. Он понимал, что его вины нет так же отчетливо, как и то, что герцогине на это плевать. — Прощу прощения за свою неловкость, Ваша Светлость, я не хотел задеть вас иголкой, клянусь, — повторял омега, искренне переживая за свою оплошность. — Позвольте, я посмотрю? — Не хотел?! Посмотрю?! — раскрасневшаяся Элизабет стала задыхаться от злости, посчитав извинения Чимина за непростительную наглость. — Вместо того, чтобы вымаливать на коленях прощение, ты смеешь смотреть мне в глаза? Грязное отродье! — гневно выплюнула последние слова, заставляя Чимина дрожать от страха. Чимин был готов рухнуть перед ней ниц и сотни раз просить прощения за то, в чем он не виновен. Он готов стерпеть унижение, но не готов лишиться работы, благодаря которой у его братьев появилась одежда и еда на столе. — Руку! — заорала Элизабет. — Что, простите? — скованный ужасом Чимин действительно не мог понять ее слов, как и их смысла. — Руку на стол! — повторила она, зловеще процеживая через зубы каждое слово. «Значит, будет бить по руке», — предположил Пак. Он знал, что во многих домах господа наказывают своих слуг, но не думал, что когда-либо сам пострадает от подобной расправы. По рукам били обычно за воровство или порчу имущества. Он знает, что его провинность в разы страшнее. Он причинил вред самой госпоже. Но ведь это неправда. Чимин уверен, что не задел ее. Элизабет лишь нашла удобный повод выместить на нем гнев, и от осознания этого хотелось плакать. Несправедливо и унизительно, но Чимин мужественно положил руку на столик и прикрыл глаза в ожидании своей участи. Знать, что сейчас будет больно, невероятно тяжело, а принять ожидаемое — невозможно. Чимин почувствовал, как голова закружилась, и он готов потерять сознание. Коленки тряслись и ослабли, поэтому он до боли прикусил нижнюю губу, чтобы не позволить себе отключиться. — Открой глаза, мерзавец! —вскричала Элизабет. — Не смей закрывать их. Ты бы не допустил такой ошибки, если бы смотрел куда следует. «А не на моего мужа», — читалось в ее искрящемся злобой взгляде. Омега онемел от ужаса. Его глаза распахивались все шире, когда толстая игла швеи в руках герцогини приближалась к его руке. Боль пронзила руку, а Чимин до крови прокусил губу, стараясь не закричать и не получить пощёчину ещё и за это. Он терпел, пока Элизабет с садистским наслаждением всаживала иглу в его плоть. Она улыбалась. Стон прорвался сквозь его губы, а зловещая улыбка герцогини причиняла ему не меньшие страдания, нежели игла. Не выдержав, Чимин закричал от лютой боли. Это был не удар тяжелым предметом, это не похоже на палку, которая могла больно лупануть по пальцам — это было нечто невыносимое. Орудие расправы больше походило на вязальную спицу — такими иглами скалывали толстые ткани зимних платьев, и, к несчастью, они тоже оказались в швейном наборе мисс Бернс. Ноги подкосились и обмякли при виде торчащего из его ладони стержня, в глазах поплыло, и Чимин сам не понимал, что, не прекращая, шептал слова извинения, умолял герцогиню прекратить его боль, но она лишь злорадно улыбалась, вдавливая иглу, пока та не уперлась острым концом в столешницу. Закрыв рот рукой, чтобы не закричать, швея сидела напротив и уставилась на происходящее глазами, полными ужаса. Под ранкой вокруг металлического стержня уже появилась припухлость и краснота, а на тыльной стороне ладони Пак ощутил противную липкость вытекающей по каплям крови. Глотая слезы, Чимин перевел взгляд на Элизабет, которая еще удерживала иглу, не давая ему выдернуть руку. — Сколько же грязи ты тут устроил. Мерзость! — в отвращении сморщилась Элизабет, глядя на слезы гувернера. — Тебе должно быть в десятки раз больнее за то, что посмел уколоть свою госпожу, — в ее потемневшем взгляде плескалось удовлетворение и превосходство. — И если ты посмеешь хоть пикнуть и искать к себе жалости у слуг, а тем более — у Его Светлости, это окажется в твоем глазу. Она медленно и с наслаждением вытащила иглу, а Чимину показалось, что вместе с ней вытянул из его порванного сухожилия все вены. Ощущения были нестерпимые, рука распухла, а после того, как металлический стержень покинул ладонь, кровь струйками потекла на стол. — Вон отсюда! — закричала она. — Чтобы ноги твоей тут больше не было! Чимин засунул руку под фартук, чтобы остановить кровь, вскочил с колен и выбежал из комнаты. Рану жгло так, будто ему не ладонь прокололи, а отрубили кисть. Вытирая одной ладошкой слезы, что безостановочно текли из все ещё распахнутых в пережитом ужасе глаз, Чимин мигом спустился по лестнице и вбежал в свою комнату. Накинув на ладонь платок, гувернер прижал руку к себе, пытаясь успокоиться от рыданий. Болела уже не ладонь, болело в груди от человеческой гадости и подлости, и эта боль была намного сильнее, чем он мог себе представить. — Чимин, — его спокойствие нарушил стук в дверь. — Что-то случилось? Открой мне, пожалуйста. К нему пришел Менсон. Открывать не хотелось, но и прятаться от доброго лакея было неправильно. Размазывая слезы по лицу и заведя руку за спину, он вздохнул и открыл дверь. — Я слышал крики на половине леди Элизабет, — обеспокоенно сказал Менсон, входя в комнату. — Что стряслось, скажи на милость? Ты плакал? Не заметить слезы Чимина на его расстроенном лице было невозможно. Менсон подошел поближе, обнял омегу и прижал к себе. — Ну не плачь, не плачь, — он гладил его по спине, пытаясь успокоить рыдания, от которых тело Чимина ходило ходуном в объятиях лакея. — Что стряслось? Говорил же я тебе держаться подальше… Глядя на омегу, Менсон заметил его перемотанную руку, посадил гувернера на кровать и насильно вытащил кисть. — Ай, нехорошо, — покачал он головой, разматывая платок и рассматривая некрасивую рану. Кровь уже запеклась, но ладошка запачкалась, а еще края некрасиво посинели и вывернулись наружу. — За что тебя так? Чимин лишь на мгновение подумал, что Менсон даже не спросил, кто причинил ему вред, но потом начал взахлеб рассказывать лакею, что произошло в комнате герцогини. — Госпоже виднее, за что она наказывает своих слуг, — всхлипывал омега, вперемешку икая от плача. Он не смел осуждать герцогиню даже в разговоре с другими, но и не хотел говорить, что виновен. — Успокойся, — продолжал гладить его лакей. — Спустись на кухню и попроси у Джен мазь от ожогов, она хорошо лечит любые раны. Кивнув и шмыгнув носом, Чимин послушно вышел из комнаты и отправился к старшим омегам. Он ничего не сказал, только показал свою руку, но женщины и не спрашивали, из чего Пак сделал вывод, что это не первая проделка грымзы и к такому поведению хозяйки здесь уже привыкли. Джен аккуратно промыла ранку, сменила окровавленный платок на небольшую чистую ткань, положила мазь и крепко замотала руку. — До свадьбы заживет, — улыбнулась она и погладила Чимина по голове, после чего велела ему отнести в стирку запачканную кровью форму и выкупаться сегодня вечером вне очереди, чтобы пораньше лечь спать. Глядя на бледного, испуганного Пака, Джен принесла ему теплых булочек только из печи и налила молока. Самым сложным заданием стало скрыть рану. Генри спал почти до одиннадцати, и Чимин успел переодеться, но его перебинтованная рука не осталась незамеченной. — Что случилось? — спросил любознательный малыш, тыча пальцем в руку. — Ты поранился? — Почти, — улыбнулся Чимин, примеряя на себя улыбку через боль. Ладонь начала дергать, стала горячей и, казалось, распухла до неимоверных размеров. — Обжегся кипятком. — Ты ходил на кухню утром? Зачем? — не отставал малыш. — Я завтракал, — пояснил Чимин, потрепав кроху по голове. — Давайте умываться и выберем платье. — Я не хочу платье, я уже большой, — начал ныть Генри и скривился, как только Чимин достал из гардероба одежду. — Поэтому ты не завтракаешь со мной? Я хочу, чтобы мы ели вместе. Гувернер посмотрел на малыша и снисходительно улыбнулся. Генри очень не хватало материнского внимания, поэтому он отчаянно держался за Пака, найдя в нем не только наставника, но и друга. Все, что Генри мог делать с Чимином — они делали вместе, разве что на время сна гувернеру дозволено немного передохнуть в своей комнате, а потом он снова оказывался на ногах и вплетался в вереницу детских игр и развлечений. — Конечно, взрослый, — поддакнул Чимин, пытаясь найти в этом выгоду. — А еще взрослые джентльмены встают с рассветом, чтобы успеть сделать много дел. — Как мой отец? — глаза мальчишки горели при воспоминании о своем кумире. — Да, как ваш отец, Генри, — подтвердил Пак. — Если просыпаться пораньше, можно увидеть, как встает солнце, на траве еще держится роса, раскрываются бутоны цветов, радуясь новому дню… — А ты видел? — с недоверием спросил Генри и нахмурил брови, но гувернер заметил, что мальчишка очень любознательный и тянется ко всему новому, но вместо того, чтобы познавать окружающий мир, доступный ему в Рамсдене, он вынужден затворничать в комнате под присмотром Мэри и играть в игрушки. Чимин постиг очевидное — Элизабет просто не занималась ребенком, ей было удобно произвести герцогу наследника для продолжения рода, чтобы передать земли и титул, после чего Ее Светлость посчитала свою миссию выполненной и окунулась с головой в пучину светской жизни, вернувшись к балам, приемам и сплетням. Что же, теперь понятно, почему Генри так тянулся к отцу и так холодно держался с матерью. — Видел, — подмигнул Чимин, чтобы заинтриговать мальчишку. — Хотите посмотреть? Ребенок энергично закивал, а Чимин в это время ловкими движениями успел сменить ночную одежду на платье. До шести лет мальчики, как и девочки, носили платья, и только пару раз он видел Генри в шортиках. Герцог своими прогрессивными взглядами вмешался и сюда, но по словам Мэри Пак понял, что грымза предпочитала следовать традициям, нежели веяниям моды. Вздохнув, Чимин поправил платье, присел перед Генри на корточки и продолжил. — В таком случае я могу вас будить пораньше, чтобы вы не пропустили ничего интересного. Но это будет наш маленький секрет, — шепнул Пак и приложил палец к губам. На Генри этот жест возымел наибольший эффект: его глаза округлились, а ротик открылся в предвкушении того, что у них с Чимином теперь появится общая тайна. — Договорились, значит уже завтра мы пойдем в гости к цветам… Сходу Пак сочинил невероятную историю про царство цветов, которую Генри готов был слушать часами, но самое главное, что с помощью гувернера он впервые съел всю ненавистную овсяную кашу до последней ложки.⚜️⚜️⚜️
После того случая у озера Чимин лишь пару раз видел герцога в Рамсдене, когда тот сидел в гостиной, раскуривал трубку и читал лондонские газеты, которые доставлялись специальной почтой. Иногда Лейнстер казался грустным, иногда взволнованным или даже растерянным, но при виде гувернера он всегда откладывал все свои дела, приглашал Чимина присоединиться к нему на пару минут и всегда расспрашивал его о том, каковы успехи у Генри. В один из вечеров альфа раскурил трубку и с наслаждением, как и полагалось человеку его круга, выпустил кольцо дыма, наблюдая за тем, как оно медленно поднималось вверх, пытаясь сохранить свои очертания, но тут же теряло их, растворяясь в воздухе. Пак уверен, что с таким изяществом нужно родиться, и окажись он на родине, то наверняка был бы там кем-то не ниже короля или военачальника. В его жилах текла кровь аристократов, которых омежка боялся, как огня. В гостиной стояла вечерняя духота, и Чон распустил удушающую шнуровку на тонкой шелковой рубашке, открывая взору Чимина притягательно смуглую кожу. Герцог смотрел куда-то вдаль через приоткрытые двери, но было видно, что мыслями он витал совсем не здесь. Пак, не отводя глаз, даже ненароком подумал, как они с герцогом похожи, но в то же время различны. Общие корни невидимо сближали их, но социальная пропасть сводила все на нет, не позволяя им даже сесть ближе, нежели хозяину со слугой. Чон начинать разговор не спешил, словно наслаждался возможностью просто побыть с Чимином рядом, найдя совершенно безобидный, но веский повод, ведь все, что касалось сына, всегда интересовало герцога в первую очередь. Он расстегнул жилет, откинулся на спинку кресла и тряхнул копной черных волос, убирая мешающую прядь. Сегодня герцог не был удрученным или грустным, скорее — сосредоточенным. На его лбу пролегла морщинка, щеки немного впали от того, что он похудел и много работал, находясь в разъездах. Чимин об этом знал совсем мало. Только по обрывкам разговора от прислуги, щедро приправленным домыслами, он понимал, что герцог приближен к самой Королеве Виктории. Уже это казалось Паку чем-то недосягаемым и очень важным. Лейнстер, по наблюдениям Чимина, отличался от других аристократов очень многим. Еще его отец говорил, что англичане смотрят вниз с презрением, а вверх — с восхищением. И только сейчас Пак понял истинное значение этих слов. Леди Элизабет как нельзя лучше подходила по определению отца, но господин Чон был совершенно иным. Омега еще не мог сложить полный портрет своего работодателя, но уже отметил качества, которых были лишены напыщенные господа, встречавшиеся в жизни Пака. А еще Чимин заметил, что герцог жил совершенно по-иному. Если большинство толстосумов предпочитало грабить крестьян, поднимая ренту на землях, которые они сдавали тем в аренду, то здесь все было совершенно наоборот — Чимин не увидел в Оксфордшире изможденных тружеников, которые отдавали последнее, чтобы остаться в поместье и продолжать пользоваться землей. Наоборот, не давеча как позавчера он болтал с Тэдди и тот рассказывал, что за лесом простираются километры полей, на которых работают крестьяне, и с покупкой поместья герцогом их положение с каждым годом стало улучшаться. Если прошлый собственник сдирал с них последнее, то герцог установил ренту, с которой получал постоянный процент. И с этого времени крестьянские домики стали выглядеть все опрятнее, хозяйство — богаче, а люди — здоровее и счастливее, чем ранее. А еще Тэдди уверял, что герцог очень доволен тем, что происходит в Оксфордшире, и хвастался своими угодьями другим господам, после чего те жарко спорили с ним, но все же соглашались. — Было бы хорошо, если у мальчика сызмальства выработался режим, — намекнул Чимин Лейнстеру, старательно пряча под фартуком руки. — Мы могли бы изучить больше, если бы Генри вставал хотя бы немного пораньше. — Мой сын — точная копия своей матери, — вздохнул герцог, меняя затекшую ногу и сверкая начищенным носком сапога. — И я не хочу вырастить из него вторую Элизабет только в обличье альфы. Поэтому вы можете делать все, что захотите. Только не поднимайте его, пока не сойдет роса — на рассвете еще прохладно, а прошлым летом он тяжело переболел, сбежав босоногим от Мэри. Не желая больше занимать драгоценное время господина Чона, Чимин покорно согласился. — Слушаюсь, Ваша Светлость, — поклонился гувернер, хитро улыбаясь, и поспешил выйти из комнаты. Он не только уже начал будить Генри раньше тайком от всех, но и получил официальное разрешение от самого герцога. Теперь даже если леди Грымза будет высказывать свои претензии по воспитанию сына, он сможет смело говорить, что это распоряжение Его Светлости. — Стойте! — голос герцога раздался за спиной раскатом грома так же неожиданно, мощно и страшно. Пак застыл, как вкопанный. — Подойдите сюда. Айщ! Наверняка он заметил… — Слушаю, Ваша Светлость, — стараясь сдерживать волнение в голосе, произнес Чимин. — Вы еще хотели что-то узнать о Генри? Лейнстер сидел почти неподвижно, лишь раскачивал ногу на колене. Он пробежался взглядом по Чимину с макушки до ног и остановился на перемотанной руке гувернера. — Отнюдь, я хотел узнать о вас, — металлическим голосом произнес герцог. — Что с вашей рукой, дитя моё? Впервые для Чимина эта фраза прозвучала так, что от страха ноги стали ватными. — Ничего страшного, Ваша Светлость, обжегся на кухне, — пролепетал Чимин, искренне надеясь, что его вранье прозвучало правдоподобно. — Либо вы лжете, либо нарушили мой приказ заниматься сугубо наследником, — Чонгук грозно посмотрел на Чимина. Не выдержав его тяжелого взгляда, омега потупился в пол. — Я даже не знаю, что для вас хуже. — Вы накажете меня? — пробормотал Чимин и мысленно приготовился к очередной экзекуции. Дальше лгать и отпираться не было смысла. Похоже, его приключения в Рамсдене только начинаются, и основная задача гувернера — продержаться тут два года, помочь семье и живым унести ноги из Оксфордшира. Сердечко омеги бешено билось, пока герцог продолжал сверлить его взглядом. — Сядьте! — рявкнул Лейнстер, и Чимин послушно вернулся на свое место — небольшое удобное кресло рядом с хозяином. — Показывайте! — Что показывать? — испуганно произнес Пак, только потом догадываясь, что речь шла о руке. — Не стоит волноваться, Ваша Светлость, уже ничего не болит. И это совершенно не отражается на наших занятиях с Генри, — затараторил Чимин, выдавая свой страх. — Не болит? — альфа повел бровью, но словам омеги не поверил. — Разматывайте повязку! Чимин понял, что скрыть ничего не получилось. Медленно развязывая руку, он думал над тем, какое следующее наказание даст ему Элизабет. Если она подумает, что Пак специально нажаловался ее супругу — ему несдобровать. Последние витки ткани были сняты, и Чимин тяжело вздохнул. Дрожь в голосе отразилась стенами огромной гостиной, в которой они находились одни. — Дайте руку, — уже не так грозно приказал герцог, и Пак протянул свою ладонь. Господин внимательно осмотрел ее со всех сторон и удрученно покачал головой. — Вы солгали мне — это не ожог. Чимин опустил глаза, сминая второй рукой краешек белого фартука, пока поврежденная ладонь находилась в руке герцога. От его прикосновения жгло сильнее, чем когда в мягкую плоть вошла острая игла. Тогда все случилось неожиданно и быстро, сейчас же герцог намеренно растягивал его участь, внимательно рассматривая рану. «Ладно, пусть смотрит, — думал Чимин и молил только об одном: — Лишь бы не спрашивал что это». — А еще вы нарушили мой приказ, — укоризненно заметил Лейнстер и крепко сжал пальчики Чимина. — Повязка больше не требуется, просто дайте ране зажить. Я знаю лучшее лекарство. — Слушаюсь, Ваша Светлость, — пробормотал Пак, все еще считая выбитые дырочки узора на фартуке, а о «лучшем лекарстве» спросить побоялся. — Не слушаетесь, — чеканил альфа. — Если бы слушались, такого не случилось. Мужчина притянул руку Чимина к себе и поцеловал в том месте, где ранка уже затянулась свежим розовым шрамиком. Пак с оторопью смотрел на то, как губы герцога приблизились к его руке и прижались к ладони. Гувернер попытался выдернуть кисть, но железная хватка альфы не дала ему это сделать. — Что вы делаете? — с ужасом шепнул Чимин. — Так нельзя! — Вы хотите мне запретить? — с насмешкой в голосе и чертиками в глазах спросил Лейнстер. Его голос звучал бархатно и с хрипотцой, заставляя Чимина краснеть еще сильнее. — Я делаю то, что хочу. Чимин прикрыл глаза, когда на его руке снова оказались губы герцога. Это было так смущающе и неприлично, что Пак вмиг покраснел от невероятных чувств, нахлынувших на него. Они были так волнительны и так знакомы, как тогда, в полночь у озера. Ему даже показалось, что альфа не только целовал его руку, но и прошелся по шрамику языком, словно зализывая рану своей паре, как делают это животные. Или не показалось? — Это вы принесли мне цветы? — негромко спросил Чимин, набравшись смелости. — Я так и не поблагодарил вас за букет. — Не нужно благодарности, дитя моё, — низким голосом сказал Чон, от чего у Чимина пошли мурашки по телу. Этот тон был таким интимным и доверительным, что омега уверен — с прислугой так не разговаривают. — Одним своим появлением здесь вы заставили меня вспомнить, что значит лазить по ночам в окна к любимым и дарить им подарки, чтобы утром на их лице засияла улыбка. Поверьте, это многого стоит, и я рад, если все так и было. Мир перестал существовать, звуки обострились, а границы комнаты в его сознании вообще перестали существовать. «Лазить в окна к любимым…» — у Чимина после этой фразы, казалось, и вовсе дар речи отнялся. Хотел было спросить о чем-то, но тут же забыл, влекомый омутом герцогских темных глаз. И Чимину в нем все нравилось — его доброта, честность и откровенность, которые не могли не очаровать юную душу. Еще немного, и он начнет боготворить герцога Лейнстера едва ли не больше святых икон, которых в церкви бесчисленное множество, но для Чимина — одна единственная, и она сейчас перед ним. Омега беспечно забыл, что находился в самом сердце Рамсдена, на территории альфы, которому принадлежала не только эта земля, но и весь мир в понимании гувернера. Потому что весь мир стал заключаться в одном человеке — в его тепле, в прикосновении, во взгляде… Эта непонятная власть будоражила его сознание и заставляла подчиняться. Она настигала, придавливала к земле и не давала подняться. Герцог играл с ним, как кошка с пойманной птичкой — тронет, надавит, приласкает, сделает больно и тут же попросит прощения, чтобы вселить доверчивому Чимину новую порцию наивности и начать свою игру заново. Чимин совершенно не понимал, как он оказался в роли птички — так искусно захлопнулась клетка, а его рука уже лежала в огромной ладони герцога спокойно и непринужденно, будто ей там место. Иллюзия, в которую Чимин поверил на мгновение, сделала его совершенно мягким и податливым. На миг, всего лишь на долю секунды ему хотелось примерить роль распорядителя поместья. Быть парой такому альфе — удивительная честь, которой он никогда не удостоится, но он может хотя бы помечтать, пока их руки соприкасаются, обмениваясь теплом, а дыхание сбивается от волнения. И проблема вовсе не в том, что Чимин грезил о прекрасном принце, как делали все омежки в его возрасте. Не в том, что он тоже мечтал носить красивые платья, жить в огромном доме и иметь в мужьях такого красавца-альфу. А в том, что настоящая хозяйка Рамсдена стояла высоко на ступеньках и наблюдала за тем, что происходило в гостиной внизу.