Очередной конфликт вынуждает США накинуться на Россию.
— Повтори, что ты сказал, ничтожество? — он делает широкий шаг вперед, так что русскому приходится отскочить подальше, чтобы выйти из зоны досягаемости. Однако Штаты уже начинает потасовку: наносит удары туда, куда успевает дотянуться, бьет, в основном, беловолосого по предплечьям и плечам, пытаясь застать момент для удара в бок или лицо, пусть пока это и не приносит большого эффекта.
— Это ты жалок! — русский напрягается. Когда США успел научиться так драться? Да, Россия хоть и умел защищаться практически с того момента, как научился ходить (Союз позаботился об умении детей обезопасить себя), но Америка-то был воспитан по-другому и не любил пачкать руки. Даже в войны мировые до последнего не вступал, чем приносил себе кучу выгоды. А такие драки должны были быть далеко за пределами его комфортной жизни. Хотя мало ли, через какие дебри в своë время проходил американец. — Только и можешь, что прибегать к насилию, когда заканчиваются аргументы! Компенсируешь недостаток возможностей повлиять на кого-то грубой силой?
— О, в этом плане мы с тобой точно похожи! Только вот я движусь только вверх, а ты почти достиг дна.
Америка принимает ответные удары, готовясь контратаковать. Единственное, что удается сделать русскому в один момент — это поднять руки в качестве блока и попытаться защитить самые уязвимые места. США всë ещë дерётся, полагаясь на разум, как те, кого учат ставить удар тренера, а не глухой переулок и улицы. Приём максимально точный — удар приходится именно туда, куда планировалось, и, пока Федерация отвлекается, Америка хватает его за запястье.
Удивление мелькает на лице России за мгновение до того, как американец дергает его на себя и машинально бьëт головой. Оба отшатываются от столь сильного соприкосновения лбами. Зрение младшего затуманивается, но он стремительно приходит в себя. Однако Штаты действует быстрее: опрокидывает его на пол, хватая Федерацию за руки. Они перекатываются по полу комнаты, постоянно меняясь положением.
— С таким подходом неудивительно, что ты одинок. Уверен, твой соулмейт отказался от такого козла! — Россия тяжело оседает на чужую талию, подаваясь всем своим весом вперед, чтобы заставить США опустить руки. Он легче, чем американец. Ненамного, но сейчас на счету каждый грамм. — А если вашей встречи ещё не произошло... Надеюсь, что и не случится. Твой соулмейт не заслуживает такого, как ты. Ты не способен любить и никогда не станешь любимым.
США вынуждено рычит на него, лежа снизу.
— Пока что все ненавидят только тебя. Ты исчезнешь, никто и не заметит!
Эти слова бьют по самому больному. Русский вновь отвлекается, чем пользуется оппонент, дергая тазом, чтобы сбросить ношу, и ноги России не удерживают его на месте. Ламинат слишком скользкий для того, чтобы зацепиться за что-либо. Америка вырывает из хватки руки, вцепляется за рубашку, отрывая верхние пуговицы. Тяга заставляет Федерацию пошатнуться и поменяться местами с соперником.
США просто в ярости и хочет нанести новые удары, пока взгляд не натыкается на метку русского — на его же собственный почерк, расположенный на ключицах Федерации:
Куда торопишься, ангелок?
США тут же вспоминает, как говорил эти слова, очарованно смотря на паренька, свалившего их обоих на пол.
Россия был ещё подростком, почти юношей, растерянным и отчего-то расстроенным. Посмотрел на него в тот день мутным взглядом и ответил: «
Соединенные Штаты Америки, сэр».
— Ты сделал это специально, — говорит американец почти обреченно, поднимаясь сам и по инерции поднимая русского за собой, но сразу же отступая на несколько шагов назад. Россия, старается не реагировать бурно — новость о соулмейте и так слишком шокировала блондина, а потому лишь кивает, постепенно приводит себя в опрятный вид: заправляет рубашку, застегивает пиджак, скрывая секрет, который так долго хранил. Он вновь поворачивается к нему лицом, но также смело в глаза не смотрит. — Ты нарочно сказал что-то, что я не узнаю сразу же.
— Какой ты догадливый, — почти шипит на него русский. — Забирай свои документы и проваливай.
США заторможенно кивает, пошатываясь шока и того, как же несправедлива жизнь — ему действительно повезло с соулмейтом. Каков бы шанс получить в родственные души не человека, а такого же долгожителя, как и ты сам, при том настолько потенциально выгодного. К тому же, сочетающего в себе всё то, о чём Штаты в тайне и мечтать не мог. И тут же всплывает проблема — их бесконечная, в один миг ставшая совершенно бессмысленной, вражда.
Америка смотрит в подозрительно блестящие от подступающей влаги глаза родственной души и ему тоже внезапно хочется плакать. Совершенно по-детски и не стесняясь.
Как он мог раньше не понять, что они с Россией связаны? Это же так очевидно.
Они же так чертовски дополняют друг друга, если копнуть глубже. Как Россия жил с эти знанием? Как проходил через их ссоры? Как проводил тихие, наверняка одинокие вечера, переполненные раздумиями и страданиями?
— Все те слова о родственных душах... Это то, что ты чувствовал всё это время? — США тоже больно, слишком уж сильно гложила тема.
— Я же сказал тебе, — Федерация берет папку со стола и кидает её в сторону американца. — Проваливай из моего кабинета!
— Россия, — Америка ловит папку, не собираясь отступать. Особенно теперь, когда узнал правду, — успокойся. Тебе придётся поговорить со мной рано или поздно.
— Иди к чёрту, нам не о чём разговаривать!
— О, ты всего лишь скрывал от меня десятилетиями, что являешься моим соулмейтом! – вспыхивает США, ударяя папку о ближайшую поверхность. Звук выходит резким и громким.
— А что мне надо было делать? — в такой же манере, стукнув кулаком о ту же поверхность стола, спрашивает русский.
— Не знаю, — Штаты возмущенно разводит руки в стороны, — наверное, сказать мне?
— И как это должно было выглядеть по-твоему? – Россия саркастично фыркает. – «Привет, США, меня зовут РСФСР, я сын твоего главного врага и мы с тобой соулмейты»?
— Хотя бы так! Я имею право знать!
— А что потом было бы? Ты об этом подумал?
Америка действительно задумывается. На тот момент он был слишком одержим противостоянием с СССР, а русский — лишь молодой республикой в его составе.
Штаты попросту бы не принял соулмейта.
Они бы отказались друг от друга, окончательно забыв про любые отношения.
Но отличается ли это от нынешнего положения?
— Ты прав, — старший успокаивается. — Почему не сказал мне потом?
— Я хотел, — Федерация теперь говорит совсем тихо, — но ты заставил меня понять, насколько эта идея провальна.
****
Где-то в 90-ые
— Я не думаю, что должен это подписывать, — неуверенно говорит новоиспеченная республика. — Сближение с Европой очень важно, но эти соглашения лишь повредят. У меня итак сильнейший кризис...
— Мы вкладываемся в твое благополучие в дальнейшем, — Штаты с довольной ухмылкой подсовывает документы с ручкой.
— Но мне не выгодно...
— Россия, я твой друг и хочу тебе помочь. Доверься мне. Разве я могу тебя обмануть?
Беловолосому вправду хочется поверить словам американца. Что-то внутри предательски ноет от близости к соулмейту, а самому России, не оправившемуся после смерти отца, очень хотелось тепла.
Может, СССР врал, и Америка действительно пришел ему на помощь?
Он с сомнениями подписывает бумаги.
— Хах! — Штаты сразу же забирает соглашения и радостно машет ими. — Молодец, ты делаешь правильные шаги.
США быстро прощается, будто бы его здесь и не было.
Будто бы не он ходил за ним несколько дней, уговаривая согласиться на сделку. Федерация хочет остановить американца, попросить остаться и немного пообщаться. Встает с места и следом идет за блондином.
— Как хорошо, что отпрыск Совка в итоге оказался таким сговорчивым, — говорит Америка, встретившись со своим послом, не замечая тихие шаги позади. — Сырьевой придаток точно будет обеспечен, хах.
Россия в шоке от услышанного замирает. Мимолетная фраза, которую США бормочет подчиненному, заставляет холодное вязкое ощущение расползтись в груди. Правда определенно ломает что-то внутри. Русский чувствует, как оно щелкает в груди, как метка начинает сильно колоть и, как позже заметит Россия, становится бледнее, пока к ночи совсем не теряет своё красивейшее периодическое поблескивание на свету. Так вот, что имели в виду люди, говоря о явных признаках отказа от соулмейта.
Нет, он не устраивает скандал, не произносит ничего. Русский даже не слушает дальнейший диалог Штатов, лишь разворачивается и возвращается в переговорную. Федерация твердо решает — он спрячет свои чувства поглубже.
Растопчет и уничтожит. Все, что привязывало его к этой стране, рушится на глазах. Хотя это даже справедливо: он не должен был быть здесь с самого начала.
Сдаваться не попробовав — позорный выход. Остается только взять себя в руки, подыграть некоторое время этому спектаклю, избавиться от внутреннего кризиса, найти единомышленников и только после этого вставать с колен.
Федерация улыбается. Вот оно — непреодолимый барьер между ними, который должен был появиться между ними с самого начала.
****
США вдруг понимает, что тоже виноват: не научился держать язык за зубами и иметь уважение к проигравшей стороне. Его высокомерие и жажда власти привели к тому, что теперь Россия смотрит на него с ненавистью.
— Мне жаль, — Штаты сразу же понимает, что речь идёт об их вражде. Не сказать, что он и правда сожалеет, ведь он действовал сугубо в интересах народа, но извиниться определенно не мешало.
— Словами делу не поможешь, — тут же отвечает россиянин, скрещивая руки на груди. — Скажу честно, я не готов к каким-либо отношениям, особенно с тобой. Уходи. Просто оставь меня наконец.
Одна часть США хочет остаться, извиняться, поговорить. Другая — развернуться и уйти.
С одной стороны, перед ним его долгожданный соулмейт, ради которого он в своё время горы свернул. Которого обещал защищать любой ценой.
А с другой — это по-прежнему Российская Федерация. Его политический оппонент, враг, чей развал обеспечит процветание его экономике ещё на несколько десятков лет и отодвинет надвигающийся мировой кризис на годы.
Первый кризис системы закончился развалом Союза, что дало необходимые ресурсы ему и его блоку на десятки лет. Скорейшая вторая фаза перенакопления капитала планировалась завершиться за счет развала России.
США бледнеет на глазах, спешно нацепляет на себя солнечные очки и, разворачиваясь, практически выскакивает из чужого кабинета.
Плохо, очень плохо.
План уже приведен в действие, а выдержит ли Россия или нет — вопрос непростой.
Да, может быть, у него нет особых теплых чувств к Федерации, но у него всё ещё оставалось обещание, данное самому себе в прошлом. Чтобы хоть какие-то чувства между ними зародились, для начала надо спасти жизнь одному нахальному пареньку с ангельской внешностью в прошлом.
