Отголоски

Мейгор спускается с Балериона, и Люк невольно засматривается на него, поглощенный первородным ужасом: настоящее чудовище, кровь от крови дракона. Ладонь Джейхейриса ложится на плечо, притупляя страх. Люк кивает ему. Мейгор подходит ближе, его рука покоится на рукояти Черного Пламени. — Испугался прийти один, мальчик? — бросив короткий взгляд на Джейхейриса, он смотрит на Люка сверху вниз. — Ты видел Эймонда? Мейгор громко смеётся, не отвечая ничего. Он подходит ближе, и Люк впивается ногтями в свою ладонь. Страх, холодный и липкий, не ослабевший и за десятки дней, овладевает им. Джейхейрис убирает руку с его плеча, оставляя неприятную пустоту, заходит за спину. Обойдя, он встаёт перед Мейгором, не позволяя тому уйти. Когда он заговаривает в его голосе слышится сталь: — Ты видел принца Эймонда, — он уже не спрашивает, утверждает. — Успешны ли его начинания? — Почему бы бастарду самому не подняться в воздух на драконе? — Тебе известно, что его дракона здесь нет. Мейгор скользит по его лицу рассерженным злым взглядом, в его глазах горит драконье пламя столь же яркое и смертоносное, что выпускал из пасти Балерион. Люк чувствует как деревенеют пальцы, и мёртвое сердце колотится быстро-быстро. Джейхейрис не меняется в лице. Мейгор ненавидит и злится, но его ярость остаётся неразделённой, жажда вызвать страх — незаглушенной. Он мнил себя истинным королем, правителем по праву рождения и силы, и боги позволяли ему проливать родную кровь. Мейгор пил ее, вгрызаясь в глотки слабым драконам, подобно Балериону. Ртуть кричала, падая вниз, и с ней погибли воспоминания о брате и Эйгоне. Мейгор видел себя любимцем богов, избранным ими. Но те отвернулись от него, признав слабым. Вермитор не был Ртутью, как Джейхейрис не был своим отцом или братом. Боги возжелали его, и Мейгор был казнён своим же троном. Король, признававший лишь силу, оказался слишком слаб. Люк желал родиться Джейхейрисом, но боги уготовили ему судьбу Эйгона — он будто тоже оказался ничтожен для них. Его прекрасный преданный Арракс не обратился в Вермитора, исчезнув в пасти Вхагар и оросив своей кровью мелкие волны. Люк хочет противостоять Мейгору, но слова не срываются с его губ, застревают где-то в горле, не давая вдохнуть. Мёртвым не нужно дышать. Люк замирает с открытым ртом. — Мне покатать тебя на Балерионе, малыш Люцерис, чтоб ты не грустил? — скалится Мейгор. — Тебе достаточно рассказать, что ты видел. Мейгор смотрит на Джейхейриса в упор, и Люк, по которому едва ли скользит этот взгляд, пропитанный обжигающе-горячей ненавистью, вздрагивает невольно. Арракса сожгло бы дотла пламя Балериона. Но Вермитор… он не маленький и слабый дракон. И Джейхейрис тоже способен защитить Люка. — И почему я должен сделать это? — Потому что ты сам желаешь этого, я вижу. Мейгор заносит руку, и Люк невольно отшатывается назад, но крупная ладонь, облаченная в тёмную перчатку, не касается его. Она замирает в нескольких сантиметрах от лица Джейхейриса, тот не уводит взгляд и не отходит. Лишь слегка заводит свою руку назад, машет ей, чтоб Люк впился в его ладонь. Мейгор очерчивает воздух возле лица Джейхейриса, сжимает пальцы. И убирает руку. Люк вспоминает невольно, как ладонь Эймонда ложилась на его горло, перекрывая воздух, заставляя давиться собственной слюной и кровью. От обиды и страха он сжимает ладонь Джейхейриса с той же силой, что впивался пальцами в руку Эймонда в тот день. — Я не услышал ответ, Мейгор. — Через несколько часов принц Деймон будет мертв. Я жажду увидеть достойный поединок, но едва ли он будет таковым. — Ты будешь там? — Тоже захотел? Джейхейрис оборачивается к Люку: «скоро Эймонд будет мертв. Ты же желал его увидеть». — Эймонд? Ты думаешь у Караксеса есть шансы против Вхагар? — Мейгор ухмыляется. Люк смотрит на него, думая «Деймон всегда делал невозможные вещи. Дедуш… Корлис рассказывал об их сражениях. Эймонд умрет». Он не готов к этой встрече, осознание того, что та произойдёт так скоро, пугает его. — Поспорим, Мейгор? — переборов страх, спрашивает он. — Кто умрёт в этой битве? — Столько времени прошло, а ты никак не уймешься со своими спорами. Что может предложить мертвец? — Корону, — отзывается Джейхейрис. — Если Эймонд переживёт эту битву, я положу ее к твоим ногам. Корона Джейхериса. Как часто Мейгор после своей смерти желал сбросить ее и разломить молотом, сжечь в драконьем пламени, скормить Балериону, кинуть в море? Сколько раз его ладони проходили сквозь, когда он пытался ее снять? Люк думает, что Джейхейрис не сможет попросить ничего более ценного взамен. — Что же предложу я? — разделяет его мысли Мейгор. — Извинения. За то, что ты сделал с Эйгоном и Визерисом. «Я бы не простил Эймонда за то, что он сделал со мной. И не хотел бы слышать извинения», — думает Люк. Он боится увидеть во взгляде Эймонда раскаяние — тот отнял жизнь, развязал войну, погубившую людей и драконов. Разве его страдания могут искупить всю ту боль, что он принёс? — Ты думаешь, я сожалею? — говорит Мейгор, но Люк слышит голос Эймонда. — Драконы берут то, что хотят и сжирают неугодных. — Мне все равно, Мейгор, сожалеешь ты или нет. Я хочу услышать извинения. Люк осознает: «Джейхейрису тоже не нужны извинения, он хочет причинить Мейгору боль. Тот слишком горд. Он не сможет произнести слова покаяния. Это действительно что-то более ценное, чем корона». Люк представляет, как Эймонд будет дрожать от злости, если его заставят просить прощения за то, о чем он не сожалеет, — больной гордости в нем больше, чем в Мейгоре. — Пусть так, — соглашается Мейгор. — Но я хочу, чтоб ты отдал корону, стоя на коленях, и признал меня истинным королём. Джейхейрис кивает: «согласен». Его гордость иного рода, она не болезненна для него и других. Король, выбранный самим Железным Троном. Ему не нужно доказывать, что он достоин, — его имя уже вписано в историю рядом с именами великих королей. «Джейхейрис не стал бы жаловаться, назови его кто-то бастардом, и не боялся бы угроз Эймонда», — думает Люк. Он хочет стоять перед Эймондом так же, глядя на него без страха и злости. Жаждет, чтоб оскорбления не причиняли боль, не заставляли сомневаться в себе. — На что поставишь ты, бастард? — обращается к нему Мейгор. Люк поднимает на него взгляд. — Я не бас… Джейхейрис перебивает его: — Ты так вцепился в это слово, будто все твои браки были законными. Да, Люцерис от Харвина Стронга. И что ты сделаешь с этим? Люк вздрагивает. Он на мгновение представляет себя в Штормовом Пределе, стоящим напротив Эймонда, тот вновь держит в руке свой клинок, кричит пустые угрозы, но слышит в ответ лишь: «я рад, что вырезал твой глаз. И что ты сделаешь с этим?» Мейгор дает им уйти, Люцерис оглядывается несколько раз, Джейхейрис — ни разу. «Что, если Эймонд не погибнет сегодня? Я совсем не хотел, чтобы ты…» — слова остаются недосказанными. Джейхейрис строго смотрит на Люка, заставляя замолчать. — Мы мертвы, Люцерис. Ничего не изменится, если Мейгор кончит один раз, наслаждаясь призрачным превосходством. Мою корону носит твоя мать, и никто из нас ее не отнимет. Люк окидывает взглядом Джейхейриса: тот все еще выглядит совсем юным, его ровесником, на светлых волосах сидит изящная корона Эйниса. Тот короткий отрывок его жизни, когда скончался Мейгор, оборвав годы ужаса перед своей фигурой, и еще не сыграли свадьбу Алисса и Рогар, был лучшим в жизни Джейхейриса: еще были надежды и не так копились сожаления. «После своей смерти я, как и ты, не нашел никого из тех, кто был мне дорог. Даже Бейлон где-то парил вместе со своей Вхагар, — на третьи сутки после их знакомства рассказал Люку Джейхейрис. Позже тот услышал истории Бейлона, который после смерти побывал на руинах Древней Валирии. — И со мной произошло то же, что случилось с остальными: меня поглотили собственные воспоминания. В какой-то момент я сидел на Железном Троне, рассматривая свое отражение в отцовской короне, и думал о том, как много всего мне предстоит сделать. Я представлял, каким вырастет мой Вермитор, вспоминая, как он при мне ел козла этим утром. В какой-то момент я начал задыхаться. Почувствовал чьи-то руки на своей шее, они пытались разорвать мне горло. Я, хрипя, схватился за них, но мне не хватало сил. Когда я поднял взгляд, то увидел над собой лицо Мейгора. Он говорил что-то, но я не мог разобрать слов. Я не услышал рев Вермитора, он был близко, должен был почувствовать мою боль. И тут пришло осознание». — Я когда-нибудь потеряю себя? — спрашивает Люк. Он боится в один момент оказаться на тренировочной площадке в руках с деревянным мечом. Ждать и ждать Джейса и Эйгона, которые к нему никогда не придут. — Надеюсь, что нет. Признаться, тут ужасно одиноко. — Скоро вернётся Джейс на Вермаксе. — Если вернётся, — с улыбкой поправляет его Джейхейрис. — Кажется, твой брат слишком зол из-за происходящего, чтоб оставаться мёртвым. Люк невольно ухмыляется: Джейс накричал на Эйгона так сильно, что тот посмотрел на него испуганно и позвал по имени. Живые посчитали видение пьяным бредом короля-узурпатора, но мёртвые изумились. Даже Мейгор посмотрел на Джейса с плохо скрываемым восхищением. Джейхейрис оставляет Люка наедине с его мыслями, бросив напоследок: «не бойся Эймонда, теперь он ничего не сможет сделать тебе. Я буду рядом, если тебе понадобится помощь». Люк кивает ему. Оставшись один он пытается вспомнить лицо Эймонда в их последнюю встречу, в день, когда тот покинул столицу, но видит перед глазами лишь чудовище, бросившееся за ним в Штормовом Пределе. В его единственном глазе не застыла та усталость, что видел Люк в разгар войны, лишь гнев и ненависть. Нет, нет, нет, как Джейхейрис запер самого себя у Железного Трона, он пытается остаться в Штормовом Пределе. Люк хватает себя за горло, с силой сжимает пальцы, чтоб почувствовать боль, но не ощущает ничего. Косые капли дождя бьют по лицу. Кто-то осторожно проводит ладонью по его волосам, нанизывая на пальцы крупные кудри. Люк оборачивается — он видит перед собой незнакомого юношу, беловолосого, как все Таргариены. Тот немногим старше, гораздо выше, черты его лица утончённые и красивые. Люк засматривается невольно. Юноша берет его за запястье, заставляя убрать руку с шеи. — Твой дракон прячется на Драконьем Камне, — произносит он мягко. — Он не знает, что с ним и с тобой, и он очень напуган. — Арракс? — вздыхает Люк. В горле пересыхает. Сам стыдясь того, он думает лишь об Эймонде и о том, что с Арраксом мог бы его увидеть. Но без Джейса и Вермакса не добраться до Драконьего Камня. — Он все еще… ох, я не могу его забрать. — Конечно, ты же жаждешь оказаться над Божьим Оком. Поспешим, пока ты не пропустил сражение. — Как? — растерянно бормочет Люк. — У меня есть дракон. «Я не знаю, кто ты», — думает Люк, но не решается озвучить. Вместо этого он спрашивает другое: — Зачем это тебе? — Хочу посмотреть на то, как воды Божьего Ока поглотят еще одного дракона. Я давно там не был. Слышится рык Балериона, пугающе близко. Люк оглядывается, дрожит. И узкая ладонь с длинными тонкими пальцами, увенчанными мозолями от тренировок с мечом, ложится на его щеку, нежно поглаживая. Люк подаётся вперёд, тянется за лаской — он долго был ее лишён вдали от Рейниры. Джейхейрис держал его за руку, Бейлон трепал по волосам, Джейс крепко обнял, впервые увидев. Но они относились к Люку как к равному, а он желал больше заботы и сочувствия. Любимый ребёнок своей матери, слишком рано отлученный от нее. Люк закрывает глаза, позволяя гладить себя по лицу и волосам, слышит над ухом тихий ласковый голос: «Skorkydoso glaesā?» — Я хочу увидеть Эймонда, пожалуйста. — Люку все равно, кто перед ним: принц Эймон, юный Эйгон Завоеватель или кто-то другой из тех предков, чьи лица он никогда не видел. — Ты желаешь его вопреки тому, что он с тобой сделал или из-за этого? Люк чувствует, как сильно чужие пальцы сжимают его подбородок, заставляя поднять голову. Встретившись взглядом с фиолетовыми глазами напротив, он невольно задерживает дыхание. — Я его никогда не… — Ты едва не бросился под клинок Мейгора, чтоб встретиться с Эймондом. — Большой палец оверчивает шею Люка, ведёт по его кадыку. Взгляд становится осязаемым. — Ты же собирался умолять его отвезти тебя к Божьему Оку на Балерионе? Люк громко сглатывает скопившуюся слюну: «да, я собирался…» Он в прикосновениях чувствует яд Деймона и нежность Рейниры. — Броситься в пасть дракону? А говоришь, что не жаждешь его. — Совсем нет! — громко возражает Люк, но не уходит от прикосновений. — Он привязал меня к себе. Без него я потеряю себя. Он слышит тихий голос: «не плачь, солнце, все хорошо». Проведя ладонью по щеке, Люк ощущает на коже несколько горячих слез. Глаза начинает щипать от соли. — Я хочу проводить время с Джейсом, но не могу думать ни о ком, кроме Эймонда. Он преследует меня в собственных мыслях. — Люк давится слезами. Чужие руки обхватывают его лицо, вытирая мокрые дорожки на щеках. — Я злюсь на него, ненавижу его. Он разрушил все, что у меня было. Но мне без него плохо. Слова сами срываются с губ, опережая мысли. Люк воет, скулит, уткнувшись лицом в чужое плечо. Он не мог делиться своими переживаниями с Визерисом, Эйммой, Джейхейрисом и Бейлоном — никто не понял бы его, он нашел бы лишь осуждение. — Я знаю, что ты чувствуешь, — слышит он и дрожит сильнее. — Ты долго был здесь один, среди мертвецов, переживших множество битв и смертей. Разве они могут понять, как страшно ребенку, выращенному в любви и заботе, умереть в одиночестве, в сражении, исход которого ясен еще до начала? Люк бегло кивает. Перед глазами стоит огромный силуэт Вхагар, возвышавшийся над крышами в Штормовом Пределе, и только ласковые прикосновения рук к лицу отгоняют морок. Люк всхлипывает, кусает нижнюю губу. — Тебе внезапно приходится брать ответственность, к которой ты не готов. И для вассалов ты больше не наследник и «прекрасный принц», а жалкий ублюдок. Слушая, Люк вспоминает, с каким пренебрежением относился к нему Баратеон, разбрасывался оскорблениями, чувствуя безнаказанность. — Тебе приходится сесть на своего дракона. Но разве ты смог его полностью подчинить? Ты знаешь, что умрёшь. Бросаешь взгляд на волны — им суждено сожрать твое изувеченное тело. И последним, что ты видишь… — Становится его лицо, — договаривает фаразу Люк. — Я не мог слышать его голос из-за драконьего рева, но мне казалось… — Что он смеётся. Мейгор говорил, будто Эймонд плакал после убийства, но Люк в последние мгновения жизни слышал лишь смех. Пропитанный ненавистью и безумием. — Я хочу избавиться от него! — Люк кричит. — Почему я должен думать лишь о нем, когда он может трахаться и ждать ребенка? Почему я не заслужил того же? — Мы сделаем все, чтоб он страдал после смерти. Я обещаю тебе. — Зачем тебе это? — Я прожил ту же жизнь, что и ты. Но, оказавшись по ту сторону, столкнулся лишь с ненавистью — Эйгон Завоеватель схватил меня за горло так, что под его пальцами хрустнула трахея. Он рычал мне в лицо, что я жалкий и не достоин носить свое имя. Мёртвые не чувствуют боли, но тот ужас, что я испытал, когда он вогнал мне в голову меч по рукоять, был хуже любой из них. «Он хотел, чтоб кто-нибудь отнёсся к нему так же, как он ко мне, чтоб кто-то понял, что он испытал. Но его ждали лишь закалённые в боях мертвецы», — думает Люк. Он произносит тихое: «спасибо». И Эйгон одаривает его широкой улыбкой: — Теперь поспешим к дракону. Тебе понравится то, что ты увидишь над Божьим Оком.