***
Эймонд оборачивается к Визерису, продолжающему сжимать его запястье с такой силой, что на живой коже могли бы остаться синяки. «Не хочу», — отрешенно бросает Визерис, поймав на себе пристальный взгляд. Он дёргает руку, отпуская Эймонда, но тот сам перехватывает его ладонь. «Не хочу», — еще тише бормочет Визерис. — Мне казалось, что у вас были хорошие отношения при жизни, — растерянно произносит Эймонд, не зная, что должен сказать. Визерис продолжает смотреть в никуда пустым безразличным взглядом, шепча: «не хочу, не хочу». Его лицо бледнеет сильнее, и Эймонд чувствует кровь, струящуюся между пальцами. «Моя?» — сперва прикидывает он. Но, опустив взгляд, понимает: «его». Старые незажившие раны на теле Визериса начинают кровоточить вновь. — Да что с тобой такое? — злится Эймонд. «Да и я раньше так себя не вёл», — вторит внутренний голос. Он вспоминает свой порыв подойти к бастардам Рейниры на похоронах Лейны. «Не подошёл. И Хелейну не поддержал ни разу. Даже с Дейроном обращался плохо», — нервно усмехается Эймонд. Сознание отвечает тут же: «просто не умел никогда поддерживать. Самого-то хоть раз кто-нибудь поддержал? Как научиться любить, если тебя никто не любит?» — Перед смертью я видел лицо своего младшего брата, — спустя некоторое время начинает рассказывать Визерис. — В моменты, когда боль становилась совсем невыносимой… Я не рассказывал, где он, только потому что не знал сам. Мне становилось стыдно за себя позже, когда немного притуплялась боль, и я кричал, что ни за что не выдам его. А потом снова был готов предать. Смерть стала для меня спасением. Но то, что было после, оказалось хуже пыток. Эймонд кивает. Он изучал историю, и ему было известно, что Мейгор, пытаясь привлечь внимание сбежавшей королевы, не стал сразу хоронить ее убитого сына. «Верная стратегия», — рассуждал он раньше. — Мерзкий ублюдок, — произносит он теперь. — Я могу понять пытки и убийство, но это… — Визерис вздрагивает всем телом. — Я наблюдал за тем, как разлагается мое тело, и люди, которые всего недавно смотрели на меня с восхищением и уважением, теперь брезгливо уводят взгляд. Знаешь насколько отвратительна гниющая изувеченная плоть? Я надеялся, что мать попытается нанять кто-то, чтоб забрать мое тело, но этого не произошло. Я клял Джейхейриса, а потом стыдится собственных слов. Разве он был виноват? Да. Нет. Нет. Да. Нет. Он грустно усмехается, и Эймонд впервые замечает в его взгляде тень того человека, которым Визерис был при жизни, — умного и смелого принца, любимца Эйгона Завоевателя. «Был умелым мечником, хорошо обращался и с другим оружием, уверенно держался в седле, был обучен наукам, умел расположить к себе в беседе, — вспоминает Эймонд описания, которые читал при жизни. — И, в отличие от своего брата Эйгона, был сдержан в отношении с дамами». В голове мелькает злое: «описание совсем не подходит». — Он таааак сильно сожалел о произошедшем в юности, но, когда оказался здесь, и мы столкнулись, он сказал только «у тебя очень знакомое лицо, мы не виделись?» — продолжает Визерис. — Я давно не брался за меч. Хочешь потренироваться? — Тебя успокаивало это при жизни, и ты пытаешься меня поддержать так? — уточняет Визерис. Эймонд, молча, отмахивается. — Хорошо, но я одержу победу. — Уверен, что нет. — Мы одного роста, у меня нет слепых зон, и я физически сильнее тебя, — непривычно серьёзно перечисляет Визерис. — Я старше, у меня больше опыта. — Эймонд чувствует лёгкий удар по самолюбию: Визерис — практически ровесник Дейрона и Джекейриса. — Я видел твои тренировки и знаю твои приёмы, — продолжает Визерис. С этим аргументом Эймонд готов согласиться: гораздо легче победить того, чьи приёмы известны, особенно в том случае, если противнику не знакомы твои. — Ты пытаешься отговорить меня? — злится Эймонд. — Я ненавижу проигрывать, но и тебя расстроить не хочу. Если мы скрестим мечи, то я не буду поддаваться тебе несмотря на то, что мы друзья. «Друзья», — повторяет мысленно Эймонд. Это слово звучит слишком странно, но то же время столь желанно. В посмертии, лишённом борьбы за трон и постоянной погони за одобрением или местью, он, в самом деле, может позволить себя это.***
Джейс склоняется над Эйгоном, ведёт ладонью по воздуху в нескольких миллиметрах от лица, невесомо очерчивая пальцами линию скул и подбородока. Эйгон поднимает взгляд, смотрит растерянно и непривычно печально. Его глаза покраснели, темные круги стали еще ярче, чернее. С приоткрытых сухих губ срывается полувсхлип-полустон, когда Эйгон наносит пальцем мазь на ожог на руке. Он не смотрит на собственную рану, его взгляд устремлен вперед, на Джейса. «Словно видит», — думает тот, убирая руку. Боль, страх, ненависть и порочная жизнь изуродовали некогда красивые черты лица Эйгона. «Ты заслужил это», — рассматривая уродливые ожог на щеке, думает Джейс, невольно проводя кончиками пальцев по собственной искалеченной шее. Он дожидается, когда Эйгон, закончив обрабатывать кожу, отложит лекарство. Джейс наклоняется вновь, хватает за горло. Пальцы проходят сквозь, но он представляет, как сдавливает бледную тонкую шею. Эйгон поднимает руку, задерживая ее в нескольких миллиметрах от щеки Джейса, и тот зло скалится. — Ублюдок. — Джекейрис, — отзывается Эйгон. По отсутствующему взгляду лиловых глаз видно, насколько он пьян. Эйгон дышит рвано, не прикрывая губ, ловит ртом обрывки воздуха. Его рука опускается чуть ниже, задерживаясь у подбородка Джейса, тот же еще крепче сжимает пальцы, пытаясь сломать шею, до которой не способен дотронуться. — Умри. — Мы так долго не виделись, — в пьяном бреду шепчет Эйгон. — Ты так изменился. Ты здесь, чтобы убить меня? — Сдохни, Эйгон. — Джейс наклоняется ниже, и ладонь проскальзывает сквозь его голову, оказываясь в районе макушки. Темные глаза сталкиваются с лиловыми, осмысленный рассерженный взгляд с бессознательным и печальным. — Старк дал мне клятву, он придёт за тобой. — Джейс усмехается зло. — Такого дракона как ты может загрызть даже бродячая собака. У тебя нет шансов против северного волка. — Мне так все надоело, Джейс. Я устал.***
После поединка Эймонд впервые за все время пытается уснуть — мёртвым не нужен сон, но часы, проведённые в пустой постели в гостевой комнате успокаивают бушующий разум. Визерис оставляет его одного сразу после поединка, скрывается за поворотом в коридоре, бросив на прощание лишь одну короткую фразу вместо привычной сотни. Оставшись наедине с собственными мыслями Эймонд ощущает непривычную пустоту. Он пытается прислушаться к звукам за дверью, но не слышит ничего, кроме тихого гула. Прежде он любил находиться один, но, привыкнув к чужому присутствию, перестал наслаждаться одиночеством. «Оказывается, это довольно приятно, когда к тебе относятся без презрения или страха», — зло усмехается он. С первыми лучами рассветного солнца, Эймонд покидает комнату. «Я должен найти…» — он осекается. Сознание подкидывает одновременно два абсолютно разных варианта: больную страсть, нездоровое влечение, перенесенное из прежней жизни, или же единственного человека, которого в посмертии Эймонд может назвать своим приятелем. «В пекло!» — рычит он. Одно исключает другое. «В тебе есть не только обида и ненависть. Неважно, что ты раньше жил только этим, — выбив меч из его рук непривычно серьёзно произнес Визерис во время их короткой драки. Эймонд отшатнулся, уходя от удара. Лезвие не оставило на нем пореза. — Ты не похож на Мейгора. Плевать, что думают другие. Попроси прощения у Люцериса и отпусти свою злость. Он очень рассержен, но он готов говорить с тобой, этого уже достаточно. Вы сможете поладить». «И что ты сделаешь с этим?» — в такт его словам отвечает голос Люцериса. Эймонд вплетает пальцы в волосы, тянет пряди до фантомной боли. Ему не интересен Люцерис как приятель, родственник, давний знакомый, лишь как нездоровая страсть. Их увлечения не сходятся, им не о чем говорить, они ненавидят друг друга всю сознательную жизнь, и лишь эта ненависть делает Люцериса интересным. Эймонду кажется, что, если он отпустит свою злость и обиду, то навсегда останется пустым. Голос Визериса в голове шепчет «нет», но в памяти всплывает ухмыляющееся лицо Люцериса, его колкий злой взгляд. И Эймонд шепчет, говоря с самим собой: «да». Он уходит прочь, не разбирая дороги. Мысли путаются меж собой, сильнее сводя с ума. «Мне нужна эта ненависть, чтобы стать счастливым». «Я смогу стать счастливым только без Люцериса». Эймонд замечает знакомый черно-красный костюм на побережье и ускоряет шаг. Люцерис очень далеко, и он не один. Эймонда злит это. Странная обида переплетается с презрением. «Как этот жалкий шлюший отпрыск смог привлечь внимание Джейхейриса?» «Джейхейрису стоит убраться прочь» «Это не Джейхейрис», — приходит осознание, когда, пикируя вниз, золотисто-белый дракон распахивает огромные крылья, и, скаля широкую пасть, низко рычит, глядя в сторону Эймонда. Люцерис и его спутник оборачиваются тоже, и, если на лице ненавистного бастарда застывают страх и недоумение, то его собеседник смотрит с презрением и злостью. Эймонд тянется к своему мечу.