ID работы: 12790983

Внутри.

Слэш
PG-13
Завершён
121
Размер:
222 страницы, 37 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
121 Нравится 78 Отзывы 35 В сборник Скачать

Глава 7.

Настройки текста
Примечания:
      Я сидел в автобусе и трясся вот уже двадцать минут. Это отличная возможность увидеть центр во время подготовки к празднику. Я, скорее всего, буду именно здесь, чтобы вернуться в эпицентр моего врага и в активный протест, фотографируя счастье и доказывая, что оно ещё существует среди тоски и серости окружающего города, возвышающегося над всеми страшными небоскрёбами. Даже на соседнем сидении было, что запечатлеть и увековечить.       Девушка сидела в беспроводных белых наушниках и смотрела в книгу. С коричневыми волосами и ресницами игрался свет уходящего за горизонт солнца, он будто менял помаду на её губах, делая ту светлей, и мягко обрамлял лицо. Глаза, чей цвет я не рассмотрел из-за очков (жёлтого цвета, что никак не портило кадр), были устремлены в книгу. Я знал это оформление, мог сказать, не взирая на название и автора, что это классика. Тёплое светлое пальто и белая рубашка делали вокруг её силуэта какое-то неосязаемое свечение. Я уже видел, какой должна быть фотография.       Просматривал получившиеся кадры с улыбкой, предвкушая, как завтра я буду сидеть в компьютерном классе намного дольше, чем сегодня. Я завалил соотношение сторон, девушка находилась не там, где должна была. Неужели я отвык от фотоаппарата и перестал его чувствовать?       Что-то внутри перевернулось, когда я услышал смех позади себя.       Я обернулся и искоса посмотрел на источники звука. Две девушки, находясь несколькими сидениями позади, посмеивались. Одна прикрыла рот рукой и зажмурила глаза, другая смотрела во все атомы глаз и выглядела шокированной.       Matti Bye — Changed       Я хотел сфотографировать и их, но заметил, что они одновременно кинули взгляд на меня. Захотелось просочиться сквозь дно автобуса и застрять под колёсами, не вспоминая причину моей поездки в центр.       Я быстро отвернулся, чувствуя, как руки, сжимающие фотоаппарат, начинают потеть, а щёки — заливаться томатом. Кожа на затылке стала горячей от их взглядов, а волосы яро встали дыбом, заставляя сдерживать дрожь.       «Они смеются надо мной?» вопрос повис у меня в голове громким колоколом, который толкала из стороны в сторону проснувшаяся интуиция.       Я неловко опустил руки с фотоаппаратом на колени и устремил взгляд в окно, старательно пытаясь зацепиться хоть за что-то и не думать о бьющем в уши уже не сдержанном смехе позади меня.       «Да. Похоже, надо мной.» всё-таки мелькает в голове мысль, и я стараюсь отдаться городу, проносящемуся за окном. Люди готовятся к празднику, снуют туда-сюда, а я больше не разделяю их предвкушения. Все образы из возможных кадров улетучились из моей головы, позволяя воображению рисовать девчонок, смеющихся позади меня.       Моё сердце билось, я пытался незаметно вытереть ладони о джинсы, но это не помогало. Мне сложно бороться с накатившим стыдом, всегда забывал, что в один миг на меня кто-то мог обратить внимание во время того, как я что-то или кого-то фотографирую.       Мимо меня проносится пекарня. Стараюсь думать о вафлях, которые Кристина сделала месяц назад. Кажется, прямо перед смертью Ханда. Снова среди домов начинаю замечать серость, проваливаться в тоску.       Я вспомнил, как однажды, когда меня из школы в старом городе забирала мама вместе с молодым псом, мой путь перегородили несколько моих одноклассников. Помню, как обожгло лицо, крик мамы и лай Ханда. Пёс бросился на мальчика, ударившего меня, и порвал ему рукав излюбленной куртки, а тот пнул животное ногой, из-за чего я схватил палку и ударил, что есть мочи.       Тогда был первый и единственный раз, когда я противостоял конкретно людям. Для меня все — это неведомая сила, которая обездвиживает меня задолго до того, как нанести удар. Как будто готовит меня к тому, чтобы терпеть, заставляет смотреть на несущуюся на меня опасность.       Неужели сейчас снова происходит именно это? На меня правда скоро нападут?       Автобус остановился, девушки вышли, продолжая о чём-то разговаривать. Я заметил, как одна из них кинула меня короткий взгляд. «Обо мне…» догадался я.

***

      Корпус архитектуры статно возвышался надо мной. Я с ноющей шеей смотрел вверх, на крышу здания и удивился тому, что наши учебные заведения никак друг на друга не похожи. Здесь, передо мной, было новшество, хай-тек, много белого и большие окна.       Я медленно пошёл ко входу. Стеклянные двери, за ними виднелись металлические конструкции, множественные белые лавки, чистый пол. Дрожащим от холода пальцем я нажал на звонок, вскоре со мной заговорил охранник:       — Зачем и кто? — кратко спросил он. Я немного замялся, мужчина был крайне прямолинеен, что меня всегда заводило в тупик. Слова еле вспомнились в моей голове, где я пытался не думать.       — Я Давид Роменский. Я пришёл к… — как я мог забыть имя? Судорожно пытаюсь найти телефон, чтобы как можно меньше тратить время ожидающего. — Альберту Хартману. — чуть язык не сломал, пока выговаривал. Кажется, меня могут направить ещё и к логопеду.       — Третий этаж. — сказал застенный голос, и откуда-то сверху донеслось пищание, говорящее, что дверь передо мной открыта. Я вошёл.       Меня окутало внезапное тепло. Снаружи казалось, что внутри не согреться, а наоборот — только замёрзнуть. Но мне захотелось снять ветровку, и я не уверен, что это поможет мне избавиться от жаркого чувства под кожей.       Передо мной предстал гардероб, уходящий в обе стороны: вправо и влево. С одной — были открыты двери, я не мог разглядеть, что именно там находилось, но видел просторное помещение. С другой — чёрная дверь, довольно высокая. Я не смог бы коснуться верхнего косяка, даже если вытяну руку и встану на носочки.       Здание большое, поэтому я предположил, что лестница находится по обе руки от меня, как это было в корпусе фотографии. Пока я двигался по чистому полу, в котором буквально мог видеть своё отражение, я чувствовал холод исходящий от всего, что меня окружало, даже не смотря на теплоту. Одиночеством сквозил каждый предмет интерьера, казавшийся мне мелким в больших коридорах с высокими потолками.       Ради интереса я шагнул на второй этаж. Казалось, коридор только ещё больше вытягивался, пока я пытался разглядеть его конец, отдалённые предметы. Окружающие стены будто сузились, нагоняя определённый страх. Тут всё было не по-доброму, всё чужое.       Перед тем, как уйти, я снова поднял объектив и постарался выставить правильный размер диафрагмы, чтобы не испортить за сегодня хотя бы этот кадр. Каким он получился я так и не проверил, уже бежал по ступеням вверх, на третий этаж, где должен найти кабинет психолога.       Здесь уже всё было немного другим. Стены не сужались, не давили. Так же я отметил наличие других предметов интерьера, они были… менее идеальными или вычурными. Нужного слова я так и не подобрал.       Растения, например, тут были выше и зеленей, за ними ухаживали. Тут на другой стороне коридора показался мужчина. Он был маленького роста, с чёрными волосами и странными усами, как у типичных итальянцев в американских играх или фильмах.       Он уверенной походкой шёл в мою сторону. Звуки его шагов мерно разносились по окружению, раздражая чеканностью и постоянством. Громко и тяжело шагал. Это вызвало у меня какое-то подозрение и даже страх.       — Молодой человек, что вы здесь делаете так поздно? — его голос вызвал у меня волну дрожи от ног до рук, как будто земля под нами содрогнулась, потревоженная столь внезапным звуком.       Мужчина говорил немного странно, с акцентом, чью природу я так и не смог распознать. Иностранец, но откуда?       Язык будто сам в глотке застрял. В голове так и не застолбилась фамилия психолога, слишком сложная.       — Я пришёл к Альберту… — резко замолчал я. Чтобы заполнить паузу, поспешил добавить: — психологу.       Мужчина продолжил идти ко мне, и когда между нами было около двух метров, он сказал:       — Я — Альберт Хартман. А вы, видимо, и есть несанкционированный клиент, о котором меня предупреждала мисс Орлова? — «мисс»? Да кто так в наше время говорит? Точно иностранец.       В ответ я смог только кивнуть. Мужчина протянул мне руку, не оставив выбора.       — Давид. Роменский. — только сейчас я понял, что стоило вытереть ладони о штаны, они были неприятно скользкими, будто я не смыл мыло перед тем, как сесть за стол. Но рука уже была сжата другой и довольно сильно. Мужчина был хорошо физически подготовлен, не смотря на свои размеры живота.       — В таком случае, перейдём на «ты»? — я снова кивнул. — Не волнуйся, — он сделала паузу и со странной интонацией добавил, будто пробуя имя жертвы на вкус: — Давид. Я не такой страшный человек, как могу показаться.       И я поверил.

***

      Во время сеанса Альберт в основном спрашивал меня про дом и живущую со мной семью. Я рассказывал, как дорожу Кристиной, как не часто вижу маму дома. Про Ханда я решил умолчать. Пусть передо мной и психолог, который может мне помочь, я всё ещё не мог пересилить себя. Пёс до недавнего времени был личным воспоминанием, не хотелось его оглашать, пусть даже специалисту.       Чаще всего я слышал «почему». И этот вопрос приелся в моей голове. Под конец своего повествования я даже начал сам делать уточнения, чтобы не заставлять мужчину спрашивать очередной раз.       Спрашивал про то, какие книги я читаю, какие фильмы мне нравятся. В основном я читал про приключение с опасностями, где конец неоднозначен, смотрел фильмы с крутыми кадрами и эпичными сценами побега. «Фентези, имеющее начало в реальности» резюмировал Альберт, и я согласился.       — Ты занимаешься фотографией, да? — я кивнул. Мой язык развязан предыдущим рассказом, но я снова прикусил его, когда речь зашла о моём любимом занятии. — Как это началось?       Я замялся. Приложил указательные пальцы друг к другу и надавил ногтём одного на подушечку другого, чтобы не забываться внутри, не проваливаться в мысли. Мысли судорожно кружились в моей голове, момент из жизни пропал, испарился, я как будто забыл.       — Не помню. — честно сказал я. — Это как будто всегда было со мной.       Язык снова вспомнил, как говорить. Я ощутимо расслабился, понимая, что Альберт покосился на часы не просто так.       — На следующем сеансе я бы хотел поговорить с тобой о прошлом. На этой неделе я свободен только в пятницу, ты сможешь прийти? — он открыл какой-то блокнот и зажал между толстыми пальцами красивую ручку, с золотым кольцом по середине.       В пятницу я хотел сходить в лес. Всё время я пропадал в попытках спасти тот или иной кадр, отчаянно пытался не получать хвостов по учёбе, просто не хватило времени, поэтому я откладывал до конца.       Но в место этого я говорю:       — Да, мне удобно. — я тут же жалею о сказанном, вдруг понимая, что в пятницу я так и не смогу побывать в лесу, потому что потрачу время на дорогу и сеанс.       — Отлично. — сказал он.       Я вышел из здания и встал посреди раскинувшейся под окнами площади. Ветер забрался мне под ветровку, заставляя дрожь побежать по рукам и рёбрам. Интуиция осела где-то в затылке, будто обессилила. Моё волнение сменилось лёгкостью, а сейчас всё превратилось… во что-то тёмное, тягучее. Интуиция начала оживать и сразу говорить, что что-то не так.       Но что?       Я застегнул ветровку, посмотрел на часы. Светящиеся стрелки говорили о том, что прошло не так много времени, как я думал. Видимо, провёл мало времени в компьютерном классе, или автобус спешил далеко впереди расписания, который я выучил ещё в прошлом году, когда ждал маму на остановке.       Я двинулся вперёд. Город, налившись огнями и чувством предстоящего праздника, светился тёплым светом. Казалось, он наконец начал относиться ко мне менее холодно. Только я, как хмурая туча, шёл мимо всего и не обращал никакого внимания на то, что происходит.       От скуки поднял взгляд вверх. Смог, подсвеченный тем тёплым светом, всё ещё висел над городом. В нём я нашёл причину того, что мне трудновато дышать. Либо я просто устал.       Сев на холодную скамью на остановке, я расслабил спину, убрав руки в карманы. Что-то не так. Почему у меня нет никакого желания делать фотографии? Я же целенаправленно упускаю возможности.       Я видел, как дорогу переходили бабушка и девушка (может, её внучка), держащая в руках целлофановые пакеты, через стенки которых были видны различные упаковки. Их силуэты с одной стороны были подсвечены фарами ожидающей машины, а с другой — многочисленными гирляндами, висящих на окнах.       Я видел продавца, стоящего возле входа в магазин. Блеклая голубая вывеска игралась с его длинными кудрявыми волосами своим светом и превращала серый сигаретный дым в сладкую вату.       И я упустил красивые кадры, опустив голову и проходя мимо. Руки никак не поднимались к выключенному фотоаппарату.       Вдруг вспомнился смех девушек, встреченных сегодня в автобусе.       По привычке я достал из рюкзака лист, карандаш.       «Октябрь — понедельник — вечер — 20:09       Сегодня декан попросила меня посетить психолога из-за того, что я так и не оправился после смерти Ханда. По дороге к нему, в автобусе я решил сфотографировать девушку, и это заметили две другие. Они начали смеяться, я уверен, что надо мной. Об этом я не рассказал Альберту, хотя хотел. Просто, чтобы выдавить это из себя. Сам Альберт показался мне странным человеком. Он был одновременно и вычурным, как всё здание, так и дружелюбным. В пятницу так и не пойду в лес.»       Я заметил подъезжающий транспорт и, быстро набросав последнее предложение, сложил всё в рюкзак. Думаю, раз автобусы сегодня спешат, я могу и не доезжать до нужной остановки, от которой до дома идти не больше двадцати минут. Можно остановиться возле парка и пройтись.       Заодно оставить письмо.       Когда же над моей головой наконец возвышались сосны, я вдохнул приятный запах иголок и сырости. Желтоватые фонари приятно освещали дорожки внутри парка, пока я шёл по ним и растворялся в привычном ощущении.       Улыбнулся, включил фотоаппарат и запечатлел уходящие внутрь парка кирпичики, подсвеченные фонарями. Вокруг сгущались ветки ёлок и сосен, темнели стволы деревьев. Я посмотрел внутрь фотоаппарата, красивый кадр.       Я прошёл дальше. И всё моё улучшающееся настроение смыла волна сначала ступора, после — нервозности.       В дупле лежал аккуратный чистейший листок, как чужеродная часть чего-то родного.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.