«Ваше время ограничено, не тратьте его, живя чужой жизнью.»
— Треш 21 века
День города прошёл за окнами, напротив которых я проводил линии на ватманах, чертил задания. Несколько раз приходилось менять то приспособления, то местоположение в квартире, а то и саму бумагу. Я постоянно делал то, что приводило к испорченному чертежу, тратил часы, чтобы закрыть набравшиеся хвосты, и хотел сделать это идеально. Потом начался ноябрь, и меня начало одолевать чувство безудержной паранойи. Отец залёг на дно, либо что-то делал и умело скрывался. Ничего не происходило. Последнее, что он делал — обыскивал мою квартиру, заплатил банку и полиции. Что мне делать дальше? Лин так же ничего не вспомнила, никаких деталей. Остался только план с месье Хартманом. И на прошлой неделе я действительно его посетил. Тогда было довольно ветрено, я решил надеть капюшон, чтобы не простудиться. Из-за паранойи и отсутствия отца на радарах я начал горбиться и наклоняться вперёд. Я не был особо высоким, поэтому это становится странным. Окружение давит. В школе ещё шли очные занятия, я слышал голоса профессоров и учеников, но мои шаги всё равно слишком громко отдавались эхом по этажам и лестницам. В коридорах, ожидаемо, никого не было. Я без стука открыл дверь в кабинет месье Хартмана. Он сидел за своим столом и что-то писал. Точнее печатал. Я впервые видел его, так «зомбировано» смотрящего в телефон. — «Отец отдаёт приказы, Альберт?» — спросил я, желая, чтобы на меня наконец обратили внимание. Мне нужно начать диалог издалека, прощупать почву в мозгах этого мужичка и предложить вести двойную игру. — «Нет.» — с улыбкой сказал он. — «Это охранник. У меня должен быть ещё один человек после тебя сегодня.» — он врал, это точно не охранник. Сегодня месье Хартман был в солнцезащитных очках (только зачем они ему), и в отражении на линзах я увидел слишком большие прямоугольники сообщений. Вряд-ли охранникам так много пишут. Я подошёл ближе, мои руки были в карманах, на голове всё ещё висел капюшон. В кресло я не сел. — «Полагаю, разговаривать с тобой о твоём прошлом нет смысла, ты ничего не скажешь?» — он отложил телефон, зажал между пальцами ручку, посмотрел на меня. Может, эти дряные очки были таким же знаком неуважения, как и капюшон на моей голове и нежелание сесть напротив? Я кивнул с поддельной улыбкой. Слишком намазанной, натянутой на моё лицо, я знал, что он это увидит. — «О чём же можно с тобой говорить?» — я усмехнулся, теперь это правда меня рассмешило. Альберт задавал этот вопрос на прошлом сеансе и в ответ ничего не получил. — «Сегодня есть одна тема, на которую мы могли бы потратить время.» — я сложил руки на груди, выжидающе смотря на мужичка. Тот в ответ смотрел цепляющим взглядом. Кажется, понимал, что я его зазываю, интригую, привлекаю к сути разговора. Когда он её узнает, уже сложно будет отказаться. Я сдерживал победную улыбку. — «Ну, начинай.» — он откинулся на спинку своего кресла, показывая, как хорошо и удобно сидеть, а не стоять. Но я искушён не усталостью. — «Вопрос: сколько раз ты пытался грабить отца и всех, кто был рядом с ним?» — я наклонился чуть вперёд, чтобы наконец увидеть что-нибудь через черные линзы. — «Я думал, что на сеансах у психолога говорят не о нём.» — он попытался защититься, уйти от ответа и совершил ошибку. Это значит, что у него есть секрет, который я знать не должен, но знаю благодаря Лин. Правда, в этих стенах о ней лучше не думать, вдруг кто-то уже научился читать мысли. Его лицо пронзила такая же натянутая улыбочка. После этого я должен был бы что-нибудь сказать и увести разговор, но я молча смотрю на него, выжидая нормальный ответ на вопрос. Под пальцами я чувствовал холодный стол, в воздухе мою кожу щекотали песчинки пыли. Я предположил, что тот самый месье Хартман, психолог «с мировым признанием», отвёл взгляд, смотря на свой телефон, якобы проверяя, вдруг пришёл ответ. Но я знаю, что он отключает звук перед началом работы, чтобы не беспокоить сидящего перед ним. — «Также, второй вопрос: сколько людей ты покалечил, обвиняя в плохом самочувствии своей сестры?» — я буквально чувствовал, как нависал над ним, больше наклоняясь вперёд, оперевшись руками на стол. Его голова дёрнулась, рот приоткрылся, а руки потянулись к очкам. Нельзя теперь говорить, что я не победил. Альберт снял очки, будто снимал маску, с непонимающим взглядом пытаясь выцепить на моём лице что-нибудь. Но я бел, я чист. На мне хороший макет моей же внешности. Я видел его насквозь. — «Ты знаешь…?» — промолвил он. Мне удалось выбить из колеи этого мраморного человека? Мне удалось почти завербовать главного помощника своего отца? — «Я знаю, кто это сделал. И кто грабил отца.» — не удалось скрыть удовлетворение в голосе, но улыбка на щеках так и не появилась. Я выпрямился, снова убрал руки в карманы. Его глаза загорелись, забегали по кабинету в поисках чего-то. — «Ты меня шантажируешь?» — он нахмурился, руки его не двигались, только голова вертелась в стороны, чтобы не смотреть прямо на меня. — «Про грабёж — да. Но вот про сестру…» — пыль в воздухе перестала меня беспокоить. Я изучал его эмоции, движения морщинок. Альберт нахмурился сильнее и посмотрел на меня искоса. Его тёмные глаза чуть ли не выстреливали молниями ненависти. — «Что тебе нужно?» — спросил он. Вот теперь я улыбнулся. — «Найди что-нибудь в архивах компании моего отца. Что-нибудь интересное. Только ему не слова, а то тайна о твоей сестре так и останется тайной.» — Альберт закрыл глаза, а я ждал ответа. В тот момент позади раздался стук, я не успел вовремя обернуться и посмотреть, но по голосу это был парень. Может, тот самый «ещё один после меня». Он не врал про охранника? Я ещё некоторое время стоял и смотрел на Альберта, но когда услышал, как коридоры за дверью пустеют, сказал: — «Я пойду.» До сих пор помню странную позу того парня с фотоаппаратом, когда он пытался запечатлеть растение. Панданус, кажется. Тогда меня остановил месье Хартман и сказал: — «Я сделаю всё возможное, чтобы докопаться до правды, Никита.» — моё имя должно было прозвучать угрожающе, но так и не прозвучало. Я попрощался с ним и двинулся домой, где опять чертил и кидался циркулями в разные стороны. Марта вилась вокруг меня и пыталась привлечь моё внимание, но я окунулся в работу. Matti Bye — The Beginning Линии выходили чёткими, только когда на город опустился ночной холод, дождевые лужи наверняка успели покрыться корками льда. От светлой палитры осени ничего не осталось, лишь серые голые ветки деревьев и слабо-зелёные пятна хвои. Пока я смотрел в окно, ничего не испытывая от усталости после идеального чертежа, мне снова вспомнился парень с фотоаппаратом напротив кабинета Хартмана. Зачем так выворачиваться, чтобы сфотографировать какой-то куст? Это было не вчера, даже не на этой неделе, но я помню его, как будто это произошло только что. Я прислушался. Нос слабо зудит. Что-то может быть не так. Может это был один из агентов отца? Если да, то отец уже не доверяет Альберту. Я глотнул из стакана воды с лимоном. По горлу прошла холодная волна и скрылась внутри. На моих коленях располагалась Марта, моя рука трепала её шерсть. Я сидел на кухне, прислонившись спиной к дверце холодильника. Вдруг вспомнилось, что я сегодня не проверял дуб в парке. Мою голову посетила мысль о том, чтобы сходить сейчас, но взгляд пал за окно. Там уже была темень, с неба что-то падало. Я аккуратно взял кошку на руки и босиком по прохладному полу подошёл к окну. Из смога над головой появлялся снег. Белые точки пролетали между домами и тонкими постройками, в которых узнавались фонарные столбы и дорожные знаки, линии электропередач. От прошедшего праздника остался только мусор, который никак не уберут. Моя кожа на плече покрылась мурашками, заставила вздрогнуть и отпрянуть от холодного стекла. Я вздохнул и направился в комнату. Не смотря на усталость, спать мне не хотелось, поэтому на кровати я так же, как и на кухне, сидел, поглаживая спящую на коленях Марту. Я мог бы сидеть так целую ночь, до того, как встанет солнце и окрасит смог в непонятный цвет. Все были бледными, что люди, что дома. Первый снег скоро превратится в воду из-за дневного солнца, а ночью снова станет льдом. Чтобы сойтись вместе нужно растаять. Я усмехнулся и потянулся рукой к тумбе. Там остался поломанный карандаш и порванный ватман. Из всех частей я выбрал самый чистый. «Ноябрь — воскресенье — ночь — 02:03 Я закрывал хвосты по учёбе, засиделся до ночи. Знаешь, а в этих письмах что-то есть, не находишь?» Больше не уместилось. Писать на другой стороне я не стал, вдруг незнакомый ответит прямо там. Возьмёт карандаш, который, наверное, держит всегда в кармане, приложит часть ватмана к скамейке и напишет что-нибудь. Я аккуратно подхватил Марту и положил на свою подушку, направился к шкафу, чтобы достать одежду на выход. Чёрная толстовка, поверх — серая мешковатая кофта на молнии. У двери я натянул на себя чёрную дутую куртку и вышел из квартиры. На улице было прохладно. Воздух неприятно щипался за лицо и костяшки, которые успели покраснеть. С «подарком» от брата Лин всё нормально, никакой красноты на моём лице уже не было, но маска всегда была у меня в кармане. Её я и достал, чтобы закрыть лицо от надоедливого холода. Мимо меня, грозно возвышаясь над головой, не на секунду не засыпая, дома проносились неспешно, я шёл медленно. Это не похоже на меня, но я не беспокоился. Всё же под ногами уже не лужи, а влажный тонкий лёд. На мою голову опустилось множество снежинок, когда я добрался до парка. Фонари кардинально отличались от дорожных знаков, столбов для линий электропередач. Они ниже, скромнее. Я мог бы легко дотянуться рукой до верхушки, если бы вытянулся настолько, насколько смог. Двигался я осторожно, опять же медленно, потому что зудящий нос призвал паранойю, о который я почти забыл дома с Мартой. Мои шаги и шуршание куртки были слишком громкими, я с точностью мог определить, что издавало тот или иной шумок, и боялся, что в один момент появится тот, который я оценю как «чей-то шаг». Но до дерева я добрался без происшествий. Скамейка напротив была пуста, в темени силуэтов не было видно. Я постоянно забывал, что во всей вселенной у меня самый дряной режим сна. Я мог позволить себе уснуть в кафе или метро, но дома занимался чем-нибудь и работал. То искал информацию о компании отца, то чертил. Я подошёл к дереву. Оно казалось серым и неживым. Холодная кора отталкивала, налепляя на себя всё больше инея и снежинок. В дупле была другая бумага. Не чистый белый лист, а тетрадный, сложенный несколько, в клеточку. Я холодными пальцами ухватился за такую же холодную бумагу и достал её из дупла. «Ноябрь — суббота — день — 12:58 Что у вас случилось? И почему вы не спите так поздно?» Похоже мой ответ смутил этого человека. Объём текста уменьшился чуть ли не в три раза. Я дал себе подзатыльник за то, что не взял с собой карандаш или ручку, чтобы подправить текст. К тому же этот человек ко мне с уважением, а я к нему на «ты». Но я вложил часть ватмана внутрь сложенного тетрадного листа и опустил письмо в дупло. Дорога домой была такой же нервозной, как и в парк. Мне мерещились какие-то шорохи, но я успокаивал себя, предполагая, что это просто какие-то ночные животные. Всё-таки парк является частью леса, где точно живёт какой-нибудь зверёк. Когда я вернулся домой, интуиция и зуд на кончике носа исчезли. Я почувствовал себя в безопасности, даже зная, что это проходной двор для агентов отца. Я снял с себя куртку, стряхнул с волос снежинки и прошёл в комнату, где на подушке лежала моя любимая Марта. Она спокойно спала, а я лёг рядом, чтобы не беспокоить её.