«Праздники невыносимы, если ты празднуешь плохой день.»
— Треш 21 века
Декабрь.
Мои ноги казались не просто деревянными, а отказывающимися работать. Да и вообще нервы по всему телу перестали чувствовать его и какие-либо прикосновения так же, как несколько дней назад, голова гудела, и я сам не мог думать. Учёба шла медленнее, труднее, у меня не получалось сделать множество хотя бы удовлетворительных фотографий, уже не говоря о прекрасных, появилось много хвостов. Задания я сделать не мог, серия с осенью не могла закончиться, нужно что-то вроде студии, а я не знаю, куда обратиться, у меня даже модели не было, чего уж там говорить об идее. Да, говорить я тоже не мог. Горло сводило пронзительной острой иглой, называемой болью, и я становился немым. Молчу вот уже вторую неделю. Скорее всего я заболел, ещё когда возвращался со знакомства с Сашей (он — парень неплохой). Тогда у меня промокли ноги, пусть я старался и не утопать в снегу, а Крис хоть бы что, она и в сугробе оказалась, и искупалась в инее, падающем с веток дерева. В обоих случаях виноват Саша. В тот момент… меня пронзило такое тепло, на уши натянулась настоящая расслабленная улыбка. Мне было так спокойно смотреть на то, как они дурачатся, что я и не сдерживался в количестве искорок в глазах, те грели воздух вокруг моего лица, и мои щёки, кажется, покраснели. Я был так рад тому, что моя сестра нашла того с кем смеяться, а не была хмурой, нелюдимой после… Я опустился на стул в комнате. Мне было плохо, это факт. Я заболел. Я пытался сделать некоторые письменные задания, но ручка водила по тетради, запинаясь о каждую неровность и падая на кривые слова, которые чаще всего были где-угодно, но не на строчке. Стол и пол на ощупь были холодными, я поспешил спустить рукава и поднять ноги на стул, поджимая их под себя. Я дрожал, мне холодно, но окружение вокруг было намного холоднее меня, из-за чего мне казалось, что мне должно быть жарко. В комнату постучались, а дверь чутка приоткрылась. Я не слышал приближающихся шагов, так что это, скорее всего, была Кристина. — Давид? — её голос мерно разнёсся по помещению, дойдя до моей головы, но не обработавшись внутри неё. Я всё равно повернулся, стараясь не показывать то, что мне холодно, и постарался разглядеть её лицо. — Ты очень занят? — она глянула на стопку учебников, которые я уже несколько дней не могу убрать на полки и в шкафы, и тетрадок, я даже забыл, как выглядит тетрадь по тому или иному предмету. — Нет, что ты хотела? — спросил я и постарался развернуться, но для этого нужно спустить ногу на холодный пол. И я опустил. — Мама ваниль купила. Мы могли бы сделать вафли вместе. — я вспомнил листок, который лежал на кухонном столе. Старый, пожелтевший. Я бы тоже хотел поваляться. — Конечно. — ответил я, не раздумывая. Найдя тапки под кроватью, я спустился вниз и прошёл на кухню, где чуть не упал, задев ногой табурет. Мир вокруг смазался, а способность ориентироваться отключилась совсем, я не мог осознать, как долго мне ещё падать до пола, и где вообще пол… На плечах я ощутил цепкие руки, это была Кристина. Её волосы я различил первым делом, она сама смотрела на меня невероятно обеспокоенным взглядом. Моя голова ходила кругом, безнервные руки не чувствовали ничего, кроме холода пола, на который я смог опереться. — Давид, может тебе прилечь? — заботливо спросила она, и я кивнул, не осознав, как оказался в гостиной на диване. Может, сейчас бы ко мне подбежал Ханд и прилёг рядом, положив голову на колени, смотря живыми глазами на меня. Может, он бы скулил, беспокоясь обо мне. Кристина вернулась с мокрым платком, который оказался на моём лбу. Мне хотелось вернуться в комнату, там я не выключил ноутбук, куда перекидывал фотографии. Нужно будет их просмотреть, вдруг смогу что-то изменить в них в компьютерном классе. Я потянулся к пульту от телевизора, чтобы включить хотя бы что-то, но девушка ловко отобрала у меня его. — Никаких тебе сериалов. — сказала она. — Блин. — обиделся я. Она переключила меню на «радио» и нашла какую-то спокойную радиостанцию, где были мелодии без слов. Я буквально чувствовал, как смогу заснуть на этом диване. Joep Beving — Beving: Ala Я закрыл глаза и постарался не заснуть, в такой ситуации это никогда не получалось. Всегда «закрою глаза на минутку» оборачивались «блин, я заснул». Но чувство, когда ощущаешь бодрость после хорошего сна, приятно и необходимо. Мелодия понесла меня к воспоминаниям о псе, чья лежанка больше не находится под лестницей. Мне стало тяжело дышать, но я старался не подавать виду, зная, что Кристины нет рядом. Ханд и его жизнерадостный характер приносили мне спокойствие, я чувствовал себя целым и таким же жизнерадостным. А сейчас как будто пропала часть меня, я не знал, что делать. Альберт говорил мне, что он знает: я не хочу говорить ему о причине моего плохого эмоционального самочувствия, а я на это никак не отвечал, отмалчивался. Психолог ведь старается, а я просто не могу. Это же нечестно по отношению к нему, но как же я могу? Это просто невозможно. Нигде, кроме как в этих стенах, я не в силах сказать «Ханд», просто подумать о нём без тяжести. Такой душераздирающей, что я еле держусь на ногах, не падаю на пол, чтобы просто лечь и уснуть, забыться, умереть ненадолго, чтобы не думать. Ведь человек во сне не контролирует себя. Я не хочу контролировать себя и свои мысли, они бегают из угла в угол в голове, как бабочки в стеклянных банках, ударяясь крыльями о стенки. С кухни донёсся лёгкий звон, он вывел меня то ли из дрёмы, то ли из потока противных мыслей. Кристина что-то сказала, я не услышал. Снова проваливаясь во взволнованную дрёму. Кристина и Саша. Замечательные люди, они хорошо друг к другу относятся. Сам парень выглядит как человек, которому я могу доверить Кристину с её упрямством, допытливостью, любопытством и некоторой гиперактивностью. Доверить сестру. Самого близкого человека. Но даже она не знает, что со мной творится, я ей ничего не рассказываю, хотя хочу знать всё, что происходит с ней. И снова я поступаю нечестно, даже отвратительно. В какой-то мере (бо́льшей) я себе противен. А ведь какой-то человек виноват в смерти нашего Ханда. Он был для нас с Кристиной всем, для меня он был тем, с кем я разделял боль, кого обнимал, сидя в тёмной комнате на полу, кому я доверял свои слёзы. И он молчал, иногда поскуливал, был рядом. Кристина лезла слишком резко, прямо, хоть, наверное, я и сам такой же. Ей наверняка тоже не нравится, когда я интересуюсь именно так, как будто только для справки, называющейся «Я — старший брат». Я слегка вздрогнул, когда услышал шуршание. — Всё нормально. — лишь сказал голос Кристины, непонятно откуда раздававшийся, и я поддался ему и аромату вкуснейших вафель, которые вызвали во рту слюновыделение. В следующий раз я проснулся, когда хлопнула входная дверь. Отдалённо уловил голос мамы, тихий и низкий: она устала после работы. Кристина сказала, что у меня температура, таким же тихим голосом сказала, что в холодильнике осталось… какая-то еда, скорее всего. Я уже не услышал или так не запомнил. На следующие утро я испугался. Мне нужно было на учёбу, но меня остановила подоспевшая мама, у которой был сегодня выходной. Она положила мне на плечо руку и слегка надавила, чтобы я лёг. Платка на лбу я уже не чувствовал, а от пояса до ног было тепло: плед. — У тебя больничный. — наверное, я всё же сильно заболел. Иначе я сбегу из дома, как это бывало обычно, со словами «температура — всего лишь цифра» и упаду, где-нибудь около… да везде. На улице было сыро, пока не наступили холода, наверняка льда на дорогах стало только больше, даже несмотря на то, что везде рассыпают соль, работают люди, которые специальными палками приводят всё в порядок. Но я снова провалился в дрёму, до сих пор не желая верить в то, что сегодня я останусь дома. Мне нужно было сдать хвосты, нужно было забрать письмо, посетить или хотя бы сообщить Альберту, что на этой неделе (и, может, на следующей) я не хотел бы быть на сессиях. Когда я разлепил глаза окончательно, я не почувствовал всеми ожидаемого облегчения. Мне было так же плохо, как и вчера, голову будто стягивал железный обод, сосуды внутри были пустыми, как будто кто-то высосал из меня всю кровь вместе с силами. Я еле смог повернуть голову вправо: оттуда шли странные звуки. Морда Ханда явилась передо мной так внезапно, что я весь содрогнулся и второй раз раскрыл глаза. Передо мной уже был потолок, а ощущение под руками и ступнями стало более различимым. Диван в гостиной говорил мне «доброе утро» своими скрипучими пружинами. Я вздохнул с мыслью о том, что это был просто сон. Даже не знаю, хотел ли я снова вернуться в дрёму, а после и впасть в кому, чтобы снова встретить это прекрасное животное, которое помогало мне лучше любых людей. Я взглянул на часы на моей руке, теперь мне понятно, почему так тихо. Кристина в школе, а мама скорее всего пропадает на кухне или у себя. Может, и в магазин пошла. Я встал, касаясь ступнями тапок, и направился к лестнице. Под кожей и нервами я чувствовал кости, которые были сделаны будто из самого тяжёлого камня, я еле смог поднять руку, чтобы иметь хоть какую-то страховку, если не удержусь на ногах. Перила на ощупь кусались хуже льда или даже жидкого азота. Тут я услышал смех Кристины и чей-то низкий голос. Они были приглушёнными из-за того, что находились за дверью, я вмёрз в первую ступеньку и повернул голову вправо. Так же, как во сне. Дверь открылась и в прихожую зашли Кристина и Саша. — Привет, Давид. — он приветственно поднял ладонь с растопыренными пальцами в приветственном жесте, и я постарался сделать тоже самое. И тут меня будто ударило током изнутри, превращая все нервы в угольки. На их руках были одинаковые перчатки без пальцев. Чёрные или серые с какими-то голубыми вставками, я не успел заметить. — Привет. — ответил я уставшим голосом. — Я думал, ты в школе. — Я была там, занятия уже кончились. — она стянула с себя шапку и шарф, расстегнула куртку, сейчас снимала обувь, то же делал и Саша. Я развернулся и попытался устоять на ногах. Если бы не перила, я бы точно свалился к их ногам. На просмотр часов второй раз уже не осталось сил. — Ты как вообще? — парень обул предложенные тапки и подошёл ко мне. Наверное, что-то зацепило его в моей внешности, у него нахмурились брови. Может, тому была причиной лохматая после сна голова или красное пятно на щеке, которая на диване неудобно устроилась на руке. — Спал. Стало немного лучше. — но мне казалось наоборот. Я сейчас точно упаду, слишком тяжело стоять. Руки будто налились металлом и тянули меня вниз, колени дрожали, буквально, я краем глаза видел, как ткань на моих домашних штанах подрагивала. — Это отлично, потому что я пришёл вылечить моральный дух. — Мы пришли. — буркнула что-то девушка и подскочила к Саше, повиснув не его руке. — Да. — кивнул он. — Показывай свою берлогу. — скомандовал и ничего не спросил. Мне осталось лишь пожать плечами, кивнуть и приложить все силы к тому, чтобы не упасть на спину, сбивая гостей. Когда я хватался за деревянные перила, мои костяшки красились в красный, а после показывали опасную бледность костей. Кое-как миновав пару комнат, мы оказались в моей. Как я помнил, там царил бардак, и не ошибся: два учебника упали на пол, наверняка помялись страницы, ноутбук вошёл в спящий режим, лампочка на кнопке раздражающе мигала, кровать не заправлена, из-за чего комната выглядела, как убежище самого распущенного ученика с кучей хвостов, у которого так же был и недосып. — Итак, смотри на меня. — я повернулся, по ощущениям чуть не отлетев в другую сторону комнаты. — У меня, — Кристина пнула его ногой, как только тоже оказалась в моей комнате. — у нас. У нас появилась идея. Мы скинулись — и я имею ввиду не только нас двоих — и купили тебе подарочек. Мой мир перевернулся. Какой подарок? Я не отметил в телефоне какой-то праздник? Из-за спины Кристины показалась коробка, потом её руки протянули мне её. Глянцевый корпус отражал свет, проклятая лампочка на ноутбуке добралась даже сюда. Мои ноги окончательно подкосились, суставы в коленях стали старыми и изношенными будто за секунду, и я упал на пол. Затылком я ударился о пол, что вызывал в нервах холодную волну неприятной дрожи, когда оголённая кожа касалась его поверхности, политой льдом. Кристина подскочила ко мне, кажется, даже проехалась коленями по тому льду. — Всё нормально. — я попытался схватить её руки своими, но те норовили оказаться близко к лицу, я не хотел этого. Сосредоточенные, но явно взволнованные, глаза смотрели в мои, которые чуть ли не закатывались. — Давид, что с тобой? — Саша тоже опустился рядом со мной на колени, левой рукой отодвигая коробку, белое пятно заскользило под стол. Я только заметил, но у парня были светлые глаза. Прямо-таки красивые, почти ярко-голубые. Я мог бы подумать, что это линзы, если бы в тот момент провёл сравнение с синевой летнего неба, но я провалился в какое-то подобие дрёмы. Я всё ещё чувствовал некоторые прикосновения, отдалённо слышал, о чём они говорили. Меня положили на мою кровать, накрыли одеялом. Дверь закрылась. После я уже слышал, как Кристина уговаривает маму лечь спать. Потом ещё что-то. — Сань, дело в том, что… Как бы начать… — Просто и честно. — Слова, мне нужны слова. — молчание. — Мы потеряли Ханда, ты знаешь. С тех пор я перестала его видеть, особенно на кухне. — Думаешь, он не ест? — Я не думаю, я в этом уверена. Ему нужно поесть, но как его заставить?