«Помощь может пригодиться даже тем, кто её оказывает.»
— Треш 21 века
Город снова возвышался надо мной страшными силуэтами многоэтажных домов. Я поднимал голову вверх, чтобы посмотреть на их крыши, которыми они скребли не небо, а верхушку смога, и у меня начинала болеть шея. Крыш я так и не увидел, они скрывались ото всех. Получается, те, кто живут на такой высоте не видят землю, не знают, какая сейчас погода. А сейчас достаточно холодно, чтобы я надел шапку и шарф. Холода ударили так сильно и резко, что у меня побаливала голова, в виски будто запихнули червей, которые желали порвать мою кожу. Меня окончательно поглотила паранойя. Я начал изменять своему стилю, стал носить однотонную одежду, а не излюбленные мною принты. Чёрный цвет теперь сопровождал мою голову, покрытую капюшоном, лицо скрыто маской, на ногах были обычные тёмные джинсы, на которых до сих пор была шерсть Марты, а кеды я достал из недр шкафа. Те были неяркими, грязными, кое-где торчали нити. Я часто смотрел по сторонам, выискивая глазами подозрительных людей, которые решили прикурнуть под столбом, а потом сойти с места, так и не добив сигарету, чтобы не упустить меня. «Четыре поворота в одну сторону» повторял я себе. Я кружил по городу, только зачем? Всё просто, меня так же одолевает скука. Я каждый час проверял телефон на наличие сообщений в социальной сети от незнакомого аккаунта, со скучающим видом смотрел на места, где была музыка и разноцветный свет, зависал и застывал, смотря перед собой и думая, что происходит вокруг меня, чего я не вижу. Почему отец не появлялся? Кто такая «Три Л», к которой идут все нити в моей голове? Чем там занимается Альберт? Я не знал, сколько мне ещё нужно будет кружить под стенами города, чтобы ко мне пришла какая-нибудь мысль. Хоть что-нибудь. Ноги сами собой тащили меня в сторону парка, но я бежал от него, как животное от горящего дерева, не хотелось проверять дупло. Или хотелось? Да. Безумно хотелось. Искры любопытства то и дело попадались под ногами, из-за чего я неосознанно поворачивал в сторону парка, они зажигали в моём сердце непонятный мне раньше огонь, такого никогда не было. Не смотря на жар, появляющийся в груди, мне было холодно. Я мог заболеть из-за того, что в такой обуви превращаю ноги в льдышки, что хожу против ветра с расстёгнутой курткой, что наивная идея о шарфе на шее не защитит от него. Я смотрел себе под ноги и наблюдал, ждал, пока они станут кристального цвета, показывая, что превратились в лёд, когда в мой нос ударил запах кофе и какой-то выпечки. Внутри моего живота ничего не было со вчерашнего утра, я будто вывозил на фотосинтезе (растениям в городе было сложно выжить из-за смога и отсутствия солнца). Слева от меня было какое-то кафе, оттуда вышла шумная компания, в их руках было по стаканчику и по свёртку коричневой бумаги. Глядя на их лица, я осознал, как жалко выглядел сам. Голодный, сгорбленный, в каких-то лохмотьях. Я усмехнулся мысли, появившейся в моей голове: «Статус изменён: бомж.» И прежде, чем войти в кафе, я выпрямил спину и принял привычное мне холодное выражение лица. Помещение встретило меня теплотой не только воздуха, но и интерьера. Стены помещения были тёмно-коричневые, пол — светло-серым. Под ногами был пушистый ковёр, к которому у меня тут же появились смешанные чувства. С улицы к нему приносят грязь и снег, который постепенно таял. Я миновал его, подходя к стойке, за которой сновал туда-сюда парень. У него была такая же как и стены тёмно-коричневая форма из рубашки с короткими рукавами и брюк, а также милый оранжевый фартук. Но больше всего в окружении меня привлекло оригами дракончика из оранжевой бумаги, которое поместили в круглый аквариум, его дно было скрыто под крупными зёрнами. — Здравствуйте. — с улыбкой сказал парень. На его бейдже было написано «Александр». За спиной Сашки было меню. В основном кофе и вафли. — Добрый день, добрый день. — сказал я задумчиво, рассматривая изрисованные мелком поверхности двух тёмных досок. Знакомый. Мать его. Почерк. Я буквально мог представить, как рука парня с фотоаппаратом старалась писать ровно, чтобы скрыть прыгающие буквы, но разрывы посреди слов никуда не делись, округлая форма притягивала к себе взгляд. — Что есть к вафлям? — спросил я, понимая, что уже слишком долго смотрю в одну точку. — Есть сливки, их чаще всего хвалят… — Тогда самую дешёвую вафлю со сливками и маленький американо. — не дослушал я и оглянулся. Паранойя. — Вам с собой? — парень уже забивал мой заказ в кассу (или что это было?). — Нет. — не хотелось оставаться на одном месте, но усталость от голода и длительной хотьбы накрыла мою голову, по-лучше капюшона. После я нашёл себе местечко у высоченного окна от пола до потолка и стал ждать, уже не выключая телефона. Ждать чего именно? Сообщения или кофе с вафлей? Ждать — единственное, что мне оставалось. Желание испортить жизнь отцу накрылось, когда он ясно дал понять: «Не лезь в это.», когда тайна с «Три Л» так и не раскрылась (я пробовал найти на сайте сотрудницу с такими инициалами). Я с тоской и скукой наблюдал за людьми. Кто-то, как та шумная компания, что вышла недавно, громко смеялся и что-то обсуждали, у кого-то была первая семейная встреча. Всего пара людей были в помещении. В помещение вошли ещё двое: миниатюрная девушка с милым лицом и тёмными волосами, неловко вылезавшими из-под шапки и парень… с фотоаппаратом. Matti Bye — Mirror Я пригляделся к его лицу. Пухлые щеки, как и у девушки, волосы светлее. Попытался найти в памяти образ, который я увидел напротив кабинета Хартмана. Такое ощущение, будто совершенно другие люди. Тогда это был жизнерадостный человек, от него исходила энергия, которую я чувствовал даже тогда, но подумал, что эта возбудимость и желание начать бегать по утрам от адреналина. А сейчас этой энергии не было, пусть и улыбка искренняя. Я стал всматриваться в его глаза, понимая, что он сейчас окажется затылком ко мне. Карие, даже красивые. Двоякие. Они подошли к стойке. Двоякие. Он как будто что-то скрывал. Это не что-то злое или вредящее кому-либо. Скорее всего он что-то знает, что ему не хотелось бы знать. Или наоборот, его мучает неизвестность. Или у него есть проблема, с которой он не справляется. Или что-то ещё, опасное только для него. Девушка принесла мне кофе и вафлю, щедро накрытую взбитым белым облаком и со словами «приятного аппетита» улетучилась куда-то в зал. Я тут же схватил картонный стаканчик и сделал глоток. Я сразу почувствовал, как язык стал ощущаться хуже, как его поверхность болезненно защипало, как глотку одарило тысячами раскалённых иголок. Зато кофе было вкусным (я не так часто пью кофе, чтобы разбираться как профи). Мне даже пришлось зажмуриться, чтобы стерпеть боль от ожога. — Саш, когда ты закончишь? — донеслось из-за моей спины. Я покосился на окно, в нём отражалось помещение, в том числе и ново пришедшие. — Моя смена продлится ещё час вообще-то. — он неловко потянулся рукой за голову. — Можете пока заказать что-то. Парень потянулся к меню, лежащему на стойке. Мне оно было не нужно, я видел всё с доски позади Александра, а он, видимо, не был дальнозорким. — Гречишный чай? Он прям из гречки? — с удивлением спросил парень с фотоаппаратом (он висел у него на шее, к слову). — Типа того. — он пожал плечами. — Он чаще нравится людям по-старше. — Парень с девушкой снова устремили взгляд в меню. — Я буду латте. Пойду займу место. — она резвернулась, и я поспешил опустить взгляд к экрану включённого телефона. Неизвестно, насколько хорошее зрение у неё. Я зацепился взглядом за время. Довольно поздно. Парень что-то заказал, я не расслышал, и сел рядом с девушкой. — То есть твой парень — актёр, айтишник и бармен в кафе? — он стянул с себя куртку и шарф с шапкой. И я почувствовал тот отголосок жизненных сил, которые скрывались в одежде. Цветастая рубашка, белая футболка, разноцветный шарф, куртка какого-то персикового цвета (такие вообще есть?). — Бариста. — поправила она его и, смутившись, добавила: — И он не мой парень. И я услышал смех. Такой… приятный. Я сразу открыл избранные и записал голосовое сообщение. Да, будет шумно из-за проезжающих по дороге машин и людей в зале, но я уверен, что это будет слышно. Обязано. — Ну да, конечно. — я буквально видел перед глазами его улыбающееся лицо, как… приятно слышать этот смех, просто кошмар какой-то. Мне нужно было не слышать его, поэтому я решил снова прибегнуть к кофе, что опять обожгло глотку. Отличная замена алкоголю в клубе Лин, куда я уже никогда не вернусь. Вообще-то вернусь. Я думал, выкупить помещение, хоть какое-нибудь, чтобы Лин снова могла вернуться к музыке и разноцветным прожекторам, а её брат — к барной стойке и напиткам. И снова я услышал тихий смех. Он… такой настоящий и приятный, что я невольно закрыл глаза и прислушался. Стало приятно и спокойно. Никакого отца, ни Альберта, ни папки с моим будущим, только я и этот парень. Даже боль на языке и в горле меня уже не беспокоила. Она и не поможет. Я просто сидел и слушал, расслабился. Но вскоре смех прекратился, и я стал слушать дальше. Я узнал, что парня с фотоаппаратом зовут Давид. Девушка — его сестра, скорее всего. Её зовут Кристина. Она в хороших отношениях с Сашей, может, они скоро признаются друг другу в любви. Тот чем только не занимается. Вскоре, когда у Александра закончилась смена (в десять вечера), они втроём ушли. А я попытался подумать. О чём угодно, но выходило только то, что я вспоминал смех. Похоже он засел в где-то внутри моей головы. Я слышал его постоянно, как будто этот Давид находился ещё здесь, в кафе. Но он был у меня в голове. Его жизнерадостный образ, ярко выделяющийся среди депрессивного города, засел там так же крепко, как и «Три Л», месть отцу, подозрение ко всем. Вафля со сливками была вкусной, кофе, всё ещё горячий, я допил в пару глотков. Уже на пути домой я понял, что хочу узнать, почему в глазах этого невероятно светлого человека я смог разглядеть что-то тёмное, как будто зеркало имело трещену прямо посередине. Одна показывала то, что ты хочешь, тебя, а другая — что-то непонятное, как будто отражает то, что позади тебя. Это можно сделать только при общении, но одна моя попытка уже провалилась. Он мне так и не написал, а прошёл чуть ли не день. Нужно найти к нему подступ со стороны, которой он стопроцентно заинтересуется. Я знаю немногое. Давид — начинающий фотограф, из разговоров я понял, что у него куча хвостов по учёбе, и вчера вечером что-то произошло. Сегодня будний день, он ходит в школу и завтра пойдёт. И вдруг я вспомнил, что он тоже ходит к Альберту. План сложился в голове сам собой, я знал, что мне делать дальше. Мне не нужно идти в лоб, я создам ситуацию, в которой мы мог ли бы поговорить. Мне нужно лишь прогнать перед глазами его досье, я уверен, что такое у психологов есть, а месье Хартман за правду о своей сестре и безопасность своей задницы сделает всё, что я попрошу. Придя домой, я обдумывал детали, что и как я буду делать. Идея была в том, что Давиду придётся меня сфотографировать, я выставлю себя как человека, не возражающего быть моделью или итак являющийся ей. Скорее всего я сделаю это через Александра, хотя тут может быть прокол. Если он актёр, то должен понять, что из «бомжа» я стал «моделью» не просто так. Марта меня встретила радостным мяуканием. Меня не было весь день. И как только я коснулся пальцами её шерсти, моя хищная улыбка сползла с лица, а в голову пришло осознание. Я поступаю, как человек, не знающий, как работают люди. Я хочу слишком быстрого развития событий. Очевидно, что у Давида были причины не писать мне, те же хвосты по учёбе. Я опустился на колени перед кошкой и взял её в руки, думая над тем, что я из себя представляю. Я — манипулятор, сталкер и шантажист. «Какой кошмар» с сарказмом подумал я и услышал, как завибрировал мой телефон.