Внутри.

      История про театр и школу актёрского мастерства — лучшая история за всю мою жизнь. Рассказывая её вместе с Сашей Кристине, я никогда так не смеялся. Эти сумасшедшие звуки перехватывали дыхание, заполняя собой окружающий вокруг меня воздух каким-то странным разрядом, а лица окружающих меня людей — странной улыбкой. Я не обращал внимания, мне нравилось рассказывать про то, как мы с Никитой прятались в шкафу, как нас чуть не спалила одна девчонка, если бы я её не услышал, как мы потом пытались вернуть наши куртки, пробегая рысцой между сидениями.       Внутри фотоаппарата было несколько фотографий, которые я им так и не показал. И это не прекрасные высокие потолки, тёплые лампы и изысканная мебель. Это Никита. Парень, который был идеален, чья улыбка притягивала объектив фотоаппарата, которого я мог бы назвать другом.       Он был ближе, чем Саша или когда-то Кристина. Он был мне как…       Ханд.       Парень как мой любимый умерший пёс был рядом, иногда молчал, иногда заводил разговор. Он… успокаивал.       Никита, взамен ему, стал моим успокоительным.       Я выздоровел до конца, исправно ел, что понял из разговора Кристины с Сашей по телефону, и закрыл наконец большинство долгов по фотографии. Чувство, с которым на меня обрушились похвальные слова декана, так просто не описать. Это как будто ты пытался плыть с камнем, который тащил тебя на дно, тебе удалось от него избавиться и сделать первый глоток воздуха. То есть, второй.       Первый я сделал в том шкафу.       hisotsu, Chill Select — Moonlights       Я… Меня переполняет какая-то сахарная вата, когда я вспоминаю сначала накатившие слишком резко и внезапно эмоцию страха и адреналин, после — инстинктивное движение к Никите, что излучал спокойствие и поддержку одним только своим молчанием. Я как будто снова обнимал своего дорогого Ханда.       Я лежал на кровати в темноте. Из-за какого-то праздника, название которого я не запомнил, на людей в городе приятно наплыли выходные, так же приятно, как и холодная волна накрывает раскалённый песок. Я лежал… с улыбкой и… думал…       О том, кто такой Никита. Он был мне как будто знаком, я как будто видел в нём то, что знаю. Только кроме себя так хорошо я не знаю никого. Но… теперь я думал, что я мог уже когда-то встречать Никиту. Это казалось бредом, по существу и было, но крупица какого-то чувства не давала мне выкинуть это из головы.       «Друг.» я попробовал слова на вкус.       Невероятное чувство, я снова заулыбался. Никита был мне другом, подумать только. Пол года назад я бы и не задумался бы о том, что этот новый учебный год ко мне так обернётся.       Когда нежные восходящие лучи солнца начали заглядывать в окно, грея на пути мелкие-мелкие снежинки, висящие паутиной в воздухе, я вдруг подумал, что если кто-то отнял у меня одно успокоительное, то может забрать и другое.       Мне вдруг стало страшно, что из-за меня может пострадать такой хороший человек. Никита ни в какой мере не заслуживает иметь в крови такую отраву, которая может вызвать даже галлюцинации, если я правильно запомнил интернетную статью.       Нужно тщательно следить за тем, что он ест. Вдруг мне совершенно случайно удастся предотвратить самую масштабную катастрофу моей жизни.       Так же я вспомнил про другого Никиту. Берга.       Тайна, покрытая мраком. Мы стали реже общаться, он списывал всё на занятость, но я уже видел этот сценарий много раз.       Сначала человек тебе действительно интересен, потом ты понимаешь, что он заинтересован в тебе больше, чем ты в нём, стараешься найти какую-нибудь работу, чтобы твоё избавление от навязчивой части окружения выглядело не так болезненно для этого человека.       У меня всегда была одна из главных ролей.       Но иногда он говорит такие вещи… он действительно очень красиво говорит, я ему безотказно верю, он будто знает всё обо мне, знает… как со мной нужно говорить. Такого человека я не очень хотел терять. Я вспомнил пару сообщений, которыми мы перекинулись недавно.       Давид Роменский:       «С новым годом, Берг! Я рад снова писать тебе в новом году! »       «У нас с тобой не разные часовые пояса? »       Ответ пришёл на следующее утро.       Никита Берг:       «Хах, нет, я не так далеко, как ты думаешь. И прости, что не ответил. Было одно важное дело. »       «Я рад читать в новом году, что ты рад писать мне в новом году) »       «Желаю тебе счастья и не болеть »       Давид Роменский:       «И тебе ;) »       Это, кажется, были последние сообщения. Прошла почти неделя. Очень много эмоциональных качелей и мыслей произошло. Ханд всё ещё приходит ко мне во снах, но после них я уже не просыпаюсь так громко, что из другой комнаты может прибежать Кристина.       Я встал с кровати. Холод, что покрыл пол, начал кусать меня за босые ноги. Головокружения больше меня не беспокоили, а руки не тряслись. Радостно вспомнив об этом, я взял фотоаппарат и сделал то, что сделал.       Это первая фотография меня.       Объектив направлен к окну, за ним — леса, домики двух соседей, солнце, что решило наконец проснуться. В стекле смутным отражением таился я. Весь неловкий, в пижаме, размытый, скрывающий лицо за фотоаппаратом.       Обычно я избегал любого моего попадания в кадр, даже через отражения в стаканах, ложках, других кристальных поверхностях. Мне было неловко, что я портил картину тем, что присутствовал.       Но сейчас моё отражение в окне казалось правильным. Я больше не «плавающий фотограф».

***

      Несмотря на выходные, школа фотографии была открыта. Мне даже казалось, что никакие заморозки или пустынная жара не способны повлиять на это. И это меня радовало. Это означало, что мне есть, куда сбежать.       Но сейчас я не сбежал, а скорее… спешил к цели.       Фотоаппарат горел в моих руках, забыв, что на улице зима, моя кожа буквально покраснела. Я нутром ощущал, что несу в руках что-то странное, что влияет на меня, как будто ты знаешь что-то, но не можешь исправить, потому что находишься на́ людях. И вот мысль об этом вертится в твоей голове, ты не можешь сосредоточиться на дороге, постоянно скользишь по таившемуся в снегу льду, чуть ли не падаешь.       Я так шёл. У меня возникло спонтанное желание распечатать эту фотографию, сделать это без лишних затрат можно только в школе, где я учился.       В компьютерном классе. Надеюсь, сегодня там действительно никого нет.       Вообще моя школа предусматривала два вида фотоаппарата: цифровой и плёночный. Я сразу смекнул, ещё давно, что плёнка станет дорогая из-за постоянно растущих технологий, которые будут пытаться вытеснить старый фотоаппарат. Я копил несколько лет, последние годы обычной школы, чтобы купить старенькую сейчас модель.       Мой фотоаппарат, имя я так ему и не придумал, хотя Кристина называла его «Вика» и думала, что это девочка, был для меня всем. Он был для меня сродни Ханду.       Благодаря этому чуду техники, тому счастливому псу, я мог видеть мир и чувствовать его.       Я вбежал по лестнице прямо к дверям и дёрнул за ручку. Небольшой участок между ступенями и забором успели убрать от снега, но я все ещё слышал хруст под ногами. Даже когда уже заходил внутрь здания, которое так привычно встретило меня теплом.       Я поздоровался с охранником, которому приходится пропускать все выходные, переобулся, повесил куртку в раздевалке и поспешил к компьютерному классу.       Он встретил меня странной духотой и жарой. Батареи топили не на шутку, а информатик, который следил за помещением, радовался навалившемуся празднику, на что я пожал плечами.       Как только я подключил фотоаппарат к компьютеру, телефон в моём кармане коротко завибрировал.       «Крис: Не смей приходить домой в течение часа, понял?»       Я вскинул брови.       «Почему?»       Я отправил. Ответа долго не приходило, либо я слишком нетерпеливо ждал. Я вернулся к кадрам. От чего-то у меня дрожали руки, я торопился, случайно нажал на более давнюю фотографию.       Никита. Почему-то какие-то проводки резко оборвались, заискрившись в груди и разнося жар по лёгким, мне даже стало трудно дышать от появившейся внутренней духоты.       Он стоял в пол оборота, на лице играла азартная улыбка, в глазах отражались люстры (или это был его собственный блеск, из-за которого я хотел бесконечно смотреть ему в глаза), на подбородке была спущенная маска. Я помню: рука, что потянулась к ручке двери, дрожала. Он смотрел тогда на меня, не успев опустить взгляд в объектив.       Это фото я сделал перед тем, как пробраться в огромный зал, чтобы вернуть свои куртки. Мы не разобрали, что схватили, поэтому я тащил по полу Сашкино пальто (или это было не пальто) и чёрную куртку, которую мы потом отдали девчонке.       В руках у него было больше одежды. Там была и моя куртка с шарфом тоже. Почему-то этот факт до сих пор меня смущает. Немного.       «Крис: Секрет фирмы»       Я даже не успел почувствовать, не знал, когда завибрировал телефон. Я как-то замечтался, смотря в глаза человеку на экране компьютера.       Отвечать я не стал, она всё равно не скажет, что происходит. Но я всё равно только пришёл, может потрачу больше времени на обработку кадров с Никитой, чем на печать скромной одной фотографии меня.       Так и случилось. Я просидел уже где-то больше часа, а так и не распечатал фотографию.       «Крис: Ты уже можешь перестать быть бомжом и идти домой.»       Закатив глаза, я сохранил прогресс обработки, отправил фотографию в печать и отключил фотоаппарат от компьютера. Я его выключил, положил в чехол. Всё это время глупо улыбаясь.       Сегодня отличный день.       Зимой я стараюсь не фотографировать на улице, как никак, но технике может стать плохо, а денег на починку или покупку новой у меня нет.       Лист бумаги выехал из принтера. Фотография не была излишне пиксельной, разрешение подразумевало собой весь лист, усеянный мелкими деталями и моим отражением. Первая фотография меня на моей стене над кроватью. Как-то необычно.       Я выхожу из здания, попрощавшись с охранником. Вокруг меня разлилось солнце, что неприятно светило в глаза, было довольно людно, из-за чего я свернул в мелкие дворики, где не было толп, которые кто-то заменил на гладкий лёд. Я шёл медленно, стараясь не упасть, но подошва скользила по поверхности, норова свалить меня.       Но я добрался до последней автобусной остановки. Из-за больших сугробов автобусы урезают свои линии, в пригород они не ездят, именно поэтому я прошу маму подбросить меня до школы или до дома. Но сейчас я иду пешком.       Даже не смотря на снег и лёд под ногами, я мог идти вертикально, не шатаясь.       Я смотрел как высокие дома постепенно превращались в страшные пятиэтажные домики, чьи стены походили на безжизненный, выжженный на солнце песок. Летом смотрится жарко, зимой — немного нелепо.       Телефон снова коротко завибрировал, я высунул руки на холод, они тут же покрылись каким-то невидимым гелем, который мешал мне нормально двигать пальцами.       «Крис: Ну где ты там?»       «Я пешком пошёл»       Вместо того, чтобы переместить взгляд немного выше, я выключаю телефон и ненадолго вытягиваю руку, чтобы рукав открыл мне наручные часы. Меня нет дома почти два часа, что она там придумала и по какому поводу?       Когда же домики и пустошь превратились в участки и высокие ели, которые простирались толстым забором между городом и пригородом, а смог целиком остался позади меня (мне даже дышать легче стало), я стал смотреть вдаль, пытаясь разглядеть свой забор.       Я ещё раз задумался о покупке очков, подумал, что буду выглядеть в них ещё хуже. А ведь моя самооценка только начала воспринимать меня как что-то нормальное.       Я ступил на свою родную землю. Калитка позади меня закрыта на ключ, повсюду снег и сугробы, которые мы с Кристиной образовали на ещё одних выходных, чтобы ходить от дороги до дома было просто возможно без вреда для хорошего настроения. Старая теплица спокойно стояла справа, дом терпеливо ждал, когда я открою дверь.       Я подошёл, потянулся замёзшей рукой, дёрнул на себя.       Меня оглушил вскрик, я подумал, что снова зашёл к соседке, или что превратился в снежное нечто и напугал всех, но слова медленно дошли до меня. Почему-то голосом Никиты.       — С днём рождения!