Внутри.

      Перед глазами как-то странно проносились воспоминания и кадры, которые я видел сегодня. Они отражались в чае, в котором было видно моё лицо и ворот Никитиной кофты. Синяя, полосатая… кажется, от неё пахло мистикой, из-за чего я снова хотел поднести рукава к носу… Это слишком особенный запах.       Вот он рассматривает мои приоткрытые глаза, когда нёс меня на руках. Беспокойство так и сквозило, мне даже показалось, что оно вырвется оттуда в виде слёз. Я попытался шире открыть свои глаза, но свет был слишком яркий, да и мне было очень холодно, все силы уходили на то, чтобы дрожать. Пусть я это и не контролировал.       Или вот он говорит старушке, что ей нужно выйти, из-за моей стеснительности. Честно говоря, мне казалось, что всё моё тело горело от того, что на мне не было одежды, почти никакой. Было сложно как-то двигаться, мне хотелось сжаться. Никита почти не смотрел. От этого мне становилось легче.       А сейчас вопрос сотряс тишину. Я пока не понимал всю значимость его, пока не поднял глаз. Старушка застыла в страхе, а парень рядом пронизывал её взглядом. Таким пытливым, что я дёрнул локтём, намного касаясь его плеча.       Марта тёплым комком на моих коленях через одеяла успокаивала меня, из-за чего я пересадил её, аккуратно и неумело сжав пальцами тельце, на колени уже Никиты, зная о его любви к тому, чтобы выглядеть устрашающе. Я бы тоже так хотел, но, от чего-то, менять ничего не хотелось.       Он положил холодную руку на голову кошки, немного перебирая пальцами шёрстку, а я невольно засмотрелся на это, случайно вспомнив, что эта же рука накрывала мою, когда я ещё чуть дрожал в тёплой ванной, пока моё почти голое тело горело и покрывалось стыдом.       Я вернул взгляд на старушку, которая что-то явно обдумывала: её лоб покрылся некоторыми морщинками, глаза опущены на стол, где стояли домашнее печенье и варенье, от которого из-за Никиты осталась половина, а губы плотно сжаты в какой-то кривой манере.       Бардак и прохлада кружили вокруг меня навязчивыми мыслями, ожидание становилось всё более напряжённым.       — Это была фамилия моего первого мужа. — сказала она, и я почувствовал, как парень рядом просто перестал дышать, как-либо шевелиться. На натянутых нервах отозвались нотки страха, я скосил взгляд на Никиту, и страх так скаканул, что я даже дёрнулся: лицо его заметно побледнело. Кожа была будто тарелка.       И тут до меня дошло. Любопытство и шок бились из меня наружу, но я не мог задать вопрос: Никита утаил то, что его фамилия тоже «Берг». Я понимал, что мои ладони начали знатно потеть, попытался вытереть их о ткань, согревающую меня, но пальцы сами собой сжались, руки не хотели двигаться.       — Теодор Берг был весьма хорошим человеком, царствие ему небесное. Но… — начала она и вдруг запнулась. Я слышал по голосу, что в горле начало першить от боли, мне хотелось прекратить этот её грядущий монолог, но нужно узнать правду. На кону тайна смерти Ханда, которая как-то имеет связь с Никитой.       Я сжался сильнее, когда подумал о том, что… эта старушка может быть матерью моего дорогого друга…       — Но Бог не дал мне детей. А Теодору нужен был наследник. Он бросил меня, я сменила фамилию на девичью, попыталась жить дальше, но это было сложно. Он купил мне этот дом, оформил на меня и больше не появлялся в моей жизни, а я его страшно любила. Охмурил он меня. — старушка отвернулась от нас к окну, мы больше не видели её лица. — Потом я вышла за вдовца с двумя детьми.       — Простите… — начал Никита. Я даже дёрнулся, погрузившись в историю. — А как ваша девичья фамилия? — он спрашивал осторожно, будто боялся обжечься.       — Лебедева. — сказала она. Я не знал никого с такой фамилией, поэтому повернулся к Никите, чтобы он мне хоть шепнул. Тот снова стал статуей из фарфора. Может, в другой ситуации, я бы его сфотографировал, поймав вдохновение…       — После… расставания д… Теодор ещё появлялся в вашей жизни?       — Нет, ни разу. — старушка помотала головой. Она не смотрела в нашу сторону. Я ничего не понимал.       Никита вздохнул и начал о чём-то думать. Я это понял, потому что он опустил голову и закрыл глаза, не шевелился. В таком состоянии он бывал нечасто, но я любил наблюдать за этим. Обычно, потом следовало невероятное объяснение, которое было весьма логичным, но слишком сложным для меня.       Я не отрицал того, что Никита умнее меня. Ещё я на это не обижался.

***

      На плечах оседало напряжение. Солнце уже совсем ушло, за окном показалась кромешная темень. Я вытянул руку в привычном жесте и глянул на часы — уже надо бы вернуться.       Мы с Никитой ушли в ванную, чтобы забрать мою одежду, которая, надеюсь, уже высохла. Мы ни слова не сказали — я знал, что он ещё думает. Просто хотел оставить старушку одну.       Или же я был настолько шокирован, что не знал, о чём спрашивать.       Марта шла вместе с нами, я слышал её мягкие шаги. Если закрыть глаза их можно спутать с шагами Никиты, он тоже хотел быть незаметным, хотел красться.       Он протянул мне мои брюки, я взял их в одну руку, другой держа одно одеяло. Мне нужно было их надеть. Я поднял глаза, чтобы в слух не просить. И встретил уже отвернувшийся затылок.       Внутри что-то то ли сверкнуло, то ли оборвалось. Мне стало немного жарко, может, лицо всё равно стало немного розоватым.       Одеяло упало на пол, тёмная ткань приятно и тепло окружила мои ноги, даже мурашки пробежали. Только пальцы на ногах всё ещё были холодными, их не получалось согреть, но, думаю, беда не велика.       Тут Никита оборачивается и смотрит на меня. Не в глаза, не на лицо, скорее, на весь мой вид. Домашние старые тапочки в красную клетку, чёрные брюки и его полосатая кофта. Наверное, это какая-то особенная водолазка без противного ворота.       В его руках была моя белая футболка. Уже и не помню, откуда она у меня, но я её страшно любил. И призрак на ней мне тоже нравился. И эту футболку сейчас держал Никита, с которым белая ткань очень странно сочеталась.       Он, наверное, ждёт пока я сниму её. Торс же это не страшно. Он его, наверное, уже видел. Хотя, что это, блин, меняет, если я уже чувствую, как суставы каменеют, не в силах пошевелиться, а ладони потеют, а щёки покрываются таким густым стыдом?       Парень снова отворачивается, показывая мне спину. Руку он держал позади себя, на уровне поясницы. Я смог разглядеть часть рисунка призрака на своей белой футболке.       Эту тёмно-синюю ткань не хотелось отпускать, но я уже взялся за её края, чтобы потянуть вверх. Прохладный воздух тут же окружил мои живот, бока, спину, плечи, я невольно вздрогнул, и не раз, пока выворачивал на лицевую сторону кофту Никиты.       Тот всё ещё стоял неподвижно, ждал. Я ещё раз подумал о том, какой это замечательный человек.       Моя футболка была теплее из-за того, что она висела на батарее или трубе.       — Ты так много одежды носишь. — подал я голос, протягивая одежду хозяину. — Тебе не жарко? — Никита аккуратно повернул голову, а потом повернулся и сам.       — Не. — лишь сказал он как-то весело и стал натягивать её на чёрную футболку. Я сразу заметил, как расширилась линия его талии, как чуть увеличились плечи. Неужели я когда-то был привычен к этому виду? То есть, Никита намного… худее?..       Но комментировать это я уже не стал. Нужно было вернуться к старушке, но почему-то мне было неловко показываться ей. Надеюсь, он тоже понимал, что мне нужно домой.       — Пойдём. — скомандовал он, и я возражать не стал. Он шёл впереди меня, как какой-то проводник ведёт группу туристов по незнакомому месту, рассказывая о его особенности. Я, наверное, когда приду домой, напишу о том, насколько Никита особенный для меня.       Его присутствие ощущалось где-то на уровне шестого чувства и интуиции. Он как будто наполнял воздух частичками мистичности, магии. Я знал, как близко ко мне он стоит, смотрит на меня или нет.       И без него интуиция внутри разрывалась от истерики, порождая непреодолимое желание оказаться рядом. Я чувствовал странную потребность в том, чтобы чувствовать частички в воздухе, чтобы чувствовать его тепло вокруг меня, что бы чувствовать его.       Эта привязанность походила на моё отношение к Ханду, когда я был маленьким, когда пёс был ещё щенком.       Пока я об этом думал, я не заметил, как Никита попросил у старушки её номер телефона, сердечно её поблагодарил и извинился за хлопоты, как в моих руках оказалась моя куртка, которая была в ванной…       Я взял на руки Марту будто маленького ребёнка. Она, наверное, чувствовала себя королевой, пока я с ней сюсюкался. Это прекратилось, когда я заметил ревнивый взгляд Никиты.       Мы вышли за калитку, шли по дороге.       — Через первый этаж лучше не идти. — сказал я, вдруг что-то вспомнив.       — Ты избегаешь дома? — Никита шёл рядом, я ощущал его прикосновение локтём. Он как всегда был на удивление проницательным. Я не знал почему, мне казалось, что дом меня как-то сторонится, что стены его на меня давят. Либо же сама улица, город манили меня к себе, чтобы похвастаться свежим воздухом с вдохновением.       — Нет. — наверное, я соврал. — Я не знаю, как объяснить Марту. А так, ко мне в комнату не заходят, скажу, что я разминулся. — вокруг нас было довольно темно, но Никита вышагивал так уверенно, что я и не думал о том, что сам могу споткнуться.       — А как нам разминуться, не заходя в дом? — спросил он. Марта в моих руках чуть извернулась, мне показалась, что она падает, поэтому я дёрнулся вперёд. От страха что-то дёрнулось и внутри меня.       — Помнишь, как залезать на чердак в гараже? Там лестница. — я невольно кивнул в сторону дома, чей забор уже можно было различить лишь силуэтом между других тёмных фигур деревьев. Никита кивнул, я этого не видел, но почувствовал. — По ней можно и ко мне в окно залезть. Только кухню нужно проверить.       Мы прошли через калитку, прошли мимо старой теплицы и гаража, обошли дом. Всё под ногами ощущалось так привычно только потому, что рядом был Никита, внутри было так спокойно, когда в то же время обычно внутри у меня беспокойство и лёгкая дрожь в руках.       Я подошёл к последнему углу. Марта бежала за Никитой, который был позади меня. Если она попадётся кому-то на глаза, ничего страшного не случится. Дворовые коты часто ходят по участкам в поисках еды или тепла.       Пальцы касались холодного камня гаража, взгляд скользнул на окно. Свет был, он лёгким ветерком лился из глубины дома, наверное, из маминой комнаты. Значит, она ещё не спит. Это плохо, она могла смотреть в окно, но если не вышла на улицу — я не слышал, как хлопнула входная дверь — то не заметила нас.       Я аккуратно стал высовываться из-за угла, чтобы загнуть за стекло. Светлый дверной проём тоже вылезал размытым из-за моего плохого зрения и нескольких слоёв стекла, будто боялся меня. Мамы не было ни в комнате, ни в кухне.       Я быстро ринулся вперёд и стал стараться подниматься тихо и быстро. Взбежав выше, чем нужно, я стал ждать Никиту, тот уже забирался наверх за мной, я даже не услышал, как он побежал за мной.       Незамудрённым способом я оказался у себя в комнате, всегда оставляя это окно приоткрытым. Потом я втянул в окно и Никиту, просунув свои руки между его и его туловищем. Он снова ощущался странно худым.       Обувь мы поставили на большой пакет, чтобы не пачкать пол больше, куртки я запрятал в шкаф. Никита сидел с Мартой, которая сама взбежала по лестнице, сама запрыгнула в окно, а я сел за стол, поджав колени к груди.       Теперь слабость в руках начала ощущаться сильнее.       — Может, разбираться будем завтра? Ты выглядишь уставшим. — я не мог увидеть взгляда, мы сидели в темноте.       — Нет, я нормально. — я даже помотал головой. — Давай разбираться. Она была женой кого? Твоего отца?       — Деда. Я помню, что находил фотографию. Я думал, мне показалось, что она знакома мне. Но, она мне, получается, не родственница. — он недолго помолчал.       Я попытался разглядеть его в темноте. Подумать только, как правильно ощущалось присутствие его и Марты в моей комнате. Мою шею слабо тянул фотоаппарат, который нужно уже оставить в покое, он многое пережил.       — Смотри. Когда-то давно она встретила моего деда, но не смогла сделать с ним ребёнка, который был ему нужен. Они развелись, она вернула свою фамилию… — он, кажется, опустил лицо в руки. — Нет, не так начал… Короче. Мы ходили к одному психологу, ты знаешь. — я кивнул, хотя знал, что этого не требовалось. — Он — это друг моего отца, я… шантажировал его, чтобы он достал какое-какой документ, что-то вроде досье.       — Подожди, ты шантажировал школьного психолога? — я уставился на него максимально шокированным взглядом. Удивление полилось через край, я не мог себе вообразить такого даже в фантастических книжках и кино. — Ты оказывал психологическое давление на психолога?       — Да? — он погладил Марту, которая решила лечь ему на колени. — Так вот, это было досье на мою жизнь, там и прошлое и будущее, расписанное чуть ли не по годам. Там говорилось о моей знакомой, Линде Лебедевой. Может, они — родственники, может — однофамильцы. Я надеюсь на второе, иначе это просто сложно.       — Офигеть. — лишь сказал я, после конца фразы не закрывая рта.       — Да, ещё я думаю, что отец мой знает про неё, раз она была в жизни его отца, то есть моего деда. Но в то, что он отравил твоего пса, чтобы испортить тебе жизнь, когда мы ещё не были знакомы, я не верю, слишком фантастично, да и он не мог заглянуть так далеко в будущее.       — Да… — выдавил я. «А твои рассуждения слишком логичны.» Думаю, мой мозг уже потерял нить. — Но вдруг он мог это сделать?       — Что? — он выпрямил спину, посмотрел на меня.       — Он же контролировал тебя через психолога, я правильно понял? — слабо заметный кивок. — И я тоже к нему ходил, может он и должен был нас познакомить? — повисло некоторое молчание. Честно говоря, я испугался собственных слов.       — То есть, ты думаешь, что он убил твоего пса, чтобы мы ходили к одному психологу, а потом и познакомились через него. — насколько я помню, со мной он часто говорил на тему одиночества. — Но зачем?       — Да, ты прав, слишком фантастично. — кажется, это был отголосок моей чрезмерной скромности.       — Ты говорил, что сам пытался думать. — я вспомнил, как рассказывал про мысли насчёт смерти Ханда.       — Да. Я сразу отмёл себя и Крис с мамой, ещё отца. У нас всех нет причин. Потом и старушку. — не могу поверить, что я так и не спросил, как её зовут. — Я хотел её проверить, у мамы есть какой-то чат соседей, но не стал. И знаешь, когда она рассказала нам о том, что выращивает этот яд, я понял, что она никак не могла это сделать. Понимаешь… Это типа…— я решил подобрать слова, а не тараторить, чтобы донести свою мысль лучше. — Она бы не сказала нам о нём, ведь знала бы, что это главная улика.       — Давид, ты меня поражаешь. — я прищурился, чтобы лучше рассмотреть Никиту, но попытка была бесполезной — всё ещё темно.       Но голос Никиты был такой восторженный, как будто отец видит, как его ребёнок делает первый шаг сам. Я почувствовал, как от него исходило «горжусь», как щёки начали греться.       — Да… Но это, получается, и не твой отец, пусть с ним и есть связь. Я думаю это кто-то из соседей. — я почувствовал, как подступил зевок, но его не удалось сдержать, ещё пришлось потереть глаза, они болели от темноты.       — Ты уверен, что не хочешь спать? День тяжкий был и для меня. — голос Никиты вдруг прозвучал ближе. — Я могу на чердаке поспать, если ты не хочешь, чтобы я уходил.       Он стоял совсем рядом со мной, я поднял голову вверх, чтобы, предположительно, смотреть ему в лицо. Тут внутри появилось какое-то ощущение, которому я не смог дать описание.       — Там холодно. — было моей единственной отговоркой.