Лишняя капля в чаше терпения

Первым испытанием нового дня стало разлепить слипшиеся и опухшие от слёз глаза. Его Кавех с треском провалил трижды. Только четвёртая попытка оторвать тяжёлую голову от подушки увенчалась относительным успехом. В комнате творчески зависимого учёного всегда стоял бардак, но сейчас он был многократно усилен близившейся сдачей достаточно крупного проекта, над которым Кавех работал параллельно со строительством особняка. Поэтому спустив ноги на пол, мужчина сразу же почувствовал вместо холодной древесины бумагу и карандаши, перекатывающиеся под пальцами. Вчера вечером он даже не вспомнил о том, чтобы задёрнуть шторы, и теперь в затылок ему нещадно палило солнце, усугубляя и без того отвратительное самочувствие. В голове было пусто и гулко, так, словно кто-то надел Кавеху на голову колокол и хорошенько по нему ударил. Пальцами массируя виски, мужчина слово за словом восстанавливал в памяти вчерашний разговор, пытаясь отсеять те его части, которые являлись исключительно ночным плодом измученного разума. И с каждой всплывавшей в сознании фразой ему всё больше хотелось провалиться сквозь землю и никогда больше не видеть аль-Хайтама. Потому что только такой идиот как Кавех в ответ на чистосердечное признание мог столь жестоко втоптать чужие чувства в грязь. Больше всего архитектору сейчас хотелось вырвать свой поганый язык, привязать к нему ленточку и подарить аль-Хайтаму в качестве извинений. У него в голове не укладывалось, как из всех вариантов он умудрился выбрать наиболее непростительный, такой, за который и сам Кавех кому угодно разбил бы лицо. Странно, что аль-Хайтам не сделал этого там же. «Видимо, пожалел психику своего нового парня», — сам себе съехидничал мужчина и поднялся с постели. Сейчас его несколько тревожил тот факт, что он понятия не имел, что скажет своему соседу, когда столкнётся с ним в коридоре. С замиранием сердца Кавех отпер дверь и прислушался, но в доме стояла тишина. Обычно к этому моменту аль-Хайтам уже уходил, и сегодня он не стал изменять своему расписанию. Это принесло архитектору облегчение. Значит, у него есть время вылепить из себя некоторое подобие Кавеха — слегка помятое, совершенно разбитое, но по крайней мере достоверное. И первым препятствием к тому, чтобы собрать себя по кусочкам обратно, стал валявшийся в проходе начисто разбитый макет. Кавех корпел над ним несколько долгих дней, чтобы затем просто-напросто уронить, не справившись с шоком. Хрупкие материалы разлетелись по полу, по большей части придя в полную негодность, и теперь походили на кучки цветастого мусора, а не на прекрасный сад. Окончательно масштаб этой проблемы стал ясен, когда Кавех, умывшись и причесавшись, вернулся к своему столу и обнаружил, что израсходовал практически все свои запасы. Будучи профессионалом, он достаточно щепетильно относился к тому, из чего делал макеты, ведь не каждый материал способен верно отразить задумку. Форма, цвет, жёсткость… Ни в одной вещи архитектор не был так придирчив, как здесь. К счастью, именно по этой причине он знал, что нужно было делать. Найдя на столе чистый лист, он вывел несколько строк изящным почерком и свернул его вчетверо. Затем, распахнув окно в гостиной, перевесился через подоконник и, найдя глазами нужного человека, позвал: — Джесто! Буквально через минуту от соседнего дома отделилась худощавая фигурка, и вскоре возле окна стоял сам Джесто — весёлый мальчуган с искрящимися глазами и огромной любовью к своей матушке. Не по возрасту серьёзный, он с малых лет помогал ей зарабатывать деньги, берясь за любую работу ему по силам. Кавех быстро это смекнул и стал пользоваться тем, что ему без страха можно было доверить поручения «принеси — передай». Приняв протянутый листок, Джесто с улыбкой поинтересовался: — У господина Кавеха снова закончились нужные материалы? — Ага. Отнесёшь как обычно? — Сию минуту! В смуглой ладошке звякнула и пропала пара монет, и Джесто моментально испарился. Доверять ему Кавех, конечно, доверял, но покупку нужных вещей всё равно предпочитал поручать взрослым. И самыми удобными и безотказными в этом смысле была Гильдия искателей приключений — не все её члены были достаточно сильны и смелы, чтобы сражаться с монстрами, зато покупки по списку мог сделать любой из них. «Итак…», — хорошее расположение духа осталось за пределами закрытого окна. Давящая тишина комнаты напоминала, что проблемы никуда не делись, и к возвращению аль-Хайтама нужно понять, что делать дальше. Вообще-то в глубине души Кавех самую малость радовался тому, что вчера узнал. Его угнетал тот факт, что не он стал тем самым мужчиной, которого выбрал аль-Хайтам, но то, что какой он выбор сделал в принципе, зажигало в душе слабую искорку надежды. Если аль-Хайтаму действительно нравятся мужчины… То быть может, есть хоть малейший шанс на то, что он взглянет на Кавеха? «Ага, держи карман шире», — чертыхнулся архитектор, сам поражаясь своей наивности. С такой-то реакцией на появление в жизни аль-Хайтама возлюбленного он, разумеется, был самым первым в списке потенциальных кандидатов на его следующую пассию. И всё же мысли отказывались течь в ином русле, раз за разом возвращая Кавеха к обдумыванию того, что он должен сделать для того, чтобы обратить внимание аль-Хайтама на себя. Они были знакомы так долго, что знали друг о друге больше, чем иные пары за годы семейной жизни. Если аль-Хайтам всё ещё не взглянул на него подобным образом — значит, ему чего-то не хватало? Но чего? Внешности? Абсурд, даже глядя в зеркало недовольным и невыспавшимся взглядом, архитектор видел писаного красавца, вслед которому студентки сворачивали шеи. Интеллекта? Тоже маловероятно. Кавех не мог вспомнить никого, кто был бы в состоянии поддерживать разговор с аль-Хайтамом так же долго, как он. Тогда почему? Может, чего-то не доставало в их отношениях? Если так подумать, Кавех не мог со стопроцентной уверенностью сказать, что никогда не отталкивал аль-Хайтама в моменты, когда чувствовал между ними какие-то изменения. Скорее наоборот — едва предательские слова повисали на кончике языка, а руки тянулись сделать то, что архитектор себе строго-настрого запретил, как Кавех тут же начинал симулировать гнев, истерику или вселенскую трагедию. Ему всегда казалось, что переступать эту черту ни в коем случае нельзя, что за ней будет только отторжение и одиночество. Но теперь в голове роились совсем иные мысли — а что, если бы он позволил себе? Прикоснулся бы, заговорился, слишком поздно спохватился бы и выдал себя с головой… Тогда в сознании аль-Хайтама его сосед стал бы тем, кого можно было бы полюбить? Подобные мысли взволновали Кавеха. Он ведь сам всегда делал всё, чтобы оказаться как можно дальше от аль-Хайтама, не спровоцировать его на прикосновения, закатывал очередной скандал, когда тот вновь забывался и выходил из комнаты неодетым. Что, если теперь он изберёт обратную тактику? Позволит себе долгие взгляды на подчёркнуто красивый торс, начнёт чуть дольше задерживать руку, касаясь чужой кожи, прекратит прятать неконтролируемо вспыхивающий румянец… Станет вести себя, как обычный влюблённый мальчишка. Поможет ли ему это отвоевать себе место в сердце аль-Хайтама? «Бесполезно говорить со стеной». Воспоминание опалило разум, возвращая Кавеха с небес на землю. Всё, о чём он сейчас думал, было не более, чем сладкой иллюзией, которой не суждено будет воплотиться, если он не сделает одну очень важную вещь. Ему обязательно, во что бы то ни стало нужно извиниться перед аль-Хайтамом. Архитектор не делал этого, кажется, вообще ни разу. Все его «извини» всегда несли в себе толику сарказма, не являясь полноценным признанием вины. Но в этот раз всё было иначе. Он совершил ужасную глупость, за которую положено было как следует попросить прощения. И когда они оба успокоятся, закроют этот неприятный эпизод, попытаются вновь общаться так, будто ничего не было… Вот тогда Кавех сделает всё, что в его силах, чтобы стать возлюбленным аль-Хайтама, единственным и неповторимым! От принятого решения Кавех почувствовал прилив сил и собрался уже начать планировать свои дальнейшие шаги, когда в дверь постучали. «Так быстро», — мелькнула удивлённая мысль, и архитектор поспешил открыть дверь. И действительно, стоявший на пороге человек держал свёрток фирменной бумаги и несколько заполненных мелкими деталями пакетов. Однако Кавех их даже не заметил. Вместо этого взгляд вцепился в песочно-жёлтые одежды со старым потёртым поясом и чуть виноватую улыбку на противно знакомом лице. Точно. Он и забыл о самой главной проблеме в его великолепном плане. — Эм… Я пришёл по поручению Гильдии… — Я вижу, — резко прервал его Кавех и окинул взглядом поклажу. — Сколько? — Сейчас, минуточку… Так, шарниры, клей, бамбуковые палочки… Всего в сумме три тысячи пятьсот пятьдесят моры, вот чеки. Ах, и ещё услуги Гильдии… Сколько же они там стоят… — Я знаю, почём подобные поручения. Жди здесь. Путешественник был последним, кого архитектор желал видеть на своём пороге. Ненадолго он позабыл, что этот юнец тоже был частью Гильдии искателей приключений, и вполне мог принять его просьбу. К тому же, не ожидая такого быстрого выполнения задания, Кавех оставил деньги в комнате и был вынужден ненадолго оставить гостя в прихожей. В той самой прихожей, где он видел их вчера прижавшимися друг к другу. Хлопнув себя по щекам, Кавех попытался успокоиться. Ему нельзя психовать. Ни в коем случае нельзя было выставить себя дураком перед кем-то вроде него. Кавеху совсем не хотелось, чтобы этот светловолосый мальчишка потом жаловался аль-Хайтаму на то, как его злой и страшный сосед пытался его запугать. И уж точно совершенно не желал представлять, как аль-Хайтам успокаивающе прижимается губами к его лбу и утешает его. Ааа, чёрт, от этих мыслей кровь буквально вскипала в жилах! Ящик задвинулся в тумбу с таким громким стуком, будто Кавех пытался выплеснуть на него всю свою злость. Нет-нет-нет, нельзя! Прежде всего ему нужно вернуть их отношения с аль-Хайтамом в привычное русло, а если он сейчас сорвётся, сделать это станет гораздо сложнее. Вот когда он извинится и сумеет заполучить всё внимание аль-Хайтама себе, тогда можно будет позволить себе и злые шутки, и ехидные комментарии. Но не сейчас. Сейчас надо быть терпеливым. Ещё раз пересчитав деньги, Кавех вернулся в прихожую и тут же скривился — вместо того, чтобы послушно ждать, посыльный прошёл вглубь дома и поставил свою ношу на столик в коридоре. — Я сказал тебе ждать там. — Было бы непросто положить пакеты, не переступая порога. Спасибо за поручение, — Итэр принял оплату, но не спешил уходить. Вместо этого он замялся и слегка неуверенно протянул, — ммм… Кавех… — Господин Кавех, — надменно поправил его мужчина. — Господин Кавех, — послушно повторил путешественник. — Я прошу прощения за то, что вчера так получилось, мы не хотели вас разбудить. И ещё… Возможно мой вопрос прозвучит довольно грубо, но… Итэр замялся и Кавех, придушив желание выставить его прямо сейчас, дал своё дозволение: — Говори. — Видите ли… Ах, наверное, это всё только моё воображение, но мне просто нужно в этом удостовериться. Скажите, господин Кавех, существует ли такая вероятность, что аль-Хайтам вам нравится? При упоминании его имени в душе всколыхнулась нежность, но Кавех привычно заменил её вспышкой злости: — Что за вздор! С чего тебе подобное вообще пришло в голову? — Правда? Какое облегчение! Признаться, я боялся, что вы скажете иначе, ведь если посмотреть на нас со стороны — то господин Кавех во всём лучше меня. Архитектор в недоумении уставился на Итэра. Он что, только что похвалил его? — Лучше? — Именно! Помните, мы столкнулись несколько дней назад в библиотеке дома даэны? А, вы, должно быть, даже не заметили меня. Я видел, как вы говорили с аль-Хайтамом, и мне, честно говоря, стало слегка неуютно. Вы со стороны так хорошо смотрелись вместе, к тому же, господин Кавех очень красив. Ахах, давно я не чувствовал себя столь неуверенно в своих силах… Если уж даже он признавал красоту гордости даршана Кшахревар, то и у самого Кавеха не оставалось сомнений в том, что он не зря оценивал себя так высоко. Горделиво вздёрнув нос, он фыркнул: — Глупо считать, что красота человека заключена только во внешности. Без достойных манер даже дева неземной красоты будет лишь хрюкающей свиньёй. — Я совершенно согласен! — радостно хлопнул в ладоши Итэр. — Мне доводилось видеть людей с выдающимися внешними данными, но просто ужасным характером. Стоило им заговорить, как ты немедленно в них разочаровывался. Однако господин Кавех ведь выпускник Академии? Уверен, у него нет недостатка не только в воспитании, но и в знаниях. — Естественно! Ты должен понимать, как скурпулёзно в Академии подходят к тому, чтобы решить, кто достоин получить диплом, а кому стоит ещё поработать над своим обучением. — А ведь господина Кавеха называют гордостью его даршана? Должно быть, вы просто невероятны! — Именно так! Похвала следовала одна за другой, и Кавех даже немного расслабился. Оказывается, путешественник уже успел побывать в спроектированном им Алькасар-сарае и остался в восторге от незаурядного таланта архитектора. К тому же, встреченные в пути учёные, бьющиеся над темами для дипломных работ, произвели на него гнетущее впечатление. Тем удивительнее стало известие, что выпускная работа Кавеха была готова ещё задолго до предзащиты, а к моменту сдачи остальные студенты рвали на себе волосы от резко возросших требований их кураторов. Гордость даршана задал высоченную планку, достичь которой и по сей день не смог никто. Музыка, театр, литература… Какой бы темы они ни касались, Кавеху везде было, чем похвастаться. В сравнении с ним Итэр, зачастую не знавший, на какую часть сцены смотреть во время представления, казался необразованной деревенщиной. — Но в конце концов аль-Хайтам выбрал меня. Фраза прозвучало совершенно неожиданно, и Кавеха словно окатили ледяной водой. Чрезмерно расслабившись, он совершенно забыл, с кем говорит. Испуганно, почти затравленно Кавех повернулся к Итэру, но выражение приторной вежливости на его лице ничуть не изменилось. На мгновение архитектор почувствовал себя крохотной пташкой, бьющейся о прутья клетки, на которую сыто и довольно взирает огромный кот. То, как Итэр это сказал… Он намеренно пытался задеть его? — Что же, у меня ещё есть другие поручения, поэтому я пойду. До встречи, господин Кавех. Хлопнув дверью, путешественник ушёл, а неприятное чувство проигрыша никуда не делось. Теперь Кавех совершенно не понимал, что Итэр пытался сказать ему своим приходом. Что у него нет шансов? Что все действия Кавеха бессмысленны? Что каким бы идеальным он ни был, аль-Хайтам ничего к нему не испытывает? И догадывался ли он, задавая тот вопрос, о настоящих чувствах Кавеха?