Лишняя капля в чаше терпения

Как назло, встретиться с аль-Хайтамом не получалось. Дел, требующих присутствия секретаря Академии, меньше не становилось, а остаток свободного времени мужчина предпочитал проводить вне дома. Если же у Кавеха и получалось ненадолго пересечься с ним, тот обязательно был с головой погружён в очередную книгу и старательно игнорировал все попытки заговорить с ним. Архитектор злился и клялся, что в следующий раз выбьет чёртову книженцию из его рук, чтобы тот, наконец, его выслушал. Но к утру Кавех уже остывал и со вздохом признавал, что начинать извинения с рукоприкладства затея, мягко говоря, не самая лучшая. И снова начиналось томительное ожидание вечера и гадание, получится ли сегодня застать аль-Хайтама хотя бы ненадолго не погружённым в собственные мысли. К тому же, Кавех смутно подозревал, что подобная сосредоточенность была связана с новым человеком в жизни аль-Хайтама. По крайней мере, он не мог вспомнить, чтобы раньше тот так детально изучал историю Тейвата или копался бы в легендах, родившихся после Войны Архонтов. Всё это, без сомнения, интересовало не самого аль-Хайтама, а значит, и задерживался допоздна он вовсе не в Академии. Каждый раз думая об этом, Кавех бесился и швырялся скомканными бумажками в дверь своей комнаты, представляя, что запускает их в голову Итэра. Толку от этого было мало, зато хоть немного помогало выпустить пар. Говоря же о самом Итэре, с той встречи он больше не появлялся в доме аль-Хайтама, но осадок от беседы с ним продолжал тревожить архитектора. Ведь с какой стороны ни посмотри, его слова звучали как попытка поставить Кавеха на место. Указать ему, где кончаются его полномочия и начинается то, что отныне принадлежит только Итэру. Громко и чётко сказать о том, что у нерешительного архитектора отныне нет шансов. Напомнить, что он сам отказался от борьбы за аль-Хайтама. Чем чаще Кавех думал об этом, тем сильнее у него опускались руки. Ведь как бы мальчишка его ни раздражал, он был, по сути, прав. С каждым днём аль-Хайтам обращал на Кавеха всё меньше внимания, предпочитая бесконечно долгим спорам компанию своего парня. Даже фразы, на которые раньше легко было его подцепить, теперь удостаивались разве что сочувственной усмешки. Впервые на Кавеха холодом снисходило осознание того, каким чужим и незнакомым стал аль-Хайтам. Перед ним словно распахнулась необъятная пропасть чуждого ему сознания, в которой невозможно было найти ни единого знакомого знака. Чужая душа потёмки — и Кавех горстями зачёрпывал эту тьму, пропуская сквозь пальцы и не разбирая ни крупицы из увиденных им тёмных песчинок. Ещё пару недель назад он думал, что знает аль-Хайтама как себя самого. Сейчас ему казалось, что он не знает о нём совершенно ничего. Подавленное настроение просачивалось и в работу, заставляя Кавеха допускать досадные ошибки и постоянно отвлекаться. В конце концов он не выдержал атмосферы постоянного ожидания звука поворачивающегося в замке ключа и ненадолго переместился в Академию, чтобы по крайней мере закончить финальный вариант макета. Здесь дышать стало проще — снующие туда-сюда студенты и задумчиво зависающие над пыльными томами учёные помогали настроиться на нужный лад. Отодвинув сердечные вопросы на второй план, архитектор впервые за долгое время погрузился в работу. Оторваться от сосредоточенного приклеивания тонкой стружки, имитирующей резьбу, Кавеха заставил громкий разговор коллег прямо рядом с ним. Устало потянувшись, он краем уха прислушался к происходящему и уловил пару интересных фраз: — Да, кажется, беседки всё же были повреждены. Благодаря своевременному вмешательству Бригады Тридцати удалось минимизировать разрушения, но перестроить их всё же придётся. Только вот… Получится ли у меня уговорить его принять наше предложение? Думаете, он одобрит мой проект? — В чём дело? — Кавех откинулся на стуле и позвал обеспокоенную учёную. Та, робко сжимая в руках пачку листов, смущённо отозвалась: — Ох, господин Кавех… Понимаете, в северной части Академии, там, где на поверхность выходит много корней Священного Древа, недавно появилась группа плесенников. Поначалу мы просто зафиксировали их присутствие и уведомили стражу, ведь они не проявляли признаков агрессии. Однако на днях в их стае неожиданно появилась пара крупных особей, которые ни с того ни с сего решили проникнуть в город. Разумеется, эту проблему довольно быстро решили и никто из горожан не пострадал, но часть строений попала под удар. И… Эм… Так как они требуют ремонта и, возможно, перестройки, меня попросили разработать план реконструкции, вот только… — Только что? — подтолкнул Кавех замолкшую девушку. — Только… Я совсем не уверена в результате. А ведь мне ещё нужно получить одобрение секретаря Академии, чтобы можно было начать строительство… Но если я попытаюсь предоставить ему отчёт в таком состоянии, я… Ох, боюсь, у меня просто не получится… В глазах несчастной мелькнули слёзы, и Кавех не смог сидеть сложа руки. Ободряюще похлопав её по плечу, он вытянул мятую пачку листов из её рук и мельком просмотрел их. — Неудивительно, что тебя гложут сомнения, — покачал архитектор головой. — На мой вкус, чрезмерно скучно и слишком геометрично. Оглянись, вокруг повсюду цветы и лианы — как среди них будет выглядеть такая квадратная крыша? — Что… Тогда что же мне делать? — Попробуй ещё раз, — Кавех вернулся на стул, закинул ногу на ногу и развёл руками. — Смотри, у тебя здесь есть великий я, который направит тебя и подскажет, если ты вновь заплутаешь. А когда дело дойдёт до сдачи отчёта, я, так и быть, проявлю благородство и сам отнесу его. А заодно, наконец, окажется один на один с аль-Хайтамом и получит шанс извиниться! Идеальный план, не так ли? «Кавех, ты просто гений!», — сам себя похвалил архитектор и принялся за работу. Поначалу перепуганная девушка робела, всё боясь слишком сильно отступить от изначального замысла, но с каждым новым комментарием проявляла всё больше энтузиазма, с головой погружаясь в творчество. Вначале Кавех недоумевал, как такой растяпе доверили столь сложное задание, но к исходу второго часа оказался настолько доволен результатом, что не смог скрыть некоторую зависть к имевшемуся у неё таланту. Проектировать большие объекты, балансируя между красотой и надёжностью, было редким даром, которым Кавех мог похвастаться. Умение же подобрать подходящую отделку и выставить природную красоту материалов в выгодном свете было совсем другим. И чем лучше в итоге сочетались общая конструкция и её детали, тем более грандиозным получался результат. Заприметив на будущее имя и лицо этой девушки, Кавех сложил листы воедино и кивнул ей: — Ты хорошо потрудилась. Дальше я сам. Покинув зал в приподнятом настроении, Кавех почти взлетел по ступеням, решительной походкой направляясь к месту обитания аль-Хайтама. Давно у него было так легко на душе в последний раз, и архитектор чувствовал, что лучшего момента, чтобы извиниться, не представится. Сейчас он был способен не только искренне попросить прощения за неосторожные слова, но и набраться храбрости для того, чтобы спросить аль-Хайтама, чем же Кавех ему не мил. От одной только мысли об этом сердце начинало бешено стучать в груди, но Кавех запретил себе думать о том, что ему ответит аль-Хайтам. Если он позволит себе представить что-то плохое, то вся его решимость испарится, и тогда он снова будет топтаться на одном месте, как все годы до этого. Продолжать в том же духе было нельзя, тем более теперь, когда возможность потерять аль-Хайтама навсегда была как никогда реальной. Оказавшись на финальной части пути, Кавех притормозил и принялся оглядываться: аль-Хайтам был из тех, кто любил в процессе работы периодически пересаживаться с места на место, поэтому выискивать его приходилось с особым тщанием. Неожиданно в глаза бросилась знакомая небрежно накинутая на плечи накидка. Воодушевившись, Кавех на ходу оправил собственную одежду и даже притормозил перед блестящей поверхностью церемониального щита, чтобы привести в порядок волосы. Удостоверившись, что выглядит отлично, архитектор спустился на нижний этаж дома даэны и направился в сторону аль-Хайтама. — Аль… — Тогда получается, что мы никак не сможем этого узнать? Прежде, чем Кавех успел произнести его имя, рядом с аль-Хайтамом послышался чей-то писклявый голос, а затем возле стола мелькнул ненавистный жёлтый шарф. Кавех встал, как вкопанный, не в силах сделать и шагу. Почему? Какого чёрта он забыл в Академии? И прежде, чем Кавех успел стереть выражение отвращения со своего лица, его заметил аль-Хайтам. Тёмные брови резко сдвинулись, и между ними пролегла не предвещавшая ничего хорошего морщинка. Но летучая малышка, не видевшая этого, радостно замахала рукой и позвала: — Эй! Господин Кавех! Едва заметно сглотнув, архитектор всё же заставил свои ноги двигаться и подошёл к столу, водружая на его поверхность стопку бумаг. Делая вид, что не замечает незваных гостей, он протянул титульный лист аль-Хайтаму: — Это по поводу повреждения беседок в северной части Академии. Им ведь требуется реконструкция, не так ли? Здесь предоставлен подробный отчёт о планах на восстановление, а также обновлённый дизайн строений. — Эээй, господин Кавех? — Это ты сделал? — проигнорировав бюрократию, аль-Хайтам первым делом взглянул на чертежи. — Вот ещё. Эту работу поручили достаточно талантливой девушке, которой не требуется моя помощь в такой мелочи. — Кавех? Он что, не слышит меня? — Тогда почему отчёт принёс ты, а не она? — Можно быть стократ талантливым дизайнером, но совершенно неумелым дипломатом, — развёл руками Кавех. — У бедняжки ноги подкашивались от одной мысли, что ей придётся общаться с великим и ужасным секретарём Академии, уважаемым аль-Хайтамом. — Ка-вех! Ка… Аргх! Он продолжает игнорировать Паймон! Если ты не прекратишь, то я придумаю тебе обидное прозвище! — Но с чего ты решил, что я возьму и одобрю проект без всяческих нареканий? Только потому, что его принёс ты? — Разве я просил о подобном? Ты волен изучить его, высказать свои претензии и отправить на доработку. Моей задачей было лишь ознакомить тебя с его содержимым. — Ч-что же! Раз так, то ты сам напросился! Ты… Ты… Голова-ластик! Или нет, не ластик, а метёлка! Да, точно! Метлоголовый! Эхехе, ну что, обидно? — Послушай, ты, — терпение Кавеха, наконец, подошло к концу, и он резко обернулся к Паймон. — Я не питаю никаких иллюзий относительно воспитанности тебе подобных, но даже дождевой червь должен понимать, что начинать знакомство с оскорблений — недопустимая грубость. — Ик! — не ожидавшая ответа Паймон на мгновение испуганно отлетела, но почувствовав, что угрозы нет, начала громко возмущаться, — погоди! Ты только что назвал Паймон дождевым червём? И вообще, что значит «тебе подобных»? Кого ещё ты подразумеваешь? — А разве не очевидно? — Кавех иронично махнул рукой в сторону Итэра, не указывая конкретно на него, однако не оставляя сомнений в том, кого имел в виду. Но неожиданно для архитектора на его защиту встал аль-Хайтам: — Попрошу тебя выбирать выражения. Не думай, что я закрою глаза на подобные оскорбления в его адрес. Подобная предвзятость стала неприятным открытием для Кавеха. Он, конечно, всё это время знал, что они встречаются, но не наблюдая этого вживую, позволял себе думать, что это несерьёзно, всего лишь притворство. Однако аль-Хайтам повёл себя так, как повёл бы любой человек, когда его возлюбленному требуется помощь. Осознание резануло по сердцу с такой силой, что будь Кавех способен заплакать — он бы разрыдался прямо здесь. Но гордость, лелеемая годами совместной жизни с аль-Хайтамом, не позволила ему этого, в очередной раз стекая горечью с языка: — А иначе что? Выгонишь меня из дома? Какая замечательная идея, не правда ли? Как раз освободится комната, чтобы пригласить в неё кое-кого получше! Может, тогда и не стоит меня останавливать? Ведь получается, в твоих же интересах, чтобы я наговорил ему гадостей! — Смотрю, ты прямо-таки жаждешь съехать от меня как можно скорее? — почти прорычал в ответ аль-Хайтам. — Так не стесняйся, дверь открыта. Или ждёшь, когда я благородно соберу твои чемоданы и сам выставлю их за порог? — Так почему же до сих пор не сделал этого, раз я так тебя раздражаю? Ах, прости, я совсем забыл, что тебе некогда — ведь всё твоё время занимают сюсюканья с парочкой недоразвитых детей. — Г-господин Кавех! — испуганно попытался встрять в разговор Итэр, но, не понимая того, лишь подлил масла в огонь. — Господин Кавех? Это с какого перепугу он вдруг стал для тебя господином? Ах, вот оно что! — аль-Хайтам впился взглядом в Кавеха, чьи волосы едва ли не шевелились от гнева. — Просвети-ка меня, господин Кавех, с каких пор человек, пользующийся уважением даже среди людей уровня Нефритового Равновесия, вынужден так к тебе обращаться? — Разве это не обычное дело — говорить уважительно с тем, кто выше тебя по статусу? — пренебрежительно фыркнул Кавех. — Правда, что ли? Тогда и тебе следует обращаться ко мне не иначе, как уважаемый господин аль-Хайтам, не так ли? Ну, не хочешь повторить? И тогда, возможно, я окажу тебе милость и по доброте сердечной подумаю над тем, чтобы не отправить этот отчёт на несколько кругов проверок и одобрений, в том числе и за личной подписью всех действующих мудрецов или временно исполняющих их обязанности. — Пользуешься своим положением, чтобы усложнить мне жизнь? — прошипел архитектор. — По-моему, это ты всё время пользовался своим положением, чтобы получать поблажки. Не думаешь, что пора это прекратить? — Т-ты!.. Глаза жгло, обжигало изнутри жидкой яростью, место которой было на щеках, выходом которой должны были стать слёзы. Но как бы сильно ни покраснели уголки глаз Кавеха, как бы в нём ни кипело желание врезать аль-Хайтаму, а потом разреветься у него на коленях, его душило чувство собственного достоинства и осознание, что аль-Хайтам только что на глазах ненавистной парочки унизил и практически выбросил его. Извинения больше не могли ничего изменить. Хрупкая иллюзия отношений между ними разбилась вдребезги, и её осколки вонзались в оголённые чувства Кавеха, принося невыносимые страдания. Он больше не мог пытаться делать вид, что между ними ничего не изменилось. Он больше просто не мог. Бросив полный злости взгляд на притихшего Итэра, Кавех гордо расправил плечи и надменно бросил аль-Хайтаму: — Вот, значит, как? Прекрасно. Полагаю, на этом нам действительно стоит закончить. Решить, что делать со всем остальным, я предоставляю тебе. Прежде, чем аль-Хайтам сказал ещё хоть что-то, Кавех стремительно развернулся и покинул дом даэны. Ему было страшно, что если он услышит ещё хоть слово — то старательно возводимая крепость из силы воли всё-таки рухнет. Что плотина упорства даст трещину и неконтролируемая волна эмоций снесёт её к чертям собачьим. Что столбы и стены, которыми было обнесено его сердце, обратятся солью и погребут под собой истерзанный, кровоточащий орган. Что он сломается прямо там.