Лишняя капля в чаше терпения

С того дня всё существование Кавеха сузилось до четырёх стен рабочего кабинета и неуютной кровати где угодно, лишь бы не в квартире аль-Хайтама. При любом удобном случае архитектор напрашивался на ночёвку к многочисленным знакомым, лишь при крайней необходимости возвращаясь в дом, где его никто не ждал. Каждый раз приближаясь к знакомой улице, Кавех ненадолго замирал, гадая, увидит ли он на этот раз стоящие на пороге чемоданы, или же терпение аль-Хайтама ещё не настолько истончилось? Но прихожая раз за разом встречала его холодом и тишиной, в которой практически не чувствовалось присутствие её хозяина. Казалось, что не только Кавех, но и сам аль-Хайтам по какой-то причине избегал появляться дома. Впрочем, догадаться о причине было нетрудно — практически каждый вечер Кавех замечал секретаря Академии, уходящего в сопровождении светловолосого путешественника. И если раньше он всеми силами старался избегать мыслей об этом, то теперь настойчиво, с каким-то мазохистским наслаждением прокручивал увиденное в голове. Наверное, он просто пытался смириться с таким исходом. Привыкнуть жить в той версии мира, которую сам создал своими глупыми действиями. В какой-то мере ему это удавалось — резкая, разрывавшая на части боль прошла, уступив место глухим, отдалённым её вспышкам. Больше не хотелось кричать по ночам, до крови раздирая кожу на ладонях ударами о стену, не хотелось неожиданно вскочить и, отыскав аль-Хайтама, вцепиться ему в волосы, одновременно со злостью вгрызаясь в чужие губы. Все эти неконтролируемые желания постепенно оставались в прошлом — невысказанные, недосягаемые, утонувшие в безмолвном осуждении чуть прищуренных зелёных глаз. Пожар гнева, разожжённый резкими словами, гас, оставляя после себя лишь пепел чуть горчащей злости. Но Кавех злился не на аль-Хайтама. Кавех злился на себя. Злился на невовремя срывавшиеся с губ фразы, всем своим существованием противоречившие тому, что он на самом деле хотел сказать. Злился на то, как много раз отталкивал аль-Хайтама, хотя не должен был этого делать. Злился на собственные бессилие и бездарность, злился на свои ужасные привычки, которые раздражали даже его самого, злился на тысячу своих недостатков, смириться с которыми не был способен, наверное, просто никто. Всем сердцем ненавидел каждую черту своего чёртового характера, из-за которых всё вышло именно так. Но сил злиться постоянно не хватало, и когда усталость наваливалась на плечи неподъёмной ношей, Кавехом овладевала апатия. Слабость скашивала малейшие признаки эмоций, приводя к полнейшему равнодушию к собственной судьбе. Не хотелось есть, не хотелось спать, не хотелось выслушивать придирки заказчика, не хотелось двигаться и куда-то идти, не хотелось вообще ничего. В такие моменты он просто сворачивался калачиком и закрывал глаза, представляя, что ничего нет — ни комнаты, ни Академии, ни аль-Хайтама, ни его самого. Но на болезненно-знакомом имени в груди всё неизменно сжималось, и вскоре раздражение к собственной слабости вновь возвращало Кавеха к предыдущему состоянию. В этом круговороте злости и безразличия архитектор перестал замечать течение времени, полностью выпав из реальности. Порой друзья пытались его тормошить, но получали в ответ лишь колкие комментарии. Рядом оставались лишь самые стойкие, не до конца понимавшие, что с ним не так, но всё равно продолжавшие настойчиво вытягивать Кавеха из непроглядной пучины затянувшего его отчаяния. Кавех был им благодарен. Не подавал виду, ничего не объяснял, но всё равно чувствовал разливавшееся глубоко внутри тепло и старался поменьше язвить. Поэтому когда от них поступило предложение немного развеяться и сходить на выступление театра господина Зубаира, они не были сразу же посланы. Кавех даже благородно оторвался от созерцания заблудившейся на окне мухи и грустно вздохнул: — Они проводят выступления чаще, чем пустынники нападают на караваны. Какой смысл идти туда? — Н-но! В этот раз они устраивают премьеру, и действие их нового спектакля будет происходить в пустыне, — увещевал его бывший сокурсник. — Говорят, это очень трагичная история отца и дочери, выходцев из песков, что долгие годы были отлучены от дома. Но когда они вернулись, ужасное прошлое, от которого они бежали, настигло и разлучило их! К тому же, сценарий написан со слов искателей приключений, поэтому в нём много достоверной информации. Ну же, Кавех! — Мне это не интересно. К тому же, скоро нужно будет отдать окончательный вариант макета со всеми правками, поэтому мне ещё и некогда. — Тогда что, если я скажу, что мельком видел их декорации? Уверяю, ты останешься от них в восторге! — Я бывал в пустыне и знаю, как выглядят пирамиды. Чем ты хочешь меня удивить? — небрежно отмахнулся архитектор. — Хе-хе. А спорим, что подобного ты не видел? Когда я описал увиденное своим знакомым историкам, они были невероятно взбудоражены и изъявили желание немедленно приобрести билеты! Такого шанса, возможно, никогда больше не представится. Кто знает, как много ты упускаешь своим отказом? Кавех задумчиво закусил кончик пера. В последнее время он отказывался ото всех приглашений, прекратив посещать даже регулярные студенческие попойки. Не только потому, что чувствовал себя неспособным поддерживать царившую там атмосферу безбашенного веселья, но и потому, что алкоголь делал людей чрезмерно эмоциональным, а Кавех запретил себе плакать. Это было его своеобразным способом наказать себя — не выпускать рвавшиеся наружу чувства, заставить их со всей силы биться о грудную клетку изнутри, а затем ощущать, как они оседают на дне души и истлевают, заполняя голову едким дымом. Однако с другой стороны он старательно пытался заполнить образовавшуюся внутри пустоту работой, порой засиживаясь в Академии так долго, что засыпал прямо за столом. Если у него и правда была возможность подчерпнуть немного вдохновения, упускать её было глупо. Возможно, это был именно тот толчок, которого не хватало для того, чтобы с головой погрузиться в новый проект, отбросив всё лишнее. Утонуть в покачивающихся линиях арок и колоннад, заблудиться в бесконечных строках чертежей, а когда он сумеет найти выход из этого лабиринта, от его сердца уже останется лишь дымящийся огарок, не способный любить. — Хорошо, — наконец уступил архитектор. — Когда будет выступление? — Сегодня! — радостно воскликнул взъерошенный студент, и, заметив недоумение во взгляде Кавеха, добавил ещё более восторженно, — причём прямо сейчас! Собирайся! — Э-э-э?! Игнорируя вялое сопротивление, друзья подхватили Кавеха под руки и потащили на выход. Он и оглянуться не успел, как уже расположился около сцены в окружении своих взволнованных друзей. Такое же настроение витало и среди остальных зрителей — отовсюду доносились оживлённые обсуждения ещё не начавшегося представления. Смирившись с тем, что уже дал своё согласие, мужчина устроился поудобнее и приготовился скучать. Впрочем, заскучать ему не удалось. Не даром актёры театра Зубаира были у всех на слуху — даже морально истощённый и не готовый им сопереживать Кавех достаточно быстро втянулся в происходящее на сцене, вскоре вместе со всеми сбивая ладони в громких овациях. Но самым поразительным для него оказалась не актёрская игра, а потрясающе сделанные декорации. Да, ему приходилось посещать пирамиды вживую, благодаря наличию Глаза Бога он даже имел возможность попасть во внутренние убранства. Но очень и очень многие детали были для него в новинку, а благодаря своему опыту он точно мог сказать, что все эти сооружения не были придуманы на ходу — каждое из них имело некий реально существующий прототип. Именно это Кавех и искал. Впервые за долгое время его глаза горели желанием узнать больше. Дождавшись момента, когда хозяин театра ненадолго останется один, мужчина моментально занял его внимание, сразу переходя к делу: — Я бы хотел узнать, кто тот человек, который помогал вам воссоздать внешний облик пустынных гробниц. — Извините, но мы не даём контакты наших актёров и помощников, — сразу же пошёл в отказ господин Зубаир. Но Кавеха было этим не пронять — откинув выбившиеся волосы со лба, он занял привычную высокомерную позу и позволил снисходительной улыбке появиться на губах: — Ваши актёры меня совершенно не интересуют. Сам ваш вдохновитель, впрочем, тоже — меня привлекает исключительно его опыт. Видите ли, мне доводилось бывать в пустыне, и я знаю, как выглядят пирамиды изнутри и снаружи. Могу с уверенностью сказать, что тот, кто подал вам эти идеи, не только посещал условно безопасные места раскопок, но и углублялся в самые недра закрытых для простых людей территорий. Поэтому мне, по роду профессии, крайне любопытно с ним пообщаться. Вначале настроенный категорично, шейх Зубаир внимательно прислушивался к словам Кавеха, и наконец немного уступил: — А вы?.. — Вряд ли существует тот, кто не слышал обо мне. Перед вами, господин Зубаир, известнейший выпускник даршана Кшахревар, единолично спроектировавший Алькасар-сарай от фундамента и до последнего украшения на его фасаде. — В-вы… Господин Кавех?! Кавех довольно улыбнулся. Несмотря на то, каким ужасным было его настроение в последние дни, подобная реакция на его имя всегда приносила радость. — Именно. Так могу ли я поговорить с тем человеком? Однако шейх Зубаир не добился бы своего статуса, если бы его можно было прогнуть всего лишь громким именем. Потерев ладони, он широко улыбнулся собеседнику: — Хотя вы прославленный архитектор, я всё же не могу просто взять и нарушить правила своего театра. Как после этого я смогу требовать их исполнения от остальных, не так ли? Но совсем другое дело, если речь идёт не о постороннем, а о небольшом сотрудничестве. Видите ли, в последние годы много чего произошло, и как бы мы ни старались богато и ярко украшать сцену, даже редкие гости нашего театра заметили, что она в плохом состоянии. Материалы не проблема, однако нам крайне не хватает кого-то с незаурядными знаниями, чтобы помочь спроектировать её новый облик… Поняв, к чему он клонит, Кавех хмыкнул: — А если к этой помощи добавить моё имя, то театром заинтересуются даже чопорные учёные Академии, которые раньше и шагу не ступали на Базар? — Именно так! Да уж, господин Кавех действительно зрит в корень. Так что насчёт моего предложения? — Хм… Прямо сейчас я работаю над проектом, срок сдачи которого подходит к концу. К тому же, мне не приходилось проектировать сцены, поэтому понадобится какое-то время на изучение материала и поиск вдохновения, но… По рукам! Ещё одна работёнка должна была занять всё остававшееся у Кавеха свободное время, а новые знания помогут окончательно перестать думать об аль-Хайтаме. Разве же не замечательная сделка? К тому же, совсем недавно среди знакомых Кавеха так удачно появилась одна талантливая девчушка, которая может помочь ему разработать украшения для будущей сцены. С какой стороны ни посмотри, он очень удачно согласился сегодня пойти в театр! — Так вот, насчёт вашего помощника… — Да-да, прошу за мной, — радостно потёр ладони господин Зубаир и пригласил Кавеха следовать за ним. По дороге к местной таверне спутники архитектора сумели отыскать его в толпе и присоединились к потенциальной попойке. Все уверения, что это сугубо деловое общение, не возымели эффекта, и Кавех в очередной раз смирился с тем, что вечер идёт не по плану. Когда вся шумная толпа ввалилась в таверну, там уже было полно народу. Шейх Зубаир уверенно направился к центру помещения, где стояли сдвинутыми несколько столов и уже слышался весёлый и чуть пьяный смех. Там, среди не успевших рассесться гостей, он отыскал нужного человека и с широкой улыбкой указал Кавеху на него: — Вот, господин Кавех. Эти два человека — никто иные, как наши вдохновители, рассказавшие множество захватывающих историй, а также поделившиеся своим опытом в освоении пирамид. Если вы хотите узнать больше об их внутреннем убранстве, то непременно должны их расспросить. Уверен, они не откажут вам. Не так ли? Красивые, изящные пальцы отставили наполовину заполненный бокал, и их обладатель обернулся, с тихим смешком отвечая: — О, да, конечно же, не откажем. Будем знакомы, господин Кавех? Лёд этого приветствия прокатился по спине, вызывая испуганную дрожь. Ну, конечно. Кого ещё он ожидал увидеть? Неужели он правда наивно полагал, что в этой застоявшейся системе, состоявшей сплошь из трусов и слабаков, найдётся ещё хоть один человек, способный наплевать на все ужасы пустыни и, по горло увязнув в раскалённых песках, выйти из проклятых руин победителем? И кто при этом просто обязан сопровождать этого непревзойдённого героя, покорившего бескрайнее жёлтое море? Ответ стоял перед Кавехом и нахально буравил его взглядом лучисто-зелёных глаз. Отступать было поздно — восторженно потиравший руки господин Зубаир мелькал в двух шагах от них, довольный совершённой сделкой. И, к несчастью, он честно выполнил свою половину, что не давало Кавеху возможности просто развернуться и уйти. Скрипнув зубами, архитектор натянул на лицо кривоватую улыбку: — Д-да. Вижу, у вас сейчас полно дел, поэтому я подожду в сторонке. — Позвольте, — хмыкнул аль-Хайтам, — разве я могу позволить ждать гостю, которого привёл сам господин Зубаир? Вижу, у вас полно вопросов, так не стесняйтесь их задавать. Очень хотелось привычно съязвить, втянуть аль-Хайтама в очередной бессмысленный спор, где никогда не бывало победителя или проигравшего, но Кавех не мог. От одного вида этой холодной и отстранённой позы вся радость покинула его, а вместе с ней словно ушли все силы. Он чувствовал себя беспомощным и уже заранее признавшим поражение. Не было никакого смысла даже начинать разговор — все пути вели к одному исходу. И он даже не пытался придумать остроумный ответ, когда скомкано что-то пробормотал и тихонько занял случайное место за столом. Потому, что Кавех устал. Потому, что Кавех осознавал тщетность сопротивления. Кавех просто хотел поскорее закончить этот вечер и запереться в своём кабинете. Желательно, навсегда.