Апрель-май 2019
— Внимательнее, он ещё здесь! — Джэхён, уверенно сжимающий в руке табельный револьвер, передвигался по очевидно обжитому подвалу заброшенного здания плавно, словно самый настоящий лис, готовый в любой момент броситься в погоню за своей добычей, и Ёхан, надёжно прикрывающий спину младшего, следовал за ним шаг в шаг, словно тень. Они никак не могли знать, что сказанное наверняка было правдой, но подтверждение никому и не было нужно, потому что свою жертву они чувствовали всем телом. В отличие от большинства своих коллег, на своём "боевом крещении" оба полицейских совершенно не нервничали и не волновались, потому что знали — в этой партии победа уже была за ними, и объявить сопернику шах и мат оставалось чисто формально. Джэхён и Ёхан шли по следу уже почти три месяца, и сейчас, когда смогли обнаружить убежище, которому предстояло вскоре превратиться в могилу, во всю ликовали, абсолютно не пытаясь этого скрыть. Для обоих криминалистов это было первым полностью самостоятельным расследованием, поэтому азарта в них было в разы больше, чем здравого смысла, и оттого и от игры в прятки, которые они оба в детстве всей душой ненавидели, сейчас получали какое-то абсолютно ненормальное удовольствие. Тишина сырого подвала разрывалась лишь едва различимым стуком шагов и падающими с потолка каплями, звон которых влёк следователей всё дальше и дальше, гулким эхом отражаясь от стен, покрытых грибком и плесенью, и они следовали за ним, приближаясь к разгадке всё ближе. Группа захвата, сопровождающая их, осталась где-то позади, и до вооружённых офицеров юнцам совершенно не было дела, потому что они был уверены, что справятся сами. Те только шумели, отвлекали созданной суматохой и путались у него под ногами, поэтому Джэхён был даже рад, что тягаться с убийцей придётся один на один, когда они с Ёханом разошлись осматривать два разных помещения. Ан Хёну знал, что прятаться бесполезно, потому что его уже загнали в тупик, но за свою жизнь готов был цепляться до последнего вздоха и не собирался отступать, даже когда встретился со своим врагом лицом к лицу. И Джэхёну пришлось изрядно попотеть, чтобы выбить из его твёрдой руки охотничий нож, скрутить и наконец-то защёлкнуть на запястьях, испачканных незримой кровью, наручники, и в тот момент он внезапно понял, что по какой-то причине никогда не стрелял при задержании и задумался о том, почему так сильно избегал этого. Не хватало смелости? Боялся попасть не туда, куда нужно? Жалел? Просто чувствовал, что преимущество уже и так на его стороне и не хотел проливать кровь зря? Каждый из этих вариантов имел право на существование, но любые размышления об этом вскоре ушли куда-то на второй план, потому что, как оказалось, поимка Ан Хёну была только половиной этого дела, и всё самое интересное ждало всю его группу впереди. — Я ведь уже сказал, что ничего не делал, — Ан уже вторые сутки сидел в комнате допросов с номером "303b" и развлекал себя тем, что донимал дознавателей и водил их за нос, потому что сознаваться ни в чём не хотел и вообще не считал нужным. Он игрался со следователями, приходящими его допрашивать, дурил им головы и пудрил мозги совершенно неважной информацией, потому что был уверен, что по противоположную от него сторону стола сидят исключительно дурачки, которые не видят ничего дальше собственного носа. И он был уверен: такие недалёкие простофили, как эти смешные человечки в костюмах, никогда не смогли бы его выследить, а, значит, он сейчас в полной безопасности. У них всё равно наверняка не имелось на руках достаточного количества доказательств, чтобы долго держать его здесь или вовсе упечь за решётку, поэтому он чувствовал себя уверенно и расслабленно, продолжая вести свою игру, в то время как терпение следователей, сидящих напротив, стремительно сводилось к нулю. Интересно, сколько на такую важную персону, как он, вообще выделили дознавателей, и пойдут ли они к нему по второму кругу? — Я тебя прямо здесь своими руками убью, выродок! Старший из очередной парочки полицейских вскипел слишком быстро, поэтому убийца потерял к нему интерес практически мгновенно и любые попытки выбить из него признание теперь просто игнорировал. Тот, который выглядел на пару десятков лет моложе первого, продержался ощутимо дольше, но, в итоге, всё равно сдался и едва не набросился на него, совершенно беззащитного, с кулаками. С этими ребятами бок о бок, должно быть, в участке не жизнь, а сплошная и непрекращающаяся скука. Это была уже третья пара дознавателей, но все они были до ужаса предсказуемыми и вспыхивали по любому щелчку его пальцев, поэтому даже смотреть на них Хёну не хотелось. Когда порог комнаты пересекли Ли Джэхён и О Ёхан, Хёну расплылся в хищной улыбке, потому что был почти уверен, что раз уж прожжённых и опытных офицеров буквально сводил с ума, то с неопытным молодняком в полицейской форме расправится вообще на раз-два, но уже с первых же минут после начала допроса его отработанная схема рухнула. За время, которое эта парочка провела в соседней "303a", наблюдая за происходящим через зеркало Гезелла, в ней были найдены все возможные бреши, поэтому они просто начали бить в самые уязвимые места, и эта стратегия хоть и вызывала у старших коллег много вопросов, действительно сработала и оказалась абсолютно беспроигрышной. Никто из этих двоих на провокации Хёну ни в какую не вёлся, они, наоборот, делали всё возможное, чтобы оборачивать их против него же, и теперь уже сам Ан понемногу начинал злиться, и эта нарастающая злость заводила его даже сильнее, чем ощущение рукояти любимого ножа под пальцами и последний вздох жертвы. Джэхён и Ёхан не принимали ничьи правила в этой игре, кроме своих собственных, и они совершенно не вписывались в рамки, установленные Хёну до этого, поэтому те были безжалостно раздроблены в мельчайшие щепки и втоптаны в грязь форменными ботинками, начищенными почти до зеркального блеска. Когда Хёну шёл в атаку на следователя О, говорить с ним начинал только следователь Ли, а когда Ан переключал всё своё внимание на него, в игру вновь вступал Ёхан, и этот цикл повторялся чётко, будто убийца своими глазами наблюдал за тем, как движутся шестерёнки в швейцарских часах. Таким образом они оба шли в ответное наступление, последовательно перечисляя все найденные доказательства и подкрепляя их уликами, и когда на стол опустился отчёт о проведённой днк-экспертизе, результат которой выдал совпадение, убийца понял, что в его истории была поставлена точка, и дорога, которую он посчитал самой безопасной, привела его в тупик. Он оступился. Не доглядел. Допустил ошибку, из-за которой вся схема последовательно посыпалась, словно костяшки домино. Эти хёны были действительно хороши, и если бы они оказались по одну сторону, Ли Джэхёна и О Ёхана с их умением анализировать и просчитывать все возможные ходы на несколько шагов вперёд никогда бы не смогли поймать. Хёну многое бы отдал за то, чтобы заполучить кого-то столь же выдающегося в сообщники, но теперь этому уже совершенно точно никогда не бывать. Как жаль, что такие бриллианты выбрали иной путь. — Ан Хёну, Вы задержаны по обвинению в убийстве шестерых человек, и у нас есть достаточно доказательств, чтобы признать Вас виновным. Вы всё ещё имеете право на адвоката, и всё, что Вы скажете здесь и сейчас, может быть использовано против Вас на суде. Настоятельно рекомендую Вам начать сотрудничать со следствием, потому что это в Ваших же интересах. Эту фразу задержанный убийца, кажется, слышал уже раз в двадцатый, но сейчас из уст следователя Ли она звучала как-то особенно угрожающе, и убийца на мгновение даже растерялся, уронив свою невидимую маску, сотканную из чистого ехидства и манипуляций, куда-то на стол перед собой. — Восьмерых, — Ан медленно моргнул, глядя на того пристально и прямо, и с тенью насмешки в карих глазах склонил голову вбок, ожидая реакции на свои слова. Раз уж его всё равно уже крепко схватили за задницу, то почему бы не рассказать обо всех своих достижениях? Хёну был одновременно и горд собой, и расстроен, что обстоятельства сложились именно так. Без наводки кого-то вроде этих двоих другие дуболомы в форме никогда не смогли бы найти ни зацепок, ни его самого, но раз уж он уже так по-глупому прокололся, то решил хотя бы сделать так, чтобы люди обсуждали все его убийства, а не ту совершенно скучнейшую их часть, которая сама собой всплыла бы на поверхность с раскрытием этого дела. Всё, чего он хотел перед тем, как до скончания своих дней отправиться за решётку, — стать самой главной и горячей темой для обсуждения и героем громких заголовков. Несмотря на свой юный возраст, ему правда было что следователям рассказать, поэтому ему не терпелось как можно скорее перейти к той части допроса, которая его особенно сильно интересовала: к составлению его собственного криминального профайла. О личностях всех убитых им, о мотивах убийств и местах, где он когда-то спрятал тела своих самых первых жертв, он говорил совершенно добровольно, потому что, кажется, впервые в жизни кто-то по-настоящему его слушал и слышал, и в знак своеобразной благодарности за это он даже отметил на карте все нужные точки, а затем показал события каждого нападения в подробностях на каждом из мест, в которых по итогу обнаружились и захороненные тела. На конечный приговор это никак не повлияло, но зато повлияло на самого убийцу, и жить ему стало чуточку легче, просто потому, что он внезапно нашёл тех, с кем мог свой груз разделить, поэтому он был даже рад, что всё это безумие вместе с его прошлой жизнью наконец-то закончилось. Джэхёна и Ёхана он снова увидел в комнате для дознания целый месяц после вынесения приговора спустя, и этот визит для него стал чуть ли не самым запоминающимся, потому что у него буквально брали самое настоящее интервью, в котором ему нужно было максимально подробно рассказать о всей своей жизни, и со своими интервьюерами он был предельно честен. — Я не знаю, кто мой отец и где он. Я никогда его не видел, и мать ничего не рассказывала о нём. Она вообще мне ни о чём и ни о ком не рассказывала, потому что примерной матерью была только до тех пор, пока мы были где-то вне дома. Её больше интересовало бухло и мужики. — Хёну вальяжно сидел на неудобном стуле, сложив скованные наручниками руки перед собой. — Её вообще мало волновало, что со мной и где я, я мог неделями скитаться по подвалам, но она словно даже и не замечала моего отсутствия. Но всё изменилось, когда один из её кавалеров интерес проявил не к ней, а ко мне. С тех пор её переклинило, и она стала ещё усерднее играть роль самой заботливой и лучшей из матерей, но всё это было только ради того, чтобы продать им мою задницу подороже. Оба следователя слышали много самых разных историй, им ещё с университетской скамьи рассказывали о чудовищных случаях насилия в семье, рассказывали о изощрённых издевательствах в школах и университетах, но истории страшнее этой, вспомнить никому из них попросту не удавалось. Ни следователь Ли, ни следователь О не боялись темноты или высоты, смерти и крови они совершенно не боялись тоже, но самых обычных живых людей с каждым разом боялись всё больше и больше, потому что они были непредсказуемыми, и ты никогда не мог знать наверняка, где кончается маска и начинается настоящий человек. Джэхён ненавидел, когда его жалели, и ещё больше ненавидел испытывать жалость сам, потому что это было одно из самых отвратительных чувств, но сейчас удержаться от неё не мог. Если бы Ан Хёну повезло родиться в другой семье, всё было бы совсем иначе, и ему было искренне жаль, что судьба обошлась с этим человеком так несправедливо. Ан Хёну с ранних лет был очень верующим ребёнком, потому что старушка-соседка, временами заботящаяся о нём вместо матери, однажды сказала, что Бог бережёт людей от плохих поступков. И он не пропускал ни одной воскресной службы, ходил на них, даже когда болел, всегда чтил и соблюдал заповеди и старательно молился, прося Бога не дать ему делать плохие вещи и стать плохим человеком, но он не услышал ни одну из его молитв. Бог, на которого он всю свою жизнь надеялся и которому всегда был верен, не помог, даже когда был действительно ему нужен. Он безразлично закрыл глаза на то, что происходило за дверями запертой изнутри комнаты, и игнорировал крики и мольбы о помощи, переходящие в беспомощные рыдания. В ночь, когда Хёну едва ли успело исполниться девять, он начал догадываться, что Бога нет, и окончательно убедился в этом, когда ему исполнилось тринадцать. Он бросил его, и Хёну отвернулся от него в ответ, потому что простить настолько жестокое предательство был уже не в силах. Бесконечная боль, обида, ненависть и злость росли и множились, день за днём копились, поглощали и вытесняли собой вообще всё прочее, и когда ни единого проблеска света в жизни Хёну не осталось, этот робкий и беззащитный мальчик, оставленный в одиночестве после очередной порции унижений и надругательств на полу его холодной комнаты, тихо умер. Прежнему Хёну всегда нравилось смотреть документальные фильмы про животных на Discovery, но новый Хёну смотрел только то, что было связано с пищевыми цепочками, потому что новому Хёну хотелось занять место на самой её вершине, и ради этого он готов был пойти и по головам, и по трупам. Это и стало его отправной точкой. Тогда его путь к самому сердцу тьмы только начался, но он уже не мог остановиться, потому что чувство, что до желаемой точки ещё чудовищно далеко, безостановочно гнало его вперёд, и когда бездомные животные в округе его дома как-то незаметно перевелись, а мать перестала реагировать на очередное слезливое "ну давай, давай ещё раз попробуем завести собачку или котика, может они не убегут", он начал становиться всё смелее, пока однажды не переключился на добычу покрупнее. Ан Хёну всегда любил смотреть на огонь, особенно сильно ему нравилось, когда над пламенем вверх, к далёким холодным звёздам, взметался трещащий сноп золотых искр. Он почти каждый вечер наблюдал за этой прекрасной картиной на заднем дворе своего дома, потому что это помогало ему ощутить хотя бы мимолётное тепло этой жизни и своими глазами увидеть хоть одну из доступных ему радостей. В треске сухих веток и какого-то мусора тонуло всё, что душило его долгое время, и он, каждый раз разжигая костёр, чувствовал себя так, словно благодаря дружелюбному и яркому огню вновь и вновь восставал из пепла, словно феникс. За тем, как в ревущем пламени вместе со всей его болью и страхами тонет его дом, Хёну завороженно наблюдал, сидя на холодной и мокрой от росы траве. Жар доставал его даже на расстоянии, и мальчишка с лучезарной улыбкой доверчиво тянул к нему озябшие ладони, наблюдая за тем, как чужая кровь, в предрассветных сумерках кажущаяся совсем чёрной, капает с его запястий и крупными каплями разбивается о землю. Когда Хёну своими руками перерезал оковы, в которые был закован из-за своей наивной веры, ему было всего шестнадцать, и пути обратно для него уже не существовало. Хёну всегда был тихим и неохотно общался с одноклассниками, но после пожара в ту ночь совсем перестал разговаривать. Взрослые твердили про стресс и какие-то психологические травмы, одноклассники уделяли ему внимание и пытались разделить боль, которую он, по идее, должен был после всего произошедшего испытывать, но он просто не хотел с ними говорить. Его приёмная семья была полной противоположностью прежней. В новом доме у него была своя собственная тёплая и светлая комната, к нему относились с такой любовью, о которой раньше он не мог даже и мечтать, о нём всегда беспокоились и всегда заботились, но от этих чувств он шарахался, будто от ударов плетью, потому что теперь ему этого было не нужно. Ему нравилось вскрывать лягушек на уроках биологии, нравилось смотреть фильмы и видео про опыты на крысах, но ещё больше ему понравилось разбираться в анатомии, поэтому все знакомые ему люди в один голос пророчили ему будущее великого врача, вот только после поступления в медицинский и после первой практике в морге он вдруг понял, что у его интереса было совершенно противоположное направление. Ему хотелось лишать жизни, а не спасать её. Тогда он не чувствовал ничего: ни любви, ни жалости, ни сострадания, его мир был абсолютно серым, и единственным, что заставляло его сердце биться чаще, было ощущение горячей крови на его руках. Но Ан Хёну не с рождения был психопатом. Как он сам отметил, его тяга проявилась после того, как он приложился головой об пол в попытках отбиться от одного из своих насильников и заработал сотрясение, и для Джэхёна он пока что был единственным таким, а оттого особенно интересным и важным. Когда Хёну поймали и осудили за шесть совершённых убийств, ему было всего двадцать два, и пока для его ровесников жизнь только-только начиналась и обретала свои краски, его будущее было максимально предсказуемым, потому что впереди его ждало только вечное заточение.Сентябрь 2022
— Чтобы поймать монстра, тебе придётся, — Ан сделал акцент на слове, — думать и действовать, как монстр. Профайлер тяжело вздохнул, жмуря глаза и хмурясь, и напряжённо постучал пальцами по холодной поверхности стола. Младший был прав, потому что в этом деле, казалось, иного варианта и не было вовсе, однако даже это было так себе мотивацией. Как можно пытаться думать и действовать, как монстр, когда ты им не являешься? Хёну, прежние инстинкты в котором сейчас мирно спали благодаря пройденным курсам терапии, вновь учился чувствовать, и эти чувства только-только пытался понимать, но он был почти уверен, что сейчас испытывает беспокойство. Джэхён не был для него другом, но он до сих пор был его соперником и персональной зависимостью, которая пробуждала в нём жажду жить, и за эту жажду он хватался всеми силами. Им двигали, собственные интересы, одним из которых было желание однажды Джэхёна превзойти. Если бы можно было так просто менять одну вещь на другую, Хёну без сомнений обменял бы всё это на раскрытие Ли любых дел, за которые тот брался, но пока что не было конкретной вещи, которой он мог бы ему помочь. На лице старшего риторический вопрос отражался слишком очевидно, заставляя заключённого расплыться в коварной улыбке: — Для этого не обязательно убивать. Но для этого придётся найти и разбудить в себе эту жажду, хён. Это проще, чем ты думаешь. Тебе останется просто плыть по течению, и оно само принесёт тебя туда, куда нужно. Большой разводной или гаечный ключ. Джэхён тихо вздохнул, стоя в отделе с инструментами, и мельком поглядывал на фотографию тела, которую старательно прятал от чужих глаз от греха подальше. Остановив свой выбор на одном из более-менее подходящих, следователь расплатился и отметил в своём маршруте последнюю перед домом точку, куда ему хотелось заглянуть. Дом, в котором было найдено первое тело. Перед тем, как пересечь порог дома, где был найден Ён Шинтэ, профайлер снова обшарил, кажется, каждый угол, параллельно перебирая возможные пути безопасного для преступника передвижения и отступления, и результат его исследований стал ещё более удручающим. Оказывается, открыли ещё несколько дорог, и теперь маршрутов, на которых не было ни единой камеры, обнаружилось аж восемь, по два из которых уходили к реке и в лесополосу, а оставшиеся тянулись куда-то в сторону промзон или свалки, где они с Усоном совсем недавно побывали. Самое настоящее дерьмо. Ли уже несколько раз приезжал в эту квартиру, но сейчас впервые не встретил совершенно никого, поэтому осматриваться наконец-то мог спокойно и без оглядки на чьи-нибудь любопытные изучающие взгляды. Пятна крови, оставшиеся на полу, тянули и манили к себе, и следователь пытался понять их зов, закрыв глаза и погрузившись с головой в свои мысли, в которых прокручивал предположительные варианты развития событий, и в момент, когда его рука занеслась так, словно это он держал ледяной и тяжёлый гаечный ключ в тот самый момент, его словно разрядом прошибло, и по телу побежали мурашки. Это было чувство, которое заставило Ли осечься и отпрянуть в сторону так, словно он чем-то обжёгся, и ему потребовалось несколько минут на то, чтобы привести дыхание в норму. Кажется, он зашёл по этому тонкому льду слишком далеко, поэтому прямо под его ногами он покрылся глубокими трещинами. По ту сторону льда в холодной темноте существовал другой Джэхён, который терпеливо ждал момента, когда его светлая сторона наконец-то оступится и совершит непростительную ошибку, которая позволит ему пробить жалкие сантиметры льда, разделяющие их. Он жаждал вырваться из этих оков, жаждал свободы каждой клеточкой своего существа, и сильнее этого он жаждал только заполучить всю возможную в их положении власть в свои руки, потому что тогда любая стена на их пути превратилась бы в жалкий карточный домик, который развалится от любого неосторожного вздоха. Но противоположная часть упрямо сопротивлялась и осторожничала, при любом риске отступая в поисках более безопасного пути. Джэхён, которого каждый день видели окружающие, вряд ли смог бы назвать момент, в который его сознание разделилось на две условные части, но его отражение, напротив, помнило всё до мельчайших деталей и готово было рассказать о случившемся в тот день в любое время. Вот только рассказать об этом оно никому не могло, потому что слова ему никто не давал, а тот Джэхён, который говорить мог, помнил либо только то, что дошло до него через призму чужих слов и отчётов, либо не помнил ничего вообще. Он пытался вспоминать, пока длилась реабилитация, и даже ради этого начал работать с психотерапевтом, но даже с его помощью не смог разогнать опустившийся на воспоминания туман и в какой-то момент просто сдался, решив, что если его мозг решил произошедшее забыть, то так, может быть, для него было даже и лучше. Общение с представителями противоположного мира никогда не шло Ли на пользу, потому что его собственный с каждой новой такой встречей становился всё темнее и темнее, пока в итоге не погрузился в вечную ночь. Раньше это не чувствовалось так сильно, потому что для него в этой ночи сияло полуденное солнце, но с момента, когда оно навсегда скрылось за тучами, осветить свой путь ему было нечем, поэтому он так и остался блуждать наощупь, спотыкался о бесчисленные корявые корни, торчащие из-под промёрзшей земли, будто костлявые руки, и падал, раздирая колени и ладони в кровь. Но даже так Джэхён поднимался и продолжал идти, даже близко не представляя, куда вообще ему хочется или нужно добраться. — Ты подозрительно довольный, — О Ёхан, сидевший в столовой напротив воодушевлённого Хёну, без какого-либо интереса ковырялся палочками в миске с пустым рисом. Приёмы пищи и короткие прогулки были для этих двоих единственной отдушиной, потому что только в это время они могли поговорить хоть с кем-то кроме самих себя. Ёхану это, конечно, мало чем помогало, но он не жаловался. Уже нет. — Джэ-хён приезжал, — Ан расплылся в улыбке ещё шире и крепко зажмурился, мечтательно прикрыв глаза. Ёхан же при упоминании Джэхёна поменялся в лице и прильнул к младшему ближе, с тихим шлепком упираясь ладонями в стол между ними, заставляя того вздрогнуть: — Расскажи! — Невероятно красив, как и раньше, — В глазах убийцы вспыхнуло почти садистское наслаждение. Он знал, что это не тот ответ, который от него ждали, но не дать требуемый не мог хотя бы потому, потому что старший так просто от него уже не отстанет: — Кажется, с переводом в Сеул ему стало лучше. По крайней мере, выглядел он куда бодрее, чем в нашу прошлую встречу. Он ведёт расследование, говорит, что дело совсем дрянь. О не сводил с младшего внимательный взгляд, ожидая больше подробностей, и под выпытывающим взглядом заключённый сдался, недовольно хмурясь. С Ёханом, как и с Джэхёном, у него никогда не получалось вести свои игры, и, как и в случае со вторым, это вызывало в нём щенячий восторг, поэтому он готов был рассказать им что угодно, лишь бы это длилось подольше. — Девять похищений и одно убийство. — И это всё? — Бывший следователь вопросительно приподнял брови. — В этот раз я оказался не так полезен, потому что у жертв, на первый взгляд, нет очевидного типажа, только профессия и трупики домашних животных. Тело — ухажёр последней пропавшей. — О других найденных уликах Ан решил не говорить, потому что не посчитал их чем-то важным, и лишь неопределённо пожал плечами. Ёхан задумчиво пробубнил что-то себе под нос и всё таки с боем заставил себя съесть несчастный рис, потому что умирать голодной смертью пока ещё не планировал. В Джэхёне и его способностях он не сомневался ни секунды, но что-то в этом деле не давало ему покоя и будило чувство непонятной тревоги, словно что-то нехорошее вот-вот должно было случиться, и своими мыслями он решил поделиться с младшим: — Слишком много дыр, не думаешь? В этом деле что-то не так. — В моём деле тоже было много дыр, — Хёну гордо вздёрнул подбородок, заставляя старшего взглянуть на себя с немым укором. — Однако, вам удалось достать меня из-под земли. Буквально. Хёну был прав, но его слова всё равно не принесли желаемого успокоения, потому что на самом деле дыр в деле Ана было не так уж и много, и если бы не тотальное распиздяйство на местах, поймали бы его намного быстрее, но бывший офицер теперь никогда не озвучил бы это вслух. Младший был единственным заключённым, с которым ему разрешали общаться, потому что тот не проявлял к бывшему полицейскому никакой агрессии и был расположен к нему крайне дружелюбно, поэтому они довольно быстро сблизились и время от времени делились друг с другом мыслями и переживаниями, и только это не давало Ёхану по эту сторону непреодолимой изгороди сойти с ума. Здесь, вдали от Джэхёна и не имея на руках подробного представления о деле, с которым тот сейчас пытался разгрестись, он при всём своём желании даже через Хёну не мог ничем помочь, но это совершенно не означало, что он не будет пытаться. В конце концов, следователь всегда будет оставаться следователем. — Заключённый номер 518, заключённый номер 723, руки за спину и лицом к стене! — Голос конвоира, громом прозвучавший в мирной тишине тюремной столовой заставил О вздрогнуть и незамедлительно подняться с места, уже привычно выполняя требования. Его примеру последовал и младший. — На ужине за этим же столом? На грустную улыбку Ёхана Хёну отозвался широкой и лучезарной, оживлённо закивав: — Как обычно, хён. — Закрыли рты, вы, оба! На выход и по камерам! Ёхан никогда не пробовал расследовать что-либо в одиночку, потому что рядом всегда маячил Джэхён, и даже запутанные серии раскрывались сами собой, но в этот раз у него складывалось стойкое ощущение, что дел такой сложности никому из них обоих видеть ещё не приходилось. Но ничего, у Ёхана, как и Хёну мотающего пожизненный, впереди было ещё достаточно времени и сил на то, чтобы сложить имеющиеся у него сведения и начать выстраивать логические цепочки, ведущие к предположительным истокам всех событий, среди которых наверняка затеряется и одна верная. Оставалось только дождаться пересменка тюремной охраны и попытаться выведать у кого-нибудь из оставшихся на его стороне служащих любые известные новости по этому делу, потому что полученного от Ана было слишком мало.