Милая трагедия

- Куда пойдем? – Гоголь потягивается, поднимая взгляд к небу. Осенний воздух приятно щекочет лицо и холодит плечи, забираясь под открытое пальто. Хотелось вернуть кусочек лета, назвать его бабьем, но у погоды явно были свои планы на эту жизнь. - Не знаю. – лениво произносит Гончаров, закинув руки за голову. – На завтра столько задали! - - Иди домой, если хочешь. – Гоголь даже не смотрит на Ваню. Зато на него посмотрел Пушкин. - Останься… - тихо попросил он, но Гончаров замолчал. Все четверо знали, что решающий голос за Достоевским. А тот молчал, первым спускаясь по ступенькам вниз. - Уроки можно и ночью сделать. – безразлично доносится от него. Ваня трепещет, выражение лица принимает характер вдохновленный, а вот Пушкин заметно расстраивается, пусть и его маленькое желание оказалось исполнено. Гоголь похлопал друга по плечу. - Ничего, он еще посмотрит на тебя. - - Да… Конечно. – в словах звучит слабый сарказм, но больше всего в них надежды. И глубокого рваного вздоха. Гоголь через ступеньку спрыгивает с лестницы, обнимает со спины Федю. - А у нас с Сашей вкусненькое! – радостно произносит он, повиснув на нем. Гончаров было открыл рот, чтобы возмутиться от такого: Федя же хрупкий, «сломается», но вовремя затыкается. У него не было полномочий настолько ревностно охранять Достоевского. Как бы ни хотелось. - Ваше вкусненькое обычно ужасное. – закатывает глаза Гончаров. – Ничего полезного. - - Ага, а твои маринованные корнишоны прямо верх полезности! – возникает Пушкин. - Они вкусные! – - А булочки не вкусные?! - - Они вредные! - - Да где вредные?! Ты их ешь дай бог раз в три года, чем они тебе навредят?! - - Я не ем мучное! - - Да ты не пробовал! – Пушкин с нажимом прикладывает булку к груди омеги. – Ешь говорю тебе! С вишней! - - Да не буду я! - Гоголь отходит в сторонку к Феде, наблюдающим весь это цирк. В руках у того небольшой серый термос, изредка из которого он делает небольшие глотки. - Делай ставки, на сколько все это затянется? – Федя сморит на наручные часы. - Минуты на... Три – вкрадчиво отвечает он, вновь поднося термос к губам. - Можно? – показывает на него Гоголь, и Достоевский молча передает его в руки Коли. После глотка дерет горло, забивается нос и Коля заходится в кашле, отдавая термос обратно владельцу. - Что за дрянь? – Коля едва прокашливается. - Настойка на персиках. – усмехается Федя. - Ну и гадость. - - Соглашусь. - Между тем в жарком споре появились аргументы «ты худой как палка» и «я на диете». Гоголь посмеялся. - Скоро закончат. – произносит Федя, и ему только кивают. - Милые бранятся, только тешатся. – с тихим смехом сказал Гоголь. За этой картиной никто и не заметил, как из школы вышел Акутагава. Посмотрел на спорящих, столкнулся взглядом с Гоголем и тут же натянул капюшон, поспешив скрыться от компании. Коля такому раскладу рад не был. - Эй-эй! – раньше времени стал успокаивать бунтующих, обняв их обоих за плечи: к Гончарову пришлось потянуться, он был чуть ли не на голову выше Гоголя из-за своих каблуков. – Давайте я разрешу ваш спор! Это теперь мо-е. – Коля забирает булочку себе и опускает обоих. - Э! А ну верни! – возмущается Пушкин. - Неа! – специально открывает булку альфа, откусывая приличный кусок. - Ну ты… И придурок! – Пушкин был разочарован ситуацией, а вот Ваня наоборот выдохнул. - Спасибо, Коль. - Гоголь мычит в ответ, поворачивается, чтобы найти взглядом черное худи, черный рюкзак со светоотражающей лапкой, но фигура была уже где-то вдали. Коля грустно вздохнул. - Быстрый… - под нос бормочет он, а потом возвращается к друзьям. - Хочешь булку?? – обнимает он Пушкина. - Ты уже надкусил ее. – недовольно бухтит Саша. - Когда это тебя останавливало? – смеется Гоголь, тыкая прямо в лицо сладостью. Пушкин не сдерживается и смачно кусает булку под смех Гоголя. - Я фделал это фтобы тебе меньфе дофталось! – оправдывается Саша, под неодобрительный взгляд Вани. - Прожуй хотя бы, крошками тут плюешься. – Гончаров брезгливо отряхивает свое пальто. - Пфости. – произносит Пушкин, вновь соря крошками. - Да прекрати! – вновь недовольно возникает Ваня. Тут улыбается даже Достоевский. Жаль, Ваня в порыве своей раздраженности это не заметил. - Ну что, в парк? О, давайте сгоняем к заброшенному колледжу, в прошлый раз мы так и не добрались до крыши! – Гоголь в энтузиазме машет руками, потом затыкается и вновь уделяет внимание булочке. -Хорошая идея! Я на каблуках, ты, Коля, в белом пальто, мы отлично подходим для прогулки на заброшке! Тем более там одни торчки сейчас, бомжи да пьяницы. – капризничает Гончаров, но в своем мнении он оказывается в меньшинстве. - Весьма неплохой контингент. – произносит Достоевский. – Знаешь, сколько бездомных с высшим? И алкоголики, это не значит, что они глупые. - - Ты тому подтверждение, Федь. – кивает Гоголь. Они уже весьма бодро пошли по парку, через который шла дорога к колледжу. - Ну, может там и неплохо, да… - переобувается на ходу Ваня. Этому можно было посмеяться, но это было смешно первую неделю знакомства. Потом это бесило. А потом все смирились, что Гончаров обделяет свои интересы в угоду интересам Феди. «Влюбленные омеги такие странные» сказал однажды Гоголь Пушкину, правда тот не поддержал мнение друга. «А мне они кажутся ужасно милыми» ответил тогда Саша, уже приглядываясь к Гончарову и расстраиваясь в очередной раз, что все внимание достается не ему. - А, собственно, вопрос возник. – Гоголь пнул камень, после пару раз прокружившись под басы из проезжающей неподалеку машины. – Откуда, Феденька, ты знаешь, что в нашей глуши есть бездомные с корочкой МГУ? - - Это было лишь предположение. Я не общался с людьми в этом районе. – отвечает Достоевский. – Но я знаю людей, которые были интеллектуальней многих. - - И… Где ты с ними встречался? – аккуратно спрашивает Ваня, поддев лямку своей сумки большими пальцами. - В своем родном городе. Особенно возле церквей. Пообщайся на досуге с просящих милостыню возле какого-нибудь озолоченного храма, узнаешь много нового. Причем чем богаче храм, тем больше интересных личностей. - - О, это... Интересно. – немного растерянно отвечает Ваня. - Ну не всем же уготовлена такая участь. - - Не всем. – соглашается Федя. - Наш инженер в школе заканчивал МИФИ, не последний вуз, между прочим. – Гоголь цокает языком. - Ага, а в итоге включает разные песенки на мероприятиях. – соглашается Пушкин. – Все это… Высшее, полная параша, если честно. - - Не всегда. Иногда людям пригождается. – Федя смотрит на Гоголя, едва прищурившись. – В любом случае я считаю, что знания – не последняя вещь в этом мире. - - Ну конечно, гению от рождения говорить легко. – передразнивает Коля. - Ты тоже можешь учится. Просто сконцентрируйся. - Коля давится воздухом от возмущения. - Скажи астматику «просто дыши». Я не могу просто взять и учить! У меня мозги и так в разные стороны, а тут скучковаться надо и выучить какую-то сраную физику. Знаешь, как говорит наш учитель «для того, кто не знает физику, весь мир - магия». Так вот я лучше в магию буду верить, а не учить все эти… формулы. – Видно было, что Гоголя задела вся ситуация. Пушкин хлопнул его по плечу. - В любом случае, вышка не обязательна в этой жизни. – пытается разрядить атмосферу Саша. – А ты как считаешь, Вань? - - Я… - мнется Гончаров. – Я согласен с Федей. - Пушкин фыркает. - Кто бы сомневался… - бурчит он. – У тебя будто мнения своего нет! - - То есть, если мое мнение совпадает с другим, значит, его у меня нет? – кривится Ваня. Пушкин уже хочет возразить, но вперед выбегает Гоголь. - Эй эй, без ссор! Чего вы сразу. – Коля идет задом, наблюдая, как Пушкин тупит взгляд. - Прости, Вань. – просит Пушкин, чем заслуживает легкий кивок. - Никаких проблем. – отвечает тот, и Саша едва улыбается. - Так-то лучше! – Коля улыбается и разворачивается, шагая уже нормально. Через время они стоят перед заброшкой, Коля поднимает взгляд, где темное серое здание соприкасается со светлым серым небом. Был бы у него фотоаппарат, обязательно запечатлел бы красоту, а пока оставалось только перелезть через невысокий забор, поставленный скорее для вида, чем для защиты. - Саш, ты первый. – Гоголь подходит к забору вплотную. Пушкин, привыкший быть первооткрывателем различных заборов, со вздохом подошел к Коле. - Вань, подсоби! – просит Гоголь, складывая ладони. Ваня без лишних вопросов подходит и помогает Гоголя в поддержке увесистого Саши. Тот пыхтит, перелезает и спрыгивает с другой стороны, сделав еще пару шагов, чтобы восстановить равновесие. - Тут стекла битые, осторожно! – предупреждает Пушкин, поднимая с земли разбитую бутылку. – О, розочка. - К Пушкину быстро приземлился Ваня, помогая следом перелезть и Достоевскому. Коля немного помедлил. Сняв пальто, он перекинул его на другую сторону. Без слов его поймал Ваня, наблюдая, как Коля ловко подтягивается и аккуратно спрыгивает на хрустнувшие стекла, отряхивая ладони. - Спасибо, Вань. – Гоголь забирает пальто и накидывает его на плечи. Гончаров лишь кивает. – А Федя где? – оборачивается Пушкин. – Федя!! - - Не ори. – доносится из здания. – Я не собираюсь вас ждать. - Гоголь смеется, Ваня, не смотря на камни, спотыкается, но спешит за Достоевским. - Кто куда, а Федя впереди планеты всей. – хохотнул Коля, взяв Пушкина под руку. – Надеюсь сегодня на охранника не нарвемся. - - Днем он навряд ли ходит. Зачем он тут вообще нужен? – буркнул Саша, следуя за остальными. - Без понятия. Говорят, это здание скоро сносить будут. Может, поэтому. - - Бред полный. - Гоголь пожимает плечами. Вокруг была куча мусора. Камни, разбитые стекла, настенные члены, пыль, облезлая штукатурка, классы с перевернутыми партами, бутылки и шприцы, все, что может придать антураж заброшенному зданию. В последний раз они не добрались даже до второго этажа, им чуть ли не пришлось убегать от шугнувшего их охранника. Но то было ночью, точнее поздним-поздним вечером. А сейчас было пока еще светло и никто их даже не собирался останавливать. Поэтому в этот раз они все-таки вышли на крышу. - Ааах, красотаа. – Гоголь потягивается, рассматривая верхушки деревьев и стоящие неподалеку многоэтажки. Было бы видно солнце, оно наверняка садилось прямо перед ними. Альфа подошел к краю, чтобы заглянуть вниз на сердечный приступ всех акрофобов. - Привет, парни! – крикнул Коля группе то ли наркоманов, то ли алкоголиков внизу. - Пошел нахуй! – ответили ему снизу, и Гоголь рассмеялся. - По-моему, они очень дружелюбные. – улыбаясь, произнес Коля. – Познакомимся? - - Если тебе раньше морду не набьют. – хмыкает Пушкин, открывая пачку чипсов. - Что-то я перехотел к ним идти. – альфа с полуулыбкой повел плечами и отошел от края, убирая руки в карманы. Тут же ладонь коснулась нераскрытой пачки сигарет. Гоголь рвано выдохнул. Он достает ее, медленно снимает пленку, открывает. Сразу одна из сигарет оказывается между зажатых губ, в пальцах – зажигалка. Он пытается несколько раз зажечь ее, наблюдая за друзьями, где Ваня стаскивает одну из чипсин из пачки Пушкина. - Эй, а как же правильное питание? Или для тебя чипсы это не вредно? – с ехидством припоминает Саша, легко посмеиваясь. - Ой, все. – коротко произносит омега и гордо удаляется. Лицо Саши сменяется недоумением. - Я же пошутил! Если хочешь, я отдам тебе всю пачку! - - Уже не хочу. – капризничает Гончаров, и Гоголь тихо посмеивается. Опять ссоры, опять разногласия.. - Ну Вань! - Наконец-то зажигается огонь, подпаляется сигарета и Коля делает неглубокий вдох. Горло обдает никотин и легкая свежесть, присущая ментолу. Дым вырывается из носа куда-то вверх, и Гоголь наблюдает за ним, думая о чем-то таком же легком и тяжелым одновременно. В голове всплывают холодные глаза. Интересно, а он курит? - Может, пройдемся по этажам? – предлагает Достоевский, тем самым прерывая очередной спор Гончарова и Пушкина. – Я видел в некоторых классах учебники, может, там есть что-то интересное. - - Можно. – соглашается Гоголь, потом показывая сигарету. – Сейчас, докурю. - Ваня глубоко вздыхает, предвещая участь ходить на своих сапогах по горе мусора. - Ты же говорил, что не будешь курить после урока про рак. – ехидно напоминает Пушкин, но Коля лишь пожимает плечами. - Как видишь, я соврал. – Гоголь тушит сигарету и кидает бычок с крыши. - Ты охуел?! – доносится снизу, и Коля виновато цокает. - Извините, ребят! – говори он вниз, но группа не успокаивается, посылая фразы вроде «давай выйдем, э!». Коля лишь смеется. - Пошли за книгами. – Он следует за Достоевским, который закономерно пошел впереди всех, не дожидаясь остальных. Классы оставляли желать лучшего. Пыльно, очень пыльно, от этого хочется чихать. Под ногами опавшая штукатурка, потресканые стены. В класс, в который они зашли первым, практически ровно стояли парты. На доске было какое-то цветное граффити. Коля прочитал бы, если бы умел разбирать такие вычурные буквы. Точнее, разобрал бы, если вгляделся получше. Вглядываться он не хотел. - Сколько, интересно, он заброшен? – Ваня проводит по поверхности одной из парт, растирая грязь между пальцами. - Сколько себя помню, всегда стоял пустующим. – отвечает Пушкин. - Осторожно, Ваня, тут может быть мелкодисперсная пыль! – говорит Гоголь, и омега морщится. - Выебываешься? – спрашивает Гончаров. - Разумеется. – довольно тянет Коля. - Кому какое дело до этой пыли? – спокойно произносит Достоевский, листая одну из немногих книг. – Электроника. Учебник из Советского Союза. – Федя берет еще одну книгу, а затем убирает обе в свою сумку. - Зачем тебе это барахло? – Пушкин складывает пустую пачку чипс и запихивает ее куда-то под парту. Ваня неодобрительно на него смотрит. Пушкин отводит взгляд. - Обычно, в таких старых учебниках пишут просто и ясно. Так что ознакомится не помешает. – все так же спокойно отвечает Достоевский и отходит к другой полке. Гоголь отходит от остальных, подходит к разбитому окну, берет осколок с подоконника и сморит через него на небо. - У меня дома лежат книги из СССР. Кучи энциклопедий, даже есть папка с чертежами и наборы по электронике по типу «соберите этого зайца». Дядя приносил, но у меня они лишь пылятся. Если хочешь, могу отдать. – Коля неосторожно режется о край в и выкидывает осколок, тут же высасывая кровь. - Я бы с радостью взглянул. - Гоголь кивает. Решив, что у него тоже есть любопытство, Ваня подошел к учительскому столу. В ящиках, едва открывающихся, Гончаров достает забытый учительский журнал и открывает где-то в середине. - У преподавателей здесь был прекрасный каллиграфический почерк. – Ваня листает страницу за страницей. – Хочу такой же… - - У тебя неплохой почерк, по крайней мере- - начинает Пушкин, но его грубо прерывают. - Я хочу лучше. – отрезает Ваня, и Саша тут же затыкается. - Пройдемся по другим этажам? – предлагает Гоголь. – Еще позанимаемся мародерством. - Только в семь Гоголь зашел в дом, тут же небрежно скидывая кроссовки. Устало выдыхает, прижимаясь спиной к двери, кладет на пол рюкзак. Дома пахло жареными колетами, Марат, вышедший встретить сына, был все таким же, как и утром: та же одежда, то же зеленое полотенце. Вытирая стакан, он оглядел Гоголя с головы до ног. - Привет. Как день прошел? – сходу спросил омега, но Коля сразу отмахнулся. - Сейчас, переоденусь и расскажу. – устало выдохнул альфа, плетясь в комнату. Уже на полпути Гоголя остановил мягко говоря недовольный голос. - Стой. Снимай пальто. – требует Марат таким тоном, как будто он сейчас сожрет с потрохами. Коля, обливаясь седьмым потом, снимает вещь и отдает ее папе, оборачиваясь на него. Марат поворачивает пальто, на спине которого была серая пыль. - Это что? - - Это… Грязь. – виновато говорит Коля, тушуясь под испепеляющим взглядом омеги. - Я вижу. Ты опять где-то лазал? Оно белое, Коля, белое! - - Я отстираю… - - Конечно отстираешь! А если нет, я тебя им же задушу. – Марат кидает пальто Гоголю, и он спешит в ванную, чтобы сразу забросить его в стиральную машинку и избежать последствий. Включив ее, он со спокойной душой идет в свою комнату, падая на кровать. Он закрывает глаза, чувствуя, как наконец-то его тело расслабляется, как можно спокойно выдохнуть. Кажется, он лежит так очень долгое время, но часы показываю всего пять минут. Пять минут сладости тишины, они тянутся и тянутся, превращаясь в час. Час, длящийся семь минут. Гоголь тяжело вздыхает и все же поднимается с кровати. Снимает рубашку, откладывая ее на стул, туда же – штаны с носками. Надев свою повседневную одежду, он спешит возвратится на кухню, где его ждет уже горячий ужин. - Вижу, твой день прошел весьма весело. – говорит омега, отойдя от плиты, чтобы Коля смог наложить себе еды. – Там еще салат в холодильнике. - - Ага, спасибо. – Гоголь достает миску. – Вообще, практически ничего не изменилось. Только у нас новенький появился. – про контрольную альфа решил благоразумно промолчать. - Новенький? Ты с ним познакомился? - - Нет. Я попытался, но он… Абсолютно нелюдим. С таким я еще не сталкивался, но не брошу попыток, может, удастся его разговорить. – Гоголь садится за стол принимаясь увлеченно поглощать еду. - Альфа? Омега? – продолжает вкрадчиво спрашивать мужчина. - Без понятия. – Гоголь немного стукает себя по носу. - Он понравился тебе? - - Что? Нет, скорее нет, чем да. Он… Странный. – Гоголь вздыхает, вновь вспоминая леденящий взгляд черных глаз. – Но я хочу попытаться наладить с ним контакт. - - Вновь хочешь включить синдром спасателя? – Марат присаживается на стул напротив сына. – Если он тебе не нравится, зачем тогда вообще заводить дружбу? - - Должна же быть причина такой нелюдимости, разве нет? – Гоголь тяжело вздыхает, положив вилку на стол. – Не бывает таких людей просо так. Боится? - - А ты не рассматривал вариант «не хочет»? Коля, такие люди просто существуют, не переходи личные границы. Иногда это приносит лишь вред. – - Я не верю в «не хочу». - - Коль, расскажу тебе по секрету, я тоже не был общительным. И ничего страшного не было, мне просто было комфортно. - - Да, но потом появился отец, который разрушил твои границы и вы женаты уже десять лет. – Гоголь опирается на стол локтями, положив голову на ладони. Марат расплывается в улыбке. - Ты хочешь пойти по нашим стопам? - - Нет! – кончики ушей Гоголя вспыхнули красным. – Вовсе нет! Просто… Я еще не сталкивался с таким негативом. Даже Федя был расположен более дружелюбно. А тут… - - Не пытайся понравится всем. Это глупость. - - Может, ты и прав, но я не хочу оставлять попыток. - Марат поджал губы. - Ладно, доедай, не буду тебя больше мучить. – омега поднялся из-за стола, чтобы вымыть посуду. Гоголь задумался над словами папы. Вдруг действительно это плохая затея и все силы пройду впустую? Но плохой опыт - это тоже опыт, разве нет? Поковыряв еду еще немного, он отдал тарелку омеге, быстро скрываясь в своей комнате. Просто не хочет… Что-то внутри подсказывало, что это все просто защитная реакция. От чего?.. Гоголь вытряхнул тетради из рюкзака на кровать, выбирая нужные для предметов на завра. Нужно было отвлечься, сделать уроки, посмотреть какую-нибудь документалку, чтобы ни о чем не вспоминать и не думать. Так будет проще для всех, не так ли?.. Все завтра, все завтра. Сейчас Коля сел за стол, включил музыку и достал учебник. Нужно хотя бы попытаться что-то сделать.