Милая трагедия

Праздничные дни закончились так быстро, что хотелось выть. Как же много было планов в голове, и как же они смачно обломились. Да из сбитого режима перестроится было очень и очень трудно, будильник в шесть утра звучит как издевательство. Коля недовольно мычит, поворачивается на другой бок и шлепает по простыне рукой, надеясь обнять как казалось Коле спящего рядом Акутагаву. Его не было даже в комнате. Гоголь грустно садится на кровати, растирает лицо, чтобы хотя бы немного развеяться дымку, потом поднимается, немного пошатываясь. Он идет на голоса, доносящиеся с кухни, сначала неразборчивые, но с каждым шагом звучащие все отчетливее и отчетливее. - Доброе утро. – заходит он, потирая один глаз кулаком, наблюдая за весьма бодрыми омегами. – Во сколько ты приехал? – спрашивает Гоголь папу, попутно подходя к Акутагаве и оставляя поцелуй на лбу: после того, как Рюноскэ стали воспринимать как омегу Коли все в доме, он перестал бояться показывать свое нежное отношение к нему. - Доброе. Около пяти, меня завез твой отец и сразу уехал. – произносит Марат, пока Акутагава жмурится на поцелуй. – Ты сегодня без ритуала ванной? - - Ванна, точно. – щелкает пальцами Коля, и тут же уходит с глаз долой, чтобы привести себя в порядок. Новая прическа давала о себе знать. Пусть ее плюсом и было минимальное использование шампуня, однако минусов было куда больше: уложить хер уложишь – до этого он не заморачивался этим, все равно сидят дома. Перепробовав все из арсенала папы, он остановился на пудре, морщась от того, как мягенькие волосы превратились в жесткую солому, хоть и стали выглядеть немного приличнее. Гоголь недовольно выдохнул, смотря на себя в зеркало. Все еще заспанный, ему даже показалось, что появились синяки под глазами. Наверное, все же, показалось. Он вновь выходит на кухню, цапает блин из тарелки и тут же выпускает его из рук, хватаясь за мочку уха масляными пальцами. - Горячее, Коль. – вздыхает Марат, смотря на Гоголя немного уставше, как на деревенского дурачка, к которому все, впрочем, уже привыкли. - Спасибо, своевременное предупреждение. – кивает Гоголь, плюхаясь на стул и тут же, разместив руку на столе, подпирает голову кулаком. - А ты во сколько встал? – смотрит он на Акутагаву. - Тоже где-то в пять. Проснулся и не мог заснуть. – Рюноскэ отводит взгляд, но Гоголь лишь кивает, будто удовлетворенный ответом. Знает же, что Акутагава не ложился. А с виду и не скажешь. Будто наоборот спал целую вечность и наконец-то выспался. Расслабленный, обнимающийся с кружкой, такой домашний, которым так и хотелось любоваться. - Твой папа так и не объявлялся? – спрашивает Марат, смотря на уплетающего блин Акутагаву. Тот застыл на пару мгновений. - Вообще один раз да. Он… Он позвонил мне, да. Сказал, что я могу не приходить без раскаяния и извинений. – немного грустно отвечает Рюноскэ. - Раскаяния за что? За то, что он обкорнал тебя? У него раздвоение личности? – ответ Марату не требуется. – Ой, идет он лесом, не переживай, Аку. Он еще молить будет простить его, поверь мне. - - Навряд ли. – жмет плечами Рюноскэ, а потом слабо улыбается. - Не хочу о нем думать, честно. - - Ну и правильно! Знаешь, когда первый раз пришел к нам, был волчонок волчонком, а сейчас вон как расцвел. – Марат с улыбкой щелкает омегу по носу. Тот едва краснеет. - Он прав. – Гоголь со всей нежностью смотрит на то, как Акутагава краснеет сильнее. - Правда? – спрашивает он, и Коля кивает. - Правда. – альфа все еще не сводит влюбленных глаз. С каждой их встречей, начиная от самого знакомства, атмосфера между ними все теплела, и Коле приятно было смотреть, как сейчас Рюноскэ был словно часть их семьи. Он видел, что все труды, брошенные, чтобы укрепить их отношения, были не напрасны. И если он приложит еще больше, то Акутагава сможет обрести настоящую счастливую жизнь. Даже если и без него в дальнейшем. Последняя фраза в голове вызывает грустинку, но быстро отбрасывается обратно. Что будет в будущем – не так важно, нужно решать проблемы по мере их поступления. - Кстати, Коля, у меня к тебе много вопросов. – разговор принял нотку укоризненную. – Почему вы постоянно сидели дома? - - Мы ходили на каток… - нерешительно отвечает Гоголь. - И все? Ну ребят, в городе столько красивого, мероприятия разные, а вы все в комнате, дай бог если гирлянду включите. - - Это моя инициатива. – вступается Рюноскэ. – Знаете, я с моим младшим братом нагулялся за свою жизнь, а с учетом того, что он нытик еще тот, я приобрел аллергию на такие праздники. – Акутагава практически лжет, немного тушуется, ведь вспоминает прогулку по парку глубоким вечером. Тогда это было незабываемо. Почему он не смог перебороть себя и дать волю экстравертности Коли?.. Марат поджимает губы, коротко смотрит на Акутагаву. - То брат, а то Коля. Хотя он тоже непоседа еще тот. Ладно, поверю. Но все равно гулять надо, для здоровья полезно! – Марат моет руки, потом полноценно поворачивается к столу. – Ладно, ребята, я пойду спать. Сильно не шумите, Аку, оставляю Колю на тебя. – омега несильно хлопает Рюноскэ по плечу. – Все, удачи вам. - - Будто я беспомощный. – бурчит Гоголь, когда папа удаляется с кухни. Рюноскэ слабо улыбается. - Да, теперь я с тебя глаз не спущу. – с иронией говорит он. Гоголь расплывается в улыбке. - Ради твоей заботы я готов сделаться недееспособным. – говорит он, наблюдая, как Акутагава смущенно тушуется, лишь фыркнув. - Не впадай в крайность. - - А почему нет? – Гоголь не требует ответа, проверяет пальцем верхний блин. Расстроенно убедившись, что он все еще горячий, он подпер щеку рукой. - Может ты все-таки возьмешь из середины или тебе как маленькому достать? – смотрит на все это Рюноскэ, но Коля лишь мотает головой. - Не ворчи. Лучше иди ко мне. – Гоголь садится ровно, протягивая руки к Акутагаве. Тот думает, кажется, излишне долго, но потом все-таки пересаживается на колени альфы, довольно прижимаясь, когда его крепко обнимают за талию. Гоголь утыкается в легкую кофту. Ровный запах ткани, безликий, немного душащий, отчего Коля вскоре поворачивает голову, прижимаясь щекой к плечу, чувствуя, как чужие пальцы несмело перебирают белые локоны. Воцаряется комфортная тишина, в которой звучит только тихий стук часов, неумолимо отсчитывающий минуты до выхода. Ладони альфы ласково скользят под одежду, Гоголь рвано выдыхает, чувствуя пальцами нежность тонкой кожи, неровность костей. Когда Гоголь касается боков, Акутагава выгибается, ерзая на коленях. - Щекотно. – выдыхает он, будто не желая портить кроткую атмосферу, что сложилась между ними сейчас. Гоголь лишь прижимает ладони к телу, поворачивается к шее, чтобы робко, без глупой страсти, мягко коснуться губами. Он не видит, как Акутагава прикрывает глаза, но чувствует, как ладонь омеги не сильно давит на голову в просьбе не отстраняться. Коля не слушает, уткнувшись в целованное место носом. Расслабленная атмосфера дала волю сонливости. Гоголь закрыл глаза, проваливаясь куда-то глубоко в темноту, всего на пару секунд, а потом вновь вернулся разумом к любимому телу, стискивая его в объятиях еще сильнее. Чем тяжелее была голова, тем легче становились касания, тем ярче был трепет в душе от простого пребывания Рюноскэ возле. Совсем не хотелось, чтобы этот момент заканчивался. - На какое число ты меня записал? – просит напомнить Акутагава, поглаживая жесткие волосы Гоголя. - На следующей неделе в пятницу. – бурчит он, едва отлипая от Рюноскэ. Он смотрит на него, сонно хлопая ресницами. – В два. - Акутагава только кивает. Он тянется, замирает на пару мгновений, после целуя альфу, долго, лениво, присуще темному зимнему утру. И неохотно отлипает, смакуя послевкусие зубной пасты. - Пойдем собираться. Уже скоро выходить. – произносит Акутагава, впрочем, не спеша слезать с Коли. - Да, пойдем. – так и не выпускает из объятий Гоголь. - А вот и мы! – Гоголь подходит сзади к Пушкину с Гончаровым, по-дружески хлопая их по спине. - Привет. – улыбнулся Ваня, обнимая поочередно Колю и Рюноскэ. Пушкин надуто молчал. Гоголь, едва сдерживая улыбку медленно ткнул друга в пухлую щеку. - Саашааа. – тянет он, но тот отмахивается. - Я с тобой не вожусь, я с тобой не разговариваю, я с тобой не общаюсь, я обиделся. – говорит он, демонстративно отворачиваясь. - Сладкий, ну чего ты? – липнет к другу Гоголь, обнимая его руку и прижимаясь к плечу. - Отлепись!! Друзей на омег не меняют! – обиженно пытается отодрать от себя Колю Саша, но тот только сильнее вжимается в Пушкина. - Ты ревнуешь? Ну хочешь я и с тобой на свидание схожу? - - Нет!! - Рядом стоящий Гончаров закатил глаза. - Добро пожаловать в школьные будни. – протянул он, переглянувшись с Акутагавой. Рюноскэ в ответ только кивнул. Душу скребло то, что он лишил Колю нормальных каникул. - Ну все, прекращайте! – Ваня растащил практически разбушевавшихся альф. – Саша врет, сам же все каникулы со мной был. - - Ага, друзей на омег не меняют, да? – ехидно подкалывает Гоголь, толкнув Пушкина локтем. - Ну тебя же не было! – парирует Саша. - То есть, если бы Коля был, ты бы выбрал его, а не меня? – провокационно спрашивает Гончаров, показательно сложив руки на груди. Пушкин меняется в лице. - Тебя бы выбрал. – честно отвечает он, смотря взглядом, полным обожания. - Что и требовалось доказать. – сияет Ваня, присаживаясь за свое место. - Так иии… - хитро тянет Гоголь. – Вы все каникулы были вместе? – он садится аккурат за Ваней. - Да. – спокойно отвечает омега. – Точнее, большую часть. Знаешь, он сводил меня в вегетарианский ресторанчик! Так мило с его стороны. – Ваня вспоминал проведенное время с улыбкой. Пушкин плюхнулся рядом с Гоголем. - Хорошее было время. – блаженно выдыхает он, не сводя взгляда с Вани. Рюноскэ, растерянно посмотрев на занятое рядом с Колей место, за неимением других вариантов, опустился на стул рядом с Гончаровым – Федор в школу, почему-то, не явился. - Неплохое место для свидания. – одобряет Коля, подмигнув другу. - Свидание? Нет, простая прогулка, не более. – спокойно говорит Гончаров, пока его сверлят три пары глаз взглядом «ты совсем идиот?». - Иногда мне хочется его придушить. – шепчет Пушкин, пока его ободряюще хлопает по плечу Гоголь. – Надеюсь хотя бы у вас все в порядке? - - Да, все… Прекрасно. – отвечает Акутагава. - Его отпустили ко мне на все каникулы. – довольно говорит Гоголь, пока его не обдают холодным взглядом. - Этого мог бы и не говорить. – произносит Рюноскэ, доставая принадлежности из портфеля. - А по-моему здесь ничего такого нет. – пожимает плечами стушевавшийся Коля. Пушкин явно хотел сказать нечто ехидное, но может к счастью, может к сожалению, его мысли прервал звонок. Хотя будем честны, урок не был уважительной причиной для прекращения диалога. Правда, на какое-то время пришлось замолчать: все-таки, нужно было проявить минимальное уважение к учителю и не трепать его нервы сразу в первые минуты. Гоголь только сейчас понимает, как соскучился по этой атмосфере. Друзья, громкий голос учителя, скрежет мела по доске, снова новая информация и снова мимо разума Коли. Гоголь удовольственно подмечает, как его внутренняя энергия после скудных каникул восполняется, пробуждая эмоции и возводя их в абсолют. Давно он этого не чувствовал. На удивление, даже учитель смог заинтересовать своим предметом. Ненадолго. - Значит, вы жили вместе? – продолжает Пушкин задетую ранее тему, наклоняясь к Коле, чтобы их никто не услышал. - Ага. – несколько горделиво хвастается Гоголь, отложив ручку подальше, но так и не отведя взгляд от доски. - И спали вместе? – продолжает Пушкин, делая тон все ехиднее. - Да. – кивает Коля, уже чувствуя небольшое напряжение. Пушкин понятливо покивал головой, выдерживая многозначительную паузу. - Ну что, нагнул его, да? – с максимальной насмешкой спрашивает Саша. Коля медленно переводит на него взгляд. - Вот скажи, если бы я спросил таким образом про тебя и Ваню, ты бы что сделал? - - Я бы тебе вмазал. – немного подумав, отвечает Саша. Коля показывает кулак. - Угадай, что я с тобой сейчас сделаю? – Гоголь говорит серьезно, что немного осаждает Пушкина. - Да ладно, ладно, не кипятись… - произносит Саша, откидываясь на спинку стула. Думает, а потом вновь наклоняется. - Ну а правда, переспал? – с искренним интересом спрашивает он. Гоголь молчит, будто думая, стоит ли это рассказывать, но не может сдержать улыбки, вспоминая их приятную ночь. - Да. – говорит он, и Пушкин, кажется, воодушевляется тоже. - Хорооош. – тянет он, хлопнув друга по плечу. Коля счастливо кивает головой, радуясь вместе с другом. Правда Саша быстро делает глупость. Пушкин тыкает в плечо Акутагавы. - С потерей девственности. – протягивает он руку, рассчитывая на рукопожатие, однако тут же получает сильный подзатыльник от Коли. – Ауч. - - Гоголь! – возмущенно громко говорит учитель. – Я понимаю, что вы все соскучились друг по другу, но имейте совесть! - - Простите. – произносит Коля, потом переводит взгляд на Рюноскэ. Тот смотрит пронзительно, прожигающе, проведя по горлу большим пальцем, суля скорую и неумолимую расплату в виде смерти. Гоголь виновато смотрит вниз, проклиная тупизм Пушкина. - Вы переспали? – тихо спрашивает Акутагаву Гончаров, когда тот повернулся обратно. Рюноскэ мнется, явно без охоты обсуждать личную жизнь, но потом кивает: все равно «тайна» раскрыта. - Да. Было дело… - произносит он, заметив, как кивает Гончаров. - И… Как? – продолжает расспрос Ваня. Рюноскэ недовольно поджимает губы. - Было неплохо. Даже хорошо. Очень… - - А я волнуюсь сильно. – исповедуется Ваня. – Говорят это больно. - - Пиздят. – отвечает Акутагава, записывая быстро то, что пропустил за пару минут. – Если партнер внимательный, все хорошо будет. - - А, как думаешь, Федя будет внимателен? – вопрос неожиданный, ставящий в ступор. - Почему именно Федя? – спрашивает Акутагава, запрявляя прядь за ухо. – Ты кроме него вообще никого не видишь? - - А кто еще? Мне кажется, я с ним проведу всю жизнь. – мечтательно произносит Ваня, даже легко улыбнувшись. - А если нет? Если тебя продинамят? Что тогда? – продолжает наседать Акутагава. - Что за вопросы? Я уверен, что все будет хорошо у нас. Но если нет, я… Я не знаю, что делать. – Гончаров глубоко вздыхает. - Может, обратишь внимание на тех, кто о тебе заботится постоянно? – решается открыть тайну Пушкина Рюноскэ. – Саша в тебя влюблен по уши, а ты смотришь на того, кто каждый раз опрокидывает тебя на кучи рефератов из тех вузов. - - Любит?.. – искренне удивленно спрашивает Ваня, коротко обернувшись, чтобы посмотреть на Сашу. – Это… Многое объясняет… -