***
Рингтон телефона: песня из весьма легендарного в определённых кругах сериала, и как бы глупым не показалось, это подлинно захватывающий испанский сериал, к сожалению, название которого мне никак не удаётся вспомнить. Глаза опять же не раскрываются, но настойчивый звонок вынуждает, заставляет приподняться и протянуть руку к сотовому на тумбочке, около кровати. —Да? —стараюсь воссоздать свой обыкновенный голос. —Доброе утро, —с лёгкой усмешкой, —У тебя никогда не получалось скрыть свое сонное состояние. —Алекс, —ниже в тоне, моё лицо непроизвольно окрасило нечто похожее на улыбку. Я села на кровать. Ночь пока ещё быстро рассеивается на небе, нежели это станет происходить через пару месяцев, или даже недель. —Элизабет, —на втором плане послышалась проезжающая мимо машина, но не шаги, —Я хочу приехать к тебе на днях, я должен поговорить с тобой наедине, —твёрдость голоса - моё нарастающее волнение, —Не нахожу, получится ли вырваться или мы всё успеем в срок..? Я.. —О чём это ты?—перебила его ощутимый поток независимых мыслей. Я окидываю номер своим пока ещё сонным взглядом: космическое освещение утреннего полумрака восходящего с востока солнца(оно ещё на линии горизонта), тени от преград в виде плотных штор, полок страшного шкафа и других предметов заурядной мебели и мелких безделушек, но молчание и то смертельное одиночество вокруг, молчание за окном высокого этажа и случайная птица в темно-синих облаках, лишь стук моего сердца, лишь голос из динамика мобильника. —Чёртово музыкальное видео, —гул никогда незасыпающего города,—Там свои проблемы. Ты же не против встречи?—заядлая уверенность дала слабину, в глубине произношения все же проблескивает дурацкое сомнение. —Нет, вовсе нет, —невозмутимо. Мои губы искривились в ухмылке. —Хорошо,—щелчок открывающейся зажигалки, —Если всё пойдёт не по плану, то мы встретимся чуть позже. В Амстердаме,—звонко подъитожил он. —И о чём ещё ты знаешь? —с долей недовольства. Этой даты нет в Интернете. —О чем я знаю? Элизабет,—тебе придаёт уверенности сигарета на губах?—Я знаю, что после Амстердама, ты поедешь в Питтсбург и выступишь с The Frau Louise в баре, специально практически на окраине города, знаю, что до этого увижу тебя, знаю, что если позволишь, я поцелую тебя в тот же день.. —этот шеффилдский акцент неповторим... Перемотка и повторное воспроизведение последних слов в моей в усмерть раскаленной голове. Это неподвластное воздействие на ответ тела: все громыхает тут же, все обрушается ясно тут же, оно возрождается, оно омолаживается, проявляет целебные свойства, и, о, боже, оно не придёт ко мне от кого либо другого. —Перестань, —серьёзность, ещё не скоро забудется, въевшаяся в кожу, чёртова привычка. —Мне нужно идти, —стандартная фраза, поднялся на ноги, видимо до этого сидел на чем-то. Бордюр? Лавочка? Послышался явно никотиновый вдох. —Хорошего дня, Элизабет, —медленное произношение на моменте имени, будто бы не желая класть трубку, тот ощутимо вслушивается в мое последующее слово: —Ну, пока, Алекс, —по своему незаурядно, изысканно вытягивая вторую часть, я проговариваю в ответ его короткую форму имени и совсем скоро отключаю вызов. Заключение. Это был странный разговор. Моя причудливая непосредственность, примыкание привкуса неосведомлённости в тоне, но я понимаю, я хочу всё это по новому кругу.. —Вот же чёртов..***
Металлическая оправа не громоздких очков на худоватой переносице, тугой ремень прямых синих джинс на талии и черная кожаная куртка над красной футболкой с вырезом и на пуговицах, ботинки без каблука, кольца на костяшках пальцев и медиатор, что находится в правом кармане, выдают мне окончательный билет на пестрящую прожекторами сцену. —Поехали! —разорвал ту самую осведомлённую тишину, Лоу. Никто ничего не сказал, сотрудник при сцене указал рукой точный путь, пару ступень и... Знакомый океан не заканчивающегося потока людей, знакомое погружение в новую историю, знакомый ветер в лицо и периодическая остановка всей протяжённости неповторимого звучания инструментов. Это выступление схоже с прошлым, невообразимо сильно схоже с предыдущим, но теперь с проскальзывайщей сквозь сгусток безграничного людского столпотворения — каверзным стуком треугольника отчужденности. Чужие. Фотографов невиданно много: как перед сценой, так и при выходе через кулисы. Данное положение не устраивает моё восприятие. Зачастую, приятно наблюдать и, во время самого музыкального действия, отбирать более, на глаз, квалифицированного представителя, после чего следует отталкиваться от возможного положения местонахождения и ракурса, чтобы затем любо рассматривать отличные фотографии для альбома одного смотрителя. Сыгранный концерт ещё намекает о той забытой пятнице 26-го числа, в прошлом году, в отголосках пришедших близнецов - зрителей, а вспышки камер по дороге в чёрный минивэн ослепляют даже через вернувшиеся на прежнее место —забытые очки. —Элизабет, это правда, что вы целовались с Алексом Тёрнером прошлой ночью?! —выкрикнул кто-то. —Вы уже опробовали его получше?! —Новый альбом Арктических обезьян про вас?! —Элизабет! —Что вы скажете по поводу нападения на вас прямо на сцене в Вестуге?! —Элизабет! Дайте ответ! —Элизабет Магдаэлла! —Какого хрена?! —протестный прищур в толпу, за решетчетым забором по пояс. Я остановилась на пару секунд, чтобы найти особо ярких наглецов. —Расскажите нам! Миллиса, в соответствии с летним ветерком на промерзшей заре, провела рукой по моей правой, по тыльной стороне. Мгновенная дрожь, ледяной душ во дворе ещё не пришедшей зимы, я поправила аксессуар на холодном носу и с безэмоциональным выражением лица, продолжила свой короткий путь. На мгновение, край глаза привлек, ярко освященный среди других, билборд, что находится по другую сторону забитой автомобилями стоянки. Рисунок, да, именно рисунок, на котором так нежно изображена Лана Дель Рей: её гипнотизирующий взгляд, её, почему-то родные, руки и глубоко-алые губы.. Наше знакомство так и не было совершено, несмотря на мое зрительное проявление, что не открывалось от неё такую женственную, на том самом единственном, связывающем хоть как то нас, мероприятии. Двери автомобиля закрылись. Щелчки фотоаппаратов ещё звенят в ушах, а перед глазами мелькает серебристой мишурой перед отупелым Новым годом, однако, заглушенный гул заведенного двигателя не утратил способность успокаивать на подсознательном уровне. —Теперь это станет явно невпервой, —с ухмылкой, Лоуренс, что сидит напротив. —Поехали! —Миллиса. —Да, я понимаю, —сняла металлическую оправу с переносицы. —С его стороны было очень глупо целовать тебя у всех на виду, —с надумкой добавил Ник, тот находится слева от меня. Никаких криков. —Да не в этом дело, Ник, —оперлась правым локтем о подлокотник, —Это просто сущность очередных журналистов из соответствующих издательств. Вот и всё. —Элиза, он звонил тебе? —Миллиса. Машина тронулась с места. —Да, этим утром, —с вздохом, едва приподняла брови. —И что он сказал тебе?—её бровь чуть поднялась, когда та закончила. Девушка, что смотрит на меня как необходимый именно в этот случай, друг, которому не всё равно. Но в этом взгляде есть что-то ещё. —Миллиса, не сейчас, —я повернула голову на оппонента слева, —Какого черта ты разглашаешь неопубликованную информацию? —хмурясь и повышая голос. —Какую? —ошарашено посмотрел на меня. —Что наше следующее выступление в Амстердаме и явно не только это! —лицо Ника вызывает в груди чувство неправильности, мне мерещится, я в край бесчувственная тварь. —Элизабет, Алекс же наш давний друг, а теперь.. —Меня это не волнует! —Интересно, —многозначительное протяжённость слова. Лоу. —Как скажешь,—по эмоциям и незаметным для него жестам есть возможность прочитать то сметение, —Элизабет, тебе стоит немного отдохнуть, —с жестким окончанием, —В твоей крови чересчур много адреналина! —с раздражением касаясь пальцами своего лба, он отвёл взгляд в сторону окна. —Да, тут разумнее нам самим поехать на встречу с Радио Экзампл, —Лоу, тот по своему непринуждёнен, но взгляд во мраке тонировки, будто исподлобья. Всё это время на лице Лоуренса рисовалась характерная для него сатира. —Окей, но я в полном порядке! —грубость тона. —Я останусь с тобой и мы прогуляемся, а мальчики отправятся в радиостанцию, —хрупкость её голоса-ручья, не замечала ведь до этого ещё никогда до ныне. Я промолчала. И остальные. Лишь только музыка на громкости 10, в плеере играет те самые Black honey. Я перенесла непринимающий предыдущую ситуацию взгляд в свое окно, одновременно опуская стекло посредством специальной кнопки на подлокотнике, где открывается всё новый и новый вид на вечерний город — Берлин.