Письмо в почтовом ящике

      Эйфория. Окрыленность новых привычных ощущений и предвзятость надуманных телодвижений, всё это — очередной выход на очередную блестающую ретро-прожекторами сцену, где нас уже ожидают несколько тысяц людей, и ведь, на этот раз, неописуемо по чувству восприятия сего отблеска чудной нутру ночи.       Отходя немного назад: во время проверки звука, я решила сделать пару изменений в сетлисте: теперь мы начинаем со старой песни из второго альбома — прекрасная «Сантьяго».       Трек о том, возможно, уже забытом городе, где я, на сэкономленные деньги, взяла в аренду древнее Шевроле Камаро и, с развивающимися волосами на ветру и лживой улыбкой на лице, убегала прочь от прежней любви и остальной скудной нечисти в виде проблем малых доходов и огромного труда. К слову, про отношения: те ещё продолжались, словно по помятой привычке, совершенно пустые полтора года.       Уже долгое время я понимаю, о чём же на самом деле была написана эта песня на балконе одного из отелей с очень удачливым видом на заснеженные вершины горной системы Анд, так как в, может покажется, обычных или даже ликующих словах о бесконечных вечеринках, алкоголе и пляжной жизни молодого исполнителя, скорее всего, никто до сих пор не откроет для себя тот самый смысл.       Скользкость предложений, подобно шрифту американских ламповых вывесок из 60-х и тот, мной настолько излюбленный, припев.., где я.. Ооооо Сантьягооо... ещё в то время желала отдаться приевшейся страсти, но типичная робость юно, опять же, обрывает окончания живых фраз из моих пылающих уст. Рев гитар и перебор их струн в заманчивом и столь обманчивом затишье, и громогласность подпевающих нам в ностальгии голосов, не дают покоя пути моих расслабленных глаз: я всё также ищу тебя. Песни, сколько же они уже прошли вместе с нами? Выдуманные нами, ребёнком бегут не отставая, мило держа за пальчик, те, незаметно для координации, взрослеют и навсегда поселяются особенными строчками в головах знающих людей, и те ещё долго будут напоминать нам о прошлом и о том, как музыка может быть могущественна, и как какой-то случайный вечер может вызывать всё те же чувства, что и тогда...       Наконец случайно уловив, где-то едва заходя за половину полностью сыгранных треков, знакомую «мордашку» с горящими, во всем этом безликом буйстве людей, глазами; моё лицо тут же чувствует свою наивную улыбку, а щеки, ведь ненавижу, когда кто-то из знакомых так смотрит на то, что я делаю, мгновенно пропитываются в уже подоженном негодяем масле.       Я всё ещё думаю, что это то самое — великолепное чувство первых мгновений взаимной любви.

***

—Это было отличное выступление! —с неотпускающим адреналином в крови, задорно выдала я.       Выходя из чёрного входа. Полный коллектив The Frau Louise. —Да, сегодня был такой разгоряченный зал,—поддержал Ник, —Просто с ума сойти!       Спускаясь по бетонной лестнице. —Да, неплохо, —с ухмылкой, снезошедшее от Лоуренса.       Остановились у открытых дверей минивэна. —Всё это не без наших усилий, —немного ниже в тоне, Миллиса, та, одновременно, перевела взгляд куда-то за мою спину, —Элизабет, обернись, —со странным лицом, обратилась ко мне. —Что такое? —не теряя улыбку, на автомате. —Добрый вечер, —обращаясь ко всем, произнёс Алекс, и его взгляд задержался на мне. —Привет, —всё с той же дурацкой улыбкой.       Остальные, в том же ключе, поприветствовали его. —Знаете, ребята, это было потрясающее выступление! Мне очень понравилось, —восторженно, —Вы реально превзошли самих себя: намного живее и круче, чем на фестивале во Франции!       Все смотрят на Алекса непроизвольно улыбаясь, так как тот немного схож интонацией на безудержного фаната, а я, нарочно, изучаю черты его радостного лица. —Спасибо, конечно, Алекс, —промолвила Миллиса. —Так ты сидел всё это время в зале? —с удивлением, Ник. —Я заметил тебя ещё когда мы только вышли на сцену, —добавил Лоуренс, —Почему-то сразу попал на глаза, —достал сигарету, —Алекс, очень приятно, что пришёл. Ты будешь? —предложил закурить. —Не откажусь, —согласился тот. —Надеюсь, ты поедешь с нами в Вастанту? Это заведение на набережной, —спросил Николас. —Спасибо за приглашение, но, думаю, вы будете не против, если я незаметно украду из вашей компании одну особу? —с игривой улыбкой, Алекс перевёл взгляд на меня.       Стоит учесть, что он стоит с левой стороны от меня и его плечо едва касается моего, от чего вся внезапно появившаяся игривость беспощадно окидывает всё моё существование словно итак ранее задействованный никотиновый дым. Буквально, лёгким покалыванием появившейся из ниоткуда волны приятного подкожного жара... Что же ты продолжаешь делать со мной, чёртов Тёрнер..?       Компания засмеялась и теперь, все смотрят только на меня. —Ну, решайте, —шуточно обращаюсь к друзьям. —Элизабет, для нас это будет огромнейшая потеря, но мы, да, мы, —с рукой на груди, Ник вышел чуть вперед, —Элизабет, всё же решили согласиться отдать тебя в добровольное похищение.. —Ну, ты даёшь, Николас, —смеясь, хлопнул того по плечу, Лоуренс. —Как ты мог её отдать? —продолжая играть бессмысленную роль, Миллиса, —Элизабет, иди скорее, а то это не закончится, —указывая рукой, добавила она, —До встречи!       Остальные, с улыбками на лице, обусловились незамудренным «Пока» и отпустили меня с кровожадным чужаком для нашей «стаи». Эх, как же я обожаю подобные моменты детского лепета и шуток, которые так надолго закапываются крабом в голове, и только бы всегда так было, и только бы это веселье никогда не прекращалось... —Элизабет, —направляясь к такси, —Ты хочешь поехать со мной в одно место? —Честно, я сейчас просто отправилась бы в номер, легла бы на кровать и отдыхала бы до завтрашнего утра, —протяжно ответила я. —Так мне тебя отвезти в отель? —очевидно. —Да, Алекс, отвези меня, —кладя руку на его плечо.       На самом деле, в моём теле ещё довольно много энергии, но мне необходимо уединение, я нуждаюсь, чтобы он пробыл со мной в абсолютной тишине, в полнейшем мраке, обнимаясь на кровати, бесконечно целуясь, смотря в звёздное, открытое ночное окно и изредка проявляя любовь в собственных словах.. Кажется, что по мне это заметно.       Он посадил меня в такси, а затем, сам садится рядом: на заднем сидении, с другой стороны.       Уверенно произносит адрес.       Таксист тут же нажимает на педаль газа и мы трогаемся с места, а Алекс робко подхватывает рукой мою и та цепко-нежно скрепляет пальцами с моими своеобразный союз. Я, с той же силой, сжимаю кисть его руки и кладу голову на ранее подготовленное плечо. За окном чёрного салона мелькают нескончаемые огни достаточно старого города, но новизна этого времени, всё равно, вечно берёт своё. Хаотично, но, да, так оно и есть.       Плеер в автомобиле приглушен, но различимо, что звучит: —Эндрю Нильсон, да? —сказала ему тихо, чуть ли не на ухо. —Да, это он, —с ухмылкой, ответил Алекс.       Дорога ещё должна длиться вовсе немного, пару кварталов и Алекс уже открывает мне стеклянную дверь в холл отеля, стуча каблуками, тот непременно следует за мной. Шаги по кафелю одинокого вестибюля сменяются на ковролин единственной здесь лестницы, а затем, идут твёрдой походкой по второму этажу. —Алекс? —открывая дверь в номер, в полуобороте, я жду решения оппонента. —Элизабет? —с хитрой ухмылкой и тут же примыкая ко мне, будто с повтором тех же кадров из сегодняшнего утра, тот, но, на сей раз, с обескураживающей пылкостью рук-лиан, прикосается к моим губам..       Расстояние между нами итак было, действительно, небольшим, а теперь же, наглец прожигает каждый возможный сантиметр моего в миг обескураженного тела, ведь сие крепкие мужские руки-хищники удерживают меня вплотную: будто стальные тиски.       Невозможно куда либо деться.       Не сразу разрешая ему соприкоснуться с моим языком, но сейчас же, Алекс будто воссоздает со мной ещё не существующий вальс, тот передаёт мне нечто столь неописуемое, что это нечто подобно забытому языку вымершей цивилизации: играет свой обряд. Мужчина заводит меня во мрак ночного номера.       Дверь захлопнулась.       Неуклюжими шагами и скидывая с плеч верхнюю одежду, Алекс умело направляет наши тела вглубь довольно небольшой комнаты. Но хочу ли я этого? Хочу ли именно сейчас..       Настойчивость и допущение для его рук изучать своеобразие более «хрупкого» тела, и, незаметно для разума, тот кладёт меня на кровать. Нависая надо мной, я чувствую, как вся его плоть горит неукротимым и, возможно, по непривычке, пугающим, но таким приятным желанием, которое оборвется через некоторое время, или же нет..       Ещё слишком рано..?       Остановившись на месте, его руки упираются в матрас по обе стороны от моей головы, партнёр позволяет мне насладиться его телом: закрывая глаза, я тянусь к пока лишь едва приоткрытой шее; в действии охлаждаясь льдом металлической цепочки, что свисает с вышеупомянутой шеи, и хаотично растегивая пальцами пуговицу за пуговицей, мокро целуя, с обожанием дыша, и проводя изящные линии то на шее, то на выступающей ключице, а теперь и на груди, мои руки, внезапно для подопытного, проникли под тонкую расстегнутую ткань рубашки, окружили словно когти орла: я то сжимаю, то царапаю, а после этого, ласково поглаживаю неподготовленную, иногда вздрагивающую кожу. Томные выдохи и рваные вздохи, Алекс закатывает глаза, пытаясь вместить в случайный промежуток свою удовлетворённую улыбку, а я, не более чем, вновь возвращаюсь к его, на вид, уже столь беззащитным губам. Возбуждение накатывает когда-то похороненной волной, оно будто режет изнутри, специально сманивает сделать то, над чем стоит заранее задуматься.       Затыкая текущий вдох, моя власть играет по его хорошо натянутым нервам, позволяя мне использовать мужчину, как только пожелает моя порочная душа. —Я хорошо помню, как ты умело перебирала своими пальчиками по струнам своей бордовой гитары, —уходя от единства: опускаясь к моей ключице.       Упирающееся рука в матрас незаметно настигла мою кисть руки, что та сразу же получает соответствующий нежный поцелуй в ладонь. —И твои, невероятной стройности и подтянутости, бедра, —томный выдох, —Элизабет..       Ладони Алекса медленно проходятся вниз по курсу: по бокам моей фигуры, его губы не отстают, поцелуями заставляя дёргаться от безудержной незащищённости моей тонкой кожи шеи, снимая футболку: пространства груди и живота. —Что так изящно двигались в твоем маленьком танце, —останавливаясь на бёдрах моих джинс, тот поднял глаза на меня. —Твои бедра также хороши, как и слова о моих, —не торопясь, сказав это, я закинула голову вверх. —Ты хочешь этого? —низко произнёс Алекс.       В открытом окне промелькнул свет от фар неизвестной мне машины, и та, по всей видимости, ускользнула вверх по улице. —Разве это было когда нибудь непонятно? —самонадеянно, я приняла решение. —Мы хорошие лжицы, знаешь, —спокойно ответил он, —Столько времени имитировали на своих серьёзных лицах обычное отношение, или даже неспособность проявления чувств, что так и оттянуло этот заветный момент. —Ну, а кто мог знать? —с болью в груди, я смотрю на него.       Я смотрю на него и понимаю, как скоротечно могло произойти нынешнее гораздо раньше, но, в таком случае, без этого, не было бы сделано столько всего... —Я так сильно люблю тебя, Элизабет, —приближаясь к моим губам, —Я хочу быть твоим.. —О, Алекс..       Целуясь и снимая с себя оставшуюся одежду, участок ночи так подходяще дополняет маразм желающих совокупления душ, что незаметно само мгновение проникновения. Время привыкания и молчания, ощущение защищённого присутствия внутри и мой мутный взгляд, что внимательно оценивает и осматривает мужское лицо при таком неимоверно красивом освещении из окна, даёт последний шанс отказаться.       Первая ступень. Приятный, с удельным холодком, ток стремительно распространяется по всему телу, при каждом новом толчке таймер удовольствия обновляется, а дыхание учащается. Изгибы тел, блеск оголенной кожи и спадающие на лицо непослушные волосы, движения во имя наслаждения и соответствующие этому звуки. Неконтролируемые вздохи, а затем и жалобные стоны, я догадываюсь, как можно ускорить уже итак запредельный процесс. По характерным действиям рук, что в высшей степени сжимают мою талию, иногда переходя на бедра, и его рвение — мой ответ, мой голос, мои усиливающиеся в тональности стоны, и ведь изредка их стоит называть криками, подают знак на взаимную любовь к грубому сексу.       Немыслимость события. Всё тело словно поражает электричество наибольшего напряжения, я хочу чувствовать его как можно дольше, как можно глубже; хочу видеть, как он протяжно стонет в удовлетворённом ключе: его искреннее выражение лица, его крайность, его чистота, его крики и резкие запрокидования головы... И я, естественно, получаю представленное в высшем качестве.       Мелодичность голосов друг друга, из груди излучается жуткое тепло, что так нуждается в бесконечности происходящего, и этот пик действа.., но я не могу обещать ничего большего, не могу представить, уже не могу дождаться встречи после такой приближающейся разлуки...       Этот момент навсегда останется в моей памяти.