Не по тексту

Неделя за неделей приближались промежуточные показы на зрителя. И хоть они обещали быть ёмкими, для друзей и родителей, стресса от этого меньше не становилось. Первый актёрско-режиссёрский курс разве что не ночевал в институте, хотя порой это казалось самым удобным вариантом, нежели тащиться в двенадцать ночи из центра Москвы и прикладывать голову на подушку на несчастные пару часов. Лента в инстаграмме Арсения пестрила историями одногруппников: «Друзья! У кого есть гамак буквально на пару дней, как на фото? С меня шоколадка!». Кому-то требовались для этюда винтажные платки, рыболовная сеть, чтобы показать рыбу или серые береты, как у Тома Шелби, для показа ленивца. И всё это неизменно чередовалось с селфи в гриме, фотографиями в зеркале в импровизационных костюмах или нелепыми и часто смешными фотографиями курса с прогонов. Арсений охотно участвовал в этом деле: обаятельно улыбался в камеру на общих фотографиях, кривлялся на видео с нарисованным чёрным носом и в целом в кои-то веки чувствовал себя спокойно рядом с однокурсниками. И сейчас тоже, когда в очередной раз смотрел пополнившиеся истории в акаунте курса под гордым никнеймом «@Mamonovtsy», от фамилии мастера. Пролистав посты, которые делились с подписчиками и всеми причастными информацией о скорых показах, Попов задержался на фотографии Серёжи и Антона, следовавшей за объявлениями. Антон был на фото в белой рубашке и смеялся, ухватившись рукой в кольцах за плечо Сергея. Второй же гротескно хмурился в камеру, оставив на своём носу красный дятловый клюв из папье-маше. Подпись к фотографии гласила: «Работаем». Арсений чуть улыбнулся. Он не пытался соврать себе, что нашёл улыбающегося Антона красивым. Всё-таки, все люди становятся красивее, когда улыбаются. Ведомый собственным любопытством, Арсений перешёл на отмеченный аккаунт Шастуна, в описании инстаграма которого предсказуемо значилась аббревиатура театрального института с годом окончания. Арсений в очередной раз хмыкнул, но на это раз снисходительно. Кажется, из всего курса только он не бравадился в социальных сетях о своём месте учёбы — у него даже «актёр» не стояло в пометке. Попов глянул на время и, осознав, что его перекур затянулся дольше, чем на минуту, поспешил вернуться в аудиторию. Сегодня мастер должен был отобрать этюды студентов для показа, поэтому подготовка действительно шла полным ходом: скорее в комнате, не аудитории, стоял шум и взволнованные реплики. Режиссёры не отсиживались: они сновали по периметру, в очередной раз выслушивая от одногруппников, что стул нужно будет вынести на пару сантиметров правее, иначе ничего не получится. Терпеливо запоминали, как и когда нужно будет выключить в комнате свет или, облачившись во всё чёрное, незаметно накинуть на актёра рыболовную сеть. Арсений не собирался отставать: он принялся растягивать мышцы, чтобы показать своего оленя. Да, он решил попробовать вывести его на показ. И хоть шансов было мало, Попова могло спасти упражнение «наблюдение за предметом», потому что изобразить зарядный шнур от телефона у него получилось, как сказал мастер, «неплохо». Перед этим он, конечно, как и вся группа, выслушал пачку замечаний о том, что они не чувствуют свой предмет, не сопереживают. Андрей Владимирович хватался за карандаш под рукой, выставлял его перед носом и велел студентам придумать конкретно его историю: что он любит, о чём мечтает, что происходило в его детстве и далее по списку. После вопроса «представили?», мастер с хрустом ломал карандаш пополам, наслаждаясь страданиями на лицах молодых людей. «Вот так вы должны чувствовать свой предмет!». Арсений на это едва ли удерживался от закатанных глаз: старый приём, его придумало Щукинское училище, а использовали все, и после пары Попов с удовольствием делился с курсом этой информацией. Пока Попов вытирал спортивками деревянный пол, лёжа в складочке, однокурсники сотрясали помещение лошадиным ржанием, лаем, фырканьем и угуканьем совы. Арсений помолился на нервы охранника. Громче всех было слышно, конечно же, Шастуна. Он старался, потому что вложился в гуся настолько, что за «наблюдение за предметом» особо не брался. Первая реакция мастера на этюд ему польстила, и Антон был в своих силах уверен. Курс так вовлёкся в подготовку, что появление в комнате мастера было замечено не сразу. Когда по цепной реакции вся группа, наконец, узрела его нахождение в аудитории, они наскоро растащили реквизит по углам и в волнении расселись на стулья, поставленные уже не в полукруг, а рядами. Андрей Владимирович, наблюдая за рвением студентов, повеселел и занял своё место за столом, расположившись спиной к сидящим на стульях студентам. Дима Позов молча встал и положил на стол мастера список с очередностью этюдов. Арсений уже привычно улыбнулся Диме, когда тот подбадривающе показал ему кулак на обратной дороге. Пара проходила быстро: показывали уже только самые лучшие этюды, и Арсений украдкой подумал, что сокращать, вообще-то, и некого. Свои два этюда он уже показал и старался не анализировать результат до тех пор, пока не услышит вердикт преподавателя. Старался, но получалось плохо. По собственным ощущениям, прошлые замечания об олене Арсению учесть не удалось — цепляющего характера не было. Об этом говорило и то, что Андрей Владимирович остановил его этюд жестоким «спасибо» и не стал смотреть до конца. — Не раскисай, это чтобы успеть всех посмотреть, — шептал на ухо сидящий рядом Дима, но Арсений такие вот сочувственные реплики в свой адрес просто терпеть не мог. Особенно горько было смотреть на то, как курс опять хохочет над этюдом Антона. Он вызывал у зрителя реакцию, это было очевидно и Арсению тоже, и он снова ощутил это колющее чувство проигрыша. — Полукруг! — скомандовал мастер, когда этюды подошли к завершению. Группа загремела стульями. Арсений, подхватив за спинку свой стул, увидел, как Антона окружили однокурсники под предводительством Сергея и осыпали его восхищёнными комментариями. Тот лишь неловко топтался на месте, улыбался и смущённо благодарил, не уставая мучить свой указательный палец. Ей богу, когда-нибудь оторвёт. Арсений тяжело вздохнул и уже было хотел отвернуться от Шастуна, но тот демонстрировал чудеса реакции — он ловил взгляд Попова уже какими-то вшитыми инстинктами. Когда Шастун столкнулся взглядом с Арсением, улыбка едва заметно сошла с его сияющего лица, и теперь он смотрел на него с каким-то выжидающим видом. «Хочет, чтобы я дал реакцию?» — строкой несётся в мыслях Арсения, и он, недолго думая, заставляет себя улыбнуться и показать Шастуну большой палец. Лжи в этом почти не было, Попов действительно считал, что Антон молодец и обаятелен в своей органике. Особенно сейчас, когда Антон удовлетворённо улыбнулся ему в ответ и благодарно кивнул. Осознав, что ему хотелось бы растянуть момент и задержаться глазами на лице Антона, Арсений снова думает о том, что тот уж точно хороший актёр, способный вызывать отклик у зрителя. Этюды обсуждали так же быстро: мастер ограничивался лишь информацией о том, будет ли студент участвовать в промежутком показе, и хладнокровным взглядом провожал вылетающие из аудитории компании одногруппников, которые неслись успокаивать ушедших в слезах друзей. После такого зрелища он делал в своей голове пометки прочитать курсу лекцию о принятии отказов. Но пока он лишь извлекал снисходительный выдох и продолжал: — Попов. — Арсений направил прямой взгляд на мастера, который едва заметно выражал надежду. — Это да. На показ. — студент удивлённо хлопал глазами: — Прошу прощения, а «Шнур» или… — И то, и другое, — не отвлекаясь от переворачивания листка со списком, спокойно отвечал Андрей Владимирович. Арсений попытался не выдавать своей радости, но, тем не менее, он разве что изнутри не светился, Дима явственно это заметил. — Молодец! — шёпотом хвалил Позов, — Я говорил! За своим внутренним ликованием Арсений далее уже не вслушивался в замечания, не слышал похвал, которыми однокурсники щедро одаривали друга друга. Он лишь прокручивал в голове свои этюды, стараясь зафиксировать результат, чтобы повторить его на предстоящем экзамене. Когда Арсений слышит из уст мастера фамилию Антона, то интереса не выказывает тоже — он знает, что скажет Андрей Владимирович. Но тот медлил, задумчиво оставив взгляд перед собой и, казалось, уснул с открытыми глазами. Антон, который до этого находился в состоянии статической активности, теперь почувствовал тревогу. — Нет, — покачал головой мастер. — Это нет, Антон. — Шастун лишь на мгновение казался растерянным. Теперь же он был серьёзен и хмурился, покусывая губу, а правой ногой тряс так, будто пытается забить пяткой гвоздь. Одногруппники принялись шокировано переглядываться, окликать шёпотом Шастуна и доказывать, что они ну просто в ахере от происходящего. Антон на это кивал, не изменяясь в лице и не в силах унять нервное потрясывание ногой. Сергей, что сидел от Попова по левую руку, так и кипел: — Чё?! Это прикол какой-то?! — Матвиенко, очевидно, не церемонился и не переживал за то, что мастер услышит его громкий шёпот. — Всем спасибо. До встречи. — Подождите! — Арсений сам себе удивился, когда его голосовые связки вдруг извлекли взволнованный звук. Группа перевела поражённые взгляды на Попова, в особенности Антон, который округлил глаза и в шоке чуть приоткрыл рот. Андрей Владимирович, который уже успел развернуться полубоком на стуле, вдруг остановил своё движение и перевёл чуть насмешливый взгляд на Арсения, который выказывал смесь удивления и интереса. Он скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула, давая понять, что уходить не собирается и готов выслушать студента. Арсений шумно вздохнул: — Андрей Владимирович, давайте поступим таким образом: уберите мой этюд на ваше усмотрение и поставьте вместо него Гуся. — Антон так и вытаращил на Попова свои огромные глаза и застыл, как оглушённый. Он ушам своим поверить не мог. Попов старался быть убедительным: — У Антона же только гусь, а у меня и предмет, и животное. — краем сознания Арсений ощутил движение со стороны Шастуна: он в панике метался на своём месте и пытался остановить однокурсника. Сергей, их разделявший, бросил на него взгляд, когда Антон попытался дотянуться до Арсения через спину Матвиенко. Попытка оказалась провальной, поэтому Антон, желая спасти Попова от закапывания самого себя в яму, подался вперёд и ухватил его за запястье. Арсений, что всё ещё смотрел на мастера, перевёл отвлечённый взгляд на касание, но когда осознал, что оно — Антона, ощутил какое-то странное покалывание в районе рёбер и поднял на него взгляд. В зелёных глазах Антона он прочитал, что у него есть то, чего так не хватает Арсению — способность принять временное поражение. Он был спокоен, почти невозмутим, лишь старался придать своему лицу внушительности, чтобы Попов, наконец, заткнулся, и Арсений подумал о том, что видит перед собой другого Антона. Какого-то… взрослого? Андрей Владимирович не скрывал умиления. Несмотря на то, что лицо его было по-прежнему невозмутимо, улыбались глаза. — Арсений, — вдруг мягко начал он, и студент, наконец, обратил на него внимание. — Ещё раз услышу, что ты отказываешься от этюда — уберу все до конца обучения. Отдыхайте. — Нет, ну ты ударился?! — недоумевал Дима, когда они с Арсением вышли из уборной и направились к раздевалкам. — Ты чем думал, хотел с показа вылететь? — Да не знаю я, Дим. Мне жалко Шастуна стало. — Приехали… — хлопнул себя по бёдрам Позов. — Ну встряхнётся немного, не всё же ему слышать, какой он талантливый. — Но это правда. — Что? — Он правда талантливый. — Дима остановился на полпути: — Ты меня разыгрываешь, что ли? Ты ж от Шастуна кривился. — Не кривился я, — расплывчато отвечал Арсений, — И хватит об этом. Димка был хорошим другом, поэтому об Антоне он больше не заговаривал, но его всё ещё напрягало то, в каком состоянии находился Арсений. Казалось бы, человеку аж два этюда на показ оставили, а он ходит тут с таким лицом, будто его отчислили с треском. Когда Дима и Арсений вышли за ворота института, то наткнулись на стоящего рядом Шастуна. Он, конечно, курил и теперь смотрел на Арсения всё тем же серьёзным взглядом. Дима, тяжело вздохнув, пожал Антону руку и приобнял на прощание Арса. Когда второй бросил на него недоумённый взгляд, Позов вильнул подбородком в сторону Антона: — Ну тебя ждали, не видишь? — Спасибо, Дим, — благодарил Антон, и Арсений окончательно потерялся. Когда фигура Димы начала отдаляться, утопая в широкой улице, Шастун чуть слышно прочистил горло. — Не стоило. Но спасибо. Но не стоило. — Арсений устало вздохнул. — Да, глупо вышло, конечно. — Глупо?.. — буквально на миг лицо Антона вновь приобрело какой-то детский оттенок. — Да нет, просто… — Забей. Действительно глупо. Ты вообще дурак, Арсений, — усмехнулся Шастун, и Попов тоже чуть улыбнулся. — Ты как? — вдруг поинтересовался Попов. Шастун пожал плечами: — Сам виноват. Ты прав: по мне КВН плачет, а не актёрское. — Арсений цыкнул и покачал головой. — Шаст, не неси ерунду. Ты лучший на курсе. — Лучший? — свёл брови Антон, — Это сразу после того, как на ласточку вставать научился? — Ну ведь научился, — не отступал Арсений, — Вообще, чего ты меня слушаешь? Я ляпнул, не подумав. Прости за это, нужно было ещё тогда извиниться. — от лица Антона вдруг отступила серьёзность, и Арсений с удивлением ощутил, что он этому рад. — И, Шаст, если бы я после первого провала решил, что актёрское не моё, я бы сейчас здесь с тобой не стоял. Это жестокая профессия, она держать не будет, если ты решишь сдаться. Но она точно многое потеряет. Лицо Антона, на котором в начале разгладились хмурые брови, теперь снова окончательно выражало невинное удивление и даже какой-то трепет. Шастун в сердцах кинулся к Попову. Он чуть покачнулся, когда Антон ввалился к нему со своими внезапными объятиями, а затем ощутил, как парень сжимает между пальцев его пальто. Мешкаясь лишь секунду, Арсений крепко обнял Шастуна в ответ, всё ещё ощущая от него запах наскоро выброшенной на асфальт сигареты.