***
Пробуждение сопровождалось громким выкриком. Юноша и сам не до конца понял, что произошло, лишь подскочил вперёд, сразу принимая сидячее положение. Где он? Ах, точно… Всё та же комната. Быстро оглядевшись, Сигма понял, что это лишь был кошмар, точнее, лишь его конец, а сам сон… Тяжело дыша и ощущая, как от напряжения вся спина покрылась потом, двуколор попытался успокоиться. Сколько сейчас времени? Единственный вариант что-бы дать ответ на свой вопрос, был выглянуть в окно, через эти тонкие просветы из-за неровности досок. Быстро встав на кровать, Сигма ощущает боль по всему телу. Черт… Не стоит забывать о вчерашних полетах. Голова хоть и не болит, но нога, на которой красуется синяк, достаточно сильно побаливает. На улице уже светило солнце, хоть из-за облаков света особо и не было. Мрачный осенний день. Школьник садится на кровать и приняв позу лотоса, начинает быстро вспоминать всё произошедшее. И сколько он уже здесь находится? Больше недели? Сигма уже сбился со счета времени. Произошло слишком много всего. Вновь упав на кровать, парень решает вспомнить тот сон. Всё слишком реалистично, даже по-началу и не скажешь, что это был сон. Тот человек… Дверь в комнату неожиданно открывается. — О, ты наконец-то проснулся? Всё-таки ты у меня соня! Уже почти час дня. Даже не поднимая головы, Сигма уже предполагает, что Гоголь одет в свой любимый фартук, ведь обычно во время его пробуждения, тот готовит обед. И он не прогадал. Николай вприпрыжку оказывается около кровати пленника. — Думаю, сегодня мы обязательно замечательно проведём время вместе! — эта натянутая до ушей улыбка не внушала не капли искренности и радости. — Что ты задумал? — Сигма прикрывает глаза, примерно представляя ответ, который он сейчас получит. — Ты не только соня, но ты, в добавок, ещё и забывчивый! — Николай довольно хихикнул, увидев, как Сигма с непониманием поднимает бровь вверх. — Я же обещал, что мы вместе посмотрим фильм! Двуколор на секунду завис, перебирая в голове их последние диалоги, которые, как и речь Николая, стали запутанными. Да, Гоголь собирался устроить им «романтический вечер», но теперь, когда тот без проблем лезет в чужой рот, даже любое прикосновение сумасшедшего вызывает панику и ужас. — И вновь, ты меня не слушаешь! — неожиданно, холодная рука обхватила кисть школьника. Сигма вздрагивает, предпринимая попытку отстраниться, но, в очередной раз, ничего не получается, из-за чего приходится виновато опустить голову и надеяться, что убийца не сделает ничего мерзкого. — Викторина! — резко выкрикивает визави, заставляя двуколора приподнять голову. — Как зовут парня, который согласился сыграть со мной в игру «Угадай, кто серийный убийца или маньяк», с условием того, что при своем проигрыше, он должен прекратить попытки сопротивления в сторону победителя? На лице Сигмы отразилось недовольство. Над ним просто напросто издевались, пытаясь ухватиться за эту бессмысленную игру. Хотя… Здесь, как раз таки, Сигма и ошибался. Это была игра, с равными условиями. Он не сможет доказать то, что Николай жульничал или играл не по правилам, ведь если так подумать, Гоголь просто показывал фотографии людей, он даже практически ничего и не говорил, кроме биографии определенных личностей. И если смотреть на эту игру с логической стороны, а не со стороны жертвы Сигмы и убийцы Николая, этот проигрыш полностью вина двуколора. Их шансы были равны. Важную роль играла интуиция и внимательность школьника, и поэтому, он должен винить в своем проигрыше только себя. И от факта своей беспомощности и глупости, становилось ещё больнее. В груди заныла печаль, а в мыслях то и дело всплывали слова: а не бесполезно ли это? — И правильный ответ — Сигма! — услышав свое имя, двухцветный поднял голову, устремив взгляд на Гоголя. Эти слова, довольно сильно походили на упрёк, обиду Николая на то, что он до сих пор не смог получить заслуженную награду. И вновь Сигма опускает голову, ведь он не может поспорить. Сейчас он слаб, а все его попытки выбраться тщетны и бессмысленны. Гоголь, получив ожидаемую реакцию от визави, весело что-то выкрикивает и отстраняется от парня, сделав пару шагов назад и задрав подбородок, складывает руки на поясе. — Сейчас идём есть мой превосходный завтрак, который можно считать уже обедом, а потом мы будем вместе готовить пиццу. Разве не прелестно? Школьник проигнорировал данный вопрос. Прелестно, но не с тобой, Николай. — Пташке помочь дойти до кухни? — Нико́ля лукаво улыбнулся, уже успев скрестить руки на груди. Сигма сердито нахмурился, понимая, что его вынуждают дать хоть какой-то ответ. — Нет. Я сам доберусь до кухни. — Как знаешь! — а Гоголь лишь развел руками. Двуколор медленно спускается с кровати, чувствуя на себе взгляд Николая, который уже через пару секунд оказался в дверном проёме, ожидая Сигму. Стараясь не подавать виду того, что тело неописуемо ломает, школьник начинает идти следом за похитителем. Не успев покинуть комнату, до Сигмы доходит странное осознание того, что он всё ещё находится в своей домашней одежде, а не в ночных вещах. И даже было дело не в том, что Сигма хотел чтобы его, как он понял, пока он спал, переодели, нет, становилось даже спокойнее от того факта, что Николай этой ночью не прикасался к нему. Но это, почему-то, заставляет заподозрить что-то неладное. Не Нико́ля ли, нёс эти непонятные речи по гигиену? И даже если эти слова говорил не он, то осознание того, что Николай был чем-то занят этой ночью, что даже не успел переодеть своего любимого Сигму, заставляли сильно напрячься. Чем же мог быть занят Гоголь этой ночью?***
И в очередной раз, мнение Сигмы о своем похитителе скачет с бешеной скоростью то вверх, то вниз. Гоголь с одной стороны достаточно весёлый, но от его бесконечной несвязанной болтовни можно было с лёгкостью устать. Но теперь Сигма совершенно не обращает внимания на эти факторы. Перед ним убийца. Самый настоящий, бесчувственный и непредсказуемый убийца, а если быть точнее, то серийный убийца. Мотивы этого человека до сих пор не были ясны. Он убил эту женщину, чтобы на время, кажись, найти себе дом, где он будет скрываться. Но от кого ему скрываться? От этого неизвестного человека? А может быть, Николай приехал в этот город лишь ради него — Сигмы? Тогда получается, что Сигма виноват в смерти этой не к чему не причастной старушки? Нахождение трупа, до сих пор, плохо улаживалось в голове, но надо постараться смириться и думать, что делать дальше. Сигма пытался мыслить логически и без радикальности. Получалось не особо хорошо. Сигма сидит за столом, нарезая зелёный лук для пиццы. Что там за пиццу готовить Гоголь собирался — двуколор не знал, поэтому лишь молча продолжал нарезать овощь. Николай как обычно завел какую-то светскую беседу с самим собой, которую уже на середине перестал слушать Сигма. Сейчас он думал о совершенно других вещах. Парень ощущал себя очень подавлено, казалось, что он уже проиграл, что Гоголь контролирует просто все его движения, а может даже и мысли. Но желание получить ответы на интересующие вопросы было, пока что, сильнее. И за это двуколор и пытался ухватиться. Сейчас, единственной зацепкой были фотографии, найденные в коробках подвального помещения, но как вновь попасть в это место, Сигма пока что не знал. Внезапно, доска под руками пропала. Школьник сначала озадаченно смотрел на стол, а потом повернул голову в сторону. Николай, со своей натянутой улыбкой, глядел прямо в глаза Сигмы. — Ты не слушал мою историю про злого дядю, который вел у меня пару по анатомии человека? — этот вопрос водил в тупик, заставляя двуколора почувствовать себя провинившимся. Но Николай даже не дал сказать и слова. — Ничего страшного! Я сейчас ещё раз расскажу! — и снова на лице улыбка до ушей. Отойдя в сторону, похититель принялся добавлять зелёный лук в какую-то миску, но из-за того, что Нико́ля закрывал своим телом весь обзор, до конца понять этапы его приготовления было сложно. Услышав, как Николай начал с всё таким же энтузиазмом рассказывать историю о каком-то мужчине, Сигма уставше простонал, немного отодвигаясь назад, что-бы положить голову на стол. Стараясь улавливать куда больше информации, сказанную Николаем, школьник продолжил свои размышления насчёт поиска фотографий. Провести время вместе… Что-то неожиданно щёлкнуло в голове. Странная идея вдруг начала прокручиваться чуть ли не перед глазами Сигмы. А что если попробовать это провернуть? Юноша повернул голову на Гоголя. А вдруг не получится? Глядя на парня с картой ленивым взглядом, Сигма попытался оценить шансы на удачу. Это будет выглядеть подозрительно, но что тогда остаётся делать? — Ну-с, что ты думаешь насчёт этой ситуации? Двуколор вздрагивает и встречается с Николаем, который уже по-детски надул щеки, пытаясь сделать вид обиженного человека, которого снова и снова не слушают. Сигме лишь остаётся неловко хлопать глазами. — Время шутки-минутки! — и опять за пару минут лицо Гоголя стало весёлым. — Что видит слепая проститутка в своей профессии? Правильный ответ: ничего плохого! — даже не получив не какой реакции от школьника, похититель начал как ненормальный смеяться, словно эта шутка действительно было смешной. Сигме лишь оставалось натягивать улыбку и с обречённостью зарываться рукой в двухцветные волосы, которые, кстати, не мешало бы помыть. Да и в общем не мешало бы посетить ванную комнату.***
Теперь было ясно, откуда в гостиной взялся телевизор, точнее, причина того, что он там вообще забыл. Кажись, у Николая всё было спланировано. Будет даже не удивительно, окажись у того маленькая записная книжка, где он подробно расписывал как проведет тот или иной день с Сигмой. На улице уже наступил вечер. Гоголь усадил двуколора на диване, а сам убежал в ту самую комнату «библиотеку» за одеялами. Оставшись, на время, наедине с собой, Сигма вновь осмотрел данное помещение. Перед ним стоял небольшой столик, который притащил Нико́ля. На столе находились пицца, печенье, какие-то шоколадки и напиток. Всё выглядело совершенно безобидно. Телевизор был выключен, поэтому двуколор, сидящий прямо напротив техники, лицезрел свое затемнённые отражение в экране. Всё слишком спокойно… Свет, в самую непредвиденную минуту, выключается. Сигма поражено поворачивает голову в сторону, в сторону двери, и сразу же встречается с Николаем (свет в коридоре всё также продолжал гореть), стоящем в дверном проёме и не успевшим убрать свою руку от выключателя света. Подмышкой у того находились толстые одеяла, а на лице сияла улыбка самого радостного человека в мире. — Эта для атмосферы! Да уж, атмосферно то как, смотреть вместе с убийцей фильм. И в очередной раз глядя на этого гиперактивного, болтливого и улыбчивого Гоголя, даже не верилось в тот факт, что он на самом деле серийный убийца. От осознания того, что даже самые веселые и смешные люди могут оказаться бесчувственными гадами, возомнившими себя теми, кто может вмешиваться в судьбу обычных людей, заставляло кровь кипеть в жилах. — Лови одеяло! Но когда эта фраза дошла до школьника, то одеяльце уже оказалось на его голове. Где-то сбоку Николай залился хохотом, а Сигма лишь недовольно снял теплую постельную принадлежность с лица, укрывая ноги. На миг стало уютно. Такая необычная обстановка. Телевизор был уже включён вошедшим Гоголем, из-за чего их лица обдал резкий белый свет, которым потом сменился синим свечением. Вкусная еда, теплые пледа и фильм. Нико́ля и впрямь попал в цель. И это ещё больше пугало. Уже прошло достаточно много времени. Еда практически была съедена, напитки выпиты, а фильм, который наскучил Николаю где-то на середине, уже почти подходил к концу. Повернув голову на визави, похититель стал внимательно рассматривать внешние черты лица Сигмы, и хоть он и знал это лицо лучше некуда, вновь взглянуть на этого красивого мальчишку — хотелось. Свет от телевизора приятно падал на лицо школьника, а его глаза, которые заинтересовано устремили взор на клишированный детектив, выглядело поистине чудесно. Укутавшись в плед и перекинув волосы через правое плечо, парень смотрелся поистине мило. Сигма, почувствовавший на себе чужой взгляд, повернул голову на Гоголя. Их глаза встретились. Где-то на фоне играла душевная, наполненная печалью, музыка, но оба парня в полном молчании продолжали смотреть на друг друга, не отрывая взгляда. — Что-то не так? — двуколор первый подал голос. — Не-а. — Нико́ля иронично усмехнулся, всё-таки отстраняя взгляд. Но Сигма, будто что-то выжидал, продолжил глядеть на Николая. — Ах! Какой скучный и банальный фильм! — пепельноволосый вдруг хватает школьника за плечи, прижимая к себе, имитируя объятие. Их щеки соприкоснулись. — Давай лучше займёмся более интересными вещами? — К примеру? — Сигма, не оценивший внезапно желание тактильности Николая, отвернул голову, надеясь, что этот клещ не будет долго к нему липнуть. А может быть этот сумасшедший уже чего-то удумал? — Вот к примеру, как ты считаешь, не глупо ли поступил этот недодетектив, отдав антагонисту ту важную бумагу, взамен на то, что жизнь его коллеги будет спасена? — Гоголь, как хитрый кот, улыбнулся, вызвая мурашки по спине пленника. — С одной стороны — глупо. Всё могло закончиться плачевно, из-за этого необдуманного поступка. Но с другой, на кону стояла жизнь его друга, поэтому его чувства можно понять. — Чувства… — прошептал Нико́ля. — Какая шаблоность! Эта дружба, цветочки и счастье слишком не подходят под профессию настоящего детектива. — Разве окажись ты в такой ситуации, не пожертвовал бы чем-то то таким стоящим, ради друга? — смешно понимать, что тебя не понимают. — Какая напасть, а у меня нет друзей. Сначала Сигма даже удивился, хотел задать вопрос «Почему?», но уже совсем скоро он всё понял. Привязанность к людям — вот чего боялся Николай. Он совершенно не правильно выражал свои эмоции, но из-за чего так? Виноват ли в этом, так называемый, «он»? — Дружба — это добровольное рабство. — Двуколор взглянул на почему-то поникшего похитителя. — Один из двух людей всегда один раб другого, хотя они оба никогда себе в этом не признаются. Они чувствуют себя хорошо с этим человеком, чувствуют тепло, уют и безопасность. Они стремятся к этому человеку. Но кто хочет быть рабом? Рабом своих чувств. Разве это не является самым дном, самым низом твоего нутро? — Нет, не является! — На мгновение показалось, что с лица Гоголя пропала ухмылка. — Любить, ценить и беречь кого-то — нормально. Тяжело всегда держать всё в себе, тяжело понимать, что ты беспомощен и одинок, но когда кто-то хоть каплю верит в тебя, это заставляет тебя ощущать себя нужным и любимым. — Но в тоже время, птенчик, ты ощущаешь себя пустым. Ты словно лишний в этом мире. Забавно, не так ли? Эти слова словно током ударили. Сигма ощущал себя бесполезным, да, таким ненужным, ведь какой толк от человека, который не нашел свое предназначение? Какой толк от его существования в этом мире? Но было ещё кое-что что, что заставляло держатся до последнего и стремится вырваться из оков, наложенных похитителем. — Дом. — А? — У меня есть дом. Мама ждёт меня и верит в меня. У меня есть своя комната, свои секреты и переживания, но меня всегда ждут и могут принять с объятьями. Поэтому надо стремиться к чему-то, а не стоят на месте, живя этим беспокойным прошлым. — последнее предложение заметно подчёркивало обращение непосредственно к Николаю. — Я стремлюсь избавиться от нитей прошлого. Ха-ха, мой дорогой Сигма, ты же видишь во мне актера? — Но ведь… — Быть врачом никогда не было моей прихотью. — Что? Николай медленно приближается вплотную к Сигме, делая так, что-бы их лбы коснулись друг друга. Глядя в глаза серого цвета, становилось до странности приятно, но в то же время где-то в глубине сердца ныла печаль. Говорят, глаза — зеркало души. И глядя на эти поистине детские очи, хочется описать Сигму лишь одним словом — наивный. — Я всегда был лишён свободы. Даже сейчас, я самовольно запер себя в клетку, отрезал свои крылья. А крылья уже нельзя вернуть на место, их можно пришить, но они уже никогда не будут летать также грациозно. — Но у тебя есть ноги. У тебя есть другой путь. Сядь ты на этот самолёт, да лети вперёд. Ты не лишён полета навсегда. — Сигма, в свою очередь, задумчиво вглядывался в этот загадочный зелёный глаз. Он смотрел очень внимательно, смотрел вглубь, веря в то, что сможет увидеть нечто другое. Но в ответ, Гоголь закрыл глаза, будто опять выстраивая между ними черту, запрещающую смотреть куда-то дальше. Немного поразмышляв о чем-то неизвестном для школьника, Николай резво рассмеялся. — Говоришь практически как мой друг. — Друг? — Я убил его. Автоматическая реакция пришла сразу. Желание отстраниться и уйти куда-нибудь подальше от этого человека возросла в разы больше. Такое ощущение, что Нико́ля целенаправленно напоминал жертве о том, кто он такой и что он сделал. В этот момент, экран телевизора погас. Фильм уже подошёл к концу, а на мониторе лишь в быстром порядке пробегались субтитры. Фон был темным, поэтому, в добавок, в комнате повисла смутная темнота. Гоголь дал возможность Сигме повернуть голову в сторону, но в голове парня вмиг повалились все полочки, на которых была расставлена, хоть и в сбившемся порядке, информация. — Убил?! Но почему? Кто этот человек?! Но его вопросы в наглую просто напросто игнорировали, вызывая ещё больше ужаса и угнетения. Субтитры также быстро подошли к концу, и теперь на экране повис белый фон, за счёт которого вновь можно было увидеть лицо Николая. Его мышцы лица расслабились, отпуская напряжённость, а это указывало на прекращение их немного искреннего диалога. — Ах, Сигма, Сигма! И теперь, что из всего перечисленного мною правда? Надо меньше верить всяким убийцам и дядкам с заброшенных больниц. — Гоголь полностью отпустил школьника, лишь сначала похлопав его по голове, а потом начав сосредоточено убирать с его лица мешающие пряди этой нелепо подстриженной челки. Сигма, затаив дыхание, наблюдал за этими до невозможности странными действиями. Но он снова на миг отключился из реальности, отдавшись размышлениям о убийствах Николая. Скольких людей ещё убил этот сумасшедший? И скольких он ещё успеет убить? — Ну что-же! Наше время подошло к концу. — теперь уже наконец-токи отстав от двуколора, Нико́ля спускается с дивана. И даже не успев среагировать, Сигма уже начал лицезреть, как Гоголь быстро начал собирать тарелки и кружки. Он словно пытался убежать от Сигмы, натягивая маску «шута». И это ненароком заставило задуматься о том, какие же сейчас испытывает эмоции этот Николай. Может ему действительно больно? Но в этот же момент, школьник дёрнулся вперёд, будто вспомнил что-то важное. — Николай! — Сигма, тоже спрыгнув с дивана, хватает Гоголя за запястье. Такой жест испугал аж самого двуколора, нежели похитителя, смотрящего на Сигму с интригой. — Это… Давай сегодня вместе ляжем спать? Повисла одна из самых неловких пауз в жизни школьника. Гоголь сначала с недоверием изогнул бровь вверх, ища в этих словах подвох. В его взгляде читалось сомнение и опаска, будто Сигма его ночью убить собирался. Но как бы не так. Но Николай, не Николай, если бы на его лице не появилась какая-то довольная улыбка. — Ух ты, а чего так? Тебе понравилось со мной проводить время? — коварный вопрос однако. — Я… Просто захотел… — а что ещё можно было ответить? Тихий смешок заставил Сигму понять, что он предложил эту идею зря.***
И вот они в комнате Николая. Гоголь, наконец-то захотевший спать, плюхается на подушку, ещё что-то бубня себе под нос. Сигму уложили около стены, предварительно дав тому ещё одно одеяло. Двуколора заметно трясёт, но это было ожидаемо, ему в какой-то степени было очень страшно. Кто ещё пожелает спать в одной кровати с убийцей? Было очень эксцентрично, увидев как похититель лег спать не снимая своей карты с глаза. Во всей квартире был выключен свет и лишь настольная лампа, стоящая на столе около кровати, продолжала освещать пространство. — Спокойной ночи, птенчик! — Гоголь взял Сигму за щёчку, немного потянув на себя, хихикая. — Спокойной… — быстро разворачиваясь к визави спиной, промолвил двуколор. И после этих слов, повисала тишина. Гоголь, выключив лампу, ещё пару минут поворочился на своем месте, выбирая удобную позу для сна, а потом уже наконец-то заснул, по крайней мере показалось именно так. А Сигма, лишь прикрыл глаза, чувствуя, с какой скоростью бьётся его сердце. И билось оно от волнения, от его предстоящего плана. Время близилось к часу ночи. За всё время Сигма даже не вздремнул, то закрывая глаза, то открывая их, с целью привыкнуть к темноте. Он отчётливо ощущал свою тревогу; его дыхание было сбитым, но он продолжал делать вид, что спит. Его план не был масштабным. Сигма всего лишь то хотел проверить насколько чуткий сон у Николая. Да, он совершенно не продумал эту непонятно откуда взявшуюся идею, но, пока что, в голову не приходили не какие другие умыслы. Его целью являлся подвал, подвал, где находилось коробки с фотографиями. Его препятствием являлась в первую очередь закрытая дверь в его комнате, и это препятствие он обошел, ведь Нико́ля точно не закрывал дверь в свою комнату на замок. Но сам Николай являлся ещё большей проблемой. Теперь он, кажется, уходит куда-то лишь ночью, и поэтому действовать днём было бесполезно. Оставался только такой вариант. И то, было ещё не понятно, крепкий ли сон Гоголя или нет. Но раз похититель согласился спать вместе, он должен был учесть нюанс попытки побега его жертвы. Этот Николай сплошная непредсказуемость. Поняв, что тело уже всё затекло, парень осторожно приподнимается в локтях, принимая сидячее положение. В этой сплошной безмолвности слышалось только умеренное дыхание Николая. С максимальной осторожность, переступив через Гоголя, Сигма оказывается на полу. Николай спал лицом к двери и поэтому, немного наклонившись, двуколор смотрит на это умиротвореное лицо, на котором даже во сне, стояла лёгкая улыбка. Неужто он всё также спал? Окинув подозрительным взглядом парня с картой, двуколор постарался не слишком тихо, но и не слишком громко сказать: — Николай, я отойду в туалет. Согласна идеи Сигмы, если бы Гоголь проснулся, то должен был издать хоть какой-то звук по типу «угу». Но в ответ — молчание. Он и вправду спит? Или делает вид, что спит? Прождав ещё несколько секунд, юноша, на носочках, начинает приближаться к выходу из помещения. Дверь, славу богу, открылась не с лишним шумом, но даже переступив порог комнаты, Сигма ещё раз повторил: — Я скоро приду, я в туалет. — эта фраза была сказана в том случае, если при открывание двери Николай всё-таки проснулся. Оказавшись в коридоре и закрыв за собой дверь, двуколор радостно выдыхает, осознавая, что всё идёт по плану. Главное не шуметь. Глаза уже привыкли к темноте, поэтому в пространстве было ориентироваться не так тяжело. Сигма двинулся в сторону подвала, с надеждой на то, что дверь не закрыта. Если уж она окажется закрытой, то можно вернуться в комнату и поискать ту самую фотографию в ящиках, хотя в прошлый раз её не получилось найти. Вот та самая дверь. Ещё раз замерев и прислушиваясь к каждому шороху, двуколор дёргает за ручку. Открыто. Гора с плеч будто упала. Неужели сейчас можно хоть на пару шагов приблизится к истине? Свет пришлось не включать, школьник боялся, что внезапное яркое свечение заставит проснуться Николая, который и так лежал лицом к двери. Со спуском особых проблем не возникло. Практически все вещи уже обрели очертание, поэтому Сигма был уверен в своих силах. Конечно, лучше было бы спускаться в это место с фонариком, ведь эта кромешная темнота, тишина и адреналин, вызванный спящим похитителем, продолжали заставлять тело нервно трястись, ведь всё-таки этот поход в подвал, в который запретил идти ему Гоголь, может закончиться плохо. Но пути обратного нет, надо идти дальше. И вот двуколор оказался на нижнем этаже. От каждого непонятного шума парень вздрагивал. Было очень некомфортно, и Сигма уже десятый раз пожалел, что полез сюда. Самовнушение вперемешку со страхом делали свое дело, вызвая тревожность. Нет, нельзя отступать. Где-же эти полочки? Сощурив глаза, парень осматривает местность. Ага, вот и полочки. Но… Где коробки? Сигма подошёл ближе к нужным полкам. Это определено были они, но коробки куда-то пропали. В силу вступило чувство осязания. Встав на носочки, двуколор ощупал рукой деревяшку. Всё верно, там пусто. Ещё раз оглядев подвальную комнату и не найдя ничего хоть каплю похожего на коробки или стопку фотографий, парень с обидой вздыхает. Да, было глупо надеяться на то, что Гоголь впоследствии не избавиться от этих загадочных фотографий. Придется возвращаться обратно. Оказавшись около нужной дверцы в комнату, парень медленно дёргает за ручку. Всё идёт спокойно, но почему-то до чрезвычайности страшно. Дверь поддается вперёд и Сигма тихонько входит обратно в комнатушку. Вроде Николай всё также спит, глядя уже сотый сон. Но вдруг, приглядевшись получше, двуколор замечает какой-то силуэт на кровати. По-началу показалось, что это игра зрения, но увидев как этот же силуэт перекидывает ногу на ногу, стало ясно, что это какой-то человек. Перепугавшись, Сигма уже собирается выйти из комнаты и закрыть дверь, убежав куда-нибудь, но внезапно, комнату озаряет свет настольной лампы. На кровати сидел Николай. — Ночь добрая, Сигма, не это ли ищешь? — Гоголь поднял руку вверх. В руке находилась уже знакомая фотография его и Сигмы. Сначала прикрыв глаза рукой от неожиданного света, а потом посмотрев на Николая, двуколор сразу всё понял. Он оплошал, а его план был сразу же разгадан.