***
Сигма подорвался с места, ощутив на своем лице холодную воду. Издав пораженный крик, парень тут же оказывается в недоумении, ощутив то, что он находится в сидячем положение. Глаза были закрыты, чтобы непрошеная влага не попала и в так успевшие слегка покрыться влагой глаза. Руки горели, ноги тоже, тело очень сильно всё ломало, шея просто напросто отказывалась существовать в таком положении, вызывая сильнейший дискомфорт. Что происходит?! Открыв глаза, Сигма встречается с кучей мониторов, которые кажись являлись камерами видеонаблюдения. Но что это за место такое? С сильной болью в области шейных позвонков, парень медленно начинает поворачивать голову в сторону, пытаясь понять, в какое место он попал. Из-за слабости, двуколор снова прикрывает глаза, пытаясь вспомнить то, что произошло ранее. Точно. Николай подсунул ему прямо в нос какое-то успыпляющее вещество, до этого зачем-то вернув ту самую фотографию. Сигма вновь открыл глаза. Та фотография. Амнезия. Он и Гоголь из прошлого. Уже пережив и узнав столько новой, но в то же время не подающейся адекватной реакции, информации, Сигма без затруднений мог ответить: эти слова имеют свою взаимосвязь. — Ну наконец-то ты очнулся, птенчик. — услышав до скрежета зубов знакомый лицемерный голос, Сигма тут же начал дёргать головой из стороны в сторону. — Где ты?! А ну покажись! Николай! — двуколор был напуган. Страшно осознавать то, что хищник прямо сейчас находится где-то рядом с тобой, а ты его даже в лицо не видишь. Где-то за спиной раздался хитрый смешок, заставивший школьника затрястись, будто, его сейчас собирались пытать. Совершенно неожиданно, Сигма ощущает, как кто-то схватил со спины его за плечи. — День добрый, Сигма! — Николай тут же рассмеялся, одновременно начиная трясти пленника за плечи, пока тот, после испуганного возгласа, начал приходить в себя. — Что происходит?.. — отдышавшись, поинтересовался Сигма, вновь встречаясь с огромными мониторами. — Секрет! Угадай, какой я решил устроить для тебя сюрприз? — Николай тут же по-детски нахмурился. — Упс, кажется, я проболтался. Да-да, это один очень-очень интересный сюрприз! Даю тебе три попытки, а если не угадаешь, то с тебя поцелуй в щёчку! — похититель, уже кажись по старинке, кладет свою голову на плечо двуколора, но в этот раз тот слегка приподнял её, заставляя их щеки соприкоснуться. Сигма же, удивлённо застыл на месте, боковым зрением, видя самодовольную ухмылку Николая. Сюрприз? Это звучит очень подозрительно… Что удумал Гоголь? И самое главное: но кой черт он его холодной водой облил?! — Можешь меня, для начала, развязать? — а ещё страннее ситуацию делало то, что Гоголь с какой-то целью затащил его в совершенно неизвестную комнату, связал и сейчас собирается сыграть с ним в какую-то игру. — Не-ет, тогда будет крайне скучно… — Николай говорил тихо, создавая необыкновенный образ загадочности, что в добавок ещё сильнее пугало. — Что ты хочешь от меня? — Угадай, зачем ты находишься в этой комнате? Сигма нахмурился, снова переводя взгляд на большой компьютер, экран которого был разделен на восемь квадратов, в каждом из которых были видны различные комнаты. Внимательно осматривая каждое помещение, почти сразу, до двуколора дошло то, что на мониторах, вплоть до коридоров, изображены все комнаты дома Николая. Все, включая ванную комнату. И именно в этот момент, Сигма ощутил, как внутри него всё сжалось, вплоть до того, что дышать на миг стало так трудно, что глаза ослаблено начали закрываться, но парень, ещё в силах контролировать свои эмоции, продолжал вспоминать остальные места. Кухня, комната Николая, его комната, подвал, чердак. Переключив внимание на чердак, парень заметил то, что головы настоящей хозяйки этого дома уже нет на месте. Решив не вспоминать весь тот ужас, который пришлось ему пережить, на смену чувству отвращение пришел страх. Этот знакомый, пробирающий до костей, страх. Всё это время, пока он, Сигма, находился в плену у Николая, тот без проблем за ним наблюдал. Видел каждое его движение, вздох, эмоции. А некоторое время назад, он лицезрел его голое тело. Всё-таки двуколор оказался прав. Это чувство, когда на тебя кто-то смотрит, называется «системой обнаружения взгляда», но как бы парень желал, чтобы он никогда не чувствовал на себе взгляд этого прокля́того клоуна. — Что это за место?.. — Сигма искренне не понимал, где они находятся. — Сначала ответь на мой вопрос. — Да откуда мне знать, что ты удумал?! — Неправильный ответ. — усмехнувшись, похититель опустил голову вниз, укладывая подбородок на плечо двуколора, начиная тоже смотрел на мониторы. Школьник почувствовал себя загнанным в угол. Чувство тревоги и злобы, как две птицы в небе на смертельном поединке, сплетались чуть ли не в одну сплошную линию, вызывающую лишь одно желание: исчезнуть. Но в то же время, присутствовало ещё одно желание — понять всё. — У тебя осталось две попытки. — Гоголь говорил лукаво, как будто играл в азартную игру, где со стопроцентой вероятность одерживал вверх. Двуколор не знал, что говорить. Все его мысли были заняты совершенно другими вещами. В голове не могли не прекратится прокручиваться слова: всё это время он наблюдал за мной. Какие конкретно испытывал школьник эмоции — он не мог сказать. Это было и изумление, и отвращение, и шок, и смятение, и омерзение, и злоба, и ярость, и потрясение. И именно они, именно эмоции, которые без лишних изъян выражал Сигма, заставляли Николая с каждой секундой всё больше и больше расширять улыбку. Даже его руки, лишь на мгновение, настолько сильно застряло, что тот перестал улыбаться. — Ты хочешь мне что-то показать в этой комнате? — единственное, что смог выговаривать школьник, перед тем, как обреченно опустить голову. Сколько ещё мерзких вещей ему предстоит увидеть?.. — Неправильно! Я же показал. Разве не прекрасно? — Ты урод. — Ах, Сигма, Сигма, ты мне уже об этом говорил. — И я продолжу это говорить. — У тебя осталась последняя попытка, птенчик. — слегка повернув голову и подышав прямо в шею двуколора, Николай посмеялся, ощутив, как Сигму затрясло. Школьник, честно говоря, уже сам не мог понять, что от него требует Николай. Какой он хочет услышать ответ? Какова ещё может быть причина того, что он находится в этой непонятной комнате? Зачем вообще Гоголь начал резко раскрывать карты? Сначала фотографию вернул, потом рассказал о амнезии (но Сигма всё равно ничего не понимал связанное с ней), а теперь показывает эти камеры слежения. Зачем? Что он то хочет от него, Сигмы? — Николай, — ощущать как тебя трясёт очень неприятно, но двуколор нечего не мог сделать с этими чувствами. — я не знаю, что ты от меня хочешь. Может ты мне уже всё объяснишь? — Вот это да! — и опять Николай крепкой хваткой обхватывает чужие плечи, начиная так странно смеяться, что Сигма даже голову поднял. — Ты угадал! Ах, какая жалость — ты не одаришь мою милую щёчку поцелуем. — Гоголь наконец-то отстраняется от двуколора, медленным шагами подходя к мониторам. Угадал? Что за бред? С какой целью ему всё рассказывать? Не мог же Николай так резко осознать, что все свои негодования можно решать разговорами? Всё становилось куда подозрительнее. — Или ты хочешь поцеловать меня сам, м? — развернувшись профилем и прикладывая в щеке указательный палец, добавил Николай, всё также проворно хихикая. Сигма промолчал, начиная в быстром порядке перебирать все события, которые успели между ними произойти, вплоть от того домогания на кухонном столе до странного поведения Николая, после слов про того человека из сна. И именно в этот момент, хотя сколько уже раз Сигма ощущал себя полнейшим идиотом, который из-за внешних эмоций, на подобии страха, не мог сложить обыкновенные большие детальки в детском пазле? Черт, да тот человек, который присутствовал на похоронах папы и есть тот самый «приёмный отец», чье имя Николай целенаправленно не говорил, то ли создавая интригу, то ли просто из уважения к старшему. Ещё тогда получается, что даже самого Гоголя, достаточно продуманного до мелочей убийцу, смогли обыграть до такой степени, что тот даже не мог предположить местонахождение своего отчима. А это заставляло перепугаться даже больше обычного… Этот неизвестный человек продумал всё настолько хорошо, и был настолько уверен в том, что Николай вернётся за Сигмой, в поисках ответов на вопросы. Что за семейка?.. — Эй-эй! Сигма, Сигма! Я не люблю, когда меня не слушают! — пальцы Гоголя чуть ли не магическим образом оказываются около глаз двуколора, из-за чего тот сразу же оттолкнулся назад, но из-за того, что он был связан, он чуть не полетел на пол спиной вниз, если бы его вовремя не удержал Николай. И как только глаза похитителя и жертвы встречаются, терпение Сигма окончательно лопнуло. — Да понял я всё! Эта фраза эхом отразилась по всей комнате, заставляя Гоголя задумчиво посмотреть на визави. — Ух, как-то быстро… — опечаленно промолвил Нико́ля, продолжая смотреть в эти серые, но в то же время необыкновенные глаза. Обычно ассоциация с серым у многих идёт с чем-то грустным и пасмурным, с чем-то бесчувственным и хмурым, но в этих очах Гоголь видел нечто другое, ярче радуги, после дождя. Крылья, он видел крылья, он видел свободу. Как же хотелось вырвать эти глаза, лишить этой свободы, показать свое величество, но недовольный голосок Сигмы знатно так перебил мысли: — Он оставил тебя именно в тот момент, когда ты так сильно нуждался в поддержке, тем самым, он заставил тебя думать, что твои эмоции и чувства это просто ничто, это просто что-то бесполезное. И тем самым, он знал, что ты захочешь его найти с целью отомстить. Я не знаю промежутки времени, но осмелюсь предположить, что когда он навещал моего отца в последний раз, то он уже находился в бегах. И он сказал мне о этом городишке Йокогаме, ведь он, опять же, знал, что скорее всего ты будешь всеми силами меня искать. И таким образом, ты сначала искал его вместе со своим другом Иваном, но тот оказался вместе с ним в союзе, и ты избавился от того, в результате чего, твое состояние настолько сильно ухудшилось, что ты стал считать, что людям нельзя доверять. Потом, ты решил, что может быть друг, то есть мой папа, твоего «приемного отца» может знать о его местонахождении, но теперь мой отец мертв, и единственный, кто сможет хоть чем-то помочь, это я и… — глаза Сигмы тут же удивлено распахнулись. Этот урод мог лезть к его маме?! Но задать этот вопрос не вышло, ведь его пересказ знатно так позабавил Николая. — Неплохо, неплохо, птечник! — Гоголь вытягивает руку вперёд, хватая Сигму за щёку и начиная, не обращая на боль, которую он может доставить, тянуть её в сторону. В глазах читалось причудливая заинтересованность. Сигма же, в свою очередь, тяжело дыша от того, что чуть ли не все предложения он говорил на одном дыхании, продолжает смотреть злыми глазами на Николая, даже особо не обращая внимания на то, что его в наглую трогают за щеку. — И этого ты не мог мне сказать?! Все это время, пока ты издевался над мной, чуть ли не насиловал, ты просто хотел услышать это чертовое название города?! — Эти две с половиной недели пришли так быстро, мне прям грустно стало. — ах, как же изменилось лицо Сигмы, когда Николай вновь перевел тему. Он не мог оторваться от лица двуколора, от его скачущих вверх-вниз бровей, томным и тяжёлым вздохам, которые сопровождались скатывающейся со лба капелькой пота. Эмоции, это были самые настоящие эмоции. — Но кое чего, ты до сих пор не понимаешь, не так ли? — убрав руку и крестив пальцы, спросил хитро Гоголь. Сигма сразу же сменился в лице, ведь поспорить в этом случае с Николаем он не мог. Амнезия. Каким образом она вообще вписалась во весь этот кипиш?! — Так уж и быть, птечник, я просвещу тебя в эту очень занятную историю. — но как же было не удивительно, когда похититель приблизился к Сигме, а после сел на колени, кладя голову на чужие ноги в области ляшек. Данный жест слегка озадачил двуколора. — И так! Первый вопрос: помнит ли Сигма какие-нибудь эпизоды из своего детства до его восьмилетия? — Восьмилетия? — пораженно повторил двуколор, глядя на Гоголя. — Ответ: конечно нет! — даже не дав Сигме времени на размышления, ответил Николай, резво щёлкнув пальцами. — Ты знал, что раньше ты жил совершенно в другом городе, а уже после аварии, с целью более высокой зарплаты для твоего лечения, твои родители, и вместе с тобой переехали в другой город? — Авария? Лечение? — а Сигма лишь продолжал повторять слова, пытаясь найти между ними связь. Теперь всё становится понятным… — Ах, да-да. Сигма очень невнимательный мальчик — выбежал на дорогу, когда укатился мячик. Ахах, а может быть и не мячик. Как банально, не правда ли? — Николай приподнял голову, подпирая подбородок рукой, согнутой в кулаке, внимательно смотря на пленника. Школьник сильно нахмурился, пытаясь вспомнить хотя бы один разговор о этом случае, но всё было тщетно. Но всё-таки правдивость слов Николая доказывал тот факт, что Сигма и впрямь не помнил ничего связанного с тем временем, пока ему не исполнилось восемь. Он отчётливо помнит машину, на которой они ехали в новую квартиру, как ему потом давали таблетки, ведь он приболел, потом, как мама кому-то звонила по телефону, говоря о том, что всё прошло удачно. А что прошло удачно? Переезд? Но откуда? Сигма совершенно перестал об этом думать, ведь тут же он окунулся с головой в учебу, лишь изредка принимая таблетки, который давала ему мама. Парня никогда не тревожило то, что он чего-то не помнил, ведь родственников, кроме мамы и папы, у него не было, а то есть он даже никого не терял. Он так думал до того момента, пока не очутился в плену у убийцы. Но даже если это правда, то всплывал самый странный и непонятный вопрос: почему родители никогда ему об этом не говорили? Ведь Сигма считал, что не помнить своего прошлого нормально, он был лишь ребенком, у которого в жизни происходило много событий. — Потом ты оказался в больнице, полежал немного в коме, потом очнулся, ничего не помня. Тебе констатировали амнезию, и ещё какую-то несущественную болячку, для лечения который нужно были денежки! — Гоголь отчётливо видел смятение на лице двуколора, поэтому с крайне спокойным лицом продолжал. — Денег много не было и было принято решение уехать в город покрупнее, где зарплаты были куда выше. И вот, что имеем! — Николай весело развел руками, глядя в глаза Сигме. — Весело, не считаешь ли? — На каком основании я должен верить твоим словам?! — двуколор не хотел принимать эту информацию, он не мог поверить в то, что за всё это время родители не решились рассказать сыну о таком серьезном случае. — У тебя есть другие предложения, птечник? — рассмеявшись, Николай достает из кармана штанов уже знакомую фотографию, начиная крутить ей из стороны в сторону. — Мы тогда впервые познакомились! Сигма поднял голову, осматривая листок. Сколько раз уже видел данное фото? И сколько раз он ещё умудриться узнать что-то новое? Глядя на маленького себя, чья улыбка была поистине чиста и радостна, парень тут же ужаснулся. Клетчатый коричневый костюм. Такой же, как во сне. Получается, что тот сон, попытался воссоздать картину многолетней давности? Да что за бред?! Почему это всё происходит именно с ним?! Что он вообще в жизни такого сделал, что оказался впутанным во весь этот недодетектив, в котором, что отец, что сын поехали головой?! Да и Николая понять можно, но вот его отца… — Почему ты с самого начала просто не мог мне о всем рассказать, объяснить ситуацию?.. Я бы вспомнил того мужчину с похорон отца, сказал бы тебе этот город… Но нет! Ты предпочёл следить за мной! Ты же можешь размышлять адекватно, в чем твоя проблема?! — Сигма был готов сорваться и уже, честное слово, влепить пощечину этому Николаю, но из-за крепко связанных рук, приходилось лишь кричать, чуть ли не срывая голос. — Я хотел, чтобы ты вспомнил меня, вспомнил мой голос, вспомнил, как мы весело проводили время… — Можно было всё устроить без этих похищений! — Но я уже убил ту даму. Какова была бы твоя реакция? А? А вот тут Сигма замолчал. Тут его действия предугадать было бы не сложно. Да и рано или поздно, он бы услышал имя Николая по телевизору, услышал бы о его возможной причастности к убийству этого Ивана, и всё бы в конечном итоге сошлось как сейчас. Сигма знает слишком много. А это означает, что он главный свидетель. Злость сменилась паникой. Почему? Почему всё так произошло? Мама, папа, почему вы не сказали мне о моем прошлом, не рассказали о этом Гоголе, когда ещё не было поздно?.. Сигма, как и всё обычные люди, сразу же же задумался о своей жизни. Его же могут убить?.. — А что теперь ты собираешься делать?.. — это, однако, был самый главный вопрос. В ожидании ответа, Сигма почувствовал, как замерло его сердце. — Ну как же «что делать»? Мы отправимся на поиски моего единственного друга в Йокогаму! — Мы?.. — Конечно! Это будет нашим романтическим приключением. — Гоголь явно сиял от радости, а Сигма лишь опустил голову вниз так, чтобы волосы закрывали его лицо. Имеет ли смысл говорить, что он не желает больше никак контактировать с этим безумцем? Но у самого Сигмы не было выбора. Он мог или умереть, или отправится на поиски этого «приемного отца», или…сбежать. Слезы, которые уже были готовы потечь горячим ручьём по щекам, внезапно остановились. Надо бежать отсюда как можно скорее. Но как? Да хоть как-нибудь. Но тут из размышлений парня вырвало неожиданное поглаживание его ноги. Сигма вскрикнул. — Что ты делаешь? — Я считаю, что этот старенький домишка видел многое, в нем останутся интересные воспоминания, но не думаешь, что стоит на последок наконец-то развлечься? — увидев эту улыбку, в которой Николай открывал все свои тридцать два зуба, двуколор сразу мог осознать свое состояние. Только этого не хватало. Твою налево. Но внезапно, парней прерывает телефонный звонок. Сигма не на шутку перепугался, ведь за всё время, пока он находился в этом месте, он уже даже подзабыл как выглядит этот гаджет, а его спокойный рингтон, как будто возвращал в прошлую жизнь, из которой его просто нахально вырвали. До сих пор для парня оставалось загадкой, где же находится его рюкзак с вещами… Но именно этот неизвестный телефон и стал спасением. Гоголь недовольно цокнул, а после улыбнувшись, тот выбежал из комнаты. Повисла самая необыкновенная, но в то же время успокаивающая тишина. Но она быстро прекратилась, ведь тут же Сигма, уже не в силах сдерживать все свои эмоции, просто обессиленно закричал. Черт, черт, черт, черт! Да будь проклят этот Николай и его недоумный папаша! Вот бы всё вернулось на круги своя, вот бы отец был рядом. Будь он жив, скорее всего изменилось бы очень многое…***
Сигма впал в откровенный ступор, когда узнал о том, что находился без сознания целый день. Теперь было даже было не удивительно от того, что тело с каждой минутой продолжало ломать. Было даже страшно двинуть руками, ведь тут же это движение отдавалось омерзительной болью, с которой парню было очень тяжело справится. От полученной информации кипела голова. Всё до последнего не могло уложиться в одну полочку, из-за чего парень продолжал верить в то, что он спит. Бывают же сны, в которых ты якобы просыпаешься ото сна? Но Гоголь, который почему-то стал до подозрительности активным, из раза в раз напоминал о том, что всё это никакой не сон, а какая-то пугающая реальность. Но этот же Николай вызвал ещё больше подозрения своим поведением. Он больше не продолжал свои попытки хоть как-то потрогать двуколора, он наоборот, словно отстранился от него. Гоголь после этого появился в комнате лишь два раза. Сначала он покормил своего любимого из ложечки, а потом чуть ли не под ручку пошел с ним в туалет. А потом он пропал. Лишь где-то за дверью были слышны его шумные шаги и непонятные возгласы и разговоры с самим собой. Ах да, именно когда школьник покинул комнату, он узнал, что это за место. Это — комната библиотека. Та самая комната, которая всё это время была закрыта. А ведь она хранила в себе нечто отвратительное, что заставляло перепугаться ещё сильнее. В добавок, Николай отключил камеры слежения, из-за чего Сигма просто сидел в пустой комнате наедине со своими мыслями, которые как клубок, спутались в целое нечто. Большую часть времени школьник просидел с опустившейся головой вниз. Он ощущал себя просто раздавленным и разбитым, а в груди как будто появилась дыра. Но его сердце продолжало биться. Сигма из всех сил пытался придумать хотя бы одну идею для побега, но находясь в таким неудобном положение, а вдобавок с учётом очень умного и расчётливого похитителя, его шансы медленно скатывались к нулю. Но Сигма верил, что всегда есть выход, хоть порой он и требует жертв. Но что можно придумать? Двуколор осторожно поднимает голову вверх. Самую большую проблему играют его руки. Они связаны за спинкой стула, из-за чего Сигма, даже если бы захотел попробовать взять в руки какую-нибудь вещь, то это дало бы ровным счётом ничего, хотя все зависит от вещи. Но что можно найти в этом месте? Тут действительно было много книг, в углу стоял пылесос, а напротив какие-то склеенные коробки. Устремив свой взгляд на пустые мониторы, а потом опустив голову чуть ниже, парень неожиданно встречаются со столом, на котором он внезапно встречается с небольшими железными ножницами, которые затерялись среди кучи ручек, листов и тетрадок. А это уже интересно. Стол был расположен не очень то далеко от стула, на котором сидел двуколор. Опустив голову вниз и увидев под ногами обычную каменную плитку, в голове парня созрел план. Всё-таки с одной деталью Николай оплошал — ноги Сигмы были не связаны. И это позволяло, одновременно операясь ногами о плитку, дёргаться телом вперёд создавая при этом небольшие толчки, за счёт которых двуколор хоть и по чуть-чуть, но мог двигаться в сторону. Однако это было весьма больновато, но когда вижу цель — не вижу препятствий. Всё время было на счёту, каждый его жест и решение могли играть важную роль, и парень не собирался опускать руки. И вот он оказался возле стола. Взять ножницы оказалось весьма тяжелой задачей, поэтому парень разворачивается спиной к столу. Слегка качнувшись назад, ударяясь спинкой стула о основание парты, парень, хоть и не сразу, но нащупывает ножницы. В кисть ударяет неприятный холод от металла, но парень был настолько рад тому, что смог взять в руки эти ножницы, что даже не среагировал на это. Но что теперь ему делать? Разрезать верёвку будет значительно сложно из-за того, что он лишь опирается на чувство осязания, хотя вообще делать что-либо с этой верёвкой не стоит, ведь Николай явно не обрадуется тому, что Сигма смог выбраться, ведь как-никак, но он в любом случае зайдет за «своим птечником». Но ножницы отдавать не стоит, а лучше их приберечь. Но как их куда-нибудь убрать? И опять в голове зародилась идея, но в этот раз она даже вызвала недовольное лицо у Сигмы. Это будет очень больно. Но поделать нечего. Вообще, его руки были связаны странным образом. Не было у Николая в роду моряков? Если окажется, что будут, Сигма даже не удивится, ведь такие крепкие узлы простой человек завязать ну просто не сможет. А сама странность этого узла заключалась в том, что руки было связаны по отдельности. Точнее, у них точно был общий узел, но сама идея заключалась в том, что если освободить одну руку, то вторая всё также будет связана. Но это не помешало парню провернуть очень неприятную махинацию ножницами. Осторожно просунув железку между верёвкой и рукой, создавая небольшое пространство между ними, Сигма начал со всей силы тянуть свою руку вниз, одновременно оттягивая ножницы в сторону. Рука шипела от боли, и парень даже боялся, что содрет кожу, но эта боль ушла на второй план, когда рука потихоньку начала освобождаться из основания верёвки. Это были действительно мучительные пара минут, но результат не мог радовать: одна рука была свободна. Сигма прискорбно выдохнул, неожиданно прислушиваясь к шуму за дверью. То что Николай скакал по полу как не нормальный даже шло в пользу школьнику, хотя на данный момент услышать какой либо шум за дверью было очень не вовремя. А когда вдобавок послышался веселей голосок похитителя, Сигма вздрогнул, ощущая как ножницы в руках затряслись. Гоголь идёт сюда. — А вот и я, Сигма! Скучал по мне? — двери в помещении резко распахиваются и в комнату залетает Николай, который встречается с печально сидящим Сигмой, который обреченно опустил головушку вниз, из-за чего Нико́ля, скрестив руки на груди, добавил. — Ещё не появился аппетит? Двуколор лениво поднимает голову на похитителя. В его глазах, как будто, перестал светить тот яркий огонек, он выглядел очень уставше, из-за чего на миг на лице Николая застыло удивление, которое сразу же растворилось в хитренькой ухмылке. — Хочу… — слабо ответил школьник. — А я и не ожидал другого ответа! — разведя руками ответил Гоголь, подлетая к двуколору. Как только похититель притронулся к веревками на чужих руках, Сигма неожиданно спросил: — Насколько долго ты наблюдал за мной по этим камерам? — С самого начала! — великодушно улыбнувшись, ответил Николай, замечая то, что хватка веревки на руках Сигмы стала значительно слабее. Но двуколор сразу продолжил говорить: — Как ты собираешься добираться до того города? — Увидишь! — тыкнув пальцем в носик визави, ответил Гоголь. Веревка быстро упала на пол, и Сигма свободно вдохнул приятный воздух. Руки болели больше всего, из-за чего школьник начал с лёгким шипением растирать больные места, пока его руку не обхватила рука Николая. — Если будешь хорошо себя вести, то обработаем раны! Сигма с недовольством отвернул голову. Только посмотрите на него, одолжение он тут делает. Но парень сразу принял прежнее выражение лица, осознавая, что он крайне рано вдохнул запах свободы. Даже если у него и есть ножницы, надо ещё и придумать, что с ними делать. А пока, Гоголь с таким же энтузиазмом потащил пленника на кухню. Когда парни пробегали мимо входной двери, Сигма обратил внимание на то, что в коридоре стоят два небольших рюкзака. На улице уже стояла темнота, и лишь свет уличных фонарей слабо попадал в эти маленькие щели между окнами.***
На этот раз ужин был достаточно необычный. Николай накрутил роллы, купил большой шоколадный торт и печенье, которое больше всего нравилось Сигме. Кухня была практически пуста, точнее, все кастрюлю и тарелки, которые обычно были разбросаны по всему помещении по видимости была убраны на свои места, из-за чего создавалась странная атмосфера пустоты. Так же, школьник обратил внимание на то, что Николай был одет не в свою домашнюю одежду. Он как будто собирался куда-то идти. И даже громкие и резкие разговоры Гоголя не смогли отвлечь внимание двуколора от того ощущения, что в скором времени должно что-то произойти. Но что? — А потом он добавляет… — Сигма поворачивает голову на Николая — «Николай, если ещё раз повториться такой номер — выгоню!» — хихикнув, Гоголь тоже начинает смотреть на двуколора. — Забавные у вас однако людишки в этот городишке. — Говоришь так, словно попал не в другой город, а в другую страну. — кратко прокомментировал школьник, откусывая кусочек от печенья. — В нашем городе люди были более дружелюбные. — разведя плечами, ответил Николай, слегка хмурясь. То что Гоголь сделал акцент на «нашем городе» заставило Сигму лишь тяжело вдохнуть, закрывая глаза. До сих пор не улаживалось в голове и звучало крайне не понятно. — Мой милый Сигма, слышал ли ты когда-нибудь историю о двух птицах? — сразу обращая внимание на слово «птицы», двуколор сразу понял, что сейчас их разговор потечь по другому руслу, примет, так сказать, философский характер. Поэтому парень лишь покачал головой. — Жили были когда-то две маленькие беленькие птицы. Одна — очень страстно желала отправится в полет, вдохнуть этот лёгкий запах свободы, а вторая — наоборот — желала остаться в своем теплом и уютном гнезде. И вот между ними развязался конфликт. Обе птицы были против желания друг друга, хотели чтобы каждая приняла сторону своей сестрицы-подруги, совершенно забывая о том, что у каждого свои взгляды. А потом… — Николай как будто специально набирал так долго воздух в лёгкие. — К ним на дерево взобрался кот и съел их! — сразу заметив удивление на лице визави, Гоголь залился громким смехом. — А мораль истории такова! — резко перестав смеяться, промолвил Нико́ля. — Если ты поставил перед собой какую-то цель, то иди к ней, а не тащи за собой людей, которые не готовы идти бок о бок с тобой. И вообще — не слушай птицу, которая никогда не была в полете! — Но сам же ты не следуешь этой морали. — Иронично, не правда ли? — выдавив улыбку и склонив голову в сторону, задал риторический вопрос Николай. Сигма на это ничего не сказал, лишь со смешанными эмоциями на лице стал доедать последнюю печеньку. К чему была эта история? Переключившись на свои мысли и до конца опустошив пачку из-под печенья, Сигма даже сразу и не заметил, как его руку кто-то крепко сжал. — А теперь пора идти переодеваться! — школьник с непонимаем опустил свою голову вниз, убеждаясь в том, что на нём находится его временная домашняя одежда, которую выдал ему Николай только вчера или позавчера (парень уже запутался во времени). — Куда переодеваться? — вся эта ситуация начала приобретать крайне неприятные оттенки. — Как куда? В Йокогаму! Широко раскрыв глаза и по-началу посчитав эти слова обыкновенной шуткой, но тот же момент вспоминая забитые сумки в коридоре, Сигма словно на миг вылетел из реальности. Прямо сейчас?! В Йокогаму?! — В каком смысле?! — выкрикнул недоумевающе школьник, глядя на довольное личико похитителя. — В прямом! Я уже готов, остался только ты. Твои вещи мы обязательно сможет вместить в те рюкзаки. — Какие вещи, черт возьми?! — но возле рта Сигмы оказывается указательный палец, заставляющий нехотя замолчать парня. — Сигма, Сигма, что значит «какие вещи»? Твои вещи! Я что-ли зря всё это время искал одежду под тебя? — эта фраза эхом отразилась в голове двуколора, заставляя того скривиться, вспоминая о том, что Николай вдобавок ещё и мерзкий сталкер. Сигма просто безмолвно раскрыл рот, даже не зная что сказать. Всё опять произошло так неожиданно. Непредсказуемость Николая действительно была удивительной, но не в этих случаях. Будет ли настолько шокировано от того, что Гоголь сейчас бесцеремонно достанет из-за пазухи какой-нибудь пистолет или нож, и поможет Сигме наконец-то упокоиться в этом мире? Воспользовавшись состоянием замешательства у пленника, Николай без предупреждений начинает с силой тащит Сигму в свою комнату. Он настолько сильно впился своими ногтями, подобные когтям у хищного зверя, в руку парня, а на его кистях, на минутчку, красовались красные потёртости, которые и без внешнего физического контакта до ужаса сильно болели, а тут Гоголь только ухудшал ситуацию. Но было ли ему действительно до этого дело? Даже не обращая внимания на болезненные стоны двуколора, тот продолжал идти с безразличным лицом, на котором лишь была лицемерная ухмылка. Переодевания ещё никогда не вызывали у Сигмы такого стресса, как в этом случае. Николай особо даже за ним не следил, но то ли из-за самовнушения, то ли из-за волнения, но парню отчётливо казалось, что Гоголь пристально за ним наблюдает, как будто знает то, что Сигма смог выкрасть ножницы с той комнаты библиотеки. Да и вообще в общем перекладывать эту железяку делом оказалось очень опасным, ведь любое резкое движение могло бы сразу вызвать подозрение, которое было бы ух как некстати. Но в конечном итоге, всё закончилось хорошо, по крайней мере, так считал Сигма. Отдав свою одежду похитителю, оба юноши двинулись на выход из комнаты. Двуколор остановился в дверном проёме, задумчиво осматривая комнату Николая, которая теперь осталась позади. Эта большая кровать, где впервые Гоголь показал свои искренние эмоции, этот стол, на котором впервые Сигма увидел свои фотографии, чье настоящее месторасположение теперь было неизвестно; перекинув взгляд на огромную карту, на которой Николай с такой точностью выделял города красной линией, школьник почувствовал странную печаль. Но долго на эти вещи парень не смог смотреть — Нико́ля, чтобы его пленник не задерживался, выключает свет. Эта комната утонула во мраке, как и остальные места этого дома. Подвал и чердак, хранящие в себе ужасающие вещи, тоже погрязли в темноте, и это ненароком пугало. Оказавшись в коридоре, Сигма чувствует, как Николай обхватил его ручку своим руками, слегка прижимая к себе. — Птечник, я ждал этого дня крайне долго. Разве ты не счастлив? — двуколор изогнул бровь вверх, замечая, что эти слова были сказаны с волнением и… радостью? Но тут же Гоголь расплывается в своей знакомой злобной улыбке, отпуская руки Сигмы. Накинув на плече куртку, а наверх два рюкзака, Николай достаёт из кармана ключи. И именно в этот момент, двуколор перестал дышать, а сердце на мгновение замерло, даже не веря в происходящее. Спустя эти две с половиной недели, он, Сигма, наконец-то вновь сможет вдохнуть полной грудью этот запах петрикора, почувствовать как в лицо бьёт этот прекрасный холодный ветер, вызывавая лёгкие слезы на глазах. Словно в этот момент начиналась новая жизнь, новая глава этой истории, в которой могли присутствовать яркие краски, если прямо сейчас изменить исход событий. В этот же момент, Сигма покрылся мурашками. Он не должен позволить этому рассказу закончится так плачевно. Дверь наружу открывается. Перед глазами встаёт картина темной холодной осени. Свет фонарей слабо освещал улицу, из-за чего создавалось ощущение тусклости и грусти. Деревья уже стояли практически голые, а на земле, красным ковром, выстелились уже мокрые, от постоянного дождя, листья оранжевых и коричневых оттенков. Большая белая луна встретила своим ярким белым светом глаза Сигмы, заставляя парня на мгновение замереть на месте. Улица значительно поменялась, если опираться на последние воспоминания пленника. Осень постепенно близилась к своему концу, как и время Сигмы до его последней возможности сбежать. Оба парня остановились на пороге в дом. Гоголь начал закрывать дверь, а Сигма лишь стоял на месте, наслаждаясь ночным пейзажем. Поравнявшись с двуколором лицом, Николай тоже стал смотреть на огромную луну. В лицо ударил морозный ветер, но он лишь обрадовал школьника. — Кого мы ждём? — развернувшись лицом к Гоголю, спросил Сигма. — Сейчас подъедет одна машина. Хехе, ты не думал, что мы отправимся в Йокогаму в каком-нибудь поезде или автобусе? А я могу устроить нам точно самое незабываемое путешествие! — Сигма в ответ просто покачал головой в сторону, слегка улыбаясь. Пора. — Николай… — Ах, мой птечник, что же ты хочешь мне сказать? — Гоголь тоже развернулся к школьнику всем телом, складывая руки на поясе. Но вместо слов, Сигма медленно подходит к Николаю вплотную. Их взгляды встретились. Под лунный светом глаза Сигма до необыкновенности красиво переливались белые цветами, что казалось даже, что парень готов заплакать. Гоголь с интересом наблюдает за данной картиной, пока двуколор, став за цыпочки, не начинает приближаться лицом к его губам. Теперь их взгляды встретились вновь. Глаза визави словно стали сплошной белой тарелкой, в которой так красиво Николай видел свое отражение. На лице похитителя появилась довольная улыбка и тот даже уже поднял руки, чтобы схватив Сигму за талию, прижимая ближе к себе, пока вдруг не чувствует, как в живот ему ударила боль. Опустив плавно глаза вниз, Гоголь видит, как в его животе оказалась пара ножниц. Николай тут же начинает смеяться, когда двуколор отстраняется от него. — Прости меня, Николай… — тихо и с искренним сожалением того, что он сделал больно человеку, сказал Сигма, уже начиная бежать в противоположную сторону от дома. Где-то сзади послышался громкий удар о землю, который сопровождался нервным смехом, который именно в этот момент стал подходить на смех сумасшедшего человека. Но Сигма бежал вперёд, даже не оглядываясь. Он сделал это. Он бежит вперёд. Домой. К маме… Сколько он уже успел пробежать? Мышцы до ужаса сильно болели, но парень не продолжал останавливаться, хотя пару раз он просто обессиленно падал на землю, уже разодрав до крови свои (или не свои) джинсы. Но, черт возьми, не это ли была свобода? Не это ли чувство заставляло бежать сломя голову к своей цели, спотыкаясь и падая на землю, но вновь и вновь вставая с новыми силами? Парень ещё никогда не ощущал такие эмоции как страх и радость в одно время. Может ли бежать за ним Николай? Он ранен в живот, и поэтому вероятность мала, но не равна нулю, и поэтому парень старался смотреть в оба. Сердце колотилось как не нормальное, адреналин в крови зашкаливал, а мысли просто напросто прыгали друг на друга, но это делало ситуацию ещё чем-то более живым и прекрасным. Сигма замечательно знал куда бежит, поэтому лишь изредка останавливался, чтобы перевести дыхание. Горло очень сильно горело от порывов холодного воздуха, поэтому парень всеми силами старался дышать через нос, но что там, что там, заставляло голову местами очень сильно кружится. Но было ли сейчас дело до этой боли? Людей Сигма так и не встретил, что указывало на то, что сейчас середина ночи. Плоховато однако, но тогда стоит просто бежать вперёд, с надеждой на то, что где-то попадется круглосуточный магазин. А если и этого не встретится, то просто надеяться на то, что мама быстро встанет с кровати и возьмёт домофон. Щеки парня уже покрылись розовыми пятнами, неприятно обжигая кожу, но увидев крайне знакомые дома, цифры которых Сигма знал как свои пять пальцев, заставляли бежать дальше. Двуколор так волновался. Что он скажет маме, когда её увидит? Он обещает себе, что крепко-крепко обнимет её, уткнется в её плечо и просто напросто заревёт как ребенок. Для своих мам дети же всегда будут оставаться детьми? Ведь сколько бы не было тебе лет, мама всегда будет готова подставить тебе плечо, чтобы успокоить. Сигма даже закрыл глаза, чтобы получше представить эту картину. Ах, а как же долго ждала его любимая мягкая кровать, на которой может быть до сих пор остался лежать тот плюшевый голубь? Хотелось просто забежать в комнату и укрыться своим теплым одеялом, забывая о всех проблемах. И вот впереди он — его дом. Сигма чуть ли не подскакивает от радости, что-то одновременно выкрикивая с такой громкостью, что горло сразу же начала предательски кашлять, но видя родное место, можно было сколько угодно кашлять, лишь бы оказаться внутри этой заботы и уюта. Силы постепенно покидали тело парня, и, как бы тот не хотел, он начал понемножку замедляться, хотя он и заставлял себя бежать дальше, но ему пришлось на секунду остановиться, чтобы привести дыхание в норму. Окна в домах не горели — все спали крепким сном, даже не подозревая о том, что прямо сейчас по улице бегает пропавший без вести парень. А может они об этом даже не знали. Что уж о них говорить? У каждого своя жизнь, и то, что всё равно на проблему с Сигмой, не так уж и плохо. Наверное… Собрав последние силы в кулак, двуколор начинает бежать вперёд. Вперёд к дому. Вперёд туда, где наконец-то всё может закончиться. Неосознанно, парень стал разглядывать окна. В его окошке, как и остальных, стояла темнота. Это было так волшебно. Горящие сверху звёзды, огромная луна, которая как будто освещала ему путь к дому, пустые улицы и дворы, словно это сказка была, а ещё приятные звуки крыльев светлячков, которые даже заставляли расслабиться. Стоп. Какие светлячки? Сигма тут же удивлено останавливается на месте, прислушиваясь в непонятному звуку, который исходил сверху. Неожиданно двуколор замечает странное свечение на верхних этажах своего дома. Красный. Жёлтый. Оранжевый. Взрыв. Ели как устояв на месте, школьник закрывает глаза рукой, ведь тут же на землю посыпались мелкие осколки от стекла. Всё прошло просто за кромешные секунды до того, как Сигма услышал пораженные крики. Только что подорвали дом. От шока, двуколор просто застыл на месте, не в силах даже двинуть рукой. Лишь глаза, которые начали нервно бегать в окнам, резко остановились на окне, от которого отлетела целая стена, открывая вид на покрывшуюся пеплом комнату. Его комнату. Как можно было ещё описать это чувство, которое только что испытал Сигма? Ужас? Да… Это был именно он. Парень не мог поверить в происходящее, он просто не мог. Нет! Эти всё кошмар? Не так ли? Он просто не очнулся от сна, он сейчас опять в доме Николая, верно? Сигма обессиленно упал на колени. Крики людей на фоне, кто-то уже начал выбегать из подъезда, свет во всех окнах тут же загорелся, а холодный ветер, вперемешку с мелкими кусочками остатков от стены, полетел чуть ли не глаза парня. Это же просто не может быть… В квартире же находилась мама… А почему она вообще взорвалась?.. — Какое чудное зрелище! — Сигма просто не мог поверить своим ушам, пока не почувствовал на своем плече громадную руку. Гоголь. Твою мать! Как ты тут вообще оказался?! Двуколор пообещал себе, что не будет показывать свою слабость перед похитителем, не даст тому почувствовать себя победителем в этой тяжёлой битве, но в этот момент, перед глазами будто рухнул весь мир. Цвета из ярких в быстром темпе начали окрашивать сердце школьников темнотой, стоящей в доме Николая. Как это произошло?! — Что ты сделал?! — Сигма вскакивает со своего места, и хватает Николая за основания его воротника. На глазах начали появляться слезы. — Я тебя спрашиваю… Что ты сделал, чёртов клоун?! — приблизившись к Гоголю, парень неожиданно ощущает что-то холодное на животе визави. Это была кровь. Бордовая. Но как Николай смог тут оказаться с такой большой раной?! Но похититель даже бровью не повел, лишь ещё шире делал свою и так огромную улыбку. — Ты думал, что так просто сможешь от меня уйти? — протянув руку вперёд и касаясь чужой щеки, ответил ласково Гоголь. Зато Сигма был не в себе от ярости, которую перекрывала настолько сильная боль в груди, что двуколор был готов в любой момент просто сесть на землю, закрывая глаза рукой, чтобы этот урод не видел его слезы. Он совершенно ничего не понимал. А это делало ситуацию только хуже. Перекинув свой взгляд на толпу людей, которые что-то невнятно громко обсуждали, глядя на подарвавшуюся комнату, Сигма быстро осознал — это его последний шанс. Отпустив Николая, парень уже собирался закричать что есть мочи, как вдруг, его руку успевают цепко обхватить, а рот его сразу же закрывают ладонью. — А, нет, нет, Сигма. — шепчет хитро Гоголь на ушко, специально томно выдыхая, вызывая ответные мурашки на коже у визави. Зато школьник весь дрожит, пытаясь вытянуть руку вперёд, руку к людям. Но из-за поднявшейся суматохи, на него никто не обращал внимание, заставляя Гоголя радостно смеяться. Сигма продолжает сопротивляться, даже не глядя на то, что его горячие слёзы неприятно покатились по руке преступника. Он до последнего дёргался из стороны в сторону, пытался укусить чужую ладонь, пытался ногами ударить и в так кровоточащий живот. Но всё было тщетно, но Сигма продолжал биться. Как его мама? Где его мама? Да черт с квартирой с этой, где мама? Что с ней? Хоть попробуйте сказать, что с ней что-то случилось. Школьник безнадежно мычит в руку Гоголя, пока тот с безразличием положил свою голову на макушку двуколора. — Видишь, этим людям совершенно всё равно на тебя. Они даже не попытаются тебе помочь. — Николай всё говорил спокойно, будто налаживал гипноз. — А я тебя люблю. Разве не прекрасно, быть любимым кем-то? Сигма закрыл глаза, но вновь их распахнул, глядя на свой дом. Как там оказались бомбы? Что тут забыл Николай? Почему именно он? Почему сейчас должна страдать его мама? Что с ней? Пожалуйста… Пусть она будет жива… А слезы продолжают литься ручьём. Парень возобновляет свои пытки выбраться из крепких рук Гоголя, но всё вновь заканчивается провалом. В конечном итоге, такие наивные попытки выбраться уже поднадоедают Николаю, поэтому тот в весьма медленном темпе начинает тащить двуколора куда-то за дом, чтобы на них случайным образом не обратили внимание случайные прохожие. А Сигма продолжает драться, уже крайне сильно ударяя, удерживающую его рот, руку Гоголя. А это заметно смешило Николая. Тот даже ели как удерживал хитрые смешки, которые и норовились вырваться из уст. — Ну же, ну же, птечник, может хватит уже? — всё также продолжал шептать сумасшедший, видя, как продолжают наполняться слезами глаза пленника. Это было странное чувство, которому Николай не мог дать точного ответа. Он осознает всю паршивость его действий, осознает то, что могут быть большие жертвы от его взрывчатого номера, но в то же время, ощущая, как по его руке скатываются чужие слезы, видя, как Сигма без проблем выражает эти резкие и порывистые эмоции, в мыслях стояло лишь одно — продолжай, Сигма. Люди всегда должны осознавать последствия своих действий, они должны осознавать, что в этой жизни они должны нести ответственность за свои ошибки. Живот разрывался от нескончаемых болей, и скорее всего кровь, не успевшая до конца свернуться, опять начала окрашивать его одежду красивым алым цветом. Николай не был мазохистом, но в этом случае, он хотел ещё дольше понаблюдать за попытками вырваться из его рук Сигмы. Зато сам двуколор, чуть ли не начал сходить с ума. Люди всё продолжали и продолжали бежать к его дому. Их крики и возгласы с каждым разом делали всё больнее и больнее, заставляли, как малого ребенка, беспомощно всхлипывать — никто не обращал на них внимание. Да, Гоголь затащил его в темный переулок, но хотя бы глазком глянуть на двух странных типов были так сложно? С каждой секундой парень ощущал себя обреченнее и обреченнее… — А как ты думаешь, милый Сигма, как мне удалось пронести это опасное оружие в твой дом? — услышав данный вопрос, двуколор замер, уже боясь представить ответ. — Ответ крайне прост: твои ключи! Школьник на мгновение даже завис, не понимая даже, откуда у преступника его ключи? Но потом всё дошло крайне быстро — у Николая был его рюкзак. Господи, а ведь он даже забыл о том, что в руках похитителя находятся его ключи, телефон, блокноты и ручки, деньги, и хоть последние три не играли значение (денег на тот момент у двуколора особо то и не было), то первые два могли вызвать проблемы. Как сейчас… Новый порыв злости позволил парню освободиться из мерзких рук преступника, но даже не успев сделать шаг вперёд, Сигма замечает, как что-то блеснуло в руках Николая. Это был пистолет. — Как забавно, не находишь? Если не прекратишь сопротивляться, из-за тебя может пострадать куда больше людей. — именно в этот момент, все хоть какие-то положительные чувства (и то их было не много) к Николаю моментально испарились. Вот он — человек, который чтобы достичь своих целей, будет готов пожертвовать жизнью других, непричастных ни к чему, людей. Не этот ли человек зовётся мразью? Но тут же Сигма удивлённо раскрывает глаза. «Пострадает куда больше людей…» — что это значит?! Причем тут он, что он то сделал?! Бежал к свободе?! Двуколор чувствует, как его вновь застряло, но в этот раз им была одержима другая эмоция — отвращение к самому себе. Но он же не убил человека… Парень хватается руками за волосы, больно цепляясь ногтями за кожу. Нет, нет, нет… Мама же жива? Правда? Сигма поворачивает голову на Николая, который, получивший нужную эмоцию, просто стоял на месте, внимательно смотря на то, как его любимый медленно ломается. — Ну-ну, не надо смотреть на меня таким глазами. — резко Гоголь обхватывает чужие плечи. Его глаза были широко раскрыты, а на лице стояла поистине жуткая улыбка. — Ты виноват в смерти своего единственного близкого человека. — Чем я виноват?! — это прозвучало настолько больно, настолько голос визави начал ломаться, что тот вновь спустился на колени, не веря услышанной информации. Это наглая промывка мозгов, это просто промывка мозгов! Но Сигма будто не слышал свои мысли, он будто вылетел из реальности. Он потерял свой дом. Но Николай спокойно присаживается на колени рядом с двуколором, начиная нежно поглаживать его голову. — Но я тебя не осужу, ведь я рядом с тобой… — почему он резко заговорил так?! Что он вообще несёт?! — Да ты сам это сделал, я ничего не делал! — а это прозвучало ещё более обреченно и сломлено. Слезы капля за каплей, будто начало дождя, начали падать на холодный асфальт. Сигма хватил себя за плечи, начиная нервно шататься из стороны в сторону. — Как же «ничего»? — а Николай всё с такой же спокойной улыбкой расстёгивает свою куртку, открывая вид на полностью пропитанную кровью толстовку. Тут даже было нечего говорить. Сигма упал головой на асфальт, неожиданно для самого себя начиная кричать. Да почему?! Да за что?! Да что он сделал такого в этой жизни?! За что его дом, маму, жизнь?! Что ты за монстр такой, Николай?! Где-то на фоне послышалась сирена скорой помощи. Улица сразу же окрасилась в сине-красные цвета, и это сработало как будто щелчком для того, чтобы внезапно около парней оказалась машина. Чёрная, мрачная, что Сигма безмолвно уставился на нее, как на последнее спасение. На них наконец-то обратили внимание. Но тут же все надежды рухнули, когда защитное стекло машины медленно опустились вниз. На парней смотрел какой-то неизвестный (для двуколора) тип в черных солнцезащитных очках. — Гоголь, пора валить с этого места. Скоро вообще не сможем с этого города съехать. — Конечно, конечно! Сию минуту! — хихикнув и мило хлопнув глазами, ответил Николай, поворачивая голову на школьника. — Теперь я твой смысл жизни, ведь ты теперь один в этом мире. — Нет… — слёзы уже достигли своего лимита и теперь на лице Сигмы осталась лишь влага, а также боль в глазах. — Что-что? — это прозвучало настолько грозно, будто предупреждение, а может быть и не будто. — Отпусти меня… — И куда же ты пойдешь? — Я… — Кто возьмёт тебя под свою опеку, покажет новый дом и смысл жизни? Сигма просто не знал, что ответить. Он совершенно ничего не знал… Мама… Отец… За что? Почему все люди покидают его жизнь? Почему в ней остаются такие личности как он? Тут же, парень обращает внимание на то, как Николай, словно невзначай начинает крутить пистолетом в руках. Это конец. Двуколор безжизненно поднимается со своего места, глядя на Гоголя опустевшими глазами. Ради чего теперь стоит выбираться? Ради чего стоит жить? — Прошу! — Гоголь довольно протягивает руку Сигме, продолжая наслаждаться проделанной работой. В этих глазах осталась лишь пустота. И это было самое наилучшее, что происходило в жизни Николая. Теперь его любимый человек с ним, и теперь он больше никогда от него не убежит. Живот продолжало колоть от боли, но разве это сейчас самое главное? Они быстро оказались в машине и с такой же быстротой покинули этот двор, а потом улицу. Гоголь, как ребенок, которому подарили конфетку, сидит, чуть ли не поя какую-то песню от радости. Он сильно прижимает к себе Сигму, который даже не сопротивляется. Двуколор ничего не делал. Это было неприятно. Очень… Но… Что ему сказать? — Я считаю, — начал Николай, раскидывая руками в стороны, — что это можно считать нашей маленькой победой! Мы узнали друг друга получше и теперь отправляемся в незабываемое путешествие! Но двуколор ничего не сказал, лишь слабо кивнул. Эта реакция совершенно не порадовала Гоголя. Тот сначала нахмурился, потом засмеялся, а потом схватил визави за подбородок, прижимая к себе. — Ах, ах, Сигма, Сигма, не считаешь, что нам следует закрепить эту маленькую победу поцелуем? — но двуколор молчал. — Молчание — знак согласия! — и снова ноль реакции. Но это даже особо не огорчило Николая и тот, воспользовавшись этой беспомощностью и смятением, прижимается к чужим губам. Вот оно — счастье! Их поцелуй наполнен такой страстью и удовольствием! У Сигмы были такие приятные губки, что просто не хотелось от них отрываться. Хотелось всё продолжать и продолжать, но всему надо иметь меру. Но на кой черт эти границы? Гоголь сиял от переполняющих его эмоций, которые он так сильно презирал, но презирал с улыбкой. С улыбкой победителя. А Сигма лишь закрывал глаза, чувствуя, как по щеке скатывается горячая слеза.