***
Покинув территорию заброшенных многоэтажек, Сигма, на свое личное удивление, больше не проронил ни слова. И даже не глядя на съедающие с головой интерес и предположение того, что всё происходящее может быть связанно с криминальным миром, он молча продолжал смотреть себе под ноги, лишь строя в голове различные догадки. Куда они шли — Сигма не знал — город был крайне большой, неизвестный, а неизвестность, в последнее время, стала очень пугать школьника. Эта была словно игра: выбери из трёх дверей ту, в которой находится спасение и ответы, а если не угадаешь, то попадешь в пучину отчаяния, бонусом которого будет являться сумасшедший серийный убийца. Двуколор совершенно не обратил внимания на то, что они оказались в людном месте. Что теперь мешает закричать во всё горло: «Помогите мне, люди!» или «Спасите меня, скажите, что я сплю!» Но зачем был весь этот концерт, когда на тебя внимательно смотрит таинственный юноша, сумевший с самого начала нарваться на ваш след? Не был ли это самый настоящий гений, который мог бы поравняться с Николаем? Сигма старался не смотреть на спасителя, но иногда, поднимая голову для того, чтобы убедиться в том, что он не потерял свой путеводитель, он всё же задерживал взгляд с этим парнем. Было неловко, даже можно сказать, непривычно. Точно ли всё должно идти так спокойно? Где же этот Николай и его голос громкий? Где те взгляды прохожих? Нет. Теперь Николая тут нет. Есть он — незнакомец. А он обещал помочь. Хотя говорят — не верь незнакомцам — а Сигма один раз поверил. Можно ли верить этому парню? А есть ли выбор? И вот они сели на электричку. Иногда Сигме казалось, что всё, что он переживает прямо сейчас, лишь долгий сон. Ведь со снах на тебя тоже никто не обращает внимания, ты будто призрак. Но снова и снова встречаясь с этими карими глазами, школьник всё замечательно осознавал — это всё реальность. Он не хотел подвергать опасности тех людей, даже когда рядом нет Николая — это желание казалось правильным, но парень сам не понимал, отчего так. Но надо же слушать свое сердце, верно? Всё происходящее до сих пор не улаживалось в голове. Так всё и должно было быть? Зачем Гоголь шел на то место? Это была точно встреча, но с кем? Он что-то говорил о избавление от мелкой преграды. Если он действительно шел на встречу с этим незнакомцем, то всё становилось ясно: вчера ночью, они, кажись, не одержав победу в каком-то сражение, решили выяснить свои отношения в более безлюдном месте. Но люди то те откуда? Что они тут забыли? Но Николай их знает, ведь не полетел тогда бы с ними сразу в бой. Тогда была ли эта встреча с незнакомцем? — Ворон не считай, — внезапно сказал визави, осторожно прикасаясь рукой к чужому плечу, тут же заставляя школьника посмотреть на него своими большими, но поникшими от усталости, глазами — мы приехали. Сигма в ответ лишь кивнул, внимательно окидывая взглядом городской пейзаж за окном. И снова он оказался в совершенно неизвестном для него месте. Наш мир — сплошная загадка, и стоит это принять.***
Они шли молча: каждый в своих мыслях. На улице уже постепенно начинало темнеть, а из-за осенней поры годы этот процесс происходил крайне быстро. Мужчина шел уверено, даже казалось, что он максимально расслабленный и спокойный, но этих чувств не разделял с ним Сигма, который каждую секунду, из-за любого шороха, нервно крутил головой из стороны в сторону, будто боялся, что на них след уже смогли наткнуться и сейчас, в совершенно неожиданную минуту, из-за угла выскочит Гоголь с пистолетом. Представив сие зрелище, школьник с омерзением поморщился, пытаясь переключить мысли на человека-загадку впереди. Куда же они идут? Ответит ли этот парень на все его вопросы? Уже совсем скоро включились уличные фонари и приятный желтоватый свет начал падать на фигуру спасителя, что Сигма, будто загипнотизированный, начал смотреть на, словно живущую своей жизнью, тень визави. Молчание и в самом деле стало чем-то непривычным для двуколора, но он почему-то боялся начать разговор, видя, что незнакомец ушёл в свои мысли. А может и не ушел? К сожалению или счастью, Сигма не мог читать чужие мысли. Луна вновь обрела свое господство на небе, заставляя Сигму поднять голову вверх. В этот раз на небе можно было увидеть огромные темные тучи, которые стремительно приближались к луне. Сумеет ли этот яркий спутник дать отпор и сохранить свой свет? Увы, школьник не смог получить ответа на этот вопрос, ведь тут же они вместе с незнакомцем ступили на лестницу. Уже прибыли на место? Сердце почему-то больно сжалось, будто это всё происходящее не реально. Какую же правду стоит узнать и понять, а с какой смириться? Точно ли этот человек не лжец? Точно ли ему можно доверять? — Ууу, дождик намечается! Да мы с тобой везунчики! — неожиданно прервав грустные размышления двуколора, сказал, впервые за долгое время, мужчина в бежевом пальто. Сигма, с ноткой удивления, поднял голову на визави, встречаясь со спокойно стоящим около перил похитителем. Тот тоже ненадолго задержал взгляд на ночном небе, а потом, почувствовав как их щеки обдал прохладный ветерок, поспешил к одной из дверей частного сектора. Школьник тоже двинулся следом с юношей. Дверь без проблем отворилась вперёд и мужчина, продемонстрировав гостевой жест рукой в сторону, вступил Сигму в помещение. — Почему вы не закрываете дверь в свою квартиру? — спросил удивлено школьник, наблюдая за тем, как мужчина начал копошиться в поисках переключателя свет. — Ха-ха, да тут и грабить то нечего! — ответил всё также весело незнакомец, щёлкнув кнопкой, отвечающей за свет. Помещение обдало блеклым свечением, из-за чего двуколор, на мгновение, прикрыл глаза рукой, а потом, перед его глазами предстала достаточно неожиданная картина, будто доказывающая слова этого парня: в этой однокомнатной комнатушке будто уже год не делали уборку — всюду были разбросаны какие-то бутылки от спиртных напитков, где-то валялись кусочки бинтов, где-то пластиковые баночки от еды быстрого приготовления, а в самом месте стоял немного не приятный запах; и Сигма бы успел осмотреть эту комнату полностью, если бы его не перебил чужой ироничный смех. — Видел бы ты свое лицо! Какое искреннее удивление и смятение. На такое заявление школьник с обидой нахмурился, из-за чего лицо юноши вновь одарила лёгкая улыбка. — Ну уж извините за такой негостеприимный прием, — взяв Сигму за руку, незнакомец повел двуколора в середину комнаты. — Посиди пока здесь, я сейчас всё сделаю! — указав пальцем на небольшой футон, мужчина лениво поплёлся к остаткам бинтов и еды, при этом сделав такое деловое лицо, словно он сейчас собирается заниматься тяжёлой деятельностью. Сигме ничего другого не оставалось, как принять данное предложение и сесть на кровать, продолжив осматривать местность. Мужчина этот явно жил один, что можно было сразу понять по одинокой кровати в середине комнаты. В углу находился небольшой диван тёмно-синего цвета, а кухня была объединена в одно помещение с данной комнатой, поэтому оказаться на кухне можно было лишь пересёкши небольшой выступ между платформами. Сама кухонька была обыкновенной, только если выделялась полным отсутствием бытовой техники по типу микроволновки. На столе можно было заметить небольшое темное засохшее пятно какой-то жидкости. Пока Сигма рассматривал потолки и пол, незнакомец уже справился со своей «кропотливой» работой, стоя около урны с мусором. После, захлопнув крышку мусорки, мужчина двинулся к плите, включая чайник. Школьник не знал, что сказать в данной ситуации, поэтому лишь неловко начал смотреть за одновременно резкими, но плавными действиями загадочного спасителя. Тот, открыв дверцу кухонного шкафа и встретившись с полностью пустым пространством, сначала недолго завис на месте, а после, издав недовольный стон, переключил свой взгляд на, заваленную всякой посудой, раковину. Достав из этого бардака две кружки, юноша принялся промывать их под струёй воды. Сигма смел предположить, что лицо неизвестного приняло досадный вид, но как только он услышал веселое посвистывание какой-то музыки, то школьник сам принял догодующий вид. — Извиняй уж, не богат ассортиментом чая! Есть только черный. — окинув сидящего парня всё такой же безмятежной улыбкой, сказал незнакомец. Школьник лишь повел плечами, хоть и не горел особым желанием распивать чаи, особенно когда тебя так яро ест это желание получить ответы. Эту страсть в глазах Сигмы сразу же уловил загадочный мужчина, но он лишь сильнее ухмыльнулся, разворачиваясь спиной к наивному мальчишке. И снова повисла эта неприятная тишина, которая лишь перебивалась ударами кипятка о металлические стенки чайника. — Вы из полиции? — Сигма больше не мог молчать. — Нет. — спокойно ответил мужчина. — Я детектив. — Детектив?.. — Ага! Он самый. Сигма внимательно начал сверлить взглядом чужую спину, пытаясь уловить здесь хоть каплю лжи, но совершенно умиротворённый тон юноши не позволял увидеть здесь опасность. — Вы сейчас работаете над делом Николая, не так ли? Мужчина усмехнулся. — Почти угадал! Неплохо, для школьника. Даже стоя спиной к двуколору, парень знал, как сейчас смешно скачут брови его спасённого, поэтому тот уже решил поиздеваться над парнишкой в другой раз. — Я работаю не только над его делом, но и делом его отца. Сигма ошеломленно уставился на незнакомца, будто не веря своим ушам. Его папа тоже как-то связан с убийствами и нелегальной деятельностью?! — Он является сторонником одной террористической группировки. — будто прочитав мысли шокировано сидящего Сигмы, добавил парень. Как только чайник закипел, незнакомец быстрым темпом наполнил кипятком содержимое стаканов, а после, наконец-то развернувшись лицом к притихшему двуколору, тот со всё той же улыбкой застыл на месте, встречаясь с детским, полном смятения и удивлением лицом Сигмы. Уж было хотел мужчина с упрёком выдавать фразу: «Воу, не зря я чай нам заварил, тебя всего трясёт», как его громко перебил двуколор: — Кто вы?! — Я детектив, разве уже не говорил? — но увидев, как, от неудовлетворённости ответом, Сигма нахмурил брови, мужчина всё-таки со смешком дал интересующий парня ответ: — Мое имя — Дазай Осаму.***
— Отпустите меня, прошу! У меня дома жена и дети! — закричал что есть мощи мужчина, начиная наблюдать за тем, как по его горлу начали водить круги дулом пистолета. — Оу, какая печаль! Неужто вы настолько их любите, что устроились работать в такую опасну-ую организацию? — хихикнув, ответил с совершенно невозмутимым и хладнокровным выражением лица Николай. Лежащий под ним человек лишь раскрыл рот, да и ничего на это ответить не смог. Гоголь скучающе закатил глаза, а после переместил холодное оружие на голову противника. — Раз сказать вам нечего, то скажу я! — пистолет плавно оказался около виска врага, что развеселило Николая. Он испытывал самую, что ни на есть, радость, которую можно было сравнить с радостью десятилетнего мальчишки, получившего желанную игрушечную машинку на день рождения. Мужчина оскалил зубы, мимолётно окидывая сочувственным взглядом лежащие неподалеку трупы своих товарищей. Из груди обоих обильным количеством продолжала течь кровь, ударяя в нос самым отвратительным запахом железа. Во рту мужчина тоже ощутил металлический привкус, что заставило того нервно поёжится, возвращая свой взор на Гоголя. Почему это чудовище выбрало его — он не знал, но определено предполагал, что живым его отсюда не выпустят. — Если ответишь на кое-какие вопросы, то, может быть, я оставлю тебя в живых! — в тоне голоса Николая просачивалась издёвка, будто он просто шутил над обессиленным мужчиной, жизнь которого, безусловно, находилась в его руках. «Это ловушка! Точно ловушка» — без проблем пробежалось в чужих глазах, что даже и слов не надо было. Но было видно, что мышь, загнанная в угол кошкой, будет до последнего стараться выжить. Получив краткий положительный кивок, Николай, весело разведя руками, начал: — Как вы смогли узнать время и место нашей милой, скромной встречи? Первый же вопрос заставил пленника начать трястись как лист на ветру. — Я не знаю как… Нам просто дали лист с адресом и временем… — Лист? Подробнее, подробнее! — Да… — мужчина начал быстро кивать головой. — Там ещё внизу написано было…это… — взглянув на Гоголя, в глазах пойманного отразился небывалый страх. — Что же это за такое «это»? — а Николай оживился, с интригой глядя в чужие глаза. — Увидите мальчишку с двухцветными волосами — сразу же стреляйте… — дрожащим голосом ответил мужчина. Улыбка на лице Гоголя будто стала шире, даже казалось, что она вышла за границы дозволенных возможностей мышц. Десны неприятно отдавали красным цветом, а желтоватые зубы только предавали картине ещё больший ужас. — Вот оно как! Ясно-ясно. — Николай как в ничем не бывало зевнул, прикрывая рот ладонью. — Не будем тянуть кота за хвост, правда ведь? — мужчина лишь ещё сильнее расширил глаза, уже примерно предполагая, что от него сейчас будут требовать. — Где же он сейчас скрывается? К горлу словно подкатил ком. Не удовлетворить ответом этого сумасшедшего — вот, что было на самом деле страшно. Его реакция была непредсказуемой: он то смеяться начнет, то сделать самое пугающее серьезное лицо, а то небось от всё такой же матушки-скуки нажмёт на спусковой крючок. Ещё во время сражения с этим ненормальным мужчина приметил не стабильность его движений и действий. И прямо сейчас, он не знал, что сказать. — Ну? — увидев, как его пленник задумался, Гоголь решил напомнить о существовании убийственного оружия около его головы, проведя им вдоль подбородка к лбу страдающего. — Я не знаю… Каждый раз новое место, а зачастую мне просто приходят письма со всеми данными и дальнейшими действиями… — Правда что-ли? — наигранно удивившись, сказал Николай, прислоняя губам кончик указательного пальца. — Значит, надо наведаться к вам домой за этими письмами! — Что?! Нет! Не смейте! Стойте… — а мужчина будто обрёл новые силы, начиная резво дёргаться под преступником, наивно пытаясь скинуть его с себя. Губы Гоголя сомкнулись в хитрой улыбке. — Не трогайте мою семью, не надо! — продолжал кричать пленник, уже собираясь включать в игру руки. — Что вы от меня хотите, что вам надо?! — неожиданно, около рта мужчины оказывается пистолет. Тот вновь широко распахнул глаза, глядя на Николая. — Так-так… — начал спокойно преступник, положив свои пальцы на тяжело поднимающуюся грудь визави. — Неужто вам на самом деле так дорога ваша семья? — и в ту секунду, Николай начал быстро проводить линии вдоль груди пленника, сразу же останавливаясь в одном месте. — Ага! Вот и оно! — мужчина впал в конкретный ступор, когда ощутил, как его куртку, чуть ли не рвя, начали растёгивать мерзкие пальцы. После, Гоголь, с совершенно безразличным выражением лица, начал что-то искать во внутренних карманах ветровки. Тут то мужчина всё и осознал. — Какая неприятная морока — носить с собой везде паспорт, не правда ли, — Николай на время переключил свой взгляд, — Минато Сато? Лежащий вновь оскалил зубы, а его нервно подрагивающий глаз уж сильно позабавил Гоголя. — Так уж и быть, Минато Сато, сохраним вам жизнь! — встретившись со озлобленным взором пленника, Николай растянул ухмылку. — Вы не верите мне? Какая досада! — Николай ни с того ни с сего рассмеялся, заставив мужчину снова показать зубы. — Ну же вы! Чего вы так злы? Неужели жить не хочется? — Что тебе надо, придурок?! — На вашем месте я был бы поприличнее! — Что вам надо?! — Всего лишь то небольшая услуга, оказанная за сохранение жизни! — конечно же во взгляде визави читалось недоверие, особенно когда ты снова обращаешь внимание на этот омерзительный запах трупов. — И так, всё очень-очень просто! Слушайте меня! Только внимательно. — покрутив пальцем около чужого носа, Николай продолжил: — Всё легче лёгкого: вы возвращаетесь домой, якобы единственный выживший, и продолжаете свою работу. Как только придет это волшебное послание о встрече, то прошу милости, звоните мне и докладываете всю информацию? Всё элементарно, поэтому вам останется придумать героическую повесть о том, как вы, великий Минато Сато, смогли побороть агрессивного Клоуна, и тот скрылся в тени, оставив вас единственного выжившего из троих! Правда же превосходно? — Николай иронично посмеялся, кажись, со своей же гениальности, даже на его лице появился лёгкий румянец, который быстро пропал за огромной улыбкой во весь рот. — Что вы скажете на это? Дыхание мужчины участилось, а грудь стала в разы чаще подыматься вверх — зная его имя и фамилию, этому сумасшедшему не составит труда найти его дом. Черт возьми, надо сваливать отсюда! Из этого места, города, страны! — Ты… — какова вероятность того, что это не ложь? Какова вероятность того, что этот Клоун не убьет всю его семью? Мужчина ослабленно закрыл глаза. Этому парню не составит труда убить всех на своем пути… Он пересёк черту сумасшествия, он уже не думает о том, что вообще творит. Как человек может убивать себе подобных, при этом смеясь, будто услышал самый глупый анекдот?! Это не нормально! Но этот подонок не оставляет выбора… — Я… — мужчина запнулся на полуслове — не верил он этому сумасшедшему! — Даю вам пять секунд! — торжествующе сказал Николай, показывая перед лицом проигравшего руку с растопыренными пальцами. — Один… Глаза пленника забегали в разные стороны. Что делать? Соглашаться? А не врёт ли он? Но умирать прямо сейчас нельзя! Он может убить всю его семью! Нет… Нет! — Два. — Чёртов клоун… — Три. — Я согласен! — громко и чётко выкрикнул из последних сил мужчина, закрывая глаза от своей безнадёжности. — Вот и славненько! — сказал Николай каким-то слишком приторно мягким голосочком, при этом сомкнув ладони рук. Встретившись с этими глупым личиком, перед глазами Гоголя предстал образ Сигмы. На его лице отразилась мимолётная злость, что даже визави не смог её уловить — был занят своими мыслями. А Николай лишь наклонил голову в сторону: в одной из двух битв он смог одержать победу, но эта битва практически ничего не стоила. Забавно… — «APA Hotel & Resort Yokohama Bay Tower», — начал на каком-то ломанном английском Гоголь, — комната 149. Придёте с сообщением — вообще буду рад, напишите письмо — тоже обрадуюсь! Видите, как легко радоваться мелочам в жизни! А лицо визави исказилось в какой-то странной натянутой улыбке, по которой так и читалось: «Только если ты не сумасшедший убийца». — Расскажете ему — найду и убью. Расскажите правоохранительным органам — тоже найду и убью. — с улыбкой также добавил Николай, делая при этом самые невинные глазки. Улыбка мужчины совсем исказилась, поэтому Гоголь всё-таки решил слезть со своего нового союзника. — Как темно то стало! Вот это да! Любите звёзды? Получив что-то на подобии кивка, преступник разочарованно опустил голову вниз. Как-то совсем не весело, даже Сигма в такой то ситуации был эмоциональнее. Где же ты, пташка? — Пора прощаться, милый друг! — вновь рассмеявшись, выкрикнул Гоголь, заставив человека напротив ошарашено отпрянуть назад. — Условия мы обговорили, поэтому до скорых встреч! Мужчина на мгновение ощутил небывалое облегчение, пока вдруг не обратил внимания на то, что в руке преступника что-то блеснуло. Не успел он обратить внимание на неизвестно откуда взявшийся нож в руке визави, как неожиданно его ногу обдала самая настоящая боль. — Что за?!.. — его крик эхом отразился по своему помещению, заставляя ворон, сидящих на крыше, пустится ввысь. Пленник шокировано смотрел на нож, воткнутый в его ногу в области ляжки. Руки затрясло, голос, после громкого выкрика, осел или пропал вовсе, а холодный взгляд Николай заставил волосы дыбом встать. Да он поседел точно! — Прощайте. — сказал коротко Гоголь, напоследок окинув умирающего от сильной боли пленника загадочной ухмылкой. Медленными шагами, преступник последовал на выход из этого давящего со всех сторон помещения. Адреналин в крови дал о себе знать, заставив прорезаться хриплый голос Минато Сато. И вновь услышав болезненный крик за спиной, Николай ни повел и мышцей. Этот человек с самого начала был обречён на такую судьбу. Жаль однако, что рядом с ним находится его телефон… Оказавшись на улице, Гоголь поднял голову вверх. Темнота. Огромные тучи, закрывающие звёзды. Сигмы нет рядом. Николай падает на колени, хватаясь рукой за живот. Опустив голову вниз, он встречается с огромным пятном крови, которое стремительно распространяется по всей куртке, также отдаваясь краской на руке. А ты хитрец, Сигма. Гоголь улыбнулся, вновь окидывая ночное небо презрительным взглядом. Скоро всё закончится…***
— Я знал, что за вами шла слежка, но так скоро увидеть его приспешников — было неожиданно, но иронично. — говорил, разводя плечами Дазай, глядя на то, как Сигма чуть ли не дрожит от волнения. — Видно, что отец его видит в тебе преграду. Школьник с опечаленным видом опускает голову, крепче сжимая горячую чашку чая. — Когда мы встретились на похоронах моего папы, я не почувствовал от него опасности. Мне показалось даже, что он зовёт меня с собой… — глядя на свое отражение в тёмно-коричневой воде, Сигма почувствовал странную грусть в глубине сердца. Вот бы вспомнить этого человека до той аварии и переезда. — Могу ли я упускать что-то важное, лишь не помня этого? — Можешь. — спокойно ответил Осаму. Школьник не осмелился поднять голову вверх — ему казалось, что показывать слабость уже переходит все границы. Как же хочется всё изменить, исправить, совершить, но сидя под мягким пледом, держа в дрожащих руках кружку горячего чая, единственное, что хотелось, так это заплакать. — Новость о том взрыве… — Распространилась достаточно быстро. — перехватив вопрос двуколора, ответил детектив, делая глоток ароматной жидкости. — Не удивительно будет, окажись то, что эти случаи дойдут и до власти. — Случаи? — недоумению Сигмы, в этот момент, не было придела. — Да. Особо искать дом, где тебя держали, трудно не было — он начал гореть за несколько минут до того взрыва. — Гореть?! — не веря своим ушам, Сигма чуть не выронил кружку с чаем, при этом, из-за резкого выпада вперёд, его пальцы обдало неприятными каплями кипятка. — Дом успели потушить, что после позволило проникнуть в комнату, где и началось воспламенение — там и были найдены твои, не успевшие сгореть, фотографии. — Дазай говорил настолько спокойно, настолько его голос казался расслабленным, что Сигма всё ещё не мог позволить поднять себе голову. Фотографии… С этим словом, не так давно, Сигма начал испытывать самые ненавистные эмоции: труп девушки на чердаке, домогательства, похищения, странная связь в детстве, родители, чьё молчание повлекло за собой эту страшную историю — все эти воспоминания тесно ассоциировались с фотографиями, они несли противные ощущения, боль и обиду. — А останки настоящей хозяйки этого дома… — Нашли в очень интересным месте. — снова ловко перехватив вопрос двуколора, сказал с улыбкой визави. Интересном месте? На что намекает детектив? На что ещё пошел Гоголь, чтобы показать всем свое сумасшествие и ненормальность? Всё-таки Сигма недоумевающе поднял голову, и Дазай, словно прочитавший чужие мысли, с такой же неуместной улыбкой, продолжил: — Проводили опрос среди всех людей, видевших тебя последнюю неделю до твоей пропажи — один из парней рассказал очень занятную информацию. — Сигма в искреннем недопонимание уставился на детектива, даже не имея и малейшего понятия о этом неком парне, с которым он как-либо контактировал последнюю неделю спокойной жизни. — Какой-то крайне странный мужчина, подошедший к нему на днях, за хорошую сумму денег, предложил ему позвать тебя посетить одно заброшенное место, находящееся практически на окраине города, а после этого, в последнюю минуту, сообщить о том, что он не может прийти. Узнаешь такого? — Осаму, уже предполагавший как отреагирует его спасённый, стал лицезреть, как цветочек, который ещё смог найти в себе силу вновь пустить корни, прямо сейчас вновь теряет свою силу и веру в наилучшее. Сигма снова опустил голову, уже ощущая как в груди начинает бешено колотиться сердце, стало настолько больно, настолько противно со своей наивности и глупости, что хотелось уже просто провалиться в сон — вечный и покорный, главное, что не мучительный. Сможет ли он увидеть ещё раз своего отца? А что он скажет? Скажет ли он, что его сын просто идиот, настолько слабый и бесполезный, что даже человек, которого он всей душой пытался считать другом, пошел против него? Сигма, практически со второго дня своего похищения, стал считать, что та встреча на заброшенной больнице была не случайностью. Но вот как Николай смог всё выкрутить лишь в случайное столкновение в таком «непримечательном» месте — оставалось загадкой, которая прямо сейчас была раскрыта. Сигма действительно не был готов к такой правде. — Так останки той старушки?.. — спросил почти шепотом школьник, чтобы окончательно не показаться слабаком перед своим спасителем. Хотя, наверное, он всё прекрасно понимал. — Были найдены именно в том заброшенном помещении. Двуколор словно перестал дышать. Воздух предательски перестал поступать в головной мозг, заставляя парня подскочить на месте, всё также нервно держа кружку с чаем, которая могла в любой момент просто выпасть из рук, одаряя помещение звуком разбитого стекла. Мерзкий звук. Сигма словно перенёсся во времени, снова оказался в том прокля́том доме, снова сидел за столом, и впервые лицезрел настоящую натуру Николая, снова слышал этот отдающий эхом звук разбитой кружки, которая пролетела лишь в радиусе нескольких сантиметров от его головы. Всё это заставило мигом перенести воспоминания в тот чердак, где голова бедной хозяйки этого дома до сих пор вызывало у Сигмы ужас и шок, будто она на самом деле смотрела на него, прожирала взглядом, в котором был запечатлен такой же страх и изумление. А сейчас эту голову нашли в том мерзком месте, где всё было пропитано запахом медикаментов и кровью. Почему всё так неправильно?! — Тебе стоит успокоиться. — неожиданно проговорил Дазай, осторожно кладя свою руку на плечо Сигмы. Но в этом жесте школьник прочитал лишь желание избавиться от мелкой истеричной обузы. А чем он был не прав? Да нужен ли он был этому Осаму, если бы просто не являлся жертвой-любовником этого сумасшедшего Клоуна?! — Не трогай меня! — выкрикнул Сигма, сделав шаг назад и хватаясь обоими руками за чашку чая, боясь вылить содержимое на пол — не хватало ему ещё того, что за ним потом ещё убирать будут. Детектив послушно убрал руку, продолжая смотреть на визави. Его взгляд был серьёзен, но мягок, но он даже и не пытался как-то успокоить парня, лишь молча продолжал стоять на месте, вызвавшаясь, из-за роста, над беззащитным Сигмой. И в даже в таком положении, школьник увидел упрёк, словно так и быть не должно. Всё это неправильно! — Я совершенно ничего не понимаю… — сказал двуколор, садясь обратно на футон, поджимая к себе колени, — Почему всё так происходит? Почему все отворачиваются от меня? Почему я теряю своих близких людей, которые помогали мне хоть к чему-то стремиться и верить в хороший исход событий? Почему у меня забрали дом? Почему именно меня пытаются убить, и почему именно я стал жертвой этого сумасшедшего? Почему?! — Жизнь бывает очень жестокой, но раз она решила сложится именно так, значит остаётся лишь стать сильнее. — спокойный голос Дазая действительно успокаивал, но даже сейчас он не мог помочь. — И зачем она выбрала именно меня?! Я же просто обычный школьник! — голос Сигмы перешёл на крик, который в последствии довольно быстро уступил место тревожному кашлю. Осаму с тяжёлым вдохом прикрыл веки. — Я сейчас поищу успокоительные. — Нет! — вырвалось из уст школьника. — Я не сумасшедший! Это они сумасшедшие! Это просто… — Сигма. — руки Дазая снова оказались на плечах двуколора, заставляя того застыть на месте, глядя глазами, полными страха, на визави. — Перестань жалеть себя и думать о совершённых поступках. Твои ноги и руки целы, глаза видят, а сердце бьётся — пока ты жив, ты можешь исправить всё, не допустить того, чтобы всё произошедшее вновь повторилось. Ради этого люди и живут — чтобы учиться на своих ошибках. — Но что я могу сделать? Ради чего это всё? У меня ничего не осталось… Осаму слегка натянул улыбку. — Хотя бы ради своего будущего. — У меня нет будущего. — резко возразил Сигма. Они стали молча смотреть на друг друга. Почему-то школьник видел в глазах Осаму такую же пустоту и отчаяние, которые, почему-то, с первого взгляда была рассмотреть практически невозможно. Странное это было чувство, будто Дазай уже всё знал о своем спасённом, а он, в свою очередь, совершенно ничего. Внезапно детектив рассмеялся. — Да уж, откуда вас таких недотёп то берут? — Сигма совершенно не понимал, что смешного во всей этой ситуации, будто всё сказанное детективом мигом стало лишь обычной насмешкой и сатирой, — Старайся хотя бы ради своей матери. — Что? — этот вдруг непонятно откуда взявшийся огонёк в глазах двуколора мог не увидеть разве что слепой человек. Осаму на это лишь ещё раз усмехнулся. Этот парень в действительности ищет поддержку, верность и уют. Как он там дал определение этому слову? Дом? Хорошее слово. Оно будто олицетворяет гармонию и тишину, которых так не хватает этому ребенку. Дазай мягко перехватил чужую кружку в дрожащих руках, которая так и норовилась упасть вниз. — Обычно люди начинают с хороших вопросов, а ты что-то с плохих. — Я не человек? — Человек ещё какой. — загадочно улыбнувшись, Дазай, держа в руках уже две кружки, двинулся в сторону кухни. — Что с моей мамой? — Сигму всё также продолжало трясти, казалось даже, что сейчас он обессиленно упадет на футон, настолько сильно он уже потерял надежду и утонул в пучине сладкой тьмы и горести. Подойдя к раковине и поставив около нее чаши, Осаму снова развернулся к Сигме лицом: то ли он просто хотел на реакцию школьника посмотреть, то ли он просто хотел успокоить его своим взглядом — этот парень был до пылкости эмоциональным, и это заставляло усмехаться детектива. — Она жива, хоть и находится в состоянии комы. Глаза Сигмы поражено сузились, а он лишь раскрыл в изумление рот, только ничего ответит ясного не смог. Жива? Всё-таки жива? Неужто это правда? — Думаю, что она будет рада, когда очнувшись, увидеть рядом сидящего сына. Не считаешь ли? Прямо сейчас школьник начал метаться из стороны в сторону. Ему одновременно так хотелось выразить весь свой гнев через удары, высказать всё своё недовольство Николаю, ему отцу, но в то же время, он осознавал, что его желания могут никогда не реализоваться. Он просто слаб. Слабый и никчёмный парень. Может ли он что-то изменить? И вновь он сжимает кулаки, вновь обреченно вздыхает, устремляет свой взгляд на пол, боясь словно встретиться с Осаму Дазаем взглядами. Они будто жили в разных мирах, будто испытывали совершенно разные эмоции, будто вовсе не существуя бок о бок, не живя в желаниях и мечтах. Но что-то их объединяло. Неприятное чувство… — Можно я уйду спать? — Сигма решил убежать, спрятаться под тёплым пледом, но ощущать холод. Он боялся своих мыслей и чувств — они были неправильными, нежелательными, странными. А Осаму его понял, кивнув головой и указав на тот самый диван в углу комнаты. — Прошу.***
Но на что же надеялся Сигма, когда решил отдаться миру грёз после всего пережитого ужаса? Надеялся ли он на обычный сон, где все будут живы и счастливы, где с лиц дорогих людей не будет спадать улыбка, где всё будет хорошо? А что значит это «хорошо»? Школьник уснул быстро, это его ненароком удивило, но это было нечто более приятное, чем смотреть на черный потолок, не видя ничего вокруг. Темнота очень пугала. Доверял ли Сигма Дазаю? Он ещё не мог определиться с ответом. Должен ли он верить ему на слово? Точно ли он детектив? Но он ведь так уверено отвечал на все его вопросы. Осаму был чем-то похож на Николая. Хотя конкретную схожесть в них парень видел в этой чертовой улыбке. А боится ли этот детектив привязанности? Боится ли своих эмоций? Сигма старался об этом не думать. Прежде чем думать о окружающих, надо понять себя. И снова это странное место, снова он видит этого маленького Николая, так крепко держащего его руку и ведущего вдоль таинственных коридоров. Гоголь улыбается, но в этот раз улыбка была приятной, она даже чем-то шла ему, он становился красивым. О чем же они говорят? О чем смеются? Ведь они, как никак, дети. Обыкновенные дети, чьи мысли были заняты лишь играми и весельем. Но как же Сигма желал остановить своего спутника, прикоснуться к его руке и спросить: «Что происходит?» Но он вновь был не более чем зрителем, наблюдающим со стороны. И вот детишки радостно продолжают бежать вдоль коридора, наверное даже не думая о чем-то серьезном, они лишь хотят наконец-таки дойти до своей конечной цели, да усесться на мягких диванах. Но неожиданно дверь в конце коридора отворяется. Из комнаты выходит знакомая фигура: отец Николая. Гоголь останавливается сразу же, глядя каким-то стыдливыми глазами на опекуна, при этом отпуская руку Сигмы. Да и сам школьник замер в ожидании чего-то плохого. Взгляд этого мужчины оставался пустым и мрачным, но в нем читалась неописуемая страсть, странное желание чего-то достичь. Он не спускал взгляда с детей, рассматривая двоих как зверюшек в зоопарке. А после он поднимает руку. Почему-то этот жест крайне напугал двуколора, и хоть это всё происходило лишь во сне, и это всё может быть лишь как обычная выдумка на основе пережитых эмоций и рассуждений, он очень сильно испугался за себя и Николая из прошлого. Грозная рука приземляется на пепельные волосы Гоголя, начиная осторожно поглаживать их. Сигма не видит его лица, но лишь по опущенной голове Николая можно сказать то, что ему очень неуютно. А потом, внезапно, вторая рука начинает возвышаться и над головой Сигмы из прошлого, да только малец сразу же не оценил эти попытки тактильности и сделал шаг назад, оставляя руку мужчины висеть в воздухе. На такой жест отец Николая лишь разводит плечами, а потом, совершенно неожиданно, поднимает голову на самого зрителя сего концерта — Сигму. Теперь темные глаза внимательно смотрят на двуколора, а тот опять даже не может и шага назад сделать. Он снова застыл на месте, как вкопанный, и снова он такой беспомощный. Снова! Снова… Но что могло быть хуже, когда сзади тебя послышалось чьё-то томное дыхание. Школьнику даже в лицо не надо было видеть этого человека, чтобы понять, кто он такой. И почему он опять так нахально посещает его сны?! — Сигма… — огромные руки без капли сопротивления обхватывают двуколора со спины, прижимая к себе. Школьник замирает в ужасе и удивлении, когда чувствует, как чужой подбородок вновь оказывается на его плече, одаривая шею холодным дыханием, вызывая прокля́тые мурашки по всему телу. «Даже и дня не прошло, а ты опять трогаешь меня!» — хотел бы выкрикнуть Сигма, да голос будто пропал. Да только он словно мысли смог прочитать, потому что его лицо одарила хитрая ухмылка, и тот ещё ближе прижался к любимому. — Почему же ты ушел от меня? Сигма закрыл глаза, не желая видеть ни отца Николая, ни его самого. Но голос Гоголя был до придирчивости ласковым, будто он просто играл с Сигмой, пытался вновь вернуть на свою сторону, вновь запутать и завести в неизвестность и небытие. Он настолько сильно прижимался к нему, настолько сильно пытался вдохнуть его запах, ощутить его волнение и страх, что Сигма твердо решил — хватит уже убегать. Тело наконец-то позволило взять над ним вверх и поэтому, парень попытался всеми силами вырваться из цепкой хватки паука. Но его держали крайне крепко, а попытки сопротивления вызвали громкий смех. А может стоит смириться? Хватит верить в наилучшее? — Мне больно, Сигма… — перестав смеяться, вдруг сказал Гоголь. Больно? Почему? Николай, опять будто прочитав чужие мысли, спокойно опускает одну руку вниз и соприкасается с ладонью двуколора. Кровь… Эта была кровь, запах которой резко ударил в нос. Кровь Николая… Тут же послышались шаги. Сигма поражено распахнул глаза, внезапно встречаясь с идущим в достаточно быстром темпе отцом Николая. Он шел настолько уверено, что двуколора опять пробило на дрожь. Всё резко начало разрушаться, а этот человек словно нёс за собой темноту: коридор просто начал пропадать, оставляя за собой лишь тьму, от которой веяло смертельным холодом, и это будто пробудило в Сигме новые силы. Он не знал, что будет дальше, он так боялся этого непредвиденного будущего, боялся этого мужчину, Гоголя. — Отпусти, Николай… — всё-таки завладеть получилось и голосом, но он был настолько хриплым и тихим, что показалось, что Гоголь вовсе не услышал этих слов. А мужчина всё приближался и приближался, и это придавало новые силы. — Отпусти, кому говорю! — в этот раз выкрик удался до такой степени громким, что идущий преступник даже на мгновение остановился на месте, но практически сразу же в возобновил шаг. Только в этот раз он стал в разы быстрее. Сигму начала охватывать паника, но он постарался взять себя в руки. Но Гоголь держал так крепко, так сильно пытался не дать сбежать своей пташке, что показалось, что всё тщетно и бесполезно. — Ты урод Николай! Самый настоящий! Ничего не пытаешься понять, ничего не пытаешься сделать! — черт возьми, почему он так резко решил начать обвинять всех подряд, особенно в своем сне?! — Прямо как ты? — похититель натянуто улыбнулся, прикрывая рот Сигмы ладонью. Сигма замолчал. Как я? Как я... Неужто с самого начала дело было всё в нем, Сигме? Он так сильно заблуждался в себе? Хотелось возразить, сказать, что он не прав, но эта громадная рука перекрывала все пути, и показалось даже, что даже нос отказался принимать кислород, заставляя чувствовать настоящую апатию. А мужчина всё был ближе и ближе. Сигма зажмурил глаза. Надо проснуться! Надо просто проснуться! Ну же, Сигма, давай! Проснись же… Всё резко пропало. Что произошло? Где все? Где Николай? Где его сумасшедший отец? Почему так внезапно стало больно, словно тебя пронзило острым мечом и ты пытаешься ухватиться за последние частички воздуха? Отвратительная боль. А бывает ли она приятная? Неожиданно Сигма слышит чей-то громкий плач. Развернувшись к источнику всхлипов, двуколор встречается с… Николаем? Опять он? Только это был другой Гоголь — ребенок. Сигма молчит, не знает, что сказать в данной ситуации. Кажется, будто два мира сплелись в один, будто все грани мигом решили пропасть, и, что сон, что реальность — оба мира были наполнены ложью и лицемерием. Но маленький Николай… Такой другой, такой несломленный. Неужели его жизнь действительно была лишена ярких красок и эмоций, лишь из-за этого приемного отца? — Я всегда хотел быть актером. — двуколор удивлено вздрагивает, когда маленькие глазки решительно устремились на него. — Эмоций и реакция людей меня всегда привлекали, хотелось их удивлять, а их удивление манило меня, словно наркотик. — хоть глаза и были малы, но это были глаза настоящего Николая, замкнутого и отчаявшегося. — Но считал, что мое предназначение — доктор, хирург. И тогда мне дали понять, что я ничтожен, а это ничтожество, кроме его, никому не нужно. — и тут мальчишка встал. Сигма продолжает стоять на месте, хотя он искренне желал доказать этому ребенку, что ещё можно всё исправить. — И тогда я понял, что единственный мой выход приобрести счастье — получить свободу! — Николай развел руками в разные стороны, а лицо озарила улыбка. — Нет! — выкрикнул Сигма, прикасаясь рукой к груди, — Выход ещё есть, ты можешь попробовать изменить свое решение! — Выхода нет, Сигма. — в голос Гоголя звучало разочарование, которое было подобно разочарованию ребенку, не получившего на свой день рождения желанную игрушку. — Ты можешь ещё что-то изменить! — Выхода нет. — твердо заключил Николай, разворачиваясь к визави спиной. Сигма не согласен, но не знает, как выразить эти эмоции, этот гнев, которые настолько сильно скопились в его душе, в его сердце, в его мыслях. — Послушай меня, пожалуйста, — начал двуколор, пытаясь протянуть к маленькому Гоголю руку, да только вот, он резко начал растворяться, словно пропадать, оставляя за собой эти разъедающие, как кислота, слова:Выхода нет. Выхода нет. Выхода нет.
Но Сигма пытается не сдаваться, и хоть он давно опустил руки, он пытался взять себя под контроль, не опустится вновь перед этим уродцем, не позволить ему вновь видеть его слезы. Но пол перед ногами пропал. Сигма даже думать не мог, что находясь в пустоте, он начнет падать ещё куда-то дальше, ещё куда-то ниже. А может этот низ таит в себе нечто большее? Но подняв руку вверх, школьник ощутил странное помутнение разума, только лишь слыша эти, уже не имеющие смысла слова: «Выхода нет». — Николай! — Сигма подскочил на месте, продолжая вытягивать перед собой руку, и даже не до конца осознавая то, что он наконец-то оказался в реальности. Парень, тяжело дыша, схватился рукой за голову, осматривая тёмную комнату детектива, словно во тьме это помещение становилось совершенно другим, нереальным. Но быстрое осознание всей ситуации дало о себе знать, когда двуколор, поняв, что сейчас где-то середина ночи и он просто мог разбудить своего спасителя, начал нервно крутить головой из стороны в сторону, пытаясь как можно скорее восстановить дыхание. Но его опасения были оправданы, когда, даже в кромешной темноте, он смог рассмотреть чужие глаза. Всё-таки разбудил… — Извините меня, — Сигма больше не мог находиться в этом помещении, не заслужил он этого спасения. — Можно мне выйти на улицу? — детектив промолчал, но, как показалось двуколору, тот развел плечами. Благодарно кивнув, Сигма быстро соскочил с дивана, и, стараясь не наткнуться на футон, где лежал Дазай, постарался как можно быстрее оказаться в коридоре. Спал школьник в своей уличной одежде, так как, понятное дело, у Осаму одежды на него не было. И даже не глядя на предложения детектива взять что-то из его вещей, Сигма решил не доставлять ещё проблем. Быстро накинув на себя куртку, школьник вышел из помещения. На улице было очень холодно. Сигма даже пожалел, что вообще вышел из своего теплого укрытия, но потом он сразу же мысленно наругал себя, ведь он должен перестать надеяться на других, и на тепле место тоже, ведь надо в первую очередь стараться сделать всё возможное, чтобы построить свою жизнь. Почему он резко начал так думать? Неужто из-за Николая, который не смог справиться со своими подавленными эмоциями? Почему он стал о нем вообще думать?! Сигма очень сильно покрутил головой. Перила тоже были очень холодными, но парню казалось, что он сейчас в любой момент будет готов просто сесть на пол, как ребенок малой, и свернувшись калачиком, начнет думать, какой он бесполезный. А бесполезный ли он на самом деле? А? Плюнув на всю эту дрожь от холода, школьник осторожно кладет голову на металлическое основание, поднимаю глаза на небо. Теперь оно очень чистое, как той ночью. Мысли всё никак не могли сплестись в одно целое, заставляя парня уставше рассматривать звёзды. Звёзды… Сигма потянулся рукой к небу, начиная медленно водит знакомые фигуры в воздухе. — Большая медведица… — шепотом сказал школьник, окидывая пространство тяжёлым взглядом. — Малая медведица… — бредит ли он? — А это… — Сигма сомкнул губы, будто вспомнил нечто неприятное, — Орион? Ох… Черт… — опять бросило в дрожь, стало нехорошо. — Ого! Звёздочки любишь? — неожиданный голос, взявшийся из неоткуда, заставил двуколора удивлено вскрикнуть, из-за чего пришедший иронично посмеялся. Переведя дыхание, Сигма, успокоившись, снова опускает голову вниз. — Почему вы пришли? — Как же почему? А вдруг ты прыгать тут собрался? — Дазай без капли осторожности выглядывает из-под перил на землю. — Хотя упасть тут насмерть не так легко, но вот сломать себе что-нибудь определенно можно! — улыбнувшись, детектив смотрит на поникшего, явно не оценившего чужого юмора, Сигму. Визави молчит, а Осаму лишь уставше выдыхает. — А чего ты сам добиться хочешь? — Дазай спокойно вернулся к их разговору пятичасовой давности, что слегка удивило двуколора. — Я хочу чтобы всё стало хорошо… Вернуться в свой город, увидеть маму, вновь пойти в школу и зажить как раньше, не вспоминая Николая и его поехавшую семейку. Но… — Сигма замолчал, как будто боялся сказать и выразить свое волнение. — Но? — скрестив руки на груди, Осаму стал просто смотреть на визави, стараясь показать всем своим видом, что он будет ждать ответа столько, сколько понадобится времени. — Но я хочу разобраться с Николаем. Вспомнить его, понять его. Я питаю к нему самую настоящую ненависть и злобу, он никогда не будет мною прощен, даже если всё будет нормально и встанет на круги своя, но этот его отец… Я просто хочу увидеть его в лицо, понять насколько он дурной человек, да он не человек вовсе, если может так безжалостно сломать ребенка! Я же рассказал вам о моей амнезии, она ставит меня в откровенный тупик. — Сигма прокашлялся, ощущая как большое количество холодного воздуха попало в рот. — Но могу ли я что-нибудь изменить? Могу ли я стать сильнее? — Да. — коротко ответил Осаму, но этот ответ будто бы открыл глаза двуколору на нечто другое, на иное чувство. — И почему вы так в этом уверены?! — Сигма всё ещё не верил в себя. — Сражайся хотя бы ради своего родного человека. Хотя, как погляжу, ты хочешь помочь этому преступнику? — Помочь?! Да я… — встретившись с Дазаем взглядами, Сигма пожалел, что поднял голову. — Я всегда искал свое предназначение… Я пытался быть везде полезен, быть добрым и милым со всеми, но мной из раза в раз пользовались, а когда я становился нужным, все мигом становились просто божьими людьми. Но я верил в то, что в один день, я стану нужным, найду свое место. Сейчас осознаю я, что был очень глуп: сидя на диване и мечтая о счастье, я бы никогда его не добился. Но тут появился он. Забрал меня, запер в рамках и цепях, которые раньше мне были не знакомы. И сейчас, честно говоря, у меня проскальзывают мысли: а может мое предназначение заключается в том, чтобы помочь этому сумасшедшему? — Сигма собирался продолжить свою спонтанную речь, как вдруг заметил, как визави начал отрицательно качать головой. Сигма замолчал. — Если будешь считать, что твоя судьба заключается в помощи преступника — окончательно головой тронешься. — Но если я хочу во всем разобраться? — Разобраться — одно дело, а делать это своим смыслом жизни — нет. — Что я тогда могу сделать? — Я уже дал ответ на этот вопрос. — и снова детектива мягко улыбается. Сигма нахмурился, пытаясь вновь уловить в глазах Осаму какую-нибудь ложь и упрёк, но всё что он видел, так это спокойствие и полное осознание ситуации. Дазай его понимает? Школьник снова устремил свой взгляд на небо, ощущая как терпеливо смотрят на него чужие глаза — ждут ответа. А Сигма пытается понять себя, понять свои желания. Стать сильнее? Сильнее… Что же это значит? Поверить в себя и свои силы? Перестать боятся правды и смотреть страху в лицо? Понять, что в этой жизни ещё найдутся люди, которые не будут пользоваться тобой? Осознать, что ты не бесполезен? «Ты виноват в смерти своего единственного близкого человека» — снова пробежались холодными мурашками по спине слова Николая. Убил? Виноват? Нет. Виноват тут не Сигма, виноват Гоголь. Школьник со всей силой сжал железное основание перил, ощущая этот противный холод. Тогда выходит, можно что-то изменить? Можно поверить в себя? Сигма закрывает глаза, пытается побороть самого же себя, понять, чего он хочет от этой жизни. Но тут, он широко распахивает свои очи, устремляя взор на Осаму. — Он может убить непричастных ни к чему людей… — Что? — У него же есть пистолет! Он угрожал мне, что если я попробую сбежать, то он начнет без сожаления убивать всех! Получается из-за меня… — Нет, он не будет пока что идти на такие жертвы. Но Сигма настолько сильно перепугался со своих внезапных выводов, что обхватил свои плечи руками. — Он не будет так рисковать, пока не выйдет на след своего отца, ему потом не будет выгодно скрываться в тени, ища место для ночлега. — Вы слишком самоуверенны! — А ты просто не доверяешь мне. - Сигма шире распахнул глаза. - Мы можем ещё всё исправить, пока есть время. — Мы? — Мы. Сигма опять застыл на месте, не отрывая взгляда от детектива. Стать сильнее, чтобы сохранить жизни обычных горожан? Стать сильнее, чтобы доказать себе, что ты не бесполезен? Двуколор убрал руки с плеч, внимательно глядя на свои ладони. Эти руки ещё могут что-то сделать. Он ещё может что-то сделать. Он не бесполезен… Сколько они так молчали? Сколько бы Сигма не смотрел на этого детектива, он всё также улыбался, он спокойно ждал, не принуждал, и как же школьник был ему за это благодарен. Ветер, словно часы, напоминавшие о времени, ударил холодом в спину. Больше медлить нельзя. — Дазай Осаму… — Да? — Помогите мне стать сильнее. Больше я никому не позволю мной пользоваться, а Николай получит за свои поступки. Больше он никогда не сделает кому-то плохо, а этот отец, не сделает плохо своему сыну. Дазай усмехнулся, словно только и ждал такого ответа, а лицо Сигмы неожиданно приняло серьезные и уверенные черты.