Мы так молоды и нам тай похуй,
и мы не одиноки. И поэтому
кроссовки, а не смокинги
* * *
— БЛЯТЬ, ВОДА ГОРИТ, — оставив подругу буквально на пару секунд наедине с плитой, Рони почти моментально услышала глушащие крики. Она просто хотела взять муку из дальнего шкафчика, но видимо, это было зря. Как оказалось, Виолетту нельзя оставлять с плитой один на один даже на пару секунд. — Не кипишуй ты так. Не может вода гореть. Просто испаря… СУКА, — повернув голову и держа в руках нужный белый пакет, девушка, мягко говоря, была в глубочайшем шоке. Некая прозрачная жидкость, которую Вилка распознала как воду, была пролита на разогретую комфорку плиты и действительно полыхала. Переведя взгляд на бутылку, только что поднятую Ви, из которой собственно выливалась эта «вода», она поняла в чём дело — спирт, стоявший на верхней полке уже лет двадцать, если не тридцать; который «достался по наследству» от бабушки. Не долго думая, Вербицкая подлетела к плите, держа в одной руке мешающую муку, а в другой полотенце; выключила плиту и принялась тушить огонь тем самым куском ткани. — Сука, Малышенко, я тебя ненавижу, — после избавления от огня, который вполне мог вызвать пожар, белобрысая тяжело вздыхала, пытаясь восстановить дыхание. Она действительно очень сильно испугалась — сердце бешено стучало, будто собиралось выпрыгнуть из груди; а колени изредко подрагивали, не давая нормально стоять на ногах. — Позволь узнать, каким, блять, образом это произошло? — пытается перевести дыхание и успокоиться. Здравый смысл говорил не срываться на подругу, но в то же время злость могла взять власть над разумом в любой момент. — Ну, я это, масло хотела взять и, — голос Виолетты невольно дрогнул. Она сама была в шоке с этого происшествия, а злой взгляд подруги, который возвращал в детство и напоминал о матери, буквально убивал её. Ей впервые за долгое время было страшно; очень страшно. — Прости меня, пожалуйста, — увидев на сколько сильно беспокоится из-за этого подруга, блондинка просто расстаяла. Она была похожа на маленького беззащитного котёнка, которого, тыкая носом, отчитывают за что-то. — Ладно, проехали. Возьми тряпку и вытри плиту. Я щас с тестом закончу и пожарим, — вдохнув побольше воздуха, дабы окончательно приструнить бушующий страх, она продолжила готовку. — Есть, капитан! — с некой детской улыбкой и воодушевлённой радостью в голосе, девушка принялась активно и старательно избавляться от остатков спирта с плиты, — Воняет больничкой или самогоном, блять. — Пф, а ты что хотела от спирта? Три давай, старайся, — посмеиваясь с гениальных выводов подруги, Вероника не отрывалась от приготовления густой смеси для оладьев. Мука, яйца, сахар, немного молока — всё как всегда. Единственное, что отличало сегодняшнюю готовку от ежедневной рутины Рони — это Малышенко. — Тебе нужна помощь? — Не думаю. — Точно-точно? — обняв подругу со спины и положив подбородок на её плечо, брюнетка наблюдала за действиями ловких рук девушки. — Как ты это делаешь, блять? — Что именно? — Ну, так всё аккуратно и быстро всё. Я хоть и подрабатывала «поварёшкой», но готовить так нихуя не научилась. В ответ послышался тихий и родной смех блондинки. Её всегда забавляла эта детская прямолинейность подруги. — Научу как-нибудь и тебя, зай. Иди в комнату отдохни и фильм выбери. Позову когда готово будет, — показав одну из самых тёплых улыбок в жизни Виолетты, подруга поцеловала её в лоб, а после легко отпихнула плечом от себя, дав понять, что она говорит серьёзно. — Ладно, мам. Так уж и быть оставлю тебя в покое. — Не дуйся только. — Я подумаю. Оставив подругу один на один с плитой, Ви направилась в комнату, включила ноутбук и, пока тот загружал какое-то очередное обновление, наконец-то взяла телефон в руки. Время было достаточно позднее, а если быть точнее — пол восьмого. Куча уведомлений во всех соц. сетях: «Ваша фотография понравилась…», более трёхсот сообщений в чате в телеграмме от друзей, которые поехали отдыхать в Псков и вот на глаза попадается оно: «Елизавета Андрющенко: Оу, какие…». Сердце на секунду замерло, а дыхание, казалось, прекратилось. Страх? Возможно, но какой-то необычный. Не похоже на страх во время драк и прочего. Всё было очень странно. Немного поколебавшись, она всё-таки решилась открыть это сообщение и, быстро пробегая глазами по множеству бук, начала вчитываться, стараясь не упустить смысл. — «Оу, какие люди пожаловали». И что мне на это отвечать? Блять, Лиза, иди на хуй с такими ответами, — естественно писать это Виолетта побоялась. Зачем сразу отпугивать от себя новых знакомых, если можно сделать это позже. — Мне нужна помощь. Где моя Рони? Она умерла там на этой кухне, что-ли? — поняв, что полномочия и фантазия Вилки покинули её ровно в тот момент, когда она прочитала сообщение; в её голову не пришла идея лучше и гениальнее, чем спросить у подруги, что же делать. Подскочив с кровати, Малышенко вылетела из комнаты и как угорелая понеслась к подруге, которая во всю орудовала на кухне и, параллельно пританцовывая, напевала что-то мудрёное под нос. — Ма-а-а-м, мне помощь нужна! — Боже, ты только ушла. Что случилось уже? — недовольно цокнув, она повернула голову назад так, что корпус остался в прямом положении прямо перед плитой и уставила злостный взгляд на Вилку. Это «мама» всегда означало, что от неё что-то нужно. В ответ на этот выражающий недовольство жест, Ви повернула телефон так, что экран был направлен прямо на лицо блондинки. — Я тебя сейчас лопаткой ударю, — «угрожая» деревянной лопаткой, которой переворачивались оладьи на сковороде, девушка сделала максимально разочарованное лицо. — Тебе сколько там? Двадцать один? Ощущение, что десять. Ну, спроси как дела, чем занимается, скинь мем с котами накрайняк и выводи диалог во что-то стоящее. Я тебя учить всему должна? Не тупи и не мешайся. Сядь, да сиди спокойно. — Ладно-ладно, чего так злиться то? — Ты меня отвлекаешь. Сядь за стол и не издавай ни звука, — вернувшись к приготовлению еды, девушка оставила подругу один на один с этим телефон и своими мыслями. «Ну не съест же она меня? Хотя…» отрицательно махая головой, Виолетта отгоняла эти мысли о каннибализме от себя. Собравшись и поудобнее устроившись на стуле за столом, она смогла написать: «Как делишки?» и сразу после этого отбросила телефон подальше на край стола. Было стыдно; стыдно за то, что ответ последовал спустя несколько часов; стыдно, потому что её хватило только на никчёмное короткое сообщение и стыдно, потому что она мешает всей этой суетой Рони, которая во всю готовила для подруги, по её же указке. Эмоции били через край — стыд смешался ещё с чем-то, что для Ви не поддаётся объяснению. Стараясь успокоиться и понять, что вызвало у неё столь бурную реакцию, девушка развернулась к «сестре» и опять начала докучать вопросами. — Рони, а скоро кушать будем? Я есть хочу, покорми, — в ответ на это последовал звук, похожий на уставший вздох. — Боже, бери тарелку с оладьями и неси в комнату. Щас я посуду уберу и присоединюсь. — Ты лучшая! Жду тебя, — довольно засунув в рот одну из оладушек, она понесла тарелку в комнату, параллельно захватив, недавно отправленный в эмоциональном порыве на край стола, телефон. Всё-таки Вероника готовить умела и это было правда очень вкусно. Как и говорила девушка, она убрала посуду в посудомойку, включила её и пошла в комнату, чтобы узнать, что же они смотрят сегодня. Но как оказалось, фильм Виолетта так и не выбрала; а всё время судорожно проверяла телефон — забавное зрелище. Та самая Малышенко, по которой сохло достаточно много девушек в универе, которая казалось была бессмертна и бесстрашна, сейчас содрагалась из-за сообщений от какой-то непонятной Лизы. Подойдя к большой, двухспальной кровати, которая была застелена чёрным бельём, Вербицкая аккуратно легла к подруге и начала поглаживать её по голове, тем самым успокаивая. «Первая влюблённость всё-таки, самая яркая» пронеслось в голове у блондинки, которая через всё это тоже проходила, но лет пять назад. Она знала, что Вилка не признает этого в ближайшее время, а может и вовсе никогда не осмелится сказать, что влюбилась в кого-то; она знала, что её подруга слишком гордая и из-за своих «Любовь для ебланов, пойдём курить» и прочих ярких высказываний, что всплывали в голове тёплыми воспоминаниями, в слух никому не признается в том, что дала слабину перед каким-то человеком. Никому кроме Рони, но даже для этого сейчас было слишком рано. Сейчас она металась туда-сюда и не понимала, что с ней происходит. — Что смотреть будем-то? — стараясь перевести мысли Ви на что-нибудь другое и менее волнующее, чем Андрющенко, Рони напомнила про их дневные планы. Фильм, еда, алкоголь — всё было готово. Всё, кроме Виолетты, которая всё ещё витала в каких-то облаках. Ответа не последовало. — Ясно, сама выберу какой-нибудь ужастик — это единственное, что смогло вывести девушку из некого транса. Она чертовски боялась фильмов ужасов, несмотря на свой образ «крутой тёлки». Эта и другие слабости прятались под масками: души компании, пафосной девицы, клоуна и прочими, что любила поочерёдно надевать на себя Малышенко. Единственный, кому позволялось видеть её слабости; видеть её такой беззащитной и смущённой — это Вероника. Всё-таки надо доверять людям, а если не очень хочется, то хотя бы одному человеку. Выбрать того самого, которому можно показать себя со всех сторон; не важно кем вы друг другу будете. Родственники, друзья, вторые половины — любой человек может подойти на эту роль доверенного лица. Главное, чтобы вы верили ему; действительно верили и доверяли без всех приевшихся в обычной, рутинной жизни тайн. — Стой-стой, я слышу! Давай просто включим какую-нибудь комедию на фон и поговорим под бокал вина, как истинные сорокалетние одинокие дамы? — Боже мой, заблокируй эту Лизу, нахуй. Что она с тобой делает, ха-ха? — посмеиваясь из-за весьма странного предложения подруги, блондинка начинает копаться в интернете и искать какую-нибудь мелодраму. — Раз уж хочешь быть как сорокалетняя бухающая женщина, то будем плакать над мелодрамами. Отказы не принимаются, ясно? — изначально это была небольшая шутка, но получив в ответ одобрительный кивок, забравшейся под одеяло Вилки, сразу перестала быть таковой. Они принялись уплетать ещё тёплую еду, попивая открытое часов пять назад выветревшееся вино. Хоть оно не было таким насыщенным как изначально, но приятный терпкий вкус и аромат всё-равно остались. Да, это выглядело комично и глупо со стороны, но обе девушки были довольны и, можно считать, счастливы — царила атмосфера умиротворения. Вербицкая попрекала сценаристов и не понимала как можно написать что-то на столько бездарное. В это время Малышенко цыкала, пытаясь заткнуть подругу и с ярко выраженным в глазах интересом смотрела, что же будет дальше. «Прости, но мы не будем вместе. Я люблю тебя, но по другому нельзя.» — после этих слов началась какая-то драматичная музыка, а из угла кровати в который забилась Виолетта слышались тихие всхлипы. — Оу, ты плачешь? — Веронику немного удивила реакция подруги. Она не думала, что её так легко вывести на эмоции такой банальщиной. Во время влюблённости, тем более не факт, что взаимной, бушующий эндорфин и гормоны берут своё и выбить из равновесия может любая мелочь. Фильм, песня, фраза которая звучит не так как хочется и прочее. В этом и заключается главная проблема любви в понимании Вербицкой. Любовь — это действительно прекрасное чувство, но цена за него слишком велика и искушает только один раз. Во второй раз испытывать это, чаще всего, не хочется. Любовь — это одноразовая акция, которую Вероника уже потратила и сейчас наблюдала за подругой, которая тоже наступает на эти же грабли. — Зайка, ну чего ты? Знала бы, что так будет, не включала бы, — потянув на себя одеяло и тем самым перетащив Ви из угла ближе к себе, белобрысая заключила её в объятия и поглаживая по голове, начала зарывать нос в волосы брюнетки. Это как всегда сработало и со временем татуированная поддалась усталости, в перемешку с приятными спокойными поглаживаниями, и уснула. Вслед за ней этот жест повторила и подруга. Девушки уставшие и выжатые, словно два лимона, спали завернувшись в одно одеяло на двоих. Единственное, что радовало в этом всём — это осознание того, что завтра никуда не надо. В субботу у девушек стоят пары по типу физры, которые со спокойной душой можно не посещать. Ночью было тихо, спокойно и во сне буря эмоций не отвлекала Виолетту. Она наконец-то отдыхает и не думает о чём-то волнующем, из-за чего обычно хочется курить.* * *
Утро у девушки началось в обед. Еле открыв сонные глаза, она начала бегать взглядом по комнате в поисках подруги, которой нигде не было. Догадавшись в чём дело, она встала, захватывая и закручиваясь в одеяло, превращаясь в некую «сосиску в тесте», направилась на кухню. Блондинка сидела за столом в положении «нога за ногу», с кем-то разговаривала по телефону и что-то записывала на бумажку. В такой позе она напоминала типичную занятую мать. Белая ночная рубашка аккуратно прикрывала тело, оставляя изящные ноги открытыми, дабы показать их красоту всему миру; волосы растрёпанные, а глаза слегка прикрыты, показывая, что белобрысая недавно проснулась. Закончив разговор, она перевела взгляд на брюнетку. — Доброе утро. Твою мать, я же просила не тягать одеяло, подметая полы. — Утречка, — сонно потянувшись, Виолетта проигнорировала возмущения подруги и, сев возле неё, вопросительно посмотрела. За долгие годы общения, Рони уже знала, что, если этот взгляд мелькает в глазах подруги — она хочет есть. Естественно этот груз ложится на плечи блондинки, ведь Вилка питается либо тем, что для неё готовят, либо тем, что она заказывает, либо лапшой быстрого приготовления. — Что ты будешь? — То же, что и ты. — Информативно. Яичница тебя устроит? — Да-да-да и ещё раз да! Давай кушать, — обрадовавшись возможной перспективе позавтракать чем-то «нормальным» и вкусным, девушка начала стучать по столу, что означало «Жду еду и побыстрее». Этот жест выглядел немного нахально, но в меру. Идеально, чтобы выразить своё желание поскорее насытиться. — Не торопись ты. Сейчас приготовлю. Кстати, тебе писал кто-то. Я от звука твоих ебаных уведомлений проснулась. Может Лизонька? — состроив странную злорадствующую рожицу, Вербицкая встала из-за стола и указала на телефон, лежащий на тумбе. — А как он тут оказался-то? — Я перенесла, чтобы тебя не разбудил. Если что, не переживай, я ничего не читала и не смотрела. — Я и не переживаю. Просто интересно, — и она говорила правду. Подруга не подрывала доверие к себе ни разу за многочисленные года их дружбы. Она верила её словам и понимала, что «мама», правда, даже «одним глазком» не заглянула в телефон. От осознания того, что человек, стоящий перед ней, действительно по настоящему искренен с ней, на лице мелькнула довольная улыбка некого «блаженства». Взяв телефон со стола, Вилка с неким волнением включила его. Опять куча уведомлений из разных соц. сетей и опять это «Елизавета Андрющенко: впринципе всё…». Волна волнения снова накрыла с головой, а толпа мурашек пробежала по рукам и частично по ногам. «Блять, что за поебень просиходит? Что за странное чувство, сука. Меня это бесит» — повторялось в голове снова и снова, но желание узнать, что же ей ответила