Просто давай дружить.
В губы давай дружить…
* * *
— Пойдём-пойдём! — она не то что просила или уговаривала, а уже буквально умоляла, — Ну, Лиза-а-а, — протянула последнюю букву, давая понять, что уже готова не только ныть, но и заплакать, из-за её упрямства. — Зачем тебе этот магазин сдался? — усталый выдох, показывая всё недовольство сложившейся ситуацией. — Там холодно и мокро. — Ну так, зима скоро же. Пойдём! — Виолетта нетерпеливая и заставлять себя уговаривать кого-то — это последнее, чем она хотела бы заниматься. Терпеть не может, когда всё идёт не по её планам. — Нет, — как всегда настоит на своём до последнего. — Ну и хуй с тобой. Сама пойду, — девушка сердито, достаточно резко подскочила с места, не давая опомниться, и убежала из комнаты в сторону выхода. — Дитё малое, — резкая усталость, мешаясь с апатией, которая оставила свой след после недавней истерики, накрыла с головой. — Возьми шарф с вешалки! — Без мамочки разберусь, — после этого послышался громкий показательный хлопок двери. — Обиделась, — это в какой-то степени тоже было традицией на равные с постоянными посиделками и отменёнными последними парами. Лиза понимала, что Ви либо просто прогуливает, либо вовсе не появляется в университете. Поэтому и всегда принимала её, дабы та не скучала в одиночестве или не ходила по каким-нибудь захудалым клубешникам, в поиске развлечений. Она заботилась о ней, потому что Виолетта — это её лучик счастья и надежды, которому нельзя было потухнуть. Сейчас она не представляет своей жизни без постоянных «Бля, ща такое расскажу! Охуеешь», анекдотов и баек о надоевших преподавателях. — Надеюсь, что шарф всё-таки взяла, — проверять не будет. Не хочется вставать с тёплой кровати, на которой буквально минуту назад она сидела не одна. Замученный и тихий то ли стон, то ли выдох вырвался из неё, пока она пыталась лечь в более удобное положение. Эмоции высасывают все силы, но в то же время насыщают ими. Всё очень сложно. В её жизни Малышенко — это ураган, который разбавляет серые будни. Из-за её громкости и тяге к развлечениям, благодаря которым всё вокруг больше не было серым, бесцельное существование по установке «дом-работа-дом» начинало приобретать смысл. И вот опять, из потока мыслей, которые на протяжении всего сознательного возраста мешались в голове и буквально танцевали вальс на последних нервных клетках, вывела она. Виолетта Малышенко 17:43 Шоколад или клубника?Елизавета Андрющенко 17:43
Я люблю всё, хотя предпочитаю
тебя.
Самодовольная улыбка заиграла на миловидном лице. Эти похабные шуточки, которые были частью их «язвительных» диалогов имели львиную долю правды, но обе не признавались в этом, а лишь смеялись и шутили дальше. Виолетта Малышенко 17:43 Тебе типо сиг и пива взять?Елизавета Андрющенко 17:44
Типо бери то, что тебе
нравится
Виолетта Малышенко 17:44 Предпочту тебя, малыш) Приятное тепло в груди ошпарило, вызывая тревогу. Да, шутки были частью их «дружбы», но всё равно вызывали смешанные ощущения. Не хочется признавать и поддаваться этому выбросу эндорфина, но в то же время сопротивляться ему — это невыполнимая миссия для обеих. Они обе не могут перестать любить друг друга и обе не могут сказать об этому. Две разбитые, в какой-то степени сломанные души, сейчас пытаются слиться воедино, но в то же время противостоять этому; как магниты с одинаковыми полюсами, которые ставят рядом.* * *
Очередной хлопок двери и шелест пакета в перемешку со звуком ботинок, что мерзопакостно скрипели о старый линолеум в прихожей. — Вернулась что-ли? — тихо спросила себя, давая немой ответ на свой же вопрос. Сквозь всё своё не хотение, Андрющенко оторвала лопатки от мягкой и уже слегка помятой постели, вставая на немного онемевшие ноги. Спокойно и медленно переставляя ноги, она за пару шагов подошла к двери, высовывая голову в проём, как маленький ребёнок, который встречает родителей с восьми часовой рабочей смены; взволнованно и с интересом. Младшая копошилась в попытке снять обувь, но этому мешал мешковатый пуховик и тот самый чёрный шарф с верхней полки, что закрывал обзор на массивную обувь с мудрёной шнуровкой. — Надела всё-таки, — очередная улыбка, которую она подарила ей. Каждый такой момент врезался в память обеих по разным причинам. Для одной улыбка Индиго — это тёплое воспоминание, которое грело и казалось особенным, а для другой — счастье, которое она получала от Вилки в такие моменты. — Не улыбайся, а лучше помоги снять его, — врёт. Последнее, чего ей сейчас хотелось, так это того, чтобы выражения лица Лизы поменялось на стандартную безэмоциональную кислую мину. — Я не ебу каким хуем завязала его так, — развернувшись спиной к подруге, она рукой показала на ткань, прося о помощи. Там был плотный неумелый узел, который обычно завязывают детям, дабы те точно не потеряли вещицу во время уличных игр. — О боже, — наигранное и заботливое негодование ярко выражено в голосе, вызывая тёплые мурашки у «заложника» шарфа. — Он мне не поможет, а вот ты можешь, — забавно машет руками, призывая поскорее высвободить её. — Ну, пожалуйста, Лиз! Лизонька! — Ты же знаешь, что я ненавижу когда меня так называют, — голос стал грубее, но только на секунду. Малышенко слишком забавно выглядит в зимних вещах и злиться на неё в таком положении невозможно. — Иди сюда, горе ты луковое, — Лиза нежно притягивает её к себе, и развязывая шарф аккуратно, чтобы случайно не задеть волосы. Пару ловких движений худых рук и плотно связанный ласкут ткани вернулся на своё место — верхнюю полку. — Всё, Доби свободен. Рада? — Конечно. Может и шнурки мне развяжешь? — в ответ лишь кроткий кивок, после которого Индиго садится на колени, аккуратно разбираясь с бантиками на шнурках. — Нихуя, это так работает? — немного наигранный и шутливый, но в то же время серьёзный шок ярко выражен в её голосе. — Может и куртку мне снимешь? — Ты хочешь, чтобы я тебя полностью раздела? — Если ты не против, то почему бы и нет, — ехидная и немного похотливая улыбка. Вульгарно, но в то же время чертовски мило. В ответ опять молчание, даже без киваний головой и прочих жестов. Звук молнии раздался в тишине, а после тот самый чёрный потрёпанный пуховик оказался на вешалке. Не проронив ни слова, Андрющенко подхватила пакет с пола и пошла на кухню, чтобы разобрать всё, что было куплено Малышенко. Вторая лишь стояла, смотря в след и непонимающе хлопала глазами. — Ты идёшь? — крик послышался с кухни. Она действительно пошла разбирать пакет. Ви не могла остаться в стороне и быстрым шагом направилась вслед за подругой. Открыв дверь, она остановилась в дверном проёме и облокотившись на косяк, наблюдала за действиями Андрющенко. Та, как маленький ребёнок, разбирала покупки с огоньком в глазах. — Куда столько сладкого? Я же жирной буду, — возмущалась, а сама светится от счастья и такой заботы. Лиза очень любила внимание, в котором её обделяли большую часть сознательной жизни. — Я же вижу, что ты рада. — Возможно, но если я стану шариком, — девушка смешно расставила руки по бокам, имитирую большие бока, — то получишь. Поняла? — Да-да, конечно же получу, — подняв руки в жесте «сдаюсь», она начала тихо посмеивается, продолжая своё наблюдение за собеседницей. На столе появлялось всё больше и больше разных сладостей. Вилка знала насколько сильно Индиго их любит и была готова скупить ей весь магазин, не жалея денег. Шоколадки, пирожные, торт и даже какой-то зелёный чай — всё как любит Лиза. — Ты серьёзно запомнила всё, что я люблю? Это казалось очень странным, но так же было действительно очень приятно. — Не всё, думаю, — как всегда появилась эта вдумчивая гримаса. Нижняя губа была закусана настолько сильно, что казалось, будто вот-вот пойдёт кровь. — Все друзья так делают, разве нет? Мне, например, Рони приносит постоянно что-то. Это нормально, думаю. — Значит, у тебя хорошие друзья. Особенно Рони. Грустная улыбка появилась на её лице. У Лизы такого никогда не было. — Да-а-а, люблю её. Прям как сеструха или мать моя, — не врёт. Была максимально честна и откровенна. Она правда любит Веронику, но не так сильно как любит Лизу. Любовь к этим двоим была очень тёплой, но в то же время абсолютно разной. — Познакомлю вас как-нибудь, кстати. Давно пора, но вы же такие занятые у нас, — последнее предложение сопровождали манерные движения рук. Без всего это Вилка — это не Вилка. Без постоянных забавных рожиц, анекдотов, шуток, своих татуировок, безответственности и конечно же заботливости, она бы не была собой. Без всех этих пунктов, что создавали определённую харизму, вместо Вилки была бы Виолетта Малышенко. Виолетта Малышенко — ответственная, начитанная, эрудированная, с несколькими высшими образованиями и скучной работой как у всех. Именно так хотела видеть её мамочка. Но надежды родителей не всегда оправдываются и далеко не всегда дети проживают свою жизнь так, как хочется старшему поколению. — Кстати, зацени чо купила, — из кармана джинс появились свечки, с цифорками 2 и 6. — Давай поставим и ты желание загадаешь. Всё ж так делают, да? — аккуратно и медленно, будто боясь спугнуть, Ви подошла ко столу и положила возле торта. — Ты только не смейся, ладно? Мне кажется, что это прикольная традиция. Типо, понимаешь? — немного волнуется, что её предложение покажется Андрющенко слишком детским. — Ну, чего ты молчишь? Скажи что-нибудь, — беспокойство нарастает из-за тишины, повисшей в комнате. — Лиза-а-а, — правда очень страшно. — Поняла, это глупость. Прости, — виновато опустив голову, она подхватила восковые палочки со стола и направилась к мусорке. Стыдно, что она могла наивно подумать о том, что эта глупая идея понравится такому человеку как Индиго. — Стой! Я просто пытаюсь вспомнить, есть ли у меня спички, — улыбка. Не грустная, не насмешливая, а добродушная. Такая родная и приятная. Обе девушки посмеялись с комичности ситуации, а с плеч Малышенко будто упала гора с плеч. Они обе сейчас счастливы.* * *
Два бокала и две тарелки стоят на столе, тихо играет музыка, а в комнате пахнет свечами. Виолетта пьёт шампанское, которое нашлось у возлюбленной специально для таких случаев, а Лиза сок. Они очень разные. Если Ви ходит на балкон покурить, Индиго обязательно подойдёт позже с кофтой в руках приговаривая — «сейчас заболеешь»; когда старшая пытается разобраться со своими «взрослыми» проблемами, младшая обязательно появится и добавит красок в серую реальность; когда кому-то из них плохо, вторая обязательно придёт в нужный момент и поможет. Они обе называют это дружбой, потому что одна научена горьким опытом, а другая слишком труслива; потому что обе не могут признать то, что они любят.