***
— Хорошие у тебя дрожжи Дима, — посмеялась тётя Наташа, увидев бутылку пива. — Не боишься, что украдут, как и водку у кибернетиков? Это вроде секретные сведения, нет? Или в этом лагере всё, что секреты быстро узнают другие. Хотя не, вряд-ли. Наверное, Серёга обо всем рассказал Виоле, а она уже рассказала своим коллегам. — Там у них охраны нет. А у меня есть я, — в лицо мне посмотришь, и воровать не захочешь. А то мало ли. — Может, я убить захочу. С таким страшным лицом. — Ну полно, — смеялась Тётя Наташа. — Хорошее у тебя лицо. Симпатичное. Цвета бы ему только прибавить, было бы идеально. — Никак. Это мой естественный цвет кожи. У меня, просто, по стороне отца поляки были предками. От них такая бледная кожа и досталась. Даже вспоминать не буду сколько вреда она принесла мне в будущем. Куча прыщей, медленное заживление, ещё и загорать было опасно. Бледная кожа слишком хорошо реагирует на ультрафиолет нашего родного Солнца. А ещё и родинки… Одна из которых, потом мне всю жизнь испортила, после того, как начала расти слишком сильно. — Вот оно что, — немного задумалась Тётя Наташа, но потом с улыбкой ответила. — Но я не про цвет кожи говорила. Речь была выражениях твоего лица. Ты выглядишь, будто чем-то недоволен. — Да нет, — ответил я, смущенный внезапной откровенностью этой женщины. — Это моё обычное состояние. Только выражение вас обманывает, тётя Наташа. На самом деле — это спокойствие. Если вам кажется, что я чем-то недоволен, значит, я спокоен. — Вот оно как? А если у тебя что-то плохо? — Я улыбаюсь, — сказал я, неожиданно для самого себя резко. Не знаю почему я так себя повёл, наверное, никогда не пойму. И это, я уверен, тётя Наташа не заметила, но я ей нагрубил. Причём довольно некрасиво, ведь эта женщина относилась ко мне хорошо и постоянно помогала мне с моими авантюрами, а я ей нагрубил. — Простите тётя Наташа, я… — Всё хорошо, — она сказала это и положила мне руку на голову. Со стороны мы походили на маму и сына или на тётю и племянника. Тётя/мама утешала своего взрослого сына/племянника. Он вырос, поэтому маме/тёте приходилось встать на цыпочки, чтобы положить свою ладонь на его голову и потрепать, ведь она прекрасна знала, что этот жест поможет ему выгнать плохое настроение из своей души. Тётя Наташа не была моей тётей и не была моей матерью, но даже так этот жест мне помог. Жест доброй женщины, которая хотела помочь мне освободиться от плохого настроения. Та злость и гниль, что неожиданно закипели внутри меня из-за её вопроса исчезла. Оставляя только спокойствие и покой. Поняв это, тётя Наташа прекратила это делать и улыбнулась. — Ты хороший мальчик, иначе ты бы не решил испечь печенье для детей и торт для Шурика. А взял бы, да и забыл об этом. Но у тебя наверняка есть плохие воспоминания, и я их невольно пробудила. Поэтому не переживай, я из-за такого злиться не буду. Я всё понимаю. Да и… — она хитро прищурилась. — Как на такого милого мальчика можно сердиться? — Я не милый, — сказал я глухо и сразу же, будто себя с другой стороны увидел. Увидел, как моё лицо розовеет. — Ну-ну, полно краснеть молодой человек, — добавив голосу немного строгости, сказала женщина. — А то ты не успеешь собрать последний ингриндеент. — А? А-а-а! Точно! — с этими ненужными переживаниями я и забыл, что у моего торта не хватает сладкой основы. Нужно либо варенье, либо джем. Ну или те же ягоды, или яблоки. Всё это может помочь в том, чтобы сделать торт вкуснее. — Есть тут у нас… — Тётя Наташа не успела договорить, так как на складе раздался громкий грохот, будто с верхних полок слишком много вещей упало вниз. — Свят-свят, что это? — Может кошка? — предложил я, представляя повреждения, которые нанес кто-то кладовке. — Нет, это не кошка, — сказала хозяйка столовой, смело направляясь к двери склада. Ну а я что? За ней, конечно же, пошёл. Я же не трус какой-нибудь. Испугаюсь я какой-то кошки, ха! Дверь в кладовку открылась, и мы услышали недовольные приглушенные ворчания. А когда мы наконец получше осмотрели кладовку увидели Ульяну, которая быстро терла голову. Перед ней была помятая коробка, видимо, она и упала на голову бедной девочке. А перед ней был металлический шкаф, на верхних полках, которого коробки были сдвинуты. Видимо, она пыталась что-то найти наверху с помочью сдвигания коробок, но что-то не учла и свалилась вниз, получив коробкой по голове. — Ульяна, опять пытаешься лишить детей сладкого? — посмеялась Тётя Наташа, подойдя к ней и протянув ей руку. — Не надоело? Знаешь же прекрасно, что можно просто попросить. Лишить детей сладкого? Теперь ясно чего наша «Ракета» делала здесь. Приватизировала государственное сладкое. И стало понятно откуда у неё столько конфет. — Этого мало, — сказала Ульяна недовольно. — Я хочу больше сладкого! — И чтобы его раздобыть, ты решила вскрыть склад, — на этот раз лицо Тёти Наташи было строгим. — А ты знаешь, что если я об этом доложу твоему вожатому, то тебя ждет дисциплинарное взыскание. И ты всю смену будешь наказана. Дисциплинарное взыскание, серьёзно? У нас в армии даже специалисты из учебок не боялись его получить — так сильно накосячить никто не мог. На моей работе, сколько я помню, его никогда никому не давали. Опять же, так сильно накосячить никто не мог. А тут за простое воровство еды. Еды, а не денег! Хотя… Чего это я? Это же расхищение социалистической собственности. Так ведь, насколько мне известно? Поэтому не удивительно, что это серьезный проступок по меркам этого времени/мира, и такое за него наказание, чтобы дети сразу отучились от таких неблагодарных дел. И Ульяна, как настоящий ребенок Советского союза сделал, как и сделала бы любой ребенок, который получает серьезное наказание. Она расстроилась. Как говорится — сурово, но необходимо. — Пожалуйста, тетя Наташа, не говорите об это Ольге Дмитриевне. А то меня и вправду серьезно накажут. Тетя Наташа серьезно смотрела на Ульяну, но, видимо, долго быть хмурой ей не давало очень доброе сердце. Она улыбнулась. — Нет. Пожалуй, говорить не буду. Я придумала тебе наказание получше. И почему я догадался, что она планирует сделать с Ульяной? Наверное, потому что это было угадать ещё легче, чем сделать пареную репу. — Поможешь Диме. Он хочет торт испечь, — на слове «торт» глаза Ульяны загорелись. — Да-да, большой торт. И для глазури ему нужна земляника. Покажи ему нашу земляничную поляну, тогда и Ольге Дмитриевне ничего не скажу. — Есть гржданинначальник! — с слишком большим энтузиазмом сказала Ульяна, после чего выбежала из столовой. Я смотрел ей вслед недоумевая. — Иди скорее, а то она тебя ждать не будет, — подсказала мне Тётя Наташа. Ну а я что? Так и сделал. Пусть лагерь и маленький, я ещё не всё здесь изучил, поэтому не знаю где находится эта земляничная поляна, на которой, непонятно из-за чего, в конце весны есть ягоды. Может, там растёт генномодифицированная земляника, которая растёт круглый год? А шут его знает, потом разберусь. Лучше ускориться, а то Ульяна уже из поля зрения исчезла. Главное, не забыть корзины взять, а то придется ягоду в рубашке нести. А потом доказывать, что я просто собирал ягоду для торта, а не стал маньяком-убийцей.***
— Вот наша пристань, — сказала Ульяна, приведя меня к лодочной. Здесь у пристани было привязано огромное количество лодок. Бери любую и плыви. Если ты, конечно, сможешь заставить её оттолкнуться от земли. Весёл-то внутри лодок никто не держал. Весла все хранились на складе. Именно туда пошла Ульяна и вернулась быстро, неся два больших и тяжелых весла. Зачем? А ведь и вправду, зачем? Я не горел желанием забить свои руки во время гребли этими массивными веслами. Да и плыть на какой-то остров желания не было, тем более на такой, который имеет название «Ближний», но, как оказалось, именно там и находится эта земляничная поляна, именно там обитает последний ингредиент — ягода и именно туда мне нужно плыть. Поначалу, честно говоря, я тоже не верил. Да и какая может быть ягода в мае? Но раз мне обещали, то значит она и вправду там есть. А сомневаться в словах обитателей этого лагеря повода пока не было. Ну, точнее обитателя по имени Ульяна. — Ну вот, — Ульяна с удобством расположилась на задней скамье лодки. — Вези нас, гондольщик, в светлые дали. — Вообще-то гондольщики возили влюбленные пары, мужчину и женщину, чтобы они во время свидания себе ноги в нечистотах города не испачкали. Поэтому святых даль не обещаю, — сказал я, устраиваясь на лавочке и положив правильно весла. — Ну и что? А мне не нужен мужчина, у меня тут гондольщик хороший. Мужчину легко заменит. — Не выйдет Ульяна, — усмехнулся я, после чего начал осваивать тяжелый труд гребца. Ульяна моим ответом была недовольна. — Это ещё почему? Чем я хуже других? — В том-то и дело, что ни чем. Тут во мне дело, — я сказал, после тяжелой отдышки. — Я слишком старый для тебя. — Тоже мне старик, — усмехнулась Ульяна. — Были бы мозги и опыт. Вот тогда бы ладно. А так, капуша ты. Ребенка трудиться заставляешь, на обед с ним не пошёл. — Правильно, я самый ужасный из всех мужчин, но воообще-то ты сама согласилась идти со мной дальше. Я тебе предлагал по-тихому уйти, и затаиться, пока я на остров плаваю, так что твои жалобы беспочвенны. — А вот и нет. И вообще, я девочка, поэтому ты должен только кивать и соглашаться с каждым моим словом. А то ты будешь плохим человеков, — ехидно сказала Ульяна, но потом посмеялась. Я прыснул, скрывая улыбку, после чего продолжил грести. Меня заботил в тот момент только шум воды из-за удара весел об её гладь. Руки забивались от необычного для них упражнения, но я вскоре перестал обращать на это внимание. Да и зачем? Если буду слишком долго этим заниматься, то за сегодня точно не успею доехать до этого острова. И доделать торт. А этого мне вообще не хотелось. И, видимо, судьба была ко мне добра. Доехали мы достаточно быстро. Ульяна сразу же выпрыгнула с корзинами, а я, стоя по колено в воде, толкал лодку на берег. Можно было, конечно, её и затащить. Но не хотелось рисковать и случайно оторвать что-нибудь от этой лодки. Да и вообще, толкать намного проще чем тащить. Не всегда, конечно. Но к лодке это относилось. — Дима, ну что ты так долго? — недовольно спросила Ульяна, которая уже, ползая на коленях, собрала достаточно много ягод. Ягоды были большими. И на дикую землянику несильно походили. Скорее уж на клубнику, которую когда-то давно посадили, а потом бросили. Да и бетонная коробка, что была практически полностью скрыта травой у самого края этой поляны, давали несколько очков в пользу этой теории. Интересно, что здесь было? — Да начинаю я, начинаю, — сказал я, опустившись на колени, после чего также начал собирать ягоду. Работая в четыре руки, мы быстро набрали ягоды на все три корзины. А потом также быстро, не иначе чудом, добрались до столовой. Руки предательски заболели, когда я вновь взялся за весла, а потом и за две корзины. Хотя казалось бы, какой в них вес? А что случилось с третьей корзиной? Ну… — Это плата за то, что я тебе помогла. — Вообще-то добрые дела нужно делать безвозмездно. А то получается, что ты… Мне договорить не дали. — Тебе жалко что-ли? С ребёнком поделиться? — и ещё щенячий взгляд вдобавок. Ну как я могу ей отказать? А? — Нет. Бери и ешь. Это же просто ягода. Её можно много собрать, а ты у нас такая одна. — Ну вот, уже начал это понимать, — посмеялась Ульяна. Вот хитрая моська! Потом был процесс выпечки бисквитов для торта, приготовление крема и глазури из земляники. А под конец ещё и поиски нашей девочки-кошки по имени Алёна. Она ничего не сказала, когда я ей дал коробку с тортом. Но мне было достаточно посмотреть в её глаза, чтобы узнать её реакцию. А потом я наконец сел ужинать, где подавали котлетки. Да не с макарошками, а с пюрешкой! И томатный сок, который большая часть пионеров относила обратно на раздачу, даже не начав его пить. Ульяна закончив свои дела с ягодой, ушла к Алисе за стол. Идти за ней я не решился. Всё таки с Алисой у меня отношения, в последнее время, не очень. Не хотелось бы их портить. — Здесь не занято? Я поднял глаза на голос. Лена. Елена Тихонова, тоже с подносом. — Нет. Садись. Лена так и сделала. — Приятного аппетита. — Спасибо, тебе тоже, — сказал я, продолжая смотреть на нашу парочку рыжих. — Ты сегодня прям весь день с Ульяной проводил. Видимо, хорошо с ней подружился. — Есть такое, — я так и не отказался от своего занятия. Ульяна что-то, с живой жестикуляцией рассказывала Алисе. Она из-за этого смеялась. А я надеялся, что речь была не обо мне. Почему? Не хотелось, чтобы надо мной смеялись. — И Алёне помог. Знал бы ты, как она улыбалась, когда ты ушёл. — Знаю, Лена, у неё в глазах всё было написано, — я наконец повернулся к ней лицом. — И тебе помог. Нравится мне это, просто. — Добрый ты человек, — улыбнулась девушка. — Наверняка у тебя много друзей и тебя многие любят. Много друзей? Много любят? Я добрый? Отвечать на слова нашей брюнетки у меня не было желания. А ещё я опять почувствовал это отвратительное и неприятное состояние. Было такое ощущение, будто меня что-то изнутри начало жечь. Лёжа на кровати в своём домике, я вновь поддался этому чувству. Поддался ненависти и желчи. Поддался, чтобы не выпускать её на других. «Ха! Лошара ты, добросердечный!» — вот, что я слышал от тех, кому я помогал. От того, кому я дал денег в долг. А он меня обманул, и назвал человеком второго сорта. «Такого как ты никто не полюбит! От тебя всё будут вытирать ноги, и плевать! Ты ничтожество!» — это мне говорил человек, который стал отцом моего младшего брата. Добрый я? Наверное, но для меня это не плюс. Доброта мне редко помогала. Ведь когда тебе нравится делать добрые дела просто так, то тебя считают идиотом. Или блаженным, проще говоря душевнобольным. «И Славе помог с уборкой. Да так помог, что она теперь всем говорит, что ты просто идеальный парень. И Лене, которая при упоминании тебя вся краской покрывается, с её газетой.» И почему я вспомнил слова Ульяны? Не знаю. И, наверное, никогда не узнаю. Но одно я знаю — её слова мне помогли наконец избавиться от этой проклятой желчи. И я, пусть и сделал это очень рано, спокойно заснул.