***
— Брат Догём! — весело приветствует Чонгук монаха. Вежливо кланяется взрослому мужчине с густыми русыми волосами, в длинном сером одеянии, — хочу поговорить. — Я всегда готов тебя выслушать, — приятно отвечает монах. Чёрный волк отводит мужчину в сторону, скрывая их от других братьев. Собирается с духом. Улыбается сам себе. Его распирает от счастья и любви. Он на столько взволнован, что с трудом подбирает слова. Не знает как начать, забывает слова. Сам над собой смеётся, словно безумец. Ему нравится это состояние. Он словно пьяница. Но опьянил его не хмельной напиток, а любовь. Истинная и чистая. У любви голубые глаза и нежный голос. Серебряные волосы и сладкие губы, вкус которых остался на его собственных губах. — Я собрался жениться. — Давно пора, — Догём улыбается и ласково треплет младшего за щёку, — что за чудесную весть ты мне сегодня принёс, Чонгук! — Хочу, чтобы именно ты поженил нас. Сегодня вечером. — К чему такая спешка? Неужели вы вкусили запретный плод до того, как поклялись в любви перед богами? — становится строже, но поддаётся счастью в глазах черного волка и лицо монаха вновь трогает робкая улыбка. — Нет, я бы не посмел. Только не с ним. — И кто же твой избранник? Он знаком мне? — Думаю, да, — Чонгук пытается сдержать эмоции, но у него это слишком плохо выходит. Он светится изнутри, смеётся, обнимает монаха и ведёт себя словно щенок, — это Чимин из стаи Лунных. — Чонгук! — мужчина пугается, округляет глаза и шепчет серьёзно, — теперь я понимаю спешку. Когда ваши родители узнают, они будут в гневе! Твоего драгоценного Чимина убьют за связь с Ночным. — А вдруг, — Чон закусывает нижнюю губу, раздумывает, — вдруг, это поможет прекратить вражду? Наши семьи соединятся, будут воспитывать общее потомство. Мы наконец породнимся. Догём, только подумай, сколько несчастных волков умирали в одиночестве или в союзе с нелюбимыми, только потому, что их истинные находились во враждующем клане! — Ты берёшь на себя слишком много, мнишь себя спасителем всех влюбленных, но… — монах поднимает палец, останавливая Чонгука, который уже было открыл рот, чтобы возразить, — в твоих словах есть правда. Если этот брак поможет установить мир меж двух кланов, прекратить череду мести, боги будут довольны. И на эти земли ниспошлют наконец спокойствие. — Догём, — тянет младший, — вот видишь! Судьба не просто нас связала с Лунным. На наши плечи возложена слишком важная миссия. И мы должны её исполнить. Помоги нам? Соедини нас браком? — Хорошо, — монах снова улыбается, — я буду ждать вас перед вечерней службой. Чонгук снова мчится в дом. Ему кажется, что он не бежит по лесу, парит над землёй, окрыленный безумной любовью. Ему хочется кричать от счастья, делиться им. Ему так повезло обрести своего истинного. И несмотря на все испытания, которые делают его любовь запретной и невозможной, он верит в себя. Верит в Чимина, знает, что тот не отступится, не испугается гнева родителей. Они поженятся, соединят два враждующих клана. И откроют свой секрет в подходящий момент. Семьи наконец примерятся и все будут счастливы. Он черным ураганом залетает в дом, в своей комнате пишет письмо, складывает его, целует и прижимает к груди. И снова бежит, торопится на кладбище, чтобы передать послание. Надеется, что сможет встретить там Чимина. Он подождёт его там.***
— Мы получили столько предложений после праздника, — глава семьи Пак сидит за высоким столом, заставленным различными блюдами. Поглаживает светлую, длинную бороду и довольно смотрит на младшего сына, — но всех женихов из соседних кланов волнует лишь один вопрос — не испортятся ли их отношения с Ночными, если они породнятся с нами. — Разве это должно волновать нас? — в разговор вмешивается Тэмин, — если они боятся вражды, если не готовы защищать Чимина, значит, они недостойны называть его своим мужем. — Верно, но нам пора разбавить кровь, мы не можем заключать браки только внутри своей стаи, — отец делает глоток крепкого чая, морщится и обращается к младшему омеге, — что скажешь? Был на празднике достойный альфа? Чимин молчит. Ему хочется кричать о том, что он встретил своего истинного. Он не согласен стать больше ничьим мужем. Только Чонгука. Но он помалкивает, пожимает плечами и опускает глаза в свою тарелку. — В конце концов, Огненных это не остановило. Десять лет назад их вожак связал себя брачными узами с представителем Ночных. Кажется, тот омега был женихом старшего сына вожака. — Чонгука, — с ненавистью добавляет Тэмин, — этот грязный пёс вчера пришёл на наш праздник! Чувствовал себя там хозяином! Какое оскорбление он нанёс нашей семье своим появлением! — Тэмин! — прерывает грозную тираду отец, — вы должны были выгнать их по-тихому, не привлекая лишнего внимания! А вместо этого устроили целое представление, испортили праздник и, кто знает, скольких достойных женихов спугнули! — Но разве в том моя вина? — Довольно! — господин Пак встаёт из-за стола, сбрасывая с груди салфетку, — я думаю принять предложение семьи Ин. Их старший альфа замечательно подходит на роль мужа для нашего Чимина. Он хорош собой, семья знатна и богата. Нам было бы не лишним иметь поддержку от Горных волков. — Нет, — вырывается тихо из груди Чимина. Он испуганно смотрит на отца, теряется. Он не сомневается в Чонгуке. Знает, что раз тот пообещал, значит женится и уже сегодня вечером Чимин сможет назвать себя его супругом. Лишь бы им никто не помешал. Лишь бы строгий монах не отказался поженить их. — Ты привыкнешь и, если повезет, сможешь его полюбить, — глава семьи отвечает мягче, чем того ожидал омега, — ты и так созрел позже, чем другие омеги. Представляешь, сколько неудобств ты нам этим принёс? Другие омеги уже в четырнадцать лет становятся супругами и дарят потомство своим семьям. А ты? Как стыдно мне было перед стаей, когда меня спрашивали — что не так с моим младшим сыном? Почему такой взрослый омега до сих пор не познал альфу? Все думали, что я прячу тебя, потому что ты больной уродец. Но бог Луны любит меня, и вчера я смог утереть им всем нос. — А любовь, отец? — младший всё ещё пытается слабо сопротивляться, подавляемый феромонами отца, которые угнетают волю омеги. — О чём ты говоришь, Чимин? Джин, это ты запудрил моему ребенку мозг сказками про любовь? — альфа поворачивается к наставнику, что всё это время стоял на входе и дожидался своего подопечного. Тот лишь молча склоняет голову, — лучше расскажи ему что-то полезное, например, как делаются дети! А любовь… ты должен быть благодарен нам с папой за любовь. Когда ты станешь родителем, ты познаешь такую любовь, что не сравнится ни с чем. Я каждую ночь молюсь, чтобы боги послали тебе альф. Потому что омега, — отец подходит к младшему сыну, ласково гладит по голове, — это высшее благословение. У отцов не болит так сердце за альф, как за омег. Потому что вы — нежные цветы нашей жизни. И нам предстоит расстаться с вами, отдать в чужие руки… — мужчина наконец выходит. Тэмин следует за ним. — Господин Тоён, — Сокджин обращается к старшему омеге, — позвольте мне сегодня отлучиться. Я хотел сходить на кладбище. — А что, уже пора? — омега допивает вино и ставит бокал на стол, — иди, конечно, но скорее возвращайся. У нас сегодня слишком много дел. Джин кланяется, смотрит на Чимина и выходит. Слышит топот маленьких ножек за своей спиной. Во дворе его нагоняет белый волчонок, хватает за руку и испуганно шепчет: — Скажи, что я не смог прийти, но я его очень сильно люблю и жду ответ. — Скажу, — наставник ласково гладит своего ребёнка и тепло улыбается. Его разрывает от переполняющих разнящихся чувств, — не волнуйся. — И скажи, чтобы был аккуратен. Тэмин собирается мстить ему! — Хорошо, я пойду. У меня не так много времени. Он уходит, оставляя взволнованного Чимина. Размышляет над тем, что становится соучастником. И если история закончится плохо, он себе этого никогда не простит. Возможно, стоит рассказать Чонгуку свою несчастную историю любви. Тот старше и рассудительнее, он сделает верные выводы. Но разве можно бороться с любовью? Джин и сам знает, что это невозможно. Истинная любовь имеет такую силу, которую ни одна вражда не сможет разрушить. Не заставит отказаться от любимых глаз и губ. У Ночного волка хватило смелости, чтобы узаконить союз перед богами. Может, обладая истинный Джина хоть каплей той же смелости, что есть у Чона, Сокджин бы сейчас не оплакивал свои потери и не лелеял разбитое сердце, а был бы счастлив. Увлеченный своими мыслями, он добирается до кладбища. Сразу направляется к маленькому склепу, бережно гладит крышу, присаживается перед крохотными дверьми. Его одолевают тяжелые и печальные воспоминания и он пускает слезу. Удивляется сам себе, ведь думал, что выплакал уже всё, что мог. Но, видимо, такая боль не проходит со временем. — Джин? — Чонгук подходит бесшумно. Омега поднимается и оглядывает Ночного. Вчера вечером у него не было возможности как следует разглядеть будущего вожака. Но сейчас, когда солнце светит высоко в небе, он может по достоинству оценить внешние данные юноши, — а где Чимин? С ним что-то случилось? — Его теперь не выпускают из дома без охраны. Господин Тэмин настоял. — Передай ему письмо. Я договорился с монахом, — протягивает бумагу и с надеждой смотрит на наставника, — мы будем ждать его перед вечерней службой. — Если ты обманешь его, клянусь, я сам убью тебя, — шипит омега, выхватывая письмо, — мне не впервой. — О чём ты говоришь? Я хочу доказать свою любовь, соединив нас узами брака! — Пойдём, — Джин отходит от маленького склепа, петляет по тропинкам и выходит к большой, красивой усыпальнице, созданной из белого мрамора, — здесь лежит мой супруг. Я отравил его. — Зачем ты мне это рассказываешь? — Чтобы понять, не испугаешься ли ты? Не откажешься от моего Чимина в последний момент? — Я люблю его! Я почувствовал его рождение, ещё будучи маленьким волчонком! — Рождение? — удивляется омега, он слышал про такое, но никогда не встречал, — тогда слушай, — Джин опускается на прогретые солнцем ступеньки и тянет Ночного за собой, — я был моложе моего милого ребёнка, когда встретил своего истинного. Он был из вашей стаи, — замолкает на секунду, пытаясь унять боль в сердце, — мы знали, что не можем быть вместе из-за этой безумной вражды. Но не могли сопротивляться влечению. Встречались тут, за старыми склепами, прятались и скрывались. Забывались в своих чувствах и совсем потеряли бдительность. Для нас не существовало ничего, кроме нас двоих. А потом отец узнал мою тайну и насильно меня выдал замуж. К тому моменту я уже носил щенка от своего истинного. Мой муж ничего не знал. Когда родился мой сын, — наставник вновь замирает, стирая горячие слезы и прочищая горло, — Ночной пришёл, чтобы посмотреть на своего ребёнка. Муж узнал об этом. Он не стал устраивать мне сцен ревности, не посмел ударить меня. Он наказал меня. Так жестоко, что сложно было поверить в то, что это сделал волк. Любой оборотень побрезговал бы, не пошел бы на такой подлый, низкий, отвратительный поступок. Но в этой ужасной вражде мы забываем о своем человеческом сердце, мы забываем о любви. Совершенно не ценим жизнь. Считаем, что у нас есть право отнимать их, принося другим нечеловеческую боль, — омега делает глубокий вздох, прикрывает глаза. Чонгук видит как тому больно, как он собирается с силами, прежде, чем сказать, — сначала он убил малыша, а потом и моего истинного. Я не смог ему простить этого и отравил его. — Малыш Сон… — Мой сын. Я дал ему фамилию отца и положил в отдельный склеп. Я не хотел, чтобы он лежал рядом со своим убийцей. — О, бог Солнца, как ты можешь спокойно смотреть на мучения своих детей!.. Джин, я умру, но не позволю никому причинить Чимину боль! Я украду его, увезу и спрячу от его семьи! — Поклянись мне, что мой чудесный малыш никогда не познает той боли, с которой я живу долгие годы? — Я клянусь… Ты же понимаешь, что твоя история будет повторяться и в наших потомках, до тех пор, пока кто-то не осмелится положить этому конец! — Поэтому я помогаю вам, но ты должен беречь его и себя. Ведь потерять истинного… о, боги, — Джин захлебывается слезами, — мой малыш не выдержит, если с тобой что-то случится! Ты даже не представляешь какая это боль! Она сравнима… её ни с чем не сравнить! Я бы с удовольствием принял смерть и вечное забвение, спокойствие в могиле, рядом со своим ребёнком и любимым. Чем всю жизнь мучаться воспоминаниями. И только Чимин, мой малыш, вернул меня к жизни. У меня было много молока, но не было ребёнка. А у господина Тоёна наоборот. И я согласился стать ему кормильцем. Он спас меня. Своими маленькими, пухлыми ручками вытащил из петли. Подарил мне новую жизнь своим звонким смехом. Ты понимаешь как я его люблю? — Сокджин бьётся в истерике, задыхается и болезненно подвывает, разбивая черному волку сердце. Чонгук поддается порыву, обнимает омегу и прижимает к своей груди. Гладит по волосам и успокаивает. Обдумывает рассказ несчастного белого волка и убеждается в верности своего решения. Они должны прекратить эту ужасную войну. Они должны объединить два клана — Сегодня, перед вечерней службой, Джин. Я буду ждать Чимина в храме, — встаёт со ступенек и поднимает омегу, — постарайтесь избавиться от охраны. Приходите вдвоём. Поверь мне, я не подведу тебя! Джин кивает, вытирает слезы, шмыгает носом и смотрит на красивого юношу перед собой. Отмечает внешнее сходство со своим истинным. Отмахивается от этих мыслей, понимая, что его измученное сердце стремится искать любимые черты в каждом Ночном. Он уже и не помнит как выглядел его любимый. Не помнит теплоту его рук и губ. Всё, что осталось ему — печальное напоминание их невозможной любви. Заперто в холодном склепе. Принесено в жертву богу Смерти, как плата за недолгое счастье. Наставник давит в себе новую волну слёз, что душат его, прощается, пряча письмо поближе к сердцу, и уходит.***
Чонгук возвращается в свою стаю. Сталкивается с взволнованным Хосоком, который сообщает, что на их территории нашли труп Лунного. Оба срываются на место преступления, где их дожидается вожак. Намджун ходит от дерева к дереву, с отвращением поглядывая на бледного юношу, что раскинув руки в стороны, лежал на холодной земле. Он давно уже решил, что вражда ведётся только словесная. Кланы ненавидят друг друга, предпочитают не пересекаться, а подобные убийства стали большой редкостью, пережитком прошлого. Но вот, он вновь смотрит на труп совсем юного омеги. — Его сюда принесли, — начинает вожак, завидев двух своих сыновей, — он был убит не здесь. Нам его подкинули. До границы с белыми волками тут рукой подать. — Думаешь, нас хотят подставить? — спрашивает Чонгук, присаживаясь над трупом. Изучает красивое лицо и прикрывает голубые глаза, распахнутые в ужасе. — Я вчера танцевал с ним, — дрожащим голосом произносит Хосок и отворачивается. — Танцевал? — уточняет Намджун, — мне интересно знать где? — На празднике у Лунных. Прости, отец! — Да вы с ума сошли! — вожак звереет, заносит руку, чтобы ударить младшего сына, но Чонгук встревает между ними, получая удар за Хосока, — Как вы посмели! — Мы просто хотели немного повеселиться! — защищается старший Чон. — Повеселились? Теперь они придут мстить нам за своего ребёнка! И виноваты в этом будете вы двое! — Но мы его не убивали! — жалобно стонет Хосок, — Мне он понравился… — Даже не думай об этом! — Намджун тяжело дышит, — я никогда не благословлю такие отношения! Только не с нашими врагами! Будущий вожак замирает, прокручивая в голове слова своего отца. Он никогда не одобрит их с Чимином брак. Чонгук надеялся на мудрость вожака. Думал, что сможет привести своего белого волчонка в его дом. Но подобное могло закончиться скандалом. А теперь ещё этот труп, который явно был началом мести за их выходку. Он и не думал, что белые волки могут быть такими подлецами. Убили своего ребёнка и подбросили его на территорию Ночных. Так может, и вражда, которая длится черт знает сколько времени, тоже началась с обмана? — Я отнесу его домой. Передам несчастным родителям, — старший Чон наклоняется, чтобы поднять труп, но его останавливает младший брат. — Они убью тебя, обвинят тебя в его смерти! — Хосок жалостливо смотрит на старшего, — нужно сообщить Лунным о произошедшем и предложить вместе разобраться. В их стае вчера было много гостей, это мог сделать и кто-то из них. Намджун согласно качает головой. Отсылает младшего домой, доверяя ему составление послания. Сам остаётся на месте. Снимает с себя чёрный плащ и накрывает им мёртвого омегу. — Нам пора покончить с этой войной, отец, — Чонгук присаживается на землю и облокачивается на высокое дерево, — мы должны предложить им мир. — Они не согласятся, — устало произносит вожак, — вдолбили в свои головы, что мы для них представляем опасность. — А если кто-то из наших женится на волке из их стаи? Это станет весомым аргументом для мира? — Чонгук, ты всегда был романтиком. Весь в Сонбёля, — потирает глаза, обращаясь к сыну, — подобные распри не решаются свадьбой. Поженятся двое, а остальные? Будут также ненавидеть друг друга. — А если эти двое будут детьми вожаков? Кланам придётся уважать друг друга. Намджун молчит. Понимает о чем говорит его ребенок. Он помнит, как маленький черный волчонок оповестил его о своём истинном. Помнит ужас и страх, который испытал, поняв кого именно признал сын. Понимал и всю жизнь боялся этого разговора. — Ты не сможешь привести белого волка в нашу стаю, ты же понимаешь? Я не смогу благословить ваш союз, стая не одобрит. — Даже если это гарантирует мир? — Это не гарантия, сын мой. Ты разобьёшь сердце себе и ему. — Тогда мы сбежим… — И ты бросишь свою стаю, щенок! — Намджун снова злится, хмурится и тяжело дышит, — они признали тебя ещё ребёнком! Каждый черный волк живёт спокойно, зная, что в случае моей смерти, ты позаботишься о них! Хочешь сбросить эту ответственность на плечи Хосока? — Зачем мне стая, которая не поддержит меня, когда это действительно необходимо? Вопрос заставляет вожака задуматься. Он жалеет своего ребёнка, он злится на него. Он поднимает глаза к небу и спрашивает у солнечного божества — почему именно его сын должен был столкнуться с такой бедой? Не находит ответа в чистом, голубом небе, залитом солнечным светом. Не находит ответа и в себе. Знает, что он и его супруг поддержат любое решение Чонгука. Потому что это будет правильно. Но… — Хочу, чтобы ты знал, пока не успел наделать глупостей. Я не одобрю твой союз с белым волком. Если ты идёшь против стаи — значит, идёшь против её вожака.***
Чонгук стоит в храме, перед каменным изваянием бога Солнца и просит у него помощи. Просит не за себя. За Чимина и воюющие стаи. Умоляет послать им благоразумие и смирение, чтобы злоба покинула сердца волков. Чтобы разум очистился от ненависти и жажды мести. Есть множество путей, как решать проблемы, но оборотни отчего-то выбрали принцип «жизнь за жизнь». Вражда настолько затуманила их разумы, что они готовы убивать младенцев, делать несчастными своих детей и любимых. И Чонгук не знает как с этим справится. Он надеется лишь на то, что их с Чимином любовь спасёт этот мир. Слишком много жертв принесено богу Смерти, хватит на несколько столетий вперёд. И Чон твёрдо намерен это остановить. Двери храма распахиваются и Чимин сначала хмурится, давая глазам возможность привыкнуть к темноте, царящей внутри. Быстро замечает Чонгука и стремительно бежит к нему, оставляя позади взволнованного Джина. Кидается в чужие объятия и ластится к бережным рукам, что снимают с него белый капюшон. Они не могут удержаться от поцелуя, но их прерывает строгий голос Догёма, который просит их не порочить святое место. Напоминает, что поцелуи вне брака, также запрещены. Чонгук восхищенным взглядом осматривает своего возлюбленного. Не верит, что эта красота предназначена ему. Он сравнивает Чимина с богом Луны, что строго глядит на них каменными глазами. Белый волк прекраснее этого божества, хоть он и признан в народе покровителем красоты, высшим её проявлением. Он сам создал творение, которое затмило его. — Я не мог уснуть этой ночью, а время, как назло, тянулось слишком долго, — хихикает Чимин, целуя руку Чонгука, пока монах отвернулся, — мне казалось, что утро никогда не наступит. — Прости, что покинул тебя вчера, — Чон в ответ целует чужие руки. Белый волк невольно сравнивает поцелуи истинного с теми, что вчера дарил ему брат. Они вызывают легкий и приятный трепет. Они приносят удовольствие. Они заставляют сердце биться сильнее, разгоняя по венам кровь. Они заставляют щеки покрыться нежным румянцем. — Если бы я мог вернуть прошлый вечер, то обратился бы и сбежал вместе с тобой, — горячо шепчет Лунный. — Твой брат убил бы нас обоих. — Я бы предпочел смерть жизни вдали от тебя! — Поторопитесь, брат Догём! — вмешивается Джин, — я избавился от стражи. Подходя к храму, сказал, что Чимин оставил кошелёк с подаянием дома. Но он скоро будет тут. Свяжите этих двух безумцев брачными узами поскорее. — Я и сам вижу, что им не терпится, — посмеивается монах, выкладывая к ногам каменных богов кинжал, свечи и красную ленту, — подойдите и возьмитесь за руки. Влюбленные выполняют всё, что говорит Догём. Смотрят друг на друга счастливыми глазами, клянутся перед богами в вечной и истинной любви. Обещают друг другу, что их бессмертные души будут крепко связаны и после смерти. И каждый присутствующий верит в это. От новобрачных веет такой сильной любовью, что сентиментальный Джин поддаётся атмосфере и скромно утирает слёзы. Он верит в то, что его маленький белый волчонок будет счастлив. Он будет счастлив за них обоих. Монах обвязывает красной нитью соединенные руки, произносит молитву над ними на древнем языке, поворачивается к богам и представляет им супругов. — Вы поклялись перед богами. Теперь вы истинные супруги, — Догём сам еле сдерживает слёзы, видя счастье в глазах юношей, — ваш брак теперь не разрушит даже смерть. Чонгук наклоняется вперёд, еле сдерживая себя от счастья. Теперь он наконец может целовать Чимина на законных правах его мужа. Младший сам тянется к желанным губам, крепче сжимая их связанные руки. Целует, прикрыв глаза и чувствует на плечах руки подошедшего Джина. — Нам пора, — наставник поджимает губы. Ему жаль, но они не могут задержаться ещё на пару минут. Если их раскроют, то случится беда. — Ещё секунду, рядом с мужем время стремительно бежит, а без него тянется невыносимо долго. Хотел бы я, чтобы было наоборот. Ещё секунду, — омега снова тянется к губам своего мужа, — первый супружеский поцелуй… — Иди, мой белый волчонок, — шепчет Чон, а сам не находит в себе сил, чтобы оторваться от любимых губ, — я приду к тебе. Лунный заливается румянцем и скромно улыбается. Он совсем не подумал о том, что первую брачную ночь они тоже должны провести вместе. Немного пугается, но чувствует бережное поглаживание на своих руках и усилившийся аромат кедра. Это успокаивает. Он готов вручить в эти ласковые руки не только свою душу, но и тело. Он уверен, что Чонгук не сделает ему больно, будет внимательным и ласковым любовником. А их ночь станет самым прекрасным и незабываемым событием в жизни омеги. Он снова целует, не может остановиться. Внутри рвётся сердце, умоляет не покидать истинного, не уходить, остаться с ним. Но Джин оттягивает его. Наспех убирает с рук своего подопечного красную нить и накрывает его голову белым капюшоном. — Я приду, — вновь шепчет Ночной, выпуская из пальцев маленькую тёплую ручку. Альфа внутри плачет и воет. Умоляет хозяина остановиться, не отпускать. Приковать к себе цепями и сражаться за свою любовь до последней капли крови. Ему становится слишком холодно и одиноко. Ему становится больно, словно от него отделили половину. Оторвали и отправили на другой конец света. — Я буду ждать тебя, мой муж, — Чимин дарит на прощание очаровательную улыбку и уходит, оставляя своего альфу в томительном ожидании. Сам мучается, не знает, как теперь дождётся ночи. — Что же мы теперь скажем твоим родителям, моё милое дитя? — испуганно шепчет Джин, — ведь они, самое скорое, через пару дней, представят тебе жениха. — Я уже муж и боги тому свидетели, — омега жмётся к своему наставнику, — они не смогут выдать замуж чужого мужа, верно? — Они убьют нас! — Я больше не принадлежу их семье! Не посмеют! — Чимин улыбается, а сердце Джина чувствует беду, сжимается в тревоге и обливается кровью. — Зачем я тебе это позволил! О, боги… — Потому, что ты любишь меня и желаешь мне счастья.